Восемь часов вечера. Я стою на втором этаже, наблюдая, как заключенные снова устроили то, что было совсем недавно. Только тогда был мальчик, а теперь окружили девушку. По собственному ли желанию она оказалась там? Мне видно ее лицо и чувствуется запах страха. Ее страха. Даже если она и решила быть добровольцем, это не отменяет того факта, что ее сковывает страх. Наверное, она боится боли, которую могут причинить ей, или же боится проигрыша. А может, я вовсе путаю страх с волнением. В принципе, это не столь важно, интересует лишь то, что будет дальше. Сегодня я готова досмотреть до конца. Готова увидеть финал этой игры. Мысленно ставлю на девушку. Она должна... нет, обязана победить!

 Когда ее противник — накачанный парень с грозным лицом — наносит первый удар, девушки удается блокировать его, но, отвлекшись полностью, она не замечает второй кулак, врезавшийся в область ее бедер. И я вспоминаю утреннюю тренировку. Гида сделала тоже самое, что этот парень и я точно так же получила по ребрам. Из этого, я взяла на заметку, что главное не просто бороться, бить, защищаться, но и реагировать. Реакция должна быть быстрой, внимательность повышенной, иначе грозишься остаться с россыпью синяков на теле. Это первое, что я выучила, а мне предстоит еще очень многое. Будь я сейчас на месте этой заключенной, наверняка сломалась бы спустя минуту. Она же продолжает упрямо подниматься и не позволяет выкинуть себя в руки парня.

 Когда девушка пропускает больше пяти ударов, когда на ее лице впервые проступает кровь, я сжимаю пальцами перила и поддаюсь вперед. Не моргая, смотрю за тем, что происходит внизу. Кажется, не только я затаила дыхания. Весь холл погрузился в тишину, оставив для слуха лишь звук ударов и рычание.

 Неожиданно, в карманы штанов моего комбинезона проскальзывают чужие руки и тянут меня назад. Я легонько ударяясь о спину стоящего позади парня. Я уже знаю, кто это. По запаху, по ощущениям, которые вызывает у меня близость Адена.

 Его подбородок опирается на мое плечо. Я замираю не готовая вырваться или сказать хоть что-то. Теперь мне не слышен даже звук борьбы, а перед глазами все затуманилось.

 — Наслаждаешься? — шепчет голос на ухо и по шее стрелой несутся мурашки. Это... приятно?

 — Почему ты прикасаешься ко мне? — так же шепчу я, повернув голову в бок, из-за чего наши губы оказались на ничтожном расстоянии друг от друга.

 — Потому что мне хочется? — вопросом отвечает парень, и его взгляд опускается на мои губы, но быстро возвращается к глазам.

 Словно придя в себя, вырываюсь и, оказавшись на свободе, подальше от его длинных крепких рук, делаю глубокий вдох.

 — Не надо это делать, — произношу я, кажется, через целую вечность.

 — Тебе не нравится?

 — Мне не нравится.

 — А мне нравится, — и, пока не успела опомниться, Аден хватает меня за руку и дергает на себя. Буквально свалившись на него, хватаюсь одной рукой за перила, а когда выпрямляюсь, его пальцы грубо обхватывают мой подбородок и поворачивают голову в сторону борьбы. Я вижу лежащую без сознания девушку и стоящего над ней парня. У меня перехватывает дыхание. — Смотри внимательно, потому что когда-нибудь и ты окажешься на ее месте.

 — Я никогда не стану добровольцем, — твердо отвечаю.

 — Добровольцем? — удивленно говорит Аден. Посмотрев на него, вижу поднятые брови и чуть расширенные глаза. — Кто сказал тебе, что в этом круге добровольцы? — Когда не отвечаю, его лицо словно озаряется и он шепчет будто сам себе: — Кэндал... — А потом снова смотрит на меня: — И ты ему поверила?

 — Зачем ему врать в таких мелочах?

 — Потому что это Кэндал, — на повышенных объясняет Аден, — ему никто не верит и не будет. Во всем, что он говорит, правды два процента из ста. Сюда, — он тыкает на круг людей внизу, который потихоньку рассасывается, — приходят по вызову. В этом круге действует банальнийшее на весь мир правило: не принял вызов — стал посмешыщем. И как только тобой заинтересуется больше заключенных, кто-то из них бросит тебе вызов. — Его взгляд смягчается, подойдя, он проводит холодным пальцем по моей щеке и говорит: — Будь готова, милая. Потеряешь сознание, как она и будешь лежать до тех пор, пока сама не придешь в себя. Здесь не протягивают руку врагу после боя.

 Развернувшись, Аден уходит, а я, смотря ему вслед, тихо говорю:

 — Ее нигде не протягивают.  

 ***
 Уже лежа в своей койке и заложив руки за голову, смотрю в потолок и вспоминаю слова Адена. Он говорил, что Кэндал лгун, но является ли он сам искренним человеком? Если честно, я запуталась во всем окончательно. Если утром думала, что клубок можно распутать, то сейчас понимаю, что для этого придется набраться терпения. Слишком много информации вылилось на мою голову. Одна ложь краше другой, верить никому нельзя. Но это я по-прежнему оставляю на потом, потому что ничего не могу сделать. Лишь время покажет можно ли вообще кому-то верить.

 Вдруг я действительно когда-нибудь окажусь зажатой в круг группой заключенных? Буду ли я готова к этому? Просить ли Гиду усилить мои тренировки? Пожалуй, для меня, самое страшное — быть не подготовленной. Я не хочу оказаться без сознания, как та девушка. А еще я не хочу, чтобы Аден приближался ко мне. Он странный. Его руки, который прикасаются ко мне. Его неожиданное, бесшумное появление за спиной. Его холодные пальцы. Была бы я слишком пугливой, наверняка у меня бы прошел мороз по коже. От таких людей, как Аден, лучше держаться подальше. Быть странным — не всегда значит хорошо. Странность бывает разного уровня, начиная от здоровой, "нормальной" и заканчивая болезненной, опасной.

 Если однажды Аден бросит мне вызов, я буду готова. Если кто-то однажды бросит мне вызов, я буду готова.

 ***

  — Сильнее! Боже, почему ты такая немощная! — кричит Гида и валит меня на мат. — В тебе что, вообще нет  сил?

 Я поднимаюсь и вытираю кровь с губы. Сегодня Гида жестока, совершенно не жалеет сил. Я чувствую себя отбивной, все мое тело болит неописуемо. Возможно, я бы заплакала от боли, но при этой грузной девушке,  ни за что не позволю себе такую слабость, она и так считает меня никчемным существом.

 — Ты выглядишь так, будто умрешь прямо сейчас, — фыркнув, произносит Гида и садится на пол, опершись на стену, после чего несколько секунд просто смотрит на меня, а затем говорит: — Мои удары были не так сильны, как тебе может показаться. Ты не представляешь, на что способны другие, попади под их кулак. Ты хочешь стать сильной и я все для этого делаю. Либо возьми себя в руки, либо тащи свой зад вон отсюда, поджав хвост, как плешивая собака! Я даю тебе две попытки, если со второй ты не отобьешь мой роковой удар и не положишь меня на этот пол, я своими руками вытащу тебя из этого зала, поняла?

 Молчу, смотря в ее глаза. Слова, которые она только что сказала, мотивируют меня и, сжав зубы, киваю. Я должна это сделать. Коронный удар Гиды сложен и прекрасен, но нет ни одного удара, который нельзя сокрушить.

 Встаю в стойку, внимательно следя за каждым движением Гиды.

 Я сделаю это. Я смогу. Я обязана это сделать.

 Прикрываю глаза, затем глубоко вздыхаю и открываю их. Я готова.

 Как обычно, все начинается с легких  разогревающих ударов, которые с легкостью отбиваю. Сегодня наша четвертая тренировка и так как это не то место, где всему можно научиться постепенно, я многому научилась за короткий промежуток времени. Конечно, принимать вызов мне еще рано, но по крайней мере теперь могу защититься не только ударом по животу, как это было с Сэйданом.

 Удары становятся сильнее и быстрее. Я пытаюсь предугадать их и вовремя уворачиваться. Выставив руку вперед, получаю по ней ногой и шиплю от боли, но тут же беру себя и заношу ногу. Удар-обманка, как я его называю, целится на ноги Гиды, но приходится ей по животу. Изящно — в кои-то веке — развернувшись, снова встаю в стойку.

 Гида выпрямляется и я выпрямляюсь вместе с ней.

 — Это было шикарно, — с легкой улыбкой говорит она и заканчивает, уже серьезно: — Но недостаточно.

 И снова удар за ударом. Я отбиваю и принимаю их, ожидая коронный, но он не происходит, потому что Гида резко останавливается и смотрит мне за спину. В воздухе чувствуется напряжение.

 Повернувшись, вижу того, кого слишком много. Он слишком часто заполняет собою пространство. Мне нужны передышки от этого человека. Дней, когда мы не сталкиваемся, чересчур мало, мне нужно больше.

 Да, это Аден.

 — С каких пор ты учишь деток драться? — говорит он, медленно подходя.

 — Тебя это не касается, — грубо отвечает девушка.

  Он улыбается:

  — Мило.

  Я громко ахаю, когда он толкает девушку и становится на ее место. Гида не падает, но по ее виду можно понять, что она готова наброситься на Адена, однако не делает этого.

  — Нападай, — произносит парень.

  — Я не буду этого делать.

  — И почему же?

  — Потому что не хочу. Что ты здесь вообще делаешь?

  — Это общий зал, дорогая.

  — Но здесь никто не появляется так рано.

  — Я следил за тобой, — бесстыдно отвечает он, — и выжидал момент, когда смогу войти и удивить своим присутствием.

 Мой рот открывается, а Гида закатывает глаза и подойдя к Адену, толкает его:

 — Проваливай.

 Для меня становится полной неожиданностью, когда вдруг Аден нападает на Гиду. Их борьба настолько быстра и точна, что не успеваю следить. Вот парень заносит ногу, вот девушка ее отбивает, а уже в следующую секунду Аден лежит на полу, а Гида сверху, и осыпает его большим количеством ударов. В другую же секунду, ногу Адена уже ударяется в ее живот. Пыхтя, Гида падает на одно колено и хрипит, пытаясь вобрать в легкие больше воздуха. Мне кажется, что она сейчас сдастся. Не надо испытать на себе такой же удар, чтобы понять, насколько это больно. Ощущение, как будто тебе в живот кинули баскетбольный мяч, не жалея сил, только, пожалуй, в сотни раз больнее. Я готова сорваться и упасть рядом с Гидой, но она удивляет меня тем, что поднимается и продолжает бой.

 Судя по виду, теперь Аден серьезен, ему не до шуток, он погружен в бой. Гида, без сомнения, сильный противник, но я не уверена, что она сильнее Адена, просто потому, что он парень и умеет хорошо драться. Я впитываю каждое их движение, запоминаю каждую делать, чтобы потом испробовать на деле. Пара забыла обо мне, поэтому мне приходится отойти в сторону, чтобы случайно не получить локтем в глаз. Их борьба похожа на танец. Они кружатся, изящно разворачиваются. Они — центр моего восхищения, но одновременно понимаю еще то, что мне и года не хватит, чтобы противостоять Адену. Видно, что все, что он сейчас делает, заняло у него не один месяц. Когда-нибудь, я достигну его уровня. Ничто не помешает мне это сделать.

 Я задерживаю дыхание, когда Гида отталкивается правой ногой, чтобы взлететь на миг, которого хватит для ее коронного удара. Попутно следя за Аденом, вижу, как он откидывает ногу назад и, когда ступня Гиды находится прямо у его лица, он резко меняет положение и хватает девушку за лодыжку и выворачивает ее. А после, она сокрушительно падает, корчаясь от боли. Я будто посмотрела все это в замедленной съемки, и хоть Гиде досталось, это было... потрясающе.

 Аден поворачивается ко мне. Красный, запыханный, вспотевший так, что впору выжимать. Мы смотрим друг другу в глаза, а потом он снова переводит взгляд на все еще лежащую Гиду.

 — Не смей меня толкать, малышка, не то в следующий раз останешься без рук, — говорит он ей и вновь взглянув меня, произносит, прежде чем уйти: — Увидимся.

 Когда мы остаемся вдвоем, я как идиотка палюсь на ногу Гиды, из-за шока не сразу додумавшись предложить ей помощь. Девушка аккуратно садится, обхватив рукой лодыжку и крепко стиснув зубы. Он. Просто. Вывернул. Ее. Почему мне так сложно поверить в это?

 — Чертов сукин сын! — злобно выговаривает Гида, а затем переводит гневный взгляд на меня. Я думаю, что сейчас она выместит всю злость на мне, но девушка говорит довольно мягко: — Пожалуйста, принеси лед. Он есть в столовой. Попроси и тебя дадут.

 Киваю и ухожу. Почему мне стыдно? Я же ничего не сделала! Ладно, с этим потом разберусь, сейчас надо принести лед как можно быстрее.

 Попути в столовую, я натыкаюсь на двух подростков в оливковой форме. Я так и не узнала, кто сидит здесь, помимо убийц, но случайно услышала разговор о детях в красной форме и так же случайно узнала, что ее носят те, кого засунули сюда за наркотики. Это заставило меня задуматься о том, сколько в нашем маленьком городе дерьма и насколько он сам дерьмовой. Дети распространяют наркотики не от хорошей жизни, ровно как и становятся жестокими. Жалеют ли заключенные о своих поступках, сидя в своих клетках глубокой ночью? Вспоминают ли они прошлую жизнь, или у кого-то она была настолько ужасной, что это место они считают раем? Мне бы хотелось узнать ответы на эти вопросы, но к сожалению, а может, к счастью, мне этого не дано. Единственная судьба, о которой я знаю, это Адена. Но вдруг он вовсе сказал неправду и на самом деле убил кого-то другого, нежели свою мать?

 В столовой сидят всего два человека, до завтрака еще полчаса. Они бросают на меня не заинтересованные взгляды, впрочем, как и я на них, и отворачиваются.

 — Чего надо? — грубо спрашивает пожилая женщина, когда я подхожу к окошку раздачи.

 — Мне нужен пакет льда, — так же грубо отвечаю я. Она закатывает глаза и скрывается на полминуты, после чего возвращается с целлофановым пакетиком со льдам и снегом, который падает на пол, пока она несет.

 — Снова кому-то начистили преступную рожу? — спрашивает, протягивая пакет. Видимо, здесь частенько приходят за льдом.

 — Снова, — киваю я и, развернувшись, чтобы уйти, натыкаюсь на чью-то грудь.

 — Приятная встреча. — Голос до мурашек знакомый, но мне не страшно, почему-то я впервые так уверена, что мне не собираются причинить вред. Шестое чувство, что ли.

 — Привет, Сэйдан, — отойдя на шаг, говорю я.

 — Обычно мое имя запоминают с третьего раза.

 — Тогда у меня отличная память.

 Он улыбается и на миг опускает взгляд на свои руки, однако вскоре возвращает его на меня.

 Ввиду многих обстоятельств, у меня еще не было возможности досконально рассмотреть парней и сейчас, когда ничего не мешает, я вижу насколько он прекрасен. Он чем-то напоминает мне тех парней из аниме, которых так любит моя одноклассница. Слегка узкий разрез глаз и родинка под одним из них, делает его внешность уникальной. Нет, он не красавец и про таких не говорят "симпатичный", про таких говорят прекрасен, таких называют идеальными. Но быть идеальным снаружи, не значит быть таким и изнутри, верно? И эта фраза как не кстати подходит Сэйдану. Его волосы завязаны в короткий хвост из-за чего черты лица кажутся острее. Да, такие убийцы становятся мечтаниями девушек в фильмах, но в реальности они слишком уродливы, чтобы упасть в их руки.

 — Куда направляешься? Мы можем поговорить? — задает Сэйдан два вопроса, отчего я теряюсь на пару секунд.

 — Мне нужно отнести лед кое-куда. О чем нам с тобой разговаривать?

 — Я видел, как Кэндал заходил к тебе в одно из утров, и хочу узнать, что он говорил про меня.

 — С чего ты взял, что мы вообще говорили о тебе? — спрашиваю я, и слышу как что-то падает мне под ноги. Посмотрев, вижу снег. Надо быстрее нести лед, пока я не создала тут лужу.

 — Потому что я знаю Кэндала.

 — Тогда почему ты не спросишь у него?

 — Потому что хочу спросить у тебя?

 — Ладно, давай встретимся под лестницей после завтрака, сейчас я спешу.

 — Хорошо. — И мы расходимся.

 Я не могла не заметить, что лицо Сэйдана изменилось, когда речь зашла о Кэндале. Если и Сэйдан скажет, что этому парню лучше не верить, будет ли это поводом, что мне стоит задуматься о правдивости слов, которые говорит Аден? Как я поняла, они не друзья, но их определенно что-то объединяет. Возможно, они здесь дольше всех, а возможно, что-то другое. Не знаю. Важно лишь то, что мне стоит быть начеку при встрече под лестницей, потому что я совершенно не знаю, чего ожидать от Сэйдана и действительно ли он хочет просто поговорить.