— Чем ты занимаешься? — спросил я у Саши, продолжая смотреть на серое небо.

Я, Влад, Лера и Саша стояли на улице, у входа в здание, и пили холодные напитки. Снег медленно и плавно спускался с неба. Погода была не ветреная, поэтому холод ощущался не так сильно. Я и Влад были без теплых курток, хотя я предлагал подростку одолжить пуховик у Султанмурата, охранника. Но мальчишка заупрямился и сказал, что если мы выйдем только на пять минуток, то это не страшно.

— Я вообще не понимаю, зачем мы вышли на улицу? — возмутилась Венера, кода ответ Саши затянулся. Похоже, что она собиралась с мыслями. Это был хороший шанс для Леры вставить свои пять копеек.

— Потому что, когда я был последний раз на приеме у психолога, врач посоветовала мне создавать новые воспоминания с положительной окраской, — я вытащил одноразку из кармана штанов и затянулся сладким паром со вкусом ананаса, расслабляя мозг дозой никотина. — В детстве я очень любил снег, потому что... Сестра всегда звала меня гулять в такую погоду. Но сейчас ее со мной нет, и я перестал видеть в этом погодном явлении красоту.

— Это потому что у тебя сейчас приступ сентиментальности? Из-за этого мы должны мерзнуть? — продолжала возмущаться Валерия. Моя куртка была ей слегка велика, рукава закрывали пухленькие пальчики, а капюшон лез на глаза. От этого девушка напоминала мне Бу из мультфильма «Корпорация Монстров». За неделю совместного проживания Венера перестала казаться мне угрожающей и опасной, а наоборот стала милой. То, как она утром потягивалась, сидя за столом, и широко разевала рот, когда пыталась зевнуть, было лучшим моментом, который я смог застать на неделе, поскольку вставал я позже всех остальных.

— Это первый снег. И ты портишь момент, — зло выдавил я сквозь зубы, крепко сжимая стакан в руке.

— Лер, — шепотом протянул Влад, думая, что я его не услышу. — Он буквально нам только что сказал, что мы особенные. Мы — те, кто помогают ему создавать положительные воспоминания. Чего ты такая раздражительная?

К моему удивлению, добрый и мечтательный Влад оказался тем, кто всегда осаждает ледяной и буйственный напор Леры. Хотя мне казалось, что все будет наоборот. Изначально главным врагом мне виделся длинный и болтливый язык Влада, но какого было приятно узнать, что он не всегда вышвыривает слова попусту на ветер. Иногда Влад мог просто говорить, чтобы сказать. Он всегда озвучивал свои действия, когда вставал из-за стола, говорил: «Я в комнату», — или, — «пойду учить испанский», — и все в таком духе. Мог просто ныть о том, что у него ничего не получается, хотя никто его особо не слушал, да и на реплики не отвечал. В такие моменты Венера просто обнимала Влада и говорила, что еще не все потеряно.

Я вообще завидовал Владу на постоянной основе, но уже не только потому что он был богатым мальчиком, но и потому что Лера относилась к нему по-другому. Она что-то разглядела в Фомине такое, что сделало ее гораздо более близкой с ним. Она многое позволяла себе в сторону Влада, то обнимала его, то хватала за руку, когда что-то хотела сказать: они были очень тактильны. Но я не видел в этом какого-то сексуального подтекста, скорее они были похожи на друзей или близких родственников. Так могли общаться мы с Кирой.

Наблюдая за взаимодействиями Влада и Леры, я ощущал себя чем-то обделенным. Я будто упустил какую-то часть, не взял что-то во внимание и оказался лишним. Меня будто вышвыривало за борт корабля, когда они начинали общаться на какой-то своей волне и обсуждать что-то, в чем я не разбирался. Я не понимал, что мне делать в такие моменты, поэтому не находил другого выхода — я закрывался в студии и работал над музыкой днями и ночами. Лишь к ужину я выходил из своей конуры, чтобы поесть вместе с Лерой и Владом.

Но они были шумными и чрезмерно активными, поэтому я не чувствовал одиночество настолько сильно, как раньше. Когда я выходил из студии, то всегда слышал какую-то спокойную мелодию на втором этаже. Временами из гостиной слышались какие-то слова на финском или испанском, когда Влад с учебниками разваливался на диване. Поздними вечерами, почти в то же время, что я работал над музыкой, Лера записывала монологи на камеру и рассуждала о чем-то интересном.

Два дня назад, когда я делал ремиксы на старые треки одной из популярных российских звезд, я на какое-то время вышел из рабочего кабинета, чтобы проветрить закрытое помещение и передохнуть от музыки. Я налил себе холодного Липтона из холодильника и пошел лежать на диване. Из комнаты Леры доносился громкий и буйный монолог: «Нет, девушки, это мы не понимаем! Наша задача, по мнению автора, быть тихими! Быть тылом своего мужа, помогать ему в достижении успеха, направлять! — в ее восклицаниях был слышен сарказм и еле сдержанная злость. — У нас с вами нет потребности в реализации, нет желания самим достичь успеха. Мы с вами не выходим замуж, чтобы вместе идти к цели, нет! Ни в коем случае! Мы можем только помогать, внимание, МУЖЧИНЕ в достижении ЕГО успехов! — В завершение этой фразы с грохотом что-то упало на пол. Я дернулся от этого звука. Лера была настолько проницательна в своей речи, что пугала меня и завораживала. Я сидел на диване, развесив уши. Какое-то время из комнаты не доносилось ни звука, но потом я услышал более спокойную и менее эмоциональную речь. — Самое главное и самое страшное, автор убеждает читательниц этой книги в том, что ВСЕ мужчины так думают. Что все мужчины одинаковые. Автор убеждает женщин отказаться от собственных интересов и сделать мужчину центром вселенной. И многие действительно этому верят... Верят, что счастье женщины связано со счастьем мужчины. Не в воплощении собственных целей и мечт, а в мужчине. Это абсолютно невыносимый бред, — я кивал каждому слову, соглашаясь с Лерой. Я не читал ту книгу, о которой говорила Лера, но даже если это все было в действительности написано, я сочувствовал тем, кому удалось это прочесть. — Вот вам еще противоречие, которое тут описывается на каждой чертовой странице этой книги. Автор говорит нам: «Мужчина — это простейшее существо, а женщина — сложное». Так скажите мне, почему простое существо должно возвышаться над сложным и это будет считаться счастьем? Я вам могу привести в пример простых плазмодий, которые паразитируют людей и губят их. Это тоже своего рода возвышение простого организма над сложным. Мужчины, подобные этому автору — это и есть те самые плазмодии. Женщины, вот скажите мне, вы хотели бы умереть от малярии? Хотели бы жить со Стивом Харви? А?» — это сравнение было настолько тонким и потрясающим ходом, что чуть не убило меня. Мое сердце начало чаще биться от восхищения этой смелой женщиной, которая так открыто обо всем говорит.

Той ночью я не смог пойти спокойно спать до тех пор, пока не нашел канал Леры на YouTube и не пересмотрел добрую часть всех видео. В каждом из них она говорила про ментальное здоровье, объясняла, как женщинам в абьюзивных отношениях искать помощи, рассказывала очень много про секс и все связанное с ним. Не сказать, что большинство поднятых тем были мне противны или неинтересны, наоборот, это дало мне много новых мыслей, но и были некоторые моменты, которые трудно воспринимать нормально.

Из всего, о чем чаще всего говорила Валерия, был сексизм. Она приводила множество примеров того, как он проявляется в обществе, и как это влияет на женщин. Я слушал все это и думал лишь о том, что все мужчины, проявляющие сексизм, просто боятся конкуренции. Им проще понизить самооценку женщины и выставить себя в более выгодном положении, чем на равных сражаться с сильным противником. Женщины более кропотливо подходят ко многим аспектам жизни, ведь их именно так воспитывают матери. Я помню, как мама чаще ругала Киру за всякие проделки не только потому, что она была старше меня, но и потому, что она была девочкой. Хотя мы все делали вместе и одинаковыми путями. Во всех шалостях мы были командой. «Кирилл мальчик, но ты-то девочка! Ты старше! Подавай ему пример!» — так мать учила ее ответственности. Более ответственные люди всегда на шаг впереди других.

Удивительно это говорить, но именно Кира занимала лидирующую позицию в любой социальной ветви. Она была главной между нами; она была центром любой компании; она была капитаном в женской команде по футболу; она была лидером в своей танцевальной группе и главным хореографом. Кире было все равно на мужчин, если это был не я. Она шла по головам. И то, даже меня она бросила. Сестра не была ни одной из тех девушек, что были подвержены патриархальному обществу. В школьные годы Кира никогда не стремилась соответствовать принятой норме о женской красоте. Пока все девочки наряжались и красились, чтобы понравиться мальчикам, она проводила время в зале, чтобы обеспечить себе лучшее будущее. Пока одни мечтали выйти замуж за красивого, сильного и богатого мужчину, она искала университет в Корее, который сможет оплатить самостоятельно.

Моя сестра была другой. Она никогда не позволяла ущемлять себя в обществе. Таким женщинам, как Кира и Лера, трудно противостоять. Они амбициозные и сильные. И таких женщин много. Мы это знаем и видим. И многие мужчины, в том числе и я, боимся их. Некоторые находят хороший и удобный вариант — навязать женщинам противоположные мысли. «Вы слабые, вы глупые, вы немощные», — они твердят это как один, порождая мифы. И я это начал понимать, просматривая Лерины видео.

Снежинка упала мне на нос, а я затянул ее в ноздрю, когда вдыхал прохладный воздух, чтобы в последний раз насладиться приятным морозом до того, как зайду в здание. Снежинка защекотала внутри, и я громко чихнул. Эта механическая реакция организма вывела меня из мыслей в реальную жизнь.

— Вот, он уже заболел, — Лера ни чуть не растрогалась словам Влада. — Пойдемте обратно!

— Ладно, бесишь уже, — я еще раз затянулся паром из одноразки и собрался заходить внутрь, как ко мне потянулась рука Саши Цой. Она держала ладонь кверху, как будто прося ей передать ашку. — На, — я положил ей в руку желтую пластинку, она затянулась.

— В-вы идите, а мы еще чуть-чуть п-по-о-остоим, — она повернула голову в сторону Влада и Леры, чтобы сказать им это. Те как-то странно посмотрели на нас, но ушли. — Я за-анимаюсь ювелирным делом, и-и-изготавливаю украшения пре-е-емиум класса без содерж-жания никеля, — рассказала Саша.

— М, — отреагировал я. — А почему решила снимать комнату, а не жить в квартире?

— Мне ску-учно одной, — Саша затянулась несколько раз и в блаженстве закатила глаза, — я давно не курила.

— Понимаю, — кивнул я головой. — И то, и другое.

— А ты по-очему решил найти людей для сожительства? — поинтересовалась она.

Никто меня об этом не спрашивал напрямую, а если и были какие-то вопросы, то очень косвенные. Владу и Лере было от чего-то неловко об этом спрашивать, да и мне не хотелось говорить правду. Взрослому человеку плохо жить одному. Как объяснить людям то, с чем может справиться пятилетний ребенок, но не взрослый человек? В детстве заводить друзей и налаживать контакты всегда было проще, особенно, когда с тобой всегда есть человек, готовый поддержать в любой ситуации, умеющий принимать нестандартные решения. Я имел много друзей благодаря общительности сестры, но все поменялось. Я был не приспособлен к жизни без нее, и это было мучительно.

— Такая же причина, — Саша передала мне одноразку, чтобы я тоже затянулся. Она посмотрела на меня с сочувствием и какой-то болью. Я видел в глазах Александры какую-то грусть и скорбь, будто она, как и я, лишилась чего-то в жизни и не знает, как с этим быть. Кажется она увидела что-то общее со мной, поэтому утешительно похлопала меня по правому плечу и развернулась в сторону входа в лобби, намекая на окончание разговора.

Мне было приятно, что она поняла меня без слов и так же без слов поддержала, выразив все в одном жесте. Я не хотел много болтать, да мне это и не нужно было, за меня чаще всего говорила музыка, а не слова. Я не был заинтересован в объяснениях с людьми обычным способом, а Саша, видимо, не любила говорить из-за своего недуга. Возможно, над ней так же смеялись, как над моим бывшим одноклассником смеялся я и все остальные. Возможно, она комплексовала. Она не хотела говорить словами, я тоже. Мы могли использовать другие методы общения и хорошо их понимали.

Я показал всю квартиру Саше, иногда комментируя то или иное помещение апартаментов. Указывая на двери жилых комнат, я говорил, кто и где живет, девушка кивала, и мы шли дальше. Саше очень понравилась ее будущая комната на втором этаже. Помещение было в меру просторным и светлым. По утрам с нашей стороны не светило солнце, и девушке очень понравился этот факт. Несмотря на то, что Цой всегда рано встает, чтобы ехать в ювелирную студию, находящуюся у метро Филевский Парк, она не любила, когда весной и летом солнце бьет по глазам и мешает спать. Когда Саша мне об этом сказала, я понял, что она решила снимать тут комнату на долгосрочной основе. Я был этому только рад.

Мне было не важно, кем окажутся жильцы квартиры, лишь бы они были адекватными и способными вести открытый диалог. Я не хотел долго заниматься подбором особенных людей, чтобы избавиться от пустоты, хотя бы во внешнем мире. Я не требовал слишком многого. Люди, скрашивающие одиночество хотя бы своим присутствием — это уже слишком много для меня. Хотя, временами я желал большего, чем просто иметь знакомых, но понимал, что это может оказаться лишним вложением времени и сил. Не все готовы терпеть депрессивного урода, ищущего минусы абсолютно во всем. И я старался сдерживать себя, чтобы не показать истинное лицо — лицо обиженного на жизнь ребенка.

— Слушай, м-можешь помочь перевезти ве-е-ещи? — спросила Саша, когда подписала договор и оплатила аренду. Она смотрела на меня так умоляюще, даже сложила руки в просящем жесте. — Я буду о-о-очень признательна! — в этот раз девушка протянула букву «о» не потому, что заикалась, а потому, что хотела показать насколько сильно она будет благодарна.

— А где твои вещи? — у меня был свободный вечер. В пустое время я не привык заниматься чем-то конкретным и никогда не строил особенных планов. Обычно я предпочитал лежать на диване и смотреть бесконечные, многосерийные и многосезонные сериалы, в которых не было конкретного сюжета и каждая серия была самостоятельной и законченной. Это почти никогда не вызывало зависимость и позволяло завершить просмотр в любое удобное время без мысли: «А что же будет дальше?».

— Я д-до этого снимала квартиру на Б-бауманском райо-оне, — скромно ответила Цой, смотря куда-то в сторону. — Я п-правда до конца еще не все со-обрала, — она наклонила голову и заправила прядь волос за ухо, когда локоны упали ей на лицо.

— Ну, раз уж ты еще не закончила, то я могу тебя сейчас подвезти, а потом через парочку часов забрать, — пожал я плечами, складывая руки на груди.

Бауманский район находился недалеко от Красносельского, где был расположен дом мамы. Я подумал, что было бы неплохо заехать к матери и поболтать о всякой ерунде. Из-за работы я редко приезжал домой и интересовался, как идет жизнь мамы и ее нового мужа. Они были вместе уже довольно долгое время, однако я не жаловал Олега — так звали ее суженого-ряженого. Я был рад, что мама не одна и рада жизни в браке. Вот только других мужчин в своей семье я не терпел, оттого я и не любил часто наведываться в родное место, предпочитая появляться там в первой половине дня, когда отчим на работе. К тому же, нашу с Кирой комнату давно разобрали и организовали там гостиную и библиотеку, и это всегда меня печалило.

— Тебе хватит двух часов? — я посмотрел на время: без десяти шесть. Мы сидели на кухонном островке, на барных стульях. Контракты и прочие бумажки разбросались по кафельной столешнице, пока я и Саша обсуждали детали договора. За полчаса осмотра квартиры и подписания арендного договора чай с шариками, выпитый недавно, быстро растворился в желудке, и я почувствовал голод. — Поужинаем и поедем? — я указал рукой на картонные и пластиковые коробки с едой из ресторана, стоящие рядом.

— А... — Саша перевела взгляд на еду, которую Влад принял у доставщика минут пятнадцать тому назад, когда я показывал квартиру.

— Я безвозмездно всех кормлю, — на всякий случай предупредил я, если девушка заговорит о деньгах. — Ребята наперед знали о твоей аллергии, поэтому заказали утку по-пекински. Ее тебе можно? — Саша Цой удивленно посмотрела на меня, сведя брови к переносице и вытянув губы в маленькую букву «о», но все же согласно кивнула. — Окей, — протянул я и стал распаковывать еду. — Народ! — прокричал я на всю Ивановскую, а Саша от неожиданности скривилась. — Мы закончили обсуждать детали! Идите жрать!

Влад, тусующийся где-то в районе танцевального зала, быстро начал спускаться по лестнице, как и обычно, шумно топая ногами. Лера же, как прекрасный черный лебедь, медленно и грациозно выплыла из гостиной. Влад перегнал Леру за считанные секунды и плюхнулся на барный стул, напротив Саши, и чуть не упал. Своими скоростными действиями он немного смутил девушку, поэтому очаровательно растянул губы в медовой улыбке, чтобы придать Сашеньке бодрости. Лера же спокойно подсела к Цой и протянула руки к коробке с сетом из суш, снимая пластиковую крышку, чтобы помочь мне быстрее организовать стол.

— Я та-а-ак голоден! — нараспев сказал Влад, вскрывая бумажную упаковку с бамбуковыми палочками. — Где там мой рис? — он начал шарить по коробкам, а я любезно пододвинул ему нужную. — О! В этом контейнере утка! — подросток откинул все ненужное на край стола и подал Саше блюдо, сразу хватая ее правую руку и вставляя между тонких пальцев недавно открытые палочки. Девушка смущенно покраснела, принимая неожиданную помощь. — Приятного аппетита!

— Влад, поспокойнее будь, пожалуйста, ты пугаешь Сашу своей активностью, — сказала Венера, заметив, как девушка рядом с ней дернулась, во время того, как взбалмошный ребенок активно нарушал личные границы новой соседки.

— В-все в порядке, — прошептала Цой, опустив голову еще ниже, утыкаясь в еду. — Вы все о-очень милые, — пробормотала она.

— Не дай им себя обмануть, — закатил глаза я. — Это они с виду только милые, — я достал одноразовую ложку из набора, прилагающегося к острому супу, и ткнул ею в сторону Фомина. — Особенно он.

— Эй! — воскликнул мальчишка, широко и комично раскрыв глаза и задрав брови к самому небу. — Почему это? Я очень даже милый! Самый лучший! Это вот ты весь ходишь такой, будто у тебя кот вчера умер! Вечно в мрачный и в своих мыслях! А когда у тебя плохое настроение, сразу швыряешься вещами! — раздраженно припомнил мне Влад вчерашний разговор по телефону с менеджером.

Виталий Коваленко, исполняющий роль менеджера, договорился о двух дополнительных интервью помимо запланированных, и они все касались выхода декабрьского альбома Светланы Лавириной. Виталия подговорил пиар-отдел Светланы, навязав ему идею о фейковых отношениях между нами. Эта сумасшедшая идея была подкреплена искренней заботой о моей медийности и общей выгодой для обеих сторон. Сфабрикованные отношения помогут пиру альбома Лавириной и дальнейшему выходу моих фитов с другими рэперами. Я не мог пойти против слов менеджера, поскольку у нас был подписанный договор, позволяющий Виталию делать все, что вздумается, чтобы продвигать мою личность в массы. Теперь мне предстояло подписать контракт на полгода, запрещающий заводить отношения, но разрешающий — а точнее — принуждающий меня к постоянному появлению со Светланой на публике, в социальных сетях и всевозможных премиях и награждениях. Меня ждал Ад длинною в шесть месяцев.

Все, что касалось вмешательства в личную жизнь, заставляло меня испытывать бешенство и злость. Мой продюсер, который несет непосредственную ответственность за коммерческий результат проектов, был только рад возможности заключить соглашение с популярной поп-певицей. Мне уже давно подыскивали подходящий альянс в пользу продвижения, вот только раньше это не было настолько критичной темой, как сейчас. Фанаты часто наблюдали меня в компании мужчин, а СМИ только пуще раздували непонятные и мерзкие слухи. Одни говорили, что я нетерпим к женщинам, другие складывали теории о моих взаимоотношениях со Светланой Лавириной. Мои же настоящие отношения никогда не были достоянием общественности, потому что, как говорится: личное — не публичное. Помимо этого, я никогда не хотел, чтобы сми нападали на моих бывших девушек, начиная обсуждать их внешность и личность, а после и мои предпочтения.

Когда отношения знаменитостей выползают наружу, то люди всегда находят, что обсудить и о чем посудачить. Нередко встречались случаи с ярой агрессией и хейтом. Была одна ситуация в тусовке, когда рэпер раскрыл личность своей девушки, и она оказалась вебкам-моделью. Конечно, мой приятель знал о ее бурном прошлом, вот только это не стало препятствием для фанатичных защитниц исполнителя. Фанатки посчитали, что такая девушка не достойна их кумира; они выследили неугодную и облили той лицо кислотой. Дело закончилось в суде: ненормальных и одичавших поклонниц посадили, а вот пострадавшая так и не смогла вернуть себе прежнюю красоту. С тех пор многие звезды стали скрывать свои подлинные отношения, в надежде уберечь любимых.

— Кирилл, эта возможность показать себя с другой стороны, — убеждал меня в тот день Коваленко в телефонном разговоре. — Про вас со Светланой и раньше ходило много слухов, к тому же, ты ни разу не появлялся с девушками на публике. Это заставляет некоторых твоих фанатов додумывать разные вещи, которые не выгодны бренду. Ты — чертов бренд. Под твоим именем продвигается множество исполнителей и коммерческих проектов, поэтому будь добр делать то, что я тебе говорю. Через полгода вы просто объявите о расставании, — я продолжал спорить с менеджером, но он не шел ни на какие уговоры. — Я знаю лучше, как продвигать тебя, поэтому не лезь туда, куда тебя не просят! Через неделю мы встретимся с пиар-компанией Лавириной и подпишем контракт. Продюсер настоял на этом.

— Да это же чертово рабство! Решать за меня, с кем встречаться! Вы вообще понимаете, что творите?! — в порыве гнева, я снес все, что стояло на журнальном столике: пиала с попкорном, пульт от телевизора, журналы, какие-то Лерины книги и учебники Влада.

— До встречи, Кирилл. И надень что-то презентабельное! — менеджер сбросил звонок прежде, чем я успел еще как-то возразить. Это вывело меня из себя и я разбил телефон об пол.

На крики и шум сбежались Влад и Лера. Влада я оторвал от изучения финского, а Леру от попытки нарисовать идеальную черную стрелку; из-за меня черная полоска на глазу девушки превратилась в жирную точку. Мои соседи смотрели на меня страшными глазами и не понимали, почему твориться такой бардак в гостиной. Я тяжело дышал, наблюдая за их бегающими взорами. Их зрачки метались от разбитой пиалы и разбросанного попкорна к книгам и журналам. Пульт разлетелся вдребезги: батарейки повылетали и валялись где попало, а крышка и осколки корпуса отлетели к тумбе с телевизором. Про мелкую стеклянную крошку пиалы и говорить было нечего. Мобильный телефон мало пострадал, однако по экрану пошли трещины под защитным стеклом. Я стоял посреди этого хаоса и пытался не разрушить всю гостиную к чертовой матери, крепко сжимая кулаки.

— Кирилл? — осторожно спросила Валерия. Я перевел на нее взбешенный взгляд и увидел страх в ее карих глазах. Вся моя злость резко отступила, и на смену ей пришла усталость и разочарование.

— Я скину номер телефона Зары, позвоните ей, она все уберет. Пусть заодно проведет стирку, — выдохнул я, прикрывая глаза рукой, собираясь уходить. Я не хотел видеть никого в такой сложный момент. Не хотел встречаться с осуждающими или жалостливыми взглядами. Я сделал шаг назад и наступил на крупный осколок от пиалы. Поморщился. — Черт... — острый кусок стекла не прошел дальше двух миллиметров: я резко поднял ногу и замер.

— Стой на месте, — начала раздавать указания командирским тоном Венера. — Влад, — она жестко посмотрела на засуетившегося парнишку, — принеси тапочки и пылесос. Я пойду за аптечкой.

Девушка удалилась сразу, как только проконтролировала направление Фомина в коридор. Сама Лера ушла к себе в комнату, а вернулась с ярко-розовой косметичкой; я подумал, что это самое вопиющее и опошленное создание дизайнера-извращенца, которое только можно было придумать. К тому моменту, как Валерия вновь дала о себе знать, появившись с громким вздохом в гостиной, я сидел понурый на диване и глупым взглядом смотрел в пол. Яшина уселась рядом со мной, поставив розовое нечто на стол. Она достала какую-то жидкость из маленькой сумки и заставила меня задрать ногу на диван. Не обращая внимания на мои грязные пятки, не видавшие ванны почти сутки, она начала лить на рану антисептическую воду. Я почти не ощущал боли или пощипывания, о котором предупредила Лера.

— Что случилось? Зачем ты устроил этот бардак? — спрашивала она меня так, будто я был ее непослушным сыном, которого стоило бы отругать и жестко выпороть. Я молчал, продолжая смотреть в пол. — Не хочешь отвечать? — она с громким стуком поставила пластиковую банку, как оказалось, с хлоргексидином на стол и достала пластырь из косметички. В этот момент Влад притащил пылесос и тапочки. — О, а вот и наш пылесос, — в голосе Венеры я услышал искреннее наслаждение и самодовольство. Она буквально вдавила мне пластырь под огрубевшую кожу пятки и звонко хлопнула по ноге ладонью. Я кожей ощущал волны пассивной агрессии Яшиной. И прежде, чем Влад что-то успел сказать и как-то прокомментировать обстановку, сложившуюся вокруг него, Лера скомандовала: — Кирилл, сейчас ты все тут должен пропылесосить. Надень тапочки и уберись за собой!

— Что? — я резко поднял голову на нахалку. Мозг вновь затопила не прикрытая маской ярость. Я прожег Венеру свирепым и одичавшим взглядом, сжав кулаки до побеления костяшек. — Я не стану этого делать! Я же сказал...

— Не хочу ничего слышать! — словно моя старшая сестра, она резко заставила меня захлопнуть рот. — Я знаю, какой ты богатый, и что ты можешь этого не делать самостоятельно... Но! Если ты сейчас сам все уберешь, то поймешь, что вещи нужно беречь, — Лера щелкнула меня по носу и встала с дивана, складывая упаковку пластырей и антисептик в розовую сумочку. — И тогда, прежде, чем выместить гнев на безобидных вещах, будешь думать дважды. К тому же, тут лежали мои книги по психологии и учебники Влада по испанскому. Это порча чужого имущества, — я прошелся взглядом по бардаку повторно и заметил, что некоторые рабочие тетради Влада в мягком переплете были в плохом состоянии: какие-то страницы были заломаны под собственным весом, а на корешках появились вмятины от столкновения с полом.

— Я куплю вам новые! — попытался уйти от ответственности, но девушка помотала головой из стороны в сторону и упрямо посмотрела на меня назидающим взглядом черных омутов. Такого страшного взора даже я не умел делать. — Ладно, я все уберу, — стушевался я, принимая тапочки и пылесос из рук Влада.

После этой ситуации Влад и Лера бросали на меня опасливые и заинтересованные взгляды, пытались как-то расспросить о ситуации за вчерашним ужином, но я молчал. Говорить не хотелось, да и сказать было нечего. Это всего лишь часть всех моих проблем, связанных с шоу-бизнесом. Такое происходило со всеми известными личностями, не только со мной. Пиар-отношения — это печальная обыденность и серая рутина. Я не мог как-то повлиять на ситуацию или отказаться, поэтому приходилось просто подчиняться тем людям, которых я самолично поставил выше себя. В любом случае, если эта пиар-утка выгорит, то Виталий Коваленко и Азамат Алиев — продюсер — заплатят мне неустойку в пятикратном размере или будут наказаны в суде за нарушение контрактных условий — уж мои юристы сделают все, чтобы посадить этих подонков.

— Влад, — осадила Венера мальчишку, когда тот попытался указать мне на вчерашнюю ошибку. — Мы его вчера проучили за это и взяли слово, что такое больше не повторится. Кирилл тебе еще новые учебники заказал сегодня утром. Он, конечно, извиняться не умеет нормально, однако делает это в своем стиле, — девушка ухмыльнулась и окунула рисовый ролл с тунцом в соевый соус.

— А что п-произошло? — любопытно спросила Саша и тут же покраснела. Если она подумала, что лезет не в свое дело, то я бы с этим согласился.

— Кирилл вчера с кем-то ругался по телефону и настолько сильно разозлился, что устроил погром в гостиной! Разбросал там все, что было можно, был такой бардак! Он разбил тарелку с попкорном! Я потом еще осколок стекла в горшке Симки нашел! — он запнулся, сталкиваясь с общим непонимающим взглядом и пояснил: — Замиокулькаса, который стоит на тумбе с телевизором, зовут Симкой. Так вот, — решил вернуться к повествованию Влад. — Кирилл еще сам себе ногу повредил, а потом целый час гостиную пылесосил, потому что Лера его заставила, — эмоционально поведал Влад, всплескивая руками на каждом слове, да так, что рис, прилипший к его палочкам, начал разлетаться во все стороны.

Комичный, в своей харизме и непринужденной подачи истории, Влад сумел рассмешить Сашу, заслужить снисходительный взгляд от Леры и разрядить обстановку. Вот только мне единственному не понравилось, что они решили это обсудить. Было неприятно от упоминания вчерашней истории и от душевной нестабильности, которая несла за собой вся эта ситуация. Совсем недавно у меня было хорошее настроение, но его вмиг испортили. Этот день уже нельзя было сделать хуже.

— Вообще, Кирилл не любит убираться и перекладывает эту ответственность на Зару Айдаровну, домработницу. Я еще ее ни разу не видел, но она, вроде бы, должна прийти на этой неделе...

— Ладно, — холодным голосом оборвал я доверительную атмосферу, которую так пытался создать Влад пустой болтовней. — Пойду, отолью, — я вылез из-за кухонного стола и засунул пустую тарелку из-под супа в пакет, в котором пришла доставка, используя его в качестве мусорного мешка. — Саша, доедай и собирайся. Я отвезу тебя на Бауманку, — я прочистил горло, слегка кашлянув, и пошел в прихожую.

Мне в спину ударило три обжигающих взгляда, я мог почувствовать их даже сквозь одежду. Ребята были недовольны моим поспешным уходом, однако понимали, почему я это сделал. Когда общество людей мне надоедало или общение начинало приносить дискомфорт, я не находил выхода проще, чем избегание или молчание, когда ситуация не располагала к успешному побегу. Какое-то время на кухне еще царила напряженная тишина, но затем снова раздался голос Влада, и я услышал звонкий смех Саши, заразительный и приятный. Ее заливистый смех напомнил мне звон колокольчиков, которые раздавали в детском садике на занятиях музыкой, и шум морского прибоя. Мне даже самому захотелось узнать, чем же Влад так рассмешил Сашу.

«Они перетянули ее на свою сторону», — раздраженно подумал я, заходя в туалет и закрываясь на замок. Почему-то было всегда обидно упускать какие-то важные моменты общения между моими арендаторами. Мне даже показалось, что они превращаются в других людей, когда я не вижу, и общаются совсем на другие темы. «Ну, естественно, они обсуждают меня и находят это смешным», — промелькнула внезапно печальная мысль, выбивая мир у меня из-под ног. Так и хотелось узнать, о чем они говорят, правдивы ли мои догадки? А если посмотреть на ситуацию под таким углом: я — арендодатель, закрытый и необщительный человек — очевидно, что люди, снимающие у меня комнату, найдут повод это обсудить и перемыть косточки. У Леры, Влада и Саши есть одна общая и главная, объединяющая их тема — я. На этом фоне они гораздо ближе друг к другу, чем ко мне. Это элементарно, Уотсон!

Когда я вышел из туалета, трижды помыв руки на нервах, то увидел уже готовую к выходу Сашу. Она безыскусно мне улыбнулась и кивнула на дверь, мол «пойдем уже». Я надел обувь и накинул пальто поверх толстовки, поменял ключ от гоночной машины на ключи от внедорожника, чтобы точно уместить все вещи Саши в один заезд. Открыл дверь, потянув за ручку, пропустил на выход девушку, а потом покинул квартиру и сам. Мы спустились на подземную парковку, и прежде, чем сесть в автомобиль, я сказал:

— Предупреждаю: я агрессивный ездок, неаккуратен на поворотах и резко торможу. Если у тебя все плохо с вестибулярным аппаратом и желудком, то пакет в бардачке, — мы прошли за колонну, на которой было отмечено место и ряд парковки. — И, — добавил я, приближаясь к машине, — не хлопай дверьми, они сами плавно закрываются, — я грозно посмотрел на Сашу, чтобы увидеть понимание в ее серых глазах с желтыми вкраплениями у зрачка. Я открыл машину, зажав кнопку на электронном ключе, и мы сели в кожаный белый салон, пропахший незамерзающей жидкостью для омывания стекол, которую я заливал недавно. — Тут есть блютуз, можешь подключиться и слушать свою музыку, я не против. Ехать нам двадцать минут. Пристегнись, — девушка сделала так, как я сказал.

Я завел двигатель, снял машину с ручника и вдавил педаль газа, трогая машину с места и выезжая с парковки. Саша вжалась в пассажирское кресло и ухватилась за дверной подлокотник, не ожидав бешеной скорости, с которой я выезжал из подземки. Когда я вывел автомобиль на набережную, снижая скорость, она рвано выдохнула и полезла в карман куртки за телефоном, чтобы подключится к колонкам.

— Как н-называется... — свет включенного экрана телефона осветил салон и это стало мешать вождению, поэтому я перебил Сашу:

— Понизь яркость, — я откинулся в кресле, держа управление машиной правой рукой, а левой начал настраивать блютуз. — Сеть называется «BMWx5», — все же ответил я на вопрос, когда Цой послушно выполнила мою просьбу.

Через пару секунд, когда на сенсорном мониторе в автомобиле высветилось оповещение о подключении нового устройства, из колонок полилась медленная и мелодичная песня с приятным голосом певца. Я услышал что-то знакомое, посмотрел на дисплей и увидел розовую обложку альбома BTS две тысячи восемнадцатого года. Смешок незаконно и неконтролируемо вырвался из моего рта, вызывая растерянность у Саши. Она подняла голову, отрываясь от смартфона, и посмотрела на меня озадаченным взглядом.

— Что-то не-е т-так? — взволнованно спросила она, выключая телефон и занимая оборонительную позицию.

— Да нет, — я перевел взгляд на дорогу, включая поворотник, чтобы объехать впереди движущуюся машину. — Просто моя сестра тоже слушает эту группу, — крутанул руль и объехал маленькую красную легковушку, которой управляла женщина, и несколько раз мигнул ей аварийкой. Саша заинтересованно наблюдала за моим вождением и ждала продолжения. Я не стал ее томить: — Кира. Ее так зовут. Она международный танцор. Какое-то время она занималась кавер-танцами, когда забросила хип-хоп и любительское акро (п.а. «акро» — сленговое сокращение слова «акробатика»). Все мозги мне промыла с этими азиатами в две тысячи одиннадцатом году, но тогда масштаб был абсолютно другой у всего этого. Даже в Корею переехала ради культуры, — я немного помолчал, пожевал губу и добавил: — Так что я не имею ничего против, к тому же, песни у них неплохие.

— Для русского рэпера вроде тебя? — усмехнулась Саша, отворачиваясь к окну.

— Так ты меня все-таки узнала? — хмыкнул я, резко тормозя перед строем машин у светофора на перекрестке. Саша немного прикрыла глаза от неожиданности, но усидела на месте. — Я сразу догадался, когда ты сказала, что мое лицо тебе знакомо.

— О т-тебе ходит мно-ого слухов в интернете, п-п-поэтому и знаю, — равнодушно и безэмоционально сказала Саша, будто лекцию глупым и раздражающим студентам прочитала.

— Пф, я и не рассчитывал на то, что ты моя фанатка! — прыснул я, дергая машину с места, как только загорелся зеленый свет, и очередь из машин двинулась вперед. — Я бы ни за что не пустил фаната в свою квартиру. Пресмыкающиеся и сумасшедшие мне не сдались от слова совсем, — жестко оформил я свои мысли относительно фанатов.

На секунду я отвлекся от дороги и посмотрел на точеный профиль Цой. В свете желтоватых уличных фонарей и отблесков сверкающих вывесок, встречающихся на мимо проносящихся зданиях, ее бело-розовые волосы будто меняли цвет на ярко-оранжевые оттенки заката, а ровная и жемчужная кожа, казалось, приобретала песочный оттенок и напоминала мне берег моря. Сама девушка выражала абсолютное спокойствие и умиротворение, словно я не сказал ничего такого. Но глаза показывали недовольство, холодные и колкие. Саша виделась мне тихим океаном, замершим перед бурей: погода изменится, и он рьяно разбушуется, неся за собой разруху для одиноких кораблей.

— Это высо-о-окомерно, — заметила Саша спустя пару минут молчания, вновь включая телефон и теряя интерес к разговору.

— Это реалистично, — парировал я, прибавляя газу.

Остальную часть дороги мы ехали молча, слушая песни корейских групп. Я иногда поглядывал на Сашу, пытаясь понять, что же заставило ее резко закрыться и прекратить разговор? Было понятно, что она, как фанатка многих корейских поп-групп, члены которых хорошо отзываются о фанатах на публике, не могла принять того факта, что не все знаменитости готовы боготворить тех, кто приносит им деньги и популярность. В России так вообще с этим обстоят проблемы: многие звезды искренне говорят о своей неприязни к каким-то представителям фан-сервисов. Я, конечно, не делаю это в открытую, но если есть возможность высказаться знакомым или друзьям, я не скрываю своих мыслей. Отстаивать свои права на неприкосновенность частной жизни или на личные границы — в моих правах — никому этого не изменить. Если поклонники переходят границы, то есть смысл об этом говорить.

Люди склонны преждевременно осуждать других, делать свои выводы и строить предположения — я такой же. Ничем не отличаюсь от других. И я не был тем человеком, который станет объяснять свою позицию, если о ней не спрашивали. Цой не интересовалась моим опытом в музыкальной деятельности и индустрии, значит ей это было неинтересно. А зачем переубеждать человека, который не заинтересован? Нет смысла стараться отбелить свой образ, потому что жизнь не белая и не черная. Всегда найдутся люди, пытающиеся осудить за обычную ерунду или желающие оправдать человека за абсолютно непростительный грех. Я не ставил себе цель быть хорошим или плохим. Я просто пытаюсь жить, как все.

Мы подъехали к дому, откуда съезжала Саша. Я высадил ее на тротуаре, мы договорились встретиться к девяти часам вечера на том же месте. Девушка пошла в сторону подъезда, а я отправился в Красносельский район, находящийся в двух минутах езды от Бауманской. Знакомые жилые дома и магазины провожали меня к старой пятиэтажке на Нижней Красносельской улице, рядом с мостом, возвышающимся над железнодорожными рельсами. Тут я провел все свое детство, зная район, как пять своих пальцев. Со временем тут многое поменялось, однако местный антураж оставался прежним.

В доме не было лифта, поэтому мне всегда приходилось подниматься по лестнице, встречать старых соседок, здороваться с ними и выслушивать прекрасные и складные речи о том, каким крохой я был со своей сестрой. Нередко пожилые соседи ругали меня за то, что навещаю мать раз в год и то по обещанию. «Сестра твоя, так вообще забыла дорогу сюды!» — высказалась баба Маша со второго этажа однажды. Старые люди больше беспокоятся об одиночестве, ведь их дети и внуки давно выросли и покинули их. Соседок можно понять, они не хотят такой же участи для моей матери.

Я позвонил в дверь, долго задержав палец на кнопке звонка, продавливая ее в самое основание пластикового корпуса. Трель послышалась внутри квартиры, а потом раздались быстрые шажочки женщины. Моя мама была низкой, не выше метра и шестидесяти сантиметров, однако мы с сестрой вышли высокими: что Кира, что я — метр восемьдесят. Стены в доме были тонкими, поэтому я хорошо мог расслышать ее быстрое приближение. Я с детства любил долго давить на кнопку звонка, отчего его часто приходилось менять.

— Дорогой! — мама быстро догадалась, кто является ее поздним гостем. Стоило двери распахнуться, как немолодая женщина кинулась мне на шею, заключая в жесткие и удушающие объятья. Несмотря на низкий рост и возраст сорока семи лет, она была на удивление сильной женщиной, способной убить одним лишь движением пальца. — Ты живешь все в той же Москве, а приезжаешь редко! Как ты вообще смеешь появляться после такого у этого порога! — мама шутливо ударила меня по плечу. — Да еще и без предупреждения! А вдруг у меня дела?

— Что, с Олегом, Марья Петровна? — я пошевелил бровями вверх-вниз, намекая на очень деликатную тему. Мать отошла от меня на несколько шагов и покраснела как школьница. Уж кто-кто из нас двоих был стар — так это я. Мама была молода душой, это о многом говорило.

Краева Марья Петровна была моей матушкой. Сильная духом и смелая по жизни. Она была сильна не по годам, когда рожала и воспитывала нас с Кирой. Во многом ей помогла бабушка, однако она быстро нас покинула; я даже ее не запомнил. Маме было трудно справиться в одиночку, но она смогла нас вырастить достойными и несгибаемыми людьми, как она сама. Марья — железная женщина. Я ни разу не видел, как мама плакала, несмотря на все трудности, что были у нее в жизни. Родить двух детей в двадцать один год — это значило похоронить молодость и отдать всю себя для самых дорогих людей. Мама по-настоящему зажила только тогда, когда мы с Кирой съехали от нее, чтобы начать самостоятельную жизнь.

Олег, отчим, взял на себя ответственность обеспечивать маму, чтобы она больше никогда не работала на износ, как было во времена моего детства и подросткового возраста. Он даже помог Кире с учебой в Корее, поскольку она была не из дешевых. Мама и Олег познакомились благодаря работе в офисе. Он был ее начальником, а она секретарем, в небольшой фирме по импорту белорусской косметики. Они долго скрывали свои отношения от сотрудников и семьи, чтобы не возникло неприятных вопросов. Вдобавок, мама всегда беспокоилась за нас, детей, что мы не примем нового человека в доме. И это было правдой. Я до сих пор не могу допустить мысли, что моя мать не святая (хотя, о чем тут говорить, она родила Киру и меня от какого-то негодяя, не способного принять на себя ответственность; Олег был во многом лучше, чем человек, ставшим донором спермы). А Кира приняла отчима, как родного отца, и даже нежно называла его «папуля» в каких-то несерьезных разговорах.

— Как ты смеешь мать по имени называть?! Да еще в таком тоне! Ни стыда, ни совести! — она отошла с порога и позволила мне зайти в квартиру. — Раздевайся, коль пришел, юноша! И чтоб впредь я таких намеков от тебя не слышала! Вот еще! Будет ко мне в постель лезть!

— Мама... — я закатил глаза, начиная разуваться.

— Ты бы хоть что-то к чаю принес! Я тебя таким не воспитывала! — продолжала она читать нотации прямо в дверях. Мама несерьезно это говорила, я понял это по ее игривому тону.

— Мам... — пытался я вставить еще что-то, но мне не дали возможности, забирая куртку и вешая ту на крючок.

— Я знаю! У тебя опять закончилась вся еда, и ты пришел меня обобрать! Ну ладно, так уж и быть! Всучу я тебе парочку солений! Мы с Олегом столько в огороде выращивали, выращивали, банки закатывали, что за всю зиму не съедим! Ты на машине? — она уперла руки в бока и испытывающе на меня посмотрела.

— Нет, на метро, мам, — снова закатил глаза я. Она цокнула и грозно посмотрела на меня серыми глазами, похожими на две льдины, желающие проткнуть мне голову прямо здесь и сейчас. — Конечно, на машине, мама, — быстро исправился я, зная, что за сарказм и неуважение можно получить смачный подзатыльник.

— Ну вот и славно, — нежным голосом ответила мама, быстро оттаяв. — Проходи на кухню! Я сейчас чайник поставлю, будем чай пить! Расскажешь мне все сплетни со своей работы! Как Светочка, кстати, поживает? — она ушла вглубь квартиры, на кухню. — Говорят, скоро у нее новый альбом под твоим руководством выходит? — послышался ее голос из-за стены.

— Только не начинай это, мам! Я с ней не встречаюсь! — крикнул я, проходя в ванную, чтобы помыть руки. На кухне, в нашем доме, руки мыть было нельзя, поскольку: «Эта раковина предназначена для ополаскивания посуды, а не для уличных микробов!» — хотя я прекрасно знал, что кухонную мойку мама очищает каждый день, и ничего страшного бы не случилось, если бы я помыл там руки.

— Как это не начинать?! Тебе скоро двадцать шесть лет стукнет! Пора уже семьей обзавестись! — громко выкрикнула она под шум закипающего электрочайника. Я вышел из ванной и пошел на кухню, чтобы увидеть, как она хлопочет у стола, расставляя чашки и вазочки с вафлями. Я оперся на дверной косяк, наблюдая эту небольшую и уютную идиллию. — Вот у моей подруги дочка замуж вышла недавно, скоро первенцев делать будут! Я тоже внуков хочу!

— Мам, вот куда тебе в бабушки заделываться? Ты для себя еще не пожила, а уже внуков хочешь? Ты еще, наверное, сама родить сможешь, — усмехнулся я.

— Это я-то? Смеешься? Мне уже пятый десяток! — возмутилась она, тряхнув блондинистыми волосами, чтобы убрать челку с глаз. — Ты мою седину видел? — она опустила последнюю вазочку с сухофруктами на стол и руками раздвинула пышную укладку, чтобы я смог разглядеть отросшие седые волосы.

— Так ты еще больше с внуками поседеешь! — рассмеялся я, усаживаясь на табурет, стоящий у стола. — Да и я не готов к семье. Мне одной работы до конца жизни хватит.

— Вот же ж дура я! Вырастила на свою бедную голову двух амбициозов! Что ты! Что Кирка! Одна работа в голове! Разговаривала я с ней на той неделе по этому... Как его? Вайцапу! — мама вздохнула и тоже села за стол. — Готовится к очередному конкурсу со своей командой. Мало ей заслуг... Лицо у нее такое уставшее было, замученное... Из зала не вылезает, наверное. Как и ты! — резко сменила тему мама, переключаясь на меня. — Закрылся в своей студии! И все! Не видать! — она всплеснула руками. — Вы хоть когда-нибудь отдыхаете, а? — укор звучал в словах матери. Ей было трудно наблюдать за тем, как мы вечно работаем. Она сама без продуху все время работала и не хотела такой участи для нас.

— Мам, я всю жизнь наблюдал твое уставшее лицо. Поверь, это мы еще отдыхаем... — я притянул к себе чашку черного чая, медленно отпивая горячий напиток.

— За чем только гонитесь, я не понимаю? Денег у вас полно, слава, статус... Зачем вам столько? — мама никогда не могла понять всех тонкостей работы в сфере развлечений. Единственное, что она знала — это приносит огромные доходы и кучу проблем, связанных со славой. Уж про мою и Кирину контрактную деятельность она была наслышана порядком больше, чем другие.

— Мам, статус поддерживать надо. Сейчас не все так, как было в девяностые. Раньше было достаточно получить звание «Заслуженный народный артист» и все, вот и вся жизнь готова. А сейчас конкуренция. Люди становятся популярными буквально по щелчку пальцев, а удержать славу не всем под силу. Люди в шоу-бизнесе приходят и уходят вместе с трендами, поэтому нужно быть на плаву. Один раз пропал — пропал навсегда. Исходя из этого, мы с Кирой и пашем, как лошади, — объяснил я.

— Да, жизнь сейчас другая, — снова вздохнула мать, тяжелым взглядом смотря в чашку с плавающими на дне чаинками. — Все у вас с Кирой не так, как у людей! — она добавила побольше сахара в чай и аккуратно все перемешала ложечкой так, чтобы не создавать лишний шум. — И все-таки. Какими судьбами пожаловал? Чтобы сын навестил родную мать? — она неверяще посмотрела на меня, как будто впервые увидела. — У тебя же сейчас работы невпроворот? Альбом выпускаете?

— Да я мимо проезжал, решил заехать, повидаться. Дел у меня и впрямь много, — слукавил, как и всегда. У меня было много свободных вечеров, вот только ехать я не хотел. — А где Олег?

— По работе задерживается, — прохладно ответила мама, отвернув голову к окну. Я знал это поведение, знал эту тревогу в сжимающих кружку пальцах, знал, что в ее глазах сейчас томится печаль. Ее что-то беспокоило и угнетало.

— Что-то не так? — осторожно спросил я.

— Он так задерживается уже вторую неделю. Возвращается к девяти. Не знаю, что и думать, — она повернулась ко мне, одаривая угрюмым взглядом. — Вот заведу собаку, а он вернется так однажды домой и спросит, что это значит? А я отвечу, что пока его дома не было, я приняла решение за двоих! Вот и пусть думает!

— Мам, ну ты как ребенок! Просто обсудите проблему вместе. Если ты думаешь, что он тебе изменяет, то ты ошибаешься. Я видел его взгляды в твою сторону. Олег тебя боготворит, — попытался я успокоить маму. — Даже если он тебе изменяет, я пришлю юристов. Они устроят вам такой развод, что он будет по гроб жизни тебе долг отдавать. Не зря же они вам брачный договор составляли, — я мрачно усмехнулся, представляя, сколько Олег будет должен ей выплатить за развод по причине измены.

Мама объявила нам с сестрой о своем желании выйти замуж, когда мы только-только начали устраиваться в жизни. Я, будучи студентом последнего курса, имеющим неплохие гонорары с первых рэп-альбомов и концертов «для своих» с аудиторией не превышающих тысячи человек, нанял пару человек, чтобы они подготовили брачный договор для мамы. По-другому я ни за какие коврижки не принял бы нового человека в семью. Мама же гналась за нашим с Кирой одобрением, по этой причине не стала мне противоречить, хоть сначала она и восприняла идею в штыки. Но я аргументировал свою позицию подобающим образом. Так я проявлял свою заботу о мамином благополучии. Я был единственным мужчиной в семье, кто как не я должен беспокоиться о своих единственных женщинах? Если бы Олег отказался подписывать бумаги, то о его намерениях стоило бы забыть. Несерьезность стало бы видно издалека.

Когда дело касается чего-то действительного серьезного, я ни за что не позволю себе прогибаться под чьими-то желаниями. Я всегда делал все так, как говорили мама и Кира. Все их требования и желания по отношению ко мне выполнялись точно и идеально, даже если мне самому было от этого некомфортно. Так поступают мужчины: делают все, чего хотят женщины. Это наша обязанность — заботиться о лучшем, что есть в нашей жизни. Так меня воспитывала мама. В важные моменты, я умел брать на себя бразды правления и принимать выгодные, а главное, правильные решения.

— Боялась, что ты скажешь, что морду ему набьешь, — мама смущенно скрыла улыбку за чашкой чая, поигрывая искрами в веселящихся глазах.

— Если попросишь... — уклончиво ответил я.

— Дурачок...

***

— Господи, что у тебя в этой коробке? — я поднял самую большую и самую тяжелую коробку и поставил ее в багажник автомобиля.

После парочки часов, проведенных с мамой за чашечкой чая, я отправился обратно в соседний район. Саша написала, что нужна помощь с коробками: ей трудно таскать их из лифта, поэтому мне пришлось подниматься к ней на этаж и вытаскивать вещи на улицу, одни коробки за другими. Меня, как обычного человека без притязаний к чему-либо, удивила эстетика перевозки вещей: два розовых чемодана с изображением сердечек, голубая спортивная сумка, пять фиолетовых коробок из IKEA в желтый горошек, нанесенный вручную, криво-косо кисточкой, и один доисторический саквояж в голубо-белую полосочку. Яркое непонятно-что, называющееся багажом, как нельзя кстати подходило под необычный и творческий образ Саши.

— Там а-а-альбомы моих любимых групп, биндеры с к-ка-арточками, лайтстики и виниловые фи-и-игурки, — прокомментировала содержание Саша, помогая мне с погрузкой. Она ставила чемоданы внутрь салона, пока я занимался остальными вещами.

— Это все твои вещи? — я обвел рукой все предоставленное богатство. Среди моих соседей Саша была девушкой с наибольшим количеством барахла, если не считать растения Влада.

— Н-нет, половину я отправила в фо-онды. Не-е люблю, когда с-старые вещи залеживаются. Когда переезжаю, в-все-егда разбираю ненужный х-хлам, — Цой осторожно закрыла дверь машины, слегка придерживая ту, чтобы не привлекать мое внимание. Девушка точно не хотела, чтобы я ругался на нее из-за пустяков.

— Хорошее дело, — я отправил спортивную сумку в багажник — внутри гремело что-то металлическое и стеклянное — к коробкам и нажал на кнопку закрытия, пятая дверь сама медленно опустилась и спрятала за собой пожитки Саши. — Садись в машину, — я бросил взгляд в сторону скромно стоящей и ожидающей меня девушки, чтобы удостоверится, что та не дрожит от холода в своей розовой юбке. И все-таки я был неправ, мороз под ночь решил никого не щадить, а Саша не переоделась, прежде чем выходить на улицу. Я снова вернулся к багажнику и достал оттуда серый плед, который никак не мог вытащить с лета.

Последние дни августа вышли теплыми, температура доходила до двадцати шести градусов, поэтому перед отъездом Киры и Гриши, мы решили сходить на пикник в парк. Мы поехали в Коломенское, сидеть у речки. По рабочим дням там всегда было тихо и немноголюдно, особенно в дневное время, когда мамочки с детьми давно разошлись, а старички только начинали отправляться по домам, чтобы успеть к началу прокрутки сериалов на телеканале «Домашний». Молодежь не особо любит культурные места, поэтому там и не появляется. Чтобы попасть на речку, нужно обойти множество памятников старой культуре: церкви, храмы, смотровые, башни и многое другое — а это вызывает скуку у современного поколения, ведь при необходимости на старые и никому ненужные постройки можно посмотреть и в интернете, а речку можно и в центре найти. Коломенское пользуется популярностью исключительно у старшего поколения и у школьников, которых насильно вытащили на экскурсию.

У спуска на речку всегда стоял передвижной ларек с мороженым. Там стояла женщина преклонных лет и мило всем улыбалась, предлагая холодный десерт. Кира, Гриша и я взяли себе тогда по большой порции мороженого и поплелись в самую дальнюю часть берега у реки. Между речным бережком и крутым подъемом, похожим на овраг, проходила мощеная дорожка с лавочками по каждому краю. Мы шли и игнорировали лавочки до тех пор, пока не нашли уютную часть у подножья спуска, под деревом. Мы расстелили шерстяной плед, разложили фруктовые нарезки, маленькие пироженки и бутылки с чаем. Кира разместилась в самом теньке, чтобы не поймать солнечные поцелуи — она берегла молочную кожу от загара — а я и Гриша сидели ближе к солнцу и обсуждали недавно посмотренный ситком. Недалеко от нас, через дорогу, ближе к берегу, сидел рыбак с длинной удочкой. Он заснул, разморенный солнцем, а рыба давно клевала, дергая поплавок, без возможности соскочить с крючка. Вокруг было совсем тихо, лишь пчелки жужжали где-то рядом, и прибой воды шептал свою песню.

Я с замиранием сердца вспоминал ушедшее лето. Чудесное лето так скоропостижно покинуло меня вместе с Кирой и Гришей, оставив только теплые воспоминания. Они грели лучше, чем солнце, куртка, печка, теплый пол или батарея. Потому что согревали не тело, а душу. Я вздохнул, держа плед в руке; вновь закрыл багажник и уселся в машину.

— Держи, — протянул я плед Саше. — Не люблю, когда печка сильно топит в машине, а ты замерзла, — кусок шерсти все равно нужно было вернуть в квартиру когда-то, и я выбрал именно такой способ. Если бы сейчас я его не достал, то, наверное, он бы там пролежал до весны, если не до следующего лета. Саша благодарно мне улыбнулась, разворачивая плед и накрывая им задрогшие колени и бедра. Я тронул автомобиль с места и помчал обратно домой.

Разгрузились мы довольно быстро. Я подкупил одного из охранников, попросил того помочь с вещами. На подхвате был еще Влад. Когда с коробками и чемоданами было покончено, Саша занялась распаковкой, а помочь ей вызвалась Лера, завершившая работу над новыми видео. Я же отправился в домашнюю студию, чтобы набросать новую песню, которая заиграла в голове, как только я погрузился в воспоминания из лета.

Напавшая на меня грусть с оттенками одиночества вновь вылилась в медленную и душераздирающую мелодию. Я нажимал на клавиши пианино и не мог понять, откуда во мне столько тоски. Подобных песен набралось уже порядка дюжины штук, их бы хватило на альбом, вот только я не был тем человеком, который бы взялся исполнять трагичные тексты. Но мне действительно хотелось выпустить подобный трек-лист, показать фанатам себя с другой стороны. Мои слушатели привыкли к тому, что рэп или хип-хоп, который я выпускал самостоятельно, отображал по большей части социальные проблемы или рассказывал о жизни простых людей. Свои же душевные раны я не раскрывал путем музыки, как минимум не публично. Была всего одна песня, которую я написал для своего альбома; в ней я признавался в любви своей семье, о том, как мне трудно без нее. Но на этом мои исповеди заканчивались.

Иногда я писал о личных проблемах в песнях для других исполнителей, потому что их голоса и манера подачи больше подходили для раскрытия темы. Моя лирика быстро полюбилась фанатам поп-музыки в исполнении других вокалистов, и лишь заинтересованные единицы знали о том, что ее написал я. Мне нравилось таким способом рассказывать свои истории, прячась за чужими лицами.

Текст к мелодии родился быстро, однако выглядел просто, как три копейки. Но брал за душу не хуже истории о Хатико или того же Титаника, хоть я и находил эти фильмы довольно-таки обычными. Все свое негодование я выразил больше через музыку, чем через слова. Лирика больше напоминала любовную, потому что я не обременял себя конкретизацией человека, которому посвятил песню. Кира была для меня не просто сестрой, а частью души. Когда она далеко от меня, это всегда выливается в страдание. Я никогда и никого не любил сильнее, чем сестру, вот и песни выходят слишком глубокими и порывистыми, словно я признаюсь в чувствах любимой девушке. Скажу кому-то об истинной причине существования таких мелодий, ни один человек не поверит, что они были рождены во имя сестры. Да еще и упрекнут в инцесте, что было по-настоящему дико.

К семи утра работа была завершена и отправлена в долгий лист ожидания записи и корректуры. Я, полностью разбитый и измученный, выполз из восьмичасового музыкально транса, покидая звукозаписывающую студию, громко хлопая дверью. На кухне уже гремели ложки-поварешки, и я заинтересованно пошел на запах чего-то жирного и мясного, что в принципе было невозможно: продукты в холодильнике закончились еще вчера утром.

Наша чудесная Александра в домашней розовой футболке, растянутой чуть ли не до размера палатки, и белых шортах, еле прикрывающих ягодицы, стояла у плиты и жарила бекон с яйцами. Вытяжка громко шумела, пытаясь втянуть в себя запахи, источаемые едой, вот только это было безуспешно. На плите стояла розовая сковорода с белым покрытием внутри — видимо это и была та самая гипоаллергенная посуда из альтернативных металлов, которую Саша перевозила в спортивной сумке. Наверху, на втором этаже квартиры, Влад уже занимался самопознанием через йогу под мелодию духовых инструментов и шум воды — я еле услышал доходящие до кухни ноты, настолько тихо они играли из колонки.

— Лера еще спит? — спросил я вместо приветствия, потому что этот день для меня еще не наступил. Я все еще не ложился спать, а значит и не было смысла кого-то приветствовать.

— Д-доброе утро, — вместо ответа на вопрос поздоровалась со мной Саша. — Завтракать бу-удешь? — она достала белые тарелки из шкафчика, начиная выкладывать еду на тарелки.

— Считай, это мой поздний ужин, — я сел за барную стойку, прилегающую к кухонному островку, чтобы оказаться поближе к еде. Саша сразу же поставила перед моим носом тарелку с яичницей, кусками вареного брокколи, обжаренной морковью и кусочками бекона. — Спасибо.

— Ле-ера еще спит. И тебе не поме-ешало бы, — девушка ткнула мне пальцем под глаза, указывая на синяки, и положила рядом с тарелкой столовые приборы.

— Я смотрю, ты уже освоилась? — сквозь зубы сказал я, недовольный, что кто-то указывает мне на последствия ночного творчества. Этим делом вообще никому нельзя заниматься — потому что я и так знаю, что творится с организмом во время недосыпа — а всем, кто пытается, грозит мое раздраженное бурчание.

— Ага, — кивнула равнодушно Саша и села рядом, перекалывая пучок на голове заколкой, чтобы волосы не лезли в лицо. — Не в-выспался и зло-ой. Хватит мне с-свои зубы показывать, ты вообще не стра-ашный.

— Ладно, извини, — развел я руками и взялся за еду. В первую очередь я съел яичницу, чтобы желудку было комфортнее переваривать овощи и мясо. А Саша, наоборот, начала сначала поглощать бекон, а потом только обратила свое внимание на все остальное. — М, — я стащил бумажное полотенце с основной части кухни, расположенной у меня за спиной, и вытер рот. — Ты на работу собираешься?

— Да, сегодня м-мы заключаем сделку с брендом о-одежды, нужно подготовить пре-езентацию, — переживав морковь, ответила Саша.

— Тогда я сполосну тарелки и загружу посудомойку, а потом пойду спать, — ответил я, замечая, что девушка уже почти закончила завтрак, а у меня еще половина тарелки осталась. Наверняка Саша спешила, а я не хотел ее задерживать мытьем посуды, к тому же она приготовила завтрак на всех и, судя по пакету из доставки, заказывала продукты на дом.

— Окей, — пожала она плечами, доедая остатки и сбегая на второй этаж, переодеваться.

Я сполоснул посуду сильным напором воды и поставил в посудомоечную машину. Достал телефон из домашних штанов, открыл общий чат и написал: «Народ, кто последний заполняет посудомойку сегодня, тот ее и включает», — и со спокойной душой отправился спать. Вслед за моим сообщением, уже когда я устроился на кровати, укутавшись в одеяло, Цой написала: «Я оставила завтрак на плите, просто разогрейте его повторно». Через секунду телефон опять пиликнул: «Кирилл, я вижу, что ты читаешь сообщения. Ты же шел спать?» — попутно Саша прислала стикер какой-то супер-корейской-недовольной-звезды-айдола. Я решил ничего не отвечать, поставил телефон на беззвучный режим и закрыл глаза, проваливаясь в сон.

***

Днем я сидел за чашкой кофе и читал отредактированную версию договора, который Коваленко прислал мне заранее. «Господи, какой же это бред... Совместное появление на публике или онлайн не реже раза в неделю...» — абсурдность всей ситуации не давала мне покоя. Я скроллил электронную версию бумаг и не мог понять, зачем это вообще нужно. Светлана была хороша исключительно как коллега; она была слишком молода, чтобы годиться мне в девушки. Девятнадцать лет... А про нас ходят слухи с момента выхода ее первого альбома. Теперь нам предстояло играть пару на публике, а на меня могут политься обвинения растлении малолетних, поскольку над ее первым альбомом я взял шефство, когда ей было только семнадцать лет. Люди могут неправильно все понять, да и приписать в этот же снежный ком разницу в возрасте. «Черт бы их побрал!» — я растрепал отросшие волосы, достающие уже до самого подбородка.

Оставалось всего три дня до подписания этого проклятого контракта. И все, что я мог делать — ждать этого дня и надеяться, что в головах менеджера и продюсера что-то изменится. Но я не был готов просто ждать сложа руки, мне нужно было убедить подписчиков и слушателей, что все дальнейшее — фарс и ложь. Однако был главный момент — своими руками я это делать не мог. Мои социальные сети контролировались в угоду продвижения, популярности и сохранения статусности. А значит, мне нужны были другие способы. Мои глаза зацепились за пояснение в договоре: «В социальных сетях и на публике должно фигурировать косвенное или прямое упоминание, что сторона А и сторона Б находятся в совместном проживании на протяжении N-ного количества времени», — в этот момент я понял, как убедить людей в обратном.

— Народ, — я открыл телеграмм-чат со своими соседями и решил записать голосовое сообщение. — Мне срочно нужна ваша помощь, — я пожевал губу и добавил, — в особенности Леры. Я могу хорошо вам заплатить за небольшой спектакль!