В ТОТ ДЕНЬ ЧОНГУК ОСТАВЛЯЕТ меня одну на несколько часов. Хотя мое лицо больше не болит (я всегда быстро поправляюсь), желудок недовольно урчит, требуя пищи. Прошло полтора дня с тех пор, как я ела в последний раз.

Я пытаюсь представить, что нахожусь дома, в крепости, на одном из грандиозных праздников отца. На столе все мыслимые виды мяса, от свинины до говядины и птицы. У меня слюнки текут, когда представляю вкус тушеных овощей и сладких фруктов. Пирогов и вина. Хлеба и сыра. Если меня не накормят сегодня, придется рискнуть и вечером прокрасться на кухню.

Я зря беспокоилась.

Запах чего-то горячего и вкусного щекочет мне нос.

Как только Чонгук входит, я выхватываю одну тарелку у него из рук.

– Осторожно, – говорит он. – Горячее же.

Мне все равно. Первые несколько глотков супа обжигают мне язык. Я почти не чувствую вкуса. Кажется, даже мой желудок горит. Когда моя тарелка опустошена, я беру другую из его рук  и принимаюсь за нее.

– Прости. Я не знал, сколько времени прошло с тех пор, как ты ела в последний раз. Ты должна была сказать мне.

Я ем, даже не глядя в его сторону. Теперь я достаточно сыта, чтобы терпеливо пользоваться ложкой и дуть на горячий суп. Мои зубы жадно впиваются в овощи и картофель, который удается выловить.

Покончив со второй тарелкой, бросаю ее на пол и иду к кровати. Я все еще чувствую слабость во всем теле. Возможно, сейчас полдень, но что-то подсказывает мне, что я с легкостью могу заснуть прямо сейчас и проспать до самого утра. Слишком много ночей без сна.

Мои глаза закрыты, но я слышу, как Чонгук ходит по комнате.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь навести порядок в том бардаке, что ты устроила.

– Не мог бы ты делать это потише? Я пытаюсь уснуть. Если ты не заметил, у меня выдались тяжелые деньки.

Он фыркает, но шелестящий звук уборки продолжается.

– Хорошая идея – прибраться в каюте, – говорю я. – Мне же нужно будет чем-то занять себя завтра.

Раздается громкий хлопок, когда он бросает то, что до этого держал в руках. Я удивленно распахиваю глаза, когда Чонгук поднимает меня за руки.

– Что ты делаешь? – возмущенно спрашиваю я. – Прекрати прикасаться ко мне, как к маленькому ребенку, которого легко можно взять на руки и передвинуть, когда вздумается.

– Если ты постоянно ведешь себя как ребенок, нет причин относиться к тебе иначе.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– О моей каюте! – пыхтит Чонгук. – Посмотри вокруг. Все такое грязное. Половина моих вещей испорчена твоими дурацкими рисунками. За это тебя следует выбросить за борт!

– Ты запер меня здесь! На что ты рассчитывал? Тебе следует самому броситься за борт, потому что ты вел себя как полный идиот. И если ты так сильно хотел меня наказать, позволил бы капитану продолжать допрос, а не просил бы его остановиться!

– Ты жалуешься на то, что я помог тебе?

– У меня все было под контролем.

– Только вчера ты подняла шум из-за того, что я не заступился за тебя. Выбери уже, чем именно ты недовольна!

– Какая тебе разница, чего я хочу? Почему у тебя не хватает смелости делать то, чего хочешь ты?

Чонгук вздыхает и возводит глаза к потолку.

– Прекрати это делать.

– Что именно?

– Ты женщина. Так и веди себя подобающе. Ты не должна говорить такие гадости...

– Я буду говорить все, что захочу. Я не леди, я – пират!

– Ну, тебе не следовало становиться пиратом!

– И почему это? У меня прекрасно получается.

– Потому что пираты не должны выглядеть так, как ты, и говорить так, как ты, и делать то, что ты делаешь. Ты сбиваешь с толку. От этого у меня в голове все путается.

– Разве это моя вина? Уверена, в твоей голове был полный беспорядок еще до того, как появилась я.

Я чувствую его дыхание на своем лице. Он так близко и так зол, что я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

– Нет, ничего подобного, – настаивает Чонгук.

А потом он целует меня.

Что за... я неправильно поняла, к чему все идет. Мне хотелось разозлить его, залезть к нему под кожу. Ведь он работает на врага. Я точно не ожидала, что все закончится так мягко.

Опять же, я не могу описать это как мягкость.

Это самое настоящее раздражение, выраженное как физическая потребность. Интересно.

Я целовалась со многими мужчинами: с пиратами и с жителями суши. Обычно это случается как раз перед тем, когда я собираюсь что-то у них украсть или просто потому, что мне скучно.

Сейчас же я не могу найти себе оправдание. На самом деле я уверена, что существует множество причин, по которым я не должна целоваться с ним. Просто в данный момент не могу о них думать.

Возможно, это потому, что губы Чонгука на вкус даже лучше, чем я себе представляла. Или потому, что от прикосновения его рук по моему телу пробегает ток. Может быть, это волнение от того, что мой отец не одобрил бы подобного. Хотя он не из тех, кто слишком заботится о моем поведении. Ему наплевать на мои интрижки. Но отец определенно расстроился бы, узнав, что я целуюсь с врагом. Особенно когда я не получаю от этого никакой выгоды. Нет, подождите, польза все же есть. Если бы мне удалось обвести вокруг пальца первого помощника, то я смогла бы использовать это для выполнения своей миссии.

Когда губы Чонгука касаются моей шеи, я забываю о своем отце. Меня бросает то в жар, то в холод. Он достигает ложбинки у основания моей шеи, и я издаю тихий стон.

Он снова целует меня в губы. Обожженное место на моем языке покалывает, когда он проводит по нему своим. Я зарываюсь в его волосы пальцами.

Все просто идеально.

Но мысль бьет меня по голове, как молоток: «Происходящее не должно быть идеальным». На самом деле все не так. Я слишком долго обходилась без нормального сна и еды. Возможно, поэтому я и веду себя как глупая девчонка из таверны. Я не могу вытворять подобное. Мне все еще нужно кое-что украсть.

С большим усилием, – не физическим, а эмоциональным – я отталкиваю Чонгука.

Он тяжело и быстро дышит. Уверена, я тоже.

– Здесь и остановимся, – говорю я.

– У тебя снова идет кровь, – замечает он, касаясь моей щеки.

Я даже не почувствовала, что порез снова открылся.

– Возможно, это из-за тебя.

– По-твоему, почти все, что происходит, – моя вина.

– Конечно.

Он улыбается и снова наклоняется ко мне. Я испытываю сильное искушение: позволить ли ему сократить расстояние между нами? Было бы намного легче, если бы Чонгук не так хорошо флиртовал. Вместо этого я говорю:

– Я сказала, что мы остановимся на этом.

Он быстро отходит, как будто рядом со мной не доверяет сам себе.

– У меня есть работа, – произносит он, оборачиваясь.

– Конечно.

Жаль, что мне приходится ждать наступления ночи, чтобы продолжить обыск корабля. Все, что мне остается делать, когда Чонгук уходит, – это думать. А думать – это последнее, чем я хотела бы заняться прямо сейчас.

Я бы предпочла что-нибудь разбить.

Позже приходит Энвен, чтобы принести мне еще немного еды. Когда он уходит, я улыбаюсь. Чонгук – трус. Прямо сейчас он не готов со мной встречаться. Возможно, поцелуй все-таки был хорошей идеей. Конечно, стоит посмотреть, как этот парень будет увиливать позже.

Я немного вздремнула, чтобы подготовиться к ночи. Хотелось остаться в кровати, но сейчас у меня не так много времени, чтобы тратить его впустую. Хосок и его команда направляются к моему отцу.

Чонгук возвращается поздно. Он выглядит удивленным, увидев меня бодрствующей.

– О, я думал, ты уже спишь.

– Имеешь в виду, надеялся на это, – парирую я с улыбкой.

– И пропустить все резкие комментарии, которые ты приготовила для меня? Ни за что на свете.

– Никаких резких комментариев я не приготовила.

– Какой позор. Я надеялся повторить то, что произошло после последнего.

– Не сомневаюсь. К несчастью для тебя, я немного устала.

– Тогда почему ты не спишь?

– Как раз собиралась.

– Больше похоже на то, что ты ждала меня.

О, пожалуйста. Может, мне просто стоит вырубить его на ночь? Но я не могу этого сделать. Утром он обязательно вспомнит. Сложно придумать объяснение, почему я вырубила его, но все же осталась на корабле. Я не могу уйти, пока у меня не будет этой проклятой, непонятно где спрятанной карты!

– Просто ложись спать, Чонгук. Вот. – Я встаю с кровати и сажусь в кресло.

– Ты собираешься спать там?

– Да.

– Почему?

– Потому что я так хочу, ясно? К чему все эти вопросы?

– Это же моя прямая обязанность, забыла?

– Сейчас ты не на дежурстве, так что иди спать.

– Почему ты так отчаянно хочешь, чтобы я заснул? Надеешься позже забраться в постель?

– На самом деле я хочу тишины, которая наступит, как только ты уснешь.

Он оглядывает комнату.

– Слушай, мне действительно трудно спать, зная, насколько грязная моя каюта. Может быть, ты уснешь первой.

У меня нет на это времени. Я не могу рисковать, притворяясь, что засыпаю, пока Чонгук не заснет, потому что я действительно могу заснуть, и тогда целая ночь будет потрачена впустую.

Я раздражена. Возможно, если бы я была спокойнее, то не пришла к подобному решению так быстро. Но меня разрывает желание действовать после того, как весь день я провела без дела. Мне разбили лицо. Я все еще злюсь из-за недосыпа и, честно говоря, все еще голодна.

Поэтому я начинаю петь. Мелодия глубокая и успокаивающая. Я чувствую, как все мое тело гудит от энергии, выходящей через ноты. Я чувствую каждый уголок каюты. То, как звук отражается от дерева, просачивается в одеяла, проникает в уши Чонгука.

Он подходит ближе, пытаясь расслышать мелодию получше. Я подыгрываю ему, сокращая дистанцию между нами. Беру его за руку и веду к кровати. Околдованный моим пением, он следует за мной. Я знаю, чего больше всего в жизни хочет Чонгук – любви и принятия. Я вплетаю их в песню и приказываю парню спать, позабыв, что он когда-либо слышал мое пение.

У него нет другого выбора, кроме как подчиниться.