Когда Дженни рассказала Тэхену, что Сокджин умер, его лицо напряглось, а яркие глаза потускнели. Она боялась, что он вообще не захочет слушать о Кимах, но этого не случилось. Но, если ему и было интересно, он очень хорошо это скрывал, потому что не задал ни одного вопроса. Известие о погибели Сокджина заставило его проявить энтузиазм, хотя и неохотно.

– Джису все еще живет в том же старом доме одна?

Она назвала ему адрес и он кивнул.

– Да, это тот самый дом.

– Кажется, она чувствует себя неплохо, – сказала Дженни. – Она заплакала, когда я сказала, что знаю тебя. – Она глубоко вздохнула. – Ты должен ее навестить.

– Нет, – нахмурившись, резко ответил Тэхен.

Он отвергал самую мысль об этом.

– Почему нет?

Дженни ощутила, как он отдаляется, видела, как замыкается его лицо. Она потянулась к нему и взяла его за руку, помня слова Джису о том, что они позволяли ему удаляться вместо того, чтобы приближать к себе.

– Я не позволю тебя отгораживаться от меня. Я люблю тебя и мы с тобой заодно.

В глазах Тэхена ничего нельзя было прочесть, но его вниманием она не завладела.

– Если бы у меня была проблема, захотел бы ты помочь, или бросил бы меня расхлебывать все самой? – нажимала она.

У него мелькнуло какое-то выражение, слишком быстрое, чтобы она успела его расшифровать.

- Я бы позаботился о тебе, - и он сжал ее руку. – Но у меня нет проблем.

– Думаю, что есть.

- И ты настроена помочь мне решить их, независимо от того, считаю ли я, есть они или их нет, не так ли?

– Вот именно. Так и строятся близкие отношения. Люди встревают в дела других людей, потому что заботятся о них.

Когда-то он посчитал бы такое вмешательство в его личную жизнь невыносимым. И хотя ее настойчивость все еще раздражала его, но, как ни странно, в то же время заставляла чувствовать себя защищенным. Она была права: именно так и строятся отношения. Он понимал это, хотя такое происходило с ним в первый раз. Так или иначе, их "соглашение" превратилось в "отношения", полные сложностей, запросов и обязательств, но возвращения к прежнему он не хотел. Впервые в жизни его принимали таким, каким он был. Дженни знала о нем все, что только можно было знать, все отвратительные детали его рождения и детства. Она знала все самое худшее, но не бросила его.

В неожиданном порыве он усадил ее верхом себя на колени, так, чтобы видеть ее лицо, когда будет говорить. И физически, и эмоционально это была в высшей степени интимная поза для разговора, но он чувствовал, что так надо.

– Это было не лучшее время в моей жизни, – попытался объяснить он. - И я не хочу вспоминать его или снова там оказаться.

- То, что ты помнишь, извращено тем, что произошло с тобой к ним. Ты вспоминаешь о них как о черствых людях, которые сторонились тебя, потому что ты не был их сыном, но они чувствовали совсем не это.

– Дженни, – терпеливо сказал он. – Я там был.

Она обхватила его лицо руками.

– Ты был напуганным мальчиком. Не думаешь, что, может быть, ты настолько привык быть отвергаемым, что ждал этого и потому это и видел?

– А ты теперь психиатр-любитель?

- Для того чтобы делать умозаключения, степень не требуется. – она наклонилась вперед и сорвала быстрый поцелуй. – Она говорила временами, рассказывая мне о тебе.

– И теперь ты считаешь себя экспертом.

– Я эксперт по тебе, – фыркнула она. – Я годами изучала тебя. С той же минуты, как стала на тебя работать.

– Ты так прелестна, когда психуешь, – заметил он, вдруг начиная наслаждаться их беседой. Он с удивлением понял, что, забавляется, дразня ее. Он мог ее разозлить, но, тем не менее, она будет его любить по-прежнему. Оказывается, обязательства имеют свои преимущества.

– Тогда я стану еще прелестнее, – предупредила она.

– С этим я как-нибудь справлюсь.

– Ты так думаешь, большой парень?

- Да, мэм. – он подсунул руки под ее бедра и провокационно подвигал ее. - вполне уверен.

На мгновение ее веки тяжело опустились в ответ, но затем она широко раскрыла глаза и впилась в него взглядом.

– Не спрашивай, чтобы отвлечь меня.

– Я и не спрашиваю.

О нет, он без малейших усилий добился своего. Хотя Дженни не продвинулась в своих усилиях и убедила его, она попыталась встать. Его руки сжали ее бедра и усадили на место.

– Сиди, где сидишь! – скомандовал он.

- Мы не можем разговаривать в таком положении. Ты переводишь все на секс и куда мы так придем?

– Вероятно, прямо сюда, на эту кушетку. Между прочим, не в первый раз.

– Тэхен, пожалуйста, будь серьезнее! – простонала она, и замолчала, поразившись тому, что сама только что сказала. Она не могла поверить, что умоляла его пол серьезнее. Он был очень серьезным человеком, редко смеющимся и просто улыбающимся. Однако за последний неделю она видела больше его улыбок, чем за все три года их знакомства.

- Я совершенно серьезен, - ответил он, - и насчет нашего положения, и насчет Джису. Я не хочу возвращаться вспять. Я не хочу вспоминать.

– Она любит тебя. Она называла тебя "мой мальчик" и сказала, что наш малыш будет ее внуком.

Она завладела его вниманием, и он слегка нахмурился.

– Она так и сказала?

– Ты должен поговорить с ней. Твои воспоминания однобоки. Они понимали, что после того скверного обращения, которое тебе пришлось перенести, ты не любишь, когда взрослые приближаются к тебе. И именно поэтому они старались не трогать тебя. Они считали, что так тебе будет легче.

Его взгляд становился пустын по мере того, как всплывали воспоминания.

– Хотел бы ты, чтобы они обнимали тебя? – спросила она. – Позволил бы ты им сделать это?

– Нет, – медленно выговорил он. – Я этого не выносил. Даже тогда, когда я стал заниматься сексом в колледже, я не хотел, чтобы девушка обнимала меня. Так продолжалось до… - Он прервался, его взгляд стал рассеянным. Только руки Дженни он хотел чувствовать на своем теле, только ей позволял прижимать его к себе. Руки всех остальных женщин он удерживал у них над головой, или же устраивался на коленях, не давая им коснуться себя. И это был только секс. С Дженни же с самого начала они занимались любовью. Только ему понадобилось два долгих года, чтобы понять это.

Он никогда не позволил бы Джису или Сокджину обнимать себя, и они это знали.

Может он ничего не осознавал и потому его воспоминания были так искажены прежним жизненным опытом? Если то, что он видел, было отражением в кривом зеркале его разума, тогда ничто не являлось тем, чем казалось. Он всегда ждал, что его отвергнут. К этому его приучили побои и постоянные издевательства, которые он терпел в других приемных семьях, а он был слишком мал, чтобы все это анализировать.

– Ты действительно сможешь продолжать жить, не зная ничего наверняка? – спросила она, поближе наклоняясь к нему. Ее темно-медовые глаза были озерами, в которых он мог утонуть, и вдруг он крепко прижал ее к себе.

– Я спрашиваю жить дальше, – бормотал он ей в волосы. – Я пытаюсь строить жизнь с тобой. Позволь прошлому уйти. Бог знает сколько лет мне потребовалось, чтобы все забыть, и теперь, когда это удалось, зачем ворошить все снова?

- Потому что ты не можешь его отпустить! Ты не можешь позабыть свое прошлое. Оно часть того, что сделало тебя таким, какой ты есть. И Джису любит тебя. И это не только для тебя, но и для нее тоже. Она осталась одна в целом свете. И не жалуется, не плачется, что ты исчез почти двадцать лет тому назад и с тех пор ни разу не вернулся увидеть ее. Ей только хочется знать, что с тобой все хорошо. Она так гордилась, услышав, что ты преуспеваешь.

Тэхен закрыл глаза, чтобы помешать образам предстать перед мысленным взором, но это было бесполезно. Джису всегда была сильной личностью, Сокджин – мягче и спокойнее. Он все еще представлял себя ее костистым лицом, невзрачным, как скудный пустынный пейзаж. Она никогда не злилась, но была строгой и прямой. И еще у нее были высочайшие эталоны чистоты. Впервые за всю его жизнь у него была хорошая чистая одежда. Одежда, в которой ему было не стыдно пойти в школу.

Ему не хотелось задумываться о том, что она прожила двадцать лет, задаваясь вопросом, как там он, и волнуясь за него. Никто и никогда прежде не волновался за него, так что возможность этого просто не приходила ему в голову. Все, чего он хотел, покончит со своим прошлым, добится чего-то в жизни и никогда не оглядывается назад.

Дженни считала, что надо оглянуться назад, посмотреть, откуда ты, как пейзаж изменился, как только ты покинул его. И, может быть, так и было. Возможно, сейчас все будет вторым.

Он привычно отстранил от себя эмоции, и внезапно ему открылась логика происходящего. Он не хотел возвращаться. Он хотел, чтобы Дженни вышла за него. Дженни хотела, чтобы он вернулся. Эти три желания сошлись в одной точке, и теперь он знал, что сделает.

– Я вернусь, – мягко сказал он. Она вскинула голову и посмотрела на него большими кроткими, нежными и вопрошающими глазами. – При одном условии.

Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. Он вспомнил начало их отношений, когда она сказала, что будет его любовницей при одном условии, а он отверг его, вынудив ее принять его требования. Безусловно, она тоже вспомнила это, и он задался вопросом, не откажется ли она из принципа. Нет, только не Дженни. Она была бесконечно великодушна и достаточно мудра, чтобы понимать, что одно к другому не имеет никакого отношения. Он также признал, что не всегда будет побеждать, но пока Дженни была победителем, все было хорошо. Пока она побеждала, он тоже выигрывал.

– Что ж, давай послушаем, – сказала она, хотя все уже поняла. – Какое условие?

– То, что ты согласишься выйти за меня замуж.

- Ты низвел наш брак до условия, которое необходимо выполнить?

– Я сделаю все, что угодно, использую любые доводы, которые у меня есть. Я не могу тебя потерять, Дженни. Ты это знаешь.

– Ты не потеряешь меня.

– Я хочу, чтобы это было за подписью и печатью, с регистрацией в окружном суде. Я хочу, чтобы ты была моей женой, а я – твоим мужем. Я хочу быть отцом наших детей. – Он криво ухмыльнулся ей. - Отчасти это будет возможностью восполнить мое паршивое детство, возможностью дать моим детям что-то лучшее, и с их помощью прожить настоящее детство.

Из всего того, что он сказал, эти последние слова подкосили ее. Она уткнулась лицом в его шею, чтобы он не увидел слез, навернувшихся на глаза, и несколько раз проглотил, пытаясь вернуть способность нормально говорить.

– Хорошо. У тебя есть жена.

***

Из-за его деловых обязательств они не смогли сразу же уехать в Форт Морган. Смотря на календарь, Дженни улыбалась и строила планы на следующую воскресенье. Она позвонила Джису, чтобы ее предупредить. Не в характере Джису было бурно выражать восторг, но Дженни услышала в ее голосе неподдельную радость.

И вот этот день наконец-то наступил. Сев за руль, Тэхен почувствовал, что нервничает. Ему пришлось пожить в приемных семьях по всему штату, но в Форт Моргане он пробыл дольше всего, так что помнил его лучше. Он мог представить любую комнату в этом старом доме, каждый предмет мебели, каждую фотографию и книгу. Мог видеть Джису в кухне, с темными волосами туго затянутыми назад в строгий узел, в безукоризненно чистом переднике, прикрывающем ее простенькое домашнее платье. Мог почувствовать аппетитный запах, исходящий от печи и заполняющий весь дом. Он помнил, что она пекла яблочный пирог, почти греховный, изобилующий маслом и корицей. Он бы объедался этим пирогом, если бы по привычке не опасался, что у него отберут все, что ему нравится. Так что он всегда ограничивался одной ломтикой и заставлял себя не показывать свое восторг. Он помнил.

Он без труда доехал до дома, это место навсегда отпечаталось в его памяти. Когда он припарковался у края тротуара, у него так сдавило грудь, что он не мог вздохнуть. Это было похоже на искривление времени, словно он перенесся на двадцать лет назад и обнаружил, что ничего не изменилось. Нет, изменения, конечно, были: крыша над крылышком чуть провисла, а автомобили, припаркованные вдоль улицы, были на двадцать лет новее. Но дом все еще оставался белым, а ничем не украшенный газон по-прежнему был аккуратен, как шляпная коробка. А Джису, вышедшая на крылышко, оставалась по-прежнему высокой и худощавой, и ее изможденное лицо было таким же строгим.

Он открыл дверцу автомобиля и вышел. Не дожидаясь, пока он обойдет машину, Дженни выбралась сама, но не сделала ни шага, чтобы присоединиться к нему.

Неожиданно он понял, что не может сдвинуться с места. Ни на шаг. Через небольшой газон, разделявший их, он смотрел на женщину, которую не видел два десятилетия. Она была единственной матерью, которую он когда-нибудь знал. В груди стало больно и он чуть мог дышать. Он не ожидал, что вдруг снова почувствует себя испуганным двенадцатилетним парнишкой, только что доставленным сюда, слабо надеющимся, что ему будет лучше, чем прежде, но, скорее, ожидающим прежних издевательств. Джису, так же, как тогда, вышла на крылышко, он всматривался в это строгое лицо и ощущал только прежнее неприятие и страх. Тогда он хотел, чтобы его приняли, хотел так сильно, что сердце колотилось в грудь, и он боялся, что опозорится, намочил штаны, но не подал виду, потому что лучше уж вообще ничего, чем снова встретит неприязнь.

Джису шагнула вперед. Она была без фартука. На ней было одно из воскресных платьев, но она по привычке отерла руки о юбку. Она остановилась, не сводя глаз с высокого, сильного мужчины, все еще стоявшего у обочины. Вне всяких сомнений, это был Тэхен. Он превратился в мужчину, от которого захватывало дух, но она всегда знала, что он и будет таким, с его оливковой кожей, черными волосами и глазами, похожими на чистейшие изумруды. Она смотрела в его глаза, и видела в них то же самое, что и двадцать пять лет тому назад, когда соцработник привел его к ним, испуганному и отчаявшемуся, и так нуждающемуся в любви, что у нее заболело сердце. Она знала, что ближе он не подойдет. Он не подошел бы и тогда, если бы соцработник не тащил его за руку. В тот раз, чтоб не напугать, Джису осталась на крылышке, а не бросилась к нему. Может быть, она ошибалась, ожидая, пока его подведут к ней. Тэхену была нужна рука помощи, потому что он не знал, как сделать первый шаг.

Ее лицо медленно озарилось улыбкой. И тогда Джису, эта строгая, сдержанная женщина, спустилась по ступенькам, чтобы встретить своего сына. Ее губы дрожали, по щекам текли слезы, а руки тянулись, чтобы обнять его. И она продолжала улыбаться.

Внутри него что-то с хрустом сломалось, и он тоже сломался. Он не плакал с тех пор, как был малышом, но Джису была единственным якорем спасения в его жизни, пока он не встретил Дженни. В два длинных шага он встретил ее на середине дорожки и сжал в объятиях. Ким Тэхен плакал. Джису, обхватившая его обеими руками, обнимала так крепко, как только могла, да, словно вечно не отпустит, беспрестанно повторяя: «Мой мальчик! Мой мальчик!». С глазами, полными слез, он обернулся к Дженни, и та, обогнув машину, полетела в объятия.

Он крепко прижимал к себе обеих женщин, чуть покачивая их. Две женщины, которых любил.

Это было двенадцатое мая. День матери.