Доктор снял очки с переносицы, устало потер глаза и вымученно улыбнулся, глядя в скрипучее окно своего небольшого кабинета. Его тонкие пальцы перебирали воздух над столом, словно Доктор наигрывал одному ему слышимую симфонию.

- Мое детство - это радужные воспоминания из страны грёз. Моя мать, прекрасная женщина, садилась за рояль, и наигрывала Шуберта или Бетховена, рассказывая о своих путешествиях в юности. Я помню струящиеся звуки клавиш, словно вылетающие из-под тонких пальцев, ее низкий, спокойный голос и рядом гомон моего непоседы-брата, который не любил слушать маму, ему хотелось играть. Зато меня с самого раннего возраста увлекло каждое ее слово.

Наш дом - огромный старинный особняк, располагался на краю города. На втором этаже работал строгий отец-врач, которого мы с братом немного боялись, хотя он и помогал людям. К нему всегда вереницами шли разодетые богатые люди со своими проблемами, их холодные взгляды обжигали меня, почище огня. Я старался избегать отца и его посетителей, но мама заронила в мою голову жажду познания. Потому, когда мне исполнилось одиннадцать лет, я увлеченно начал играть в исследователя, выходя из дома в город тайком. Идти хорошо одетому мальчику по улицам одному было опасно, меня могли ограбить, похитить, убить просто из зависти. Но я чувствовал себя неукротимым путешественником, бесстрашным искателем приключений! Однако, весь мой пыл исчезал, когда меня ловил отец и наказывал за самовольный побег. Это лишь распаляло мой азарт и я становился все хитрее, уходя дальше от дома, ускользая от внимания отца и из-под опеки матери. И мое путешествие нашло меня. 

День был солнечный, погожий, осень выдалась яркая, и меня понесло прочь от дома в трущобы. Чтобы местные приняли меня за своего я переодевался в грязные, заношенные тряпки не по размеру, которые одолжил в мусорном баке у одного из домов во время предыдущей вылазки, вымазывался пылью и надевал старые сбитые ботинки брата. В таком виде не так страшно было оказаться среди отребья, однако вычислить меня было достаточно легко по целым, не сбитым рукам, полному набору зубов и румяному лицу, что я старательно скрывал. Когда я забрался в гущу грязных оборванных людей, лавируя между обшарпанными домами, то почувствовал себя снова первооткрывателем, попавшим на другую планету. Среди отходов и вони, среди дыма и смрада, бранящихся людей, кричащих детей, снующих голодных собак и кошек, я был единственным, кто смотрел на окружающий вертеп широко распахнутыми глазами.

Сколько я слонялся по улицам, уворачиваясь от цепких рук и взглядов - до сих пор не помню, но пока я гулял небо затянулось тучами и дождь застал меня на мосту через замусоренный канал. Бежать домой было глупо, я бы промок до нитки и простыл бы, в местных домах просить приюта - дело опасное, и я нырнул под мост, моля всех мне известных святых о том, чтобы не встретить там компанию из подростков или подвыпивших взрослых. Мне показалось, что святые меня услышали, под мостом действительно никого не было. Осталось только чтобы мое отсутствие не заметили дома, благо отец тогда уехал на частную встречу, а мать была полностью поглощена заботами о моем старшем брате, умудрившимся свалиться с лестницы. Потому я был предоставлен сам себе, о чем нисколько не жалел.

Ноги болели от долгого скитания по улицам и переулкам, я решил присесть на один из груды деревянных ящиков, которые были свалены под сырыми сводами моста. От кучи пахло гнилью всех сортов: гнилое дерево, фрукты, протухшая рыба, сгнившие овощи и особый запах смерти, который бывает от мяса, слишком долго пролежавшего на солнце. Дождь размеренно тарабанил по камням, капли просачивались сквозь мостовую и падали гулко в мутную воду, от чего под аркой моста прокатывалось разноголосое эхо. Я наслаждался этими звуками, прикрыв глаза, однако скрип деревянной конструкции за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться, вскочить с нагретого ящика. Из завала, как из пещеры, выползало нечто невообразимое, как мне показалось, но у страха глаза велики.

Когда первый приступ паники, превративший тело в гранитную глыбу, прошел, я увидел, что на кучу деревянного мусора выполз человек, похожий на скелет, обтянутый кожей. Чуть выше меня ростом, это, определенно, был парень немного старше меня. На тощем теле болтались обрывки одежды, он был бос, руки и ноги в синяках и кровоподтёках, длинные волосы сбиты в колтуны, в них застрял какой-то мусор, из-за грязных прядей было не разглядеть его лица. Передвигался мальчик на четвереньках, как животное, и все время тихо урчал хоть и хриплым, но мелодичным голосом. Я боялся даже пошевелиться, не представляя на что способен этот человек, потерявший всякий человеческий облик. Ноги затекли довольно быстро из-за того, что каждая мышца пребывала в напряжении, я пошевелился и несчастный повернулся в мою сторону, замолчав. Он несмело пошевелился, звук был такой, словно он принюхивается, а потом он и вовсе замер, скорчившись на ящиках сверху.

Мой внезапный знакомец проявил враждебности, скорее сам испугался, обнаружив меня стоящим возле его убежища. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я смог заговорить с ним, однако все попытки пообщаться были тщетными - парень просто молчал, пряча лицо за волосами, и старался как можно дальше держаться от меня. Успокоившись, я сел обратно на свой ящик и стал наблюдать за дождем, внимательно прислушиваясь к тому, что делает удивительный незнакомец, а он, в свою очередь, умудрялся без особого шума перемещаться по куче мусора, иногда настороженно поворачивая голову в мою сторону. Но минут через десять меня снова охватила паника, на сей раз из-за того, что звуки, к которым я успел привыкнуть, затихли, словно парень испарился.

Я медленно обернулся и увидел его, стоящего в двух шагах от меня на четвереньках. Пряди грязных волос он, видимо, откинул случайным поворотом головы и передо мной предстала жуткая картина, которую мне не забыть никогда. Изможденный синеватый лик его казался маской смерти из-за густых фиолетовых теней под глазами и на впалых щеках, губы были почти одного тона с кожей, выделяясь только свежими кровоточащими трещинами, одна ноздря отсутствовала, словно ее отгрыз мелкий зверёк уже давно и за неровные края шрама со свистом цеплялся выходящий из больных легких воздух. Но самым страшным в лице были его глаза, один из которых затянуло сплошной мертвой белой пеленой, а другой лихорадочно блестел, разглядывая меня. Я не видел подбородка и нижней губы, ведь в зубах парень держал ещё тёплую, исходящую паром крысу.

Сказать, что я был до ужаса напуган - просто сотрясти воздух, я был в шоке, близком к обмороку. Парень бросил крысу к моим ногам и выжидающе на меня взглянул. В голове пронеслись мысли со скоростью летящей пули, в которых отвращение смешалось со страхом, я вскочил и побежал прочь от этого ужасного места, но лицо юноши, который, возможно, был немного старше меня, все время стояло у меня перед глазами. Я не смог до сих пор вспомнить, как добрался в тот вечер домой, но приступ тошноты, скрутивший меня в саду и истерика после запомнились ярко. После меня ещё три дня лихорадило, я бредил и кричал, снова и снова встречаясь глазами со своим кошмаром. Иногда мне казалось, что этот парень выползает из-под кровати или из-за шкафа, однако лекарства, которые мне давал отец, очень быстро успокаивали меня. Это самое яркое воспоминание из детства, уважаемая мисс Рэй. Надеюсь, вам не было скучно.

Голос Доктора затих в комнате, ударившись о стены, кофе был выпит и печально отсвечивала на дне кружки черная гуща. Гостья только покачала головой, сделав одной ей ведомые выводы. За окном сумерки давно сгустились в непроглядную ночь, но Марго это ничуть не смущало, она накинула пальто и обронив задумчивое "Прощайте" исчезла за дверью старого дома, растворившись в тенях. Доктор закрыл за ней дверь и взглянул на картину паука, висящую над столом, улыбнулся ей и ушел в свою комнату. Теперь бессонница должна была хоть не на долго отступить.