Сквозь расшитые синим занавески едва проглядывает месяц. Кристи сладко сопит на соседней кровати. Ворочаюсь с боку на бок, включаю фонарь и исследую деревянный потолок. Навожу луч на веки соседки - но она и ухом не ведёт.

Когда мы с Тимом возвращались к остальным, я увидела старейшину, Славомысла. Хотела метнуться к нему, но не успела - он скрылся в одном из деревянных жилищ.

Он был один.

Пробовала выяснить у Дарины, где может быть Мерзкий, но она ничего не знала.

Его нельзя терять. Он - прикрытие для Дефектных, брата и сестры, кладезь эликсиров и их поставщиков. А ещё, если он долго не будет выходить на связь со своей братией, сюда направят армию краснорукавых - и всем нам придёт конец.

Тяжёлые мысли слоями ложатся сверху, и я представляю себя лазаньей. Любимое блюдо Марка. Брату плевать, где я. Он не отправил мне ни одного сообщения с тех пор, как я уехала. Думаю, если бы ему сказали, что меня раздавило огромным куском слоеного блюда, он бы выдохнул с облегчением.

Слой тревоги, начинка из паники, слой тревоги, соус нервозности... Под ними - распластанная и бессильная я.

Когда сон наконец соизволил снизойти ко мне, и я только прикрыла веки, раскатистое "Ку-ка-ре-ку-у-у-у!" заставило подскочить на ноги.

Соседка всё ещё спит. Её одеяло наполовину сползло на пол, и я укрываю её, в трёхсотый раз отмечая, как она бессовестно красива.

Выхожу на улицу. Луна закатилась за горную ограду, тропинки окутала роздымь. Ранние лучи солнца заскользили по низким крышам теремов. По поселению несётся скрипучий переклик отворяемых в новый день дверей.

Мимо проходит группа девушек. Руки к сердцу - и вниз. Приветствую их в ответ тем же движением. Мужчины умываются возле незамысловатой конструкции: кто-то нажимает на рычаг, опуская его к земле, и из трубы льётся вода. Так вот для чего эти штуковины, которые я со вчерашнего дня наблюдаю разбросанными по поселению просвещённых.

Осматриваюсь. На улице порядка пяти десятков человек. Всего здесь живет сотни три-четыре, наверно.

- Не ожидала я, что ты такая ранняя птаха! Отдохнула? Погодь, и так вижу по тёмным кругам, что нет.

Дарина же напротив выглядит свежей и румяной, будто провела несколько часов в спа-салоне.

- Иногда ты говоришь вполне понятным языком.

- Славомысл ратует за то, чтобы мы больше глаголили на языке прародителей, да мы его толком не знаем, - она отмахивается от этой темы.

- Сегодня осьмица. Последний день толоки. Поможешь мне с...

- Эй, постой, попридержи коней и поясни то, что ты сейчас сказала? О самке осьминога и толчёное.

Девушка вдруг заливисто смеётся, прикрыв рот ладонью.

- Яснозор говорил, что ты потешная! - она продолжает хихикать. - Осьминог! - Снова хихикает. - Вот умора! Осьмица - восьмой день недели, а толока - это когда мы всем родом строим для молодосуженных дом, в коем они поселятся опосля свадьбы.

Чудные. Придумали себе дополнительные дни - чтобы больше успевать?...

Мы отправляемся в курятник. Детский восторг оборачивается для меня чуть ли не испущенным духом: петух пытался проклюнуть мою тянущуюся к нему руку. Глупая птица.

Нашу корзину мы наполнили яйцами, а куриные кормушки - зерном и водой.

Относим все это в самый большой терем, резиденция старейшины, по-видимому.

Дарина просит помочь ей и с кормлением коров. Идём за сеном, которое хранится под высоким деревянным навесом.

Я примерно знаю, что оно из себя представляет, но когда мы оказываемся на месте, где под самую крышу насобрано сухой травы, и в нос ударяет её запах, в котором переплетены ароматы сразу сотни разных трав и цветов, я замираю и жадно вдыхаю его полной грудью.

- Вишенка, ты загородила мне вид просыпающегося Ярила. Отпрыгни в сторону.

Вздрагиваю от неожиданности.

На сеновале лежит юноша, нога закинута на ногу, во рту длинная травинка. Светло-коричневые, отливающие золотом волосы растрёпаны, и, похоже, не встречались с расческой пару недель. Глаза на скуластом лице сощурены, и я не могу разглядеть их цвета.

- Чего оченцы вытаращила? Окаменела? Шаг, говорю, в сторону. И ещё один. И-и-и-и бегом марш отсюда! Ха, ладно, не серчай! Можешь постоять, пока пыня не управится.

Скрещиваю руки на груди и хмуро смотрю на повесу, который кого-то до одури напоминает.

- Яснозор, хорош паясничать!

Ясно... кого-чего?!

- Это... распространённое имя? У вас много Яснозоров?

Я обращалась к девушке, но отвечает он:

- Я - единственный. Неповторимый. Ограниченный выпуск, - и одаривает меня лукавой улыбкой, говорящей "Я о тебе тако-о-ое знаю".

Сомнений не остаётся. Передо мной провидец.

Не седовласый старец с глазами, подернутыми катарактной пленкой и тихими мудрыми речами, а язвительный юнец!

На его запястье красуется антиникотиновый браслет. Тот, что продаётся в наших аптеках. Новейшая версия. Откуда у человека, одетого в шаровары и рубаху без лейблов, эта вещь?

- Как? - показываю пальцем на браслет, и Дарина поясняет:

- Пристрастился к табаку. Ему не вырвали ноздри потому лишь, что в нём открылся дар ясновидения. Но Славомысл пригрозил, что если не бросит - будет изгнан.

- И с той поры я ношу сие украшение. Красны девы, мне, ясен пень, льстит ваш интерес и в обстоятельствах иных я бы насладился вашим обществом - может, даже в этих же декорациях, - он окидывает взглядом сеновал, - но я провидец, мне потребно уединение. Берите, за чем пришли, и будьте таковы.

Не в родстве ли он с Мерзким?

- Мухоблуд и брюзга, видениями прикрывающийся!

- Ты беленишься, потому что я на тебя взор свой не обращаю, пыня!

- Королобый страмец! - огрызается девушка беззлобно, видимо, привычная к выходкам ясновидца.

Она стелет на землю "дерюжку" - так она назвала кусок грубой материи с обработанными зеленой нитью краями, берётся за вилы и накладывает сено. Поднимаем покрывало за уголки и несём в коровник.

По дороге спрашиваю о том, откуда всё-таки браслет у Яснозора.

Оказывается, он иногда совершает вылазки в мегаполис. Там и нахватался дурного. Он, в принципе, там нахватывается - Дарина не стала уточнять, как человек без чипа совершает покупки, намекнув лишь, что парень тот ещё прохвост.

- Он первый и единственный кандидат в изгои. До краев наполнена чаша терпения Славомысла.

Но выгнать его, по словам девушки, никак нельзя. Предыдущий провидец скончался пару лет назад, и дар обнаружился у Яснозора. И сейчас он единственный среди них с ясновидческой способностью.

Замешательство на моем лице легко читается, и Дарина снова смеётся своим заразительным смехом.

- Ты думала, здесь каждый второй провидец? Нашему единственному сновидцу полтора года и он ещё не может рассказать нам, что ему снится. Егда наши прародители сбежали из городов от чипов, дар получили многие. Но с тех пор прошли долгие лета. В каждом новом поколении все меньше одарённых.

***
Жизнь поселения кипит. Теперь уже все на ногах. И все при деле: девушки с ведрами в руках проходят к коровнику, мужчины переносят стройматериалы к месту той самой толоки.

Рыщу взглядом в поисках аспидно-чёрной шевелюры - тщетно. Заметив меня, к нам бодрой походкой приближается Тим.

- Тысячу лет так хорошо не спал! А ты?

- Ага.

Дарина бросает на меня беглый взгляд.

- Оставлю вас, пойду, помогу с завтраком.

- Я с тобой! Тим, встретимся позже.

Когда мы отходим, девушка шепчет мне:

- Тебе нужно поговорить с Яснозором. Хоть он и ерохвост, каких поискать, но дар-то при нём... свет пролить должен он на... кое-что.

- Я закалённая. Смогу вытерпеть его общество.

В просторной кухне суетятся с десяток женщин. Заведует всем, раздавая указания, пышнотелая, розовощекая Веледара. Ее имя шепнула мне Дарина.

- Доброутро! Помогати пришли или дармоедничать?

- Знамо дело, помогати.

- Ты, значиться, Алисина внучка? Доброокая. Вся в бабку.

- Вообще-то... - я хотела сказать, что она ошибается, но новоявленная подруга щипает меня за руку и, вскрикнув, я замолкаю.

- Не спорь с ней. Никогда! - шепчет в ухо Дарина.

Мы пришли поздно, поэтому только накрывали на стол. Славомысл сел во главе трапезы, после него свои места заняли остальные. Тим снова возле меня. По другую сторону устроилась новая подруга, чуть дальше - предовольные брат с сестрой. Сейчас никто не переговаривается, видимо, вчера, без старейшины, позволили себе нарушить местный этикет.

Славомысл полушёпотом произносит слова благодарности и берётся за ложку. За ним и остальные придвигают ближе тарелки с белой массой - кашей, как скороговоркой прошелестела мне в уши соседка, из пшена, которое из пшеницы, из которой хлеб - и посреди этой жижи желтеют щедрые куски масла.

Хмуро гляжу в лицо старейшины. Он с блаженной улыбкой осматривает трапезничающих. Когда его взгляд наконец встречается с моим, я пуще прежнего сдвигаю брови вместе. Мужчина многозначительно кивает в ответ, прикрыв веки.

Это значит: "Поговорим позже"?

Или "Я решил проблему"?

Может, он не был проблемой?! Или не такой уж большой проблемой?! В любом случае, её не нужно было решать!

Демонстративно откладываю ложку и отодвигаю тарелку.

Но кажется, всем плевать. Даже Тим в этот раз слишком увлечён наполнением своего желудка.

Спрашиваю у Дарины, где остальные. Сейчас за столами не более ста человек.

Она поясняет, что они или поели дома, или же не стали тратить время на завтрак, так как нужно во что бы то ни стало закончить дела сегодня - завтра празднество в честь свадьбы. Она указывает взглядом на невесту, и я вижу девушку, ушедшую в свои мысли, которой тоже кусок в горло не лезет. Светлые, практически платиновые волосы, убранные под ленту и заплетенные в две косы, длинные ресницы, опущенные и затеняющие глаза, она задумчиво кусает губы, теребя обеими руками кончики волос.

- Обычно свадьбы играем после сбора урожая, - продолжает шёпотом Дарина. - Но у её суженого бабка плоха.

Шаркающей походкой приближается Яснозор. В волосах застряли сухие травинки, но он то ли не знает об этом, то ли ему нет дела.

- Здоровеньки булы, братья и сёстры отщепенцы!

Он салютует, бесцеремонно хватает со стола целую ковригу, полголовки сыра, и уходит обратно в сторону сеновала.

Встаю, беру со стола ближайший кувшин - надеюсь, в нём молоко, и иду за ним.

Он снова развалился на сене и с набитым до огромных щёк ртом обращается ко мне:

- Вифэнка, внаю, хофэф...

- Проглоти сперва то, что во рту, - прерываю его невнятную речь и протягиваю кувшин. Он запивает и вытирает тыльной стороной ладони молочные усы.

- Храни тебя Ярило, Вишенка! Могла б и суру раздобыть, но ладно, на первый раз сойдёт.

Браслет смотрится на нём так же неуместно, как и я рядом - в своей мегаполисной одежде.

Он отламывает мне кусок хлеба.

- Никому не расскажу. Ешь. Не выделывайся. Знаю же, хочется.

- С нами был...

- Трент. Ага, высокий, крепкий, тот, из-за кого ты голодовку зачинила.

Он откусывает такую часть ковриги, что следующую реплику придётся ждать пару минут. Закатываю глаза и начинаю нервно притопывать.

- Не своди с ума, у меня и без этого голова от видений пухнет! - он хватается за виски и начинает их массировать, разжмуривает глаза и смотрит на мои руки. - Твои ладоши понежнее моих будут, могла бы и помочь.

- Ты же все про меня знаешь, к чему тратишь время на пустые слова? Скажи, что с нашим спутником? Он... цел?

- Цел. Пока что. Но сознание покинуло его тело.

Пока что?! Они избили его до полусмерти? Или... до комы? У них же тут и реанимаций никаких нет, чертовы божьи одуванчики в расшитых рубахах!

Вскакиваю на ноги и бегу обратно к завтракающим. Издали вижу, что девушки убирают со столов, а народ уже разошёлся. Вон он, тот, кто причастен ко всему.

Стремительным шагом иду к Славомыслу и не успеваю дать себе команду остановиться - бросаюсь на него.

- Что вы за звери такие? - обеими кулаками бью в грудь старейшине. - Мы живём в мире, где приходится выживать! Легко быть праведным, попивая молоко, спрятавшись за горным хребтом! - хватаюсь за ворот его рубахи. - Что вы с ним сделали? - Подбежали люди, кто-то пытается оттащить меня, но я вцепилась мертвой хваткой. – Что. Вы. С ним. Сделали?

Руки сами собой опускаются от внезапной слабости.

Прежде, чем глаза закрываются, вижу в стороне усмехающегося Яснозора.

___________________________

мухоблуд – лентяй, лежебока

брюзга - человеконенавистник

белениться - злиться

пыня – гордая, надутая, недоступная (чаще о женщинах)

королобый – крепколобый, тупой, глупый

страмец – срамец, бесстыдник

ерохвост - задира, спорщик

сура (сурица) - слабоалкогольный напиток, молоко с мёдом и добавлением трав (хмель, крапива, донник, ромашка, полынь) отстаивается под солнцем от трёх до семи дней. Считалось, что защищает от злых сил и болезней (пили в небольших количествах, "третья чаша для людей лишняя, она превращает человека в животное")

+ коллаж от чудесницы -RoseMiller