Настоятель отхлебнул успевший остыть кофе и поморщился. Вернув чашку на блюдце, он стукнул пальцами по сенсорной панели и вызвал на экран сайт с последними новостями.

К вечеру 12 декабря оперативная сводка напоминала вчерашнюю, и у человека неискушённого вообще могло сложиться впечатление, что на ней только дату поменяли. Враги обстреляли левый фланг земных позиций у Бета Центавра из мощных лазерных пушек, на что войска Конфедерации ответили неожиданным тактическим ударом вблизи Проксимы Центавра, потеснив эриданцев к астероиду №338473. Потери сил Конфедерации составили три человека ранеными и две беспилотных канонерских лодки, а противник понёс трудноопределимые невосполнимые потери в вооружениях и живой силе.

Комитет конфедеративной безопасности пресёк деятельность жалкой кучки ренегатов, призывавших на своём шпионском сайте к постыдному сепаратному миру.

Организация объединённых неонационалистов собрала двести пятьдесят тысяч варежек для солдат космического десанта, чтобы их держащие оружие руки не мёрзли в космосе.

Президент наградил отличившихся в боях офицеров и управленцев тыла двухнедельным отдыхом на Марсе.

Известные поэты читают патриотические стихи под свист вражеских лазеров на передовой, дабы поднять боевой дух солдат.

На призывах к патриотизму и бдительности в тылу патер Роберт закрыл новостной сайт, откинулся на спинку потёртого кресла и прикрыл глаза.

* * *

Двадцать семь лет назад Земля рукоплескала первой эриданской делегации. Величественные чёрные лимузины медленно ползли по усыпанному цветами и листовками проспекту. Толпа напирала на оцепление, дети на плечах родителей радостно вопили, а молодой преподаватель военной академии Роб Флипхард залез на транспортёр и выглянул над толпой. Когда второй лимузин поравнялся с ним, кто-то из толпы швырнул ему букет ирисов, он перехватил его и точным броском направил в лимузин. Смуглый улыбчивый юноша в лимузине ловко поймал букет и помахал Робу рукой. От смущения тот потерял равновесие и рухнул с транспортёра на плечи своих курсантов, больно ударившись головой.

На следующий день его поступок перед строем назвали бы бросающим тень на всю академию, но целую неделю Роб провалялся в лазарете с сотрясением, и навестивший его командующий академией в шутку назвал это боевым крещением.

— Кстати, — добавил он. — У нас со следующей недели будут проходить службу два эриданских новобранца: кадет Хельд и кадет Таубе. Для обмена опытом.

Аудитория встретила Флипхарда овацией: курсанты едва не сорвали урок, выражая своё восхищение поступком командира. Ему даже пришлось прикрикнуть на них. Но сделал он это не с очень большой охотой.

Пара эриданцев сидела за первым столом. Один кадет постарше, высокий, крепкого телосложения, настороженно разглядывал преподавателя, а во втором Флипхард не без внутреннего содрогания узнал юношу из лимузина. Тот снова улыбнулся ему, и Флипхард поспешно отвёл взгляд, стараясь сосредоточиться на лекции.

— Солнечным осенним утром 341 года до нашей эры, — начал он. — Семидесятитысячная карфагенская армия начала переправу через реку Кримиссу. Отборные воины в ослепительно сверкающих золочёных доспехах с белыми щитами неспешно переходили речушку вброд, посмеиваясь над легковооружёнными греческими гоплитами, занявшими господствующую высоту. Казалось, исход сражения очевиден: под флагом греческого полководца Тимолеона стояло порядка четырёх тысяч наёмников и три тысячи добровольцев, вооружённых лопатами и мотыгами. На берегу уже гарцевала карфагенская конница, в долину прибывали всё новые и новые отряды под карфагенскими штандартами...

* * *

В дверь легонько постучали. Патер Роберт оторвался от воспоминаний и громко сказал:

— Войдите.

Дверь немного приоткрылась, и в образовавшийся проём протиснулся взлохмаченный Мартин. Он подошёл к столу и встал, переминаясь с ноги на ногу. Настоятель улыбнулся:

— Что, не спится?

— Не-а, — мотнул головой Мартин. — Можно я побуду у Вас?

— Ну раз пришёл, то садись, — патер Роберт махнул рукой на кожаный диван, потёртый не меньше, чем его собственное кресло.

Мартин юркнул на диван и принялся рассматривать крупную картину на стене, изображавшую бесконечное поле, усыпанное большими красными цветами, и спящего льва с мелкой собакой на переднем плане. Лев и собачка лежали на большой деревянной платформе с колёсиками, а тащили эту платформу мыши, впряжённые во множество маленьких упряжек. Подобные фантастические картины были развешаны по всему приюту, только изображали они то улыбающееся чучело, то человека-жестяную банку.

Пока Мартин рассматривал картину, патер Роберт позвонил по телефону и попросил сестру Изабель принести что-нибудь съестное.

— Тебе нравится картина? — спросил он Мартина.

— Здорово, — сказал Мартин взволнованно. — А на Земле вот много-много таких красивых полей?

— Нет, — рассмеялся настоятель. — Там таких полей уже сотни лет нету. Это одна из моих любимых сцен в серии книг о волшебнике страны Оз: Трусливый Лев и Тотошка уснули на маковом поле, одурманенные коварным запахом цветущих маков.

— Ага, это самая красивая картина в приюте. А поэтому их все убрали, чтобы люди не засыпали?

— Почти что так.

Сестра Изабель принесла большой поднос со свежим нарезанным хлебом, пачкой масла, сахарницей и двумя стаканами дымящегося ароматного чая в подстаканниках. Патер Роберт раскрыл упаковку масла пушечного треста «Мортимер и Спок» с изображением скрещенных нейтронных турелей и намазал на кусок хлеба для Мартина.

— Ох уж эта война, — пробормотал он, подавая Мартину бутерброд.

— А когда мы уже победим? — спросил Мартин с набитым ртом.

— Боюсь после того, как мы продали эриданцам автоматическую линию по производству машинок перемещения и выдали им лицензию на постройку завода-гиганта, выпускающего гравитационные двигатели третьего поколения, нам вообще не следовало начинать эту войну.

— То есть мы ещё не скоро победим? — резюмировал Марттин.

— Война такого масштаба вообще вряд ли приведёт кого-то к победе. Скорее оба противника потерпят поражение в определённом смысле.

— Разве может такое быть, что в войне не будет победителя? — удивился Мартин, поглощая уже третий бутерброд. Патер Роберт еле успевал намазывать масло.

— Конечно. Каждый займёт свои рубежи и отправится зализывать раны.

— А почему тогда бог не вмешается? Он же на нашей стороне, — Мартин, похоже, уже начал наедаться.

— Бог не может быть на чьей-то стороне, — вздохнул патер Роберт. — Бог всегда выступает на стороне добра, а война — это по-любому зло, как ни крути.

— Тогда пусть... — Мартин замялся. — Пусть сделает так, чтобы война кончилась!

Электрические часы, имитация старинных настенных часов с маятником, пробили двенадцать.

— Вот уже и 13 декабря, — сказал патер Роберт. — День святой Лючии, покровителя всех слепых.

— Ура! — завопил Мартин. — Скоро Рождество!

— Тише ты, — патер Роберт грозно посмотрел на Мартина, и тот насупился. — В молитве и смирении должны встречать мы день грядущий и не сожалеть о дне прожитом. Повторяй за мной.

Мартин сложил руки ладонями друг к другу, делано закатил глаза и стал повторять за настоятелем слова молитвы:

— Святая Лючия! Ты не скрыла свет своей души в сердце, а дала светить ему для всех, дабы прозрели они. Пусть меня не подвергают пыткам, как тебя, но я также освещу верой своей всю свою жизнь. Пожалуйста, дай мне мужество сохранить мою веру в работе и отдыхе, в радости и горе — во всём, что меня ждёт. Аминь.

— А почему Лючию сделали святой? — спросил Мартин, зевая.

— Ну, на этот счёт есть много версий. Поскольку истина сгинула где-то во глубине веков, то я расскажу наиболее правдоподобную историю, — патер Роберт задумчиво потеребил свою бороду. — Ты, конечно, знаешь, что в начале нашей эры христианство только лишь зарождалось, и языческая власть всячески расправлялась с христианами. Так вот, юная Лючия (а ей было-то всего лет 16), жившая в Сиракузах, была убеждённой христианкой. А её мать хотела выдать её замуж за язычника. Конечно, Лючия не могла такого допустить, ведь мы хорошо знаем, сколь фанатично были преданы вере первые христиане. Вдобавок мать её сильно болела и боялась умереть, поэтому старалась провести бракосочетание как можно быстрее. Тогда Лючия начала истово молиться и просить в молитвах избавить её мать от болезни. И, как всегда бывает в таких случаях, произошло чудо — мать её выздоровела и вняла просьбам дочери. Брак был расстроен, а Лючия раздала своё приданое бедным. Оставшийся ни с чем жених, ведь он не получил ни Лючии, ни денег, со злости донёс на неё. Лючию схватили и подвергли жесточайшим мучениям, заставляя отречься от веры. Но Лючия не отреклась, вера её выстояла, чего не скажешь о её теле, не выдержавшем издевательств палача...

С дивана донеслось мирное посапывание: Мартин уснул, уронив голову на диванную подушку. Настоятель тихонько встал с кресла, подошёл к Мартину, разул его, закинул его ноги на диван и накрыл его спрятанным за диваном пледом.