Его разбудил гомон чаек. Намбо потянулся, уперся руками в грубый сосновый борт, сладко-сладко зевнул. Сон все-таки вещь прекрасная, что бы кто ни говорил.

― Он очнулся! ― послышался голос Парти. — Очнулся! — И тут же над Намбо нависли тени, загородив солнце. ― Ты как?

Намбо поглядел на нее. Лицо уставшее, под глазами синяки, шелковистые волосы превратились в солому. Как я? Да чудесно! Я наконец-то стал спать! А еще... Он заметил, что глаза у Парти блестят. Она переживала? И вспомнил, что произошло до того, как он уснул.

На палубе коча была схватка. Желз боролся с леншардским великаном, от которого веяло смертью. И боролся не дурно, надо признать. Намбо ярко помнил, как Желз приложился веслом громадине по яйцам, ― может, и чуть подлый, но практичный ход. Правда, Желзу это не сильно помогло. Громадина мигом пришел в себя и долбанул хорошенько обидчику под дых.

Затем Парти метнула в драккар леншардцев горящую чашу, и удачно, драккар быстро охватило пламя. Капитан оттащил назад Желза, а он, Намбо, с горящей дощечкой добровольно выступил против великана. Что тогда на него нашло ― он и сам не знал, но ясно представлял, что должен делать.

От великана к Намбо тянулись ярко-зеленые, толщиной с бечевку, нити. Нити пахли щавелем. И когда Намбо дернул за одну из нитей, берсерк упал, удачно ударившись виском о борт. Намбо не растерялся, подскочил к леншардцу и поджег его шерстяную безрукавку. Когда та вспыхнула, берсерк очнулся и в бесполезных попытках потушить себя бросился в море.

Одного Намбо не предвидел, огонь с берсерка перебрался на коч.

Намбо смутно помнил, как Желз велел всем прыгать за борт, как увидел черную нить, соединявшую пламя, его приблизительный центр, кажется, с самим небом, как почувствовал носом знакомый тлетворный запах прогнившей рыбы и мертвечины ― так пах огонь, так же пахла пуповина расы внеземных. Проклятие. А с проклятиями, как понял Намбо, у него особые отношения. Он может их съесть.

А потому Намбо опустился на колени, вцепился зубами в нить ― кислую, горькую, обжигающую, ― и спину его пронзила боль. Он невольно выбросил руки, схватился за горящий борт. На секунду в его сознании промелькнула мысль ― огонь такой теплый, затем перед глазами все потемнело.

Теперь Намбо понимал, что в безобидный вопрос «Ты как?» вложен куда более глубокий смысл. Намбо приподнялся, сел. Ответил:

― Мы уже почти приплыли? Так скоро? ― И принялся всматриваться в заставленную драккарами и рыбацкими лодками пристань в сотнях метрах спереди. За пристанью вырисовывались крыши деревянных домов, а за крышами вдали возвышалась укрепленная стена. Коч слабо покачивался на волнах.

― Скоро? ― глухо отозвался Фрэнк. ― Да вторая часть пути заняла у нас десять дней и то благодаря сопутствующему ветру.

Намбо сглотнул, облизнул сухие губы.

― Я спал десять дней?

Парти помотала головой.

― У тебя почти не билось сердце... Я бы сказала, ты был при смерти все эти десять дней.

Не хорошо. Сон ― это конечно здорово, но не такой долгий и не такой опасный. А если мы попали бы в шторм? Выбросило бы меня за борт, задохнулся бы во сне. Не хорошо, ой не хорошо.

Намбо оглядел коч. У мачты стояли три матроса, возились с парусом. Двое с крестами храма Четырех Углов на груди ― сыновья капитана. Понятно, почему Фрэнк такой спокойный. Главный груз он сохранил. Намбо посмотрел за плечо Парти и поймал пристальный взгляд Желза.

― Насчет того, что произошло в тот день, ― начал Намбо. И тут же почувствовал, что правду сказать не готов. ― Не будем об этом. И да... я хоть и не до конца здоров, но если сами не сдюживаете, не получается пригнать коч на пристань, могу помочь с веслами.

― Не надо, ― отмахнулся капитан. ― Ветер и волны нам благоволят, как бы сказали леншардцы: Крух нынче милостив. Час-другой и мы будем там... А если подтянем парус, чутка приложим веслами, так и вовсе за десяток минут управимся. Ты лучше отдыхай, съешь вяленой рыбы. Я ж в долгу перед тобой. Что за оказия случилась, я не понимаю, но одно ясно, как день, тут не обошлось без тебя, спас ты мое судно.

Намбо кивнул: веслами ему совсем не хотелось работать.

― У меня есть вопрос, ― сказал Желз. За время плавания щеки и подбородок у него покрылись похожей на мох бородкой, что несколько притупило остроту скул. Очевидно, пока Намбо спал, Желзу приходилось трудиться за двоих, а то и троих. Но усталость не изменила его одноглазый взгляд, твердый и ясный, взгляд честного и властного человека. И как бы Желз не был вымотан, его движения и голос излучали столько энергии, что находившиеся рядом люди то и дело осознавали, что могут сделать куда больше.

― Оставь его на потом, ― бросил Намбо.

― Ты потушил смоляной огонь? ― все-таки спросил Желз.

― Я же сказал...

― Просто ответь. Ржавый болт я клал на то, как это случилось, мне важно знать, кто его потушил.

Важно ему знать...

― Ну я это был и что с того? Потушил я этот гребанный огонь, что дальше?

Желз даже не мигнул.

― Хм, дальше? Дальше ― мы сойдем на берег, разойдемся кто куда.

― Зачем ты тогда спрашивал?

Парти подняла руку.

― Не одного его, Намбо, потрясло то, что ты сделал.

― Спрашивал я, ― отозвался Желз, ― потому что не был уверен, что такое вообще возможно. Теперь я знаю, даже негасимый, казалось бы, огонь можно погасить. Очередная аксиома, очередное «невозможно» треснуло на моих глазах. И я даже рад этому, ведь именно так расширяется восприятие.

Странный он, говорит как выродок высших кровей, во взгляде и движениях сквозит власть... И при всем этом он отправился на не самом приятном коче в море совсем без денег и без вещей, он не гнушается тяжелой работы, руки у него грубые, как у кузнеца, сражается, как опытный боец...

Намбо распахнул глаза.

Ну конечно, он солдат.

― Какое у тебя звание? ― спросил Намбо и почувствовал удовлетворение, когда брови Желза взлетели на лоб.

Будет ли он препираться?

― Капитан.

― Ого! ― воскликнул Намбо. ― И отчего же капитан плывет в Леншардию на столь скромном судне?

― Мне тоже интересно, Желз, ― вставила Парти.

― Не будем об этом, ― Желз махнул рукой. ― И да... я хоть и устал, но если вы не справляетесь, не получается сладить с парусами, могу помочь.

Ха, да он повторяет мой трюк!

Парти не сдержала смешок.

― У меня есть вопрос, ― ухмыляясь, проговорил Намбо.

― Я же сказал...

― Как ты ослеп на один глаз?

― Алхимия. ― Желз не сводил взгляда с Намбо. ― Зачем ты спросил?

― Спросил я, потому что не был уверен, что такое возможно. Теперь-то я знаю, даже опытный, обученный капитан способен так облажаться. Очередная аксиома, очередное «невозможно» треснуло на моих глазах. И знаешь, я даже рад этому, ведь именно так расширяется наше гребанное восприятие.

Намбо хохотнул, засмеялись Желз и Парти, смех подхватил и Фрэнк.

А он мне нравится, этот Желз.

Ветер надул паруса и понес коч к пристани.

***

Едва они сошли на пристань, как Намбо упал, вызвав среди рыбаков и баб, полощущих в воде тряпье, смешки. Дьявол! Намбо осторожно, держась за мокрые поручни ограждения, поднялся ― и его резко качнуло: влево-вправо и вперед. Он снова свалился бы, не подхвати его под руку Желз.

― Море с непривычки опьяняет, ― сказал тот. ― Дай телу время отвыкнуть от волн.

― И что делать до тех пор? Лежать да слушать, как надо мной смеются?

― Можешь и лежать, если так хочется, ― Желз усмехнулся. ― Или иди рядом со мной, я не дам тебе упасть.

Намбо пересилил себя. Не хотелось ему в новом месте, среди новых людей, сразу же показывать свою слабость, но деваться некуда. Идти под руку с Желзом все же лучше, чем мочить зад на скользких досках пристани.

Хорошо хоть Парти помощи не предложила, думал Намбо, вообще бы почувствовал себя униженным.

Фрэнк отправился по своим делам, а они с Парти двинулись по сырой земляной дороге в город. Со всех сторон на них глазели леншардцы ― женщины в бесцветных платьях и шерстяных пледах, дети в темных холщовых штанах и светлых рубахах, мужчины, в основном старики, в длинных, напоминающих тоги, одеяниях, поверх которых сидели шерстяные безрукавки.

― Я думал леншардцы крупнее, ― тихо сказал Намбо, когда они прошли мимо двух пугливых стариков, разделывающих крупного оленя. ― И смелее.

Парти поравнялась с Намбо.

― Эти мужчины ― рабы, захваченные в морских сражениях или набегах.

― Или просто ― не воины, ― подхватил Желз. ― Не всем же топорами махать.

Это он верно подметил. Но...

― Разве они оставляют в рабах и мужчин?

Намбо слышал, что леншардцы варварски убивают каждого мужчину на захваченных землях, а в рабы берут только женщин.

― Бывают исключения, ― ответила Парти. ― В случае столкновения двух племен, например. Победивший Ларг призывает всех мужей проигравшего племени в свои войска. Те, конечно, могут отказаться и умереть.

― Но они соглашаются, ― догадался Намбо и заметил, как на него таращится вооруженный деревянным мечом мальчуган. Таращится с презрением, точно хочет напасть.

― Чаще всего, ― кивнула Парти. ― Они хотят умереть в достойном бою, чтобы попасть в Кху-Гард. И лучше способа попасть туда, чем продолжить сражаться, пусть и под началом другого Ларга, попросту нет.

― Кху-Гард? ― Намбо попробовал слово на вкус и нахмурился. ― Что это?

― Это мифический котлован небывалых размеров, место, в которое, как верят леншардцы, попадают достойнейшие из них после смерти.

― Достойнейшие?

Намбо фыркнул, столь высокопарное слово не вязалось у него с образом варваров.

― Там они пьют, дерутся, устраивают оргии ― и все на глазах их Асалов, ― продолжала Парти. ― Богов, проще говоря. У них своеобразное верование. Да, почти все леншардцы рождены биться. Но есть и другие мужчины, как сказал Желз, не воины, неспособные сражаться, ― прирожденные рыбаки, строители, лекари, повари.

― Повари?

― А что тебя так удивляет? ― Парти посмотрела на него. ― Только женщины должны готовить? Только нам по силам совладать с обжаркой мяса, чисткой картофеля и печкой хлеба?

― Я всего раз видел мужчину, который бы хорошо готовил, ― сказал Намбо. ― Он работал в баре «Геромой» в Тендоки и готовил просто восхитительную баранью отбивную. Помню, как-то охмелев, я подошел к нему и спросил что-то вроде «а член не обжигается о котелок при варке?». Он отвесил мне пощечину. Странно, подумал я. А на следующей неделе увидел, как рыжебородой крепыш, местный кузнец, имеет этого мужика на полу за барной стойкой. И у мужика у этого обвислые тити. В общем, женщина это была, а ни какой не мужик.

Парти покачала головой.

― Поэтому, ― заключил Намбо, ― готовить умеете только вы.

Желз кисло хмыкнул.

― Вообще-то я неплохо готовлю.

― Гонишь.

― Правда, солдатскую стряпню, по большей части...

― Это не считается, ― бросил Намбо. ― Кашу, картофель да мясо и я могу, как следует, обработать.

― Не сомневаюсь, ― отозвался Желз и свободной рукой коснулся груди. На его лице промелькнула боль. ― Сам идти можешь?

Намбо неуверенно кивнул и отодвинулся от Желза. Земля больше не качалась. Он шагнул раз, другой... И улыбнулся.

― Ха, да морское опьянение как рукой сняло!

― Мы пришли, ― сказала Парти, в ее голосе Намбо услышал тревогу.

Они стояли на городской площади, если это голое место посреди домов, без торговых лавочек, седельных мест, фонтанов и прочих обычно сопутствующих городским площадям предметов можно было так назвать. Всюду бегали дети ― обстреливались из рогаток, кидались камнями, кричали, толкались, кувыркались прямо в грязи. И женщины, что удивило Намбо сильнее всего, даже не пытались их разнять. Они напротив подбадривали мальчишек.

Неудивительно, что из них вырастают такие варвары.

― Нам туда. ― Парти указала на широкие двери высоченного каменного дома с трапецеидальным фронтоном. На плоской части крыши громоздилась прямоугольная балка, край балки, выпирающий со стороны фасада, был искусно обработан и напоминал грубое, хмурое лицо. У двустворчатых дверей стояли две женщины в невзрачных платьицах и платках на голове.

Рабыни, подумал Намбо.

А когда они подошли, та женщина, что старше на вид, загородила им путь.

― На совет чужакам нельзя, ― проговорила она грудным голосом. ― Ларг вас сегодня не примет. Если пришли к кому другому, ждите во дворе.

Парти неожиданно отвесила женщине звонкую пощечину.

― Еще раз загородишь мне путь, Ленар, и я изобью тебя до смерти.

Намбо покосился на Парти, та даже не мигнула. Посмотрел на Желза, Желз тоже не придал происходящему внимание.

Неужели здесь это нормально?

― Госпожа Парти? ― ахнула Ленар.

― В сторону! ― приказала Парти, и женщина повиновалась. Парти рывком распахнула двери, вошла. Желз двинулся следом, а Намбо, сбитый с толку ее жестокостью, не шелохнулся. ― Идем, Намбо, ― не оборачиваясь, велела Парти.

Едва Намбо переступил через порог дома Ларга, как почувствовал себя карликом в душном, пропахшем потом и костром, бараке. Вокруг толпились леншардцы, и самый низкорослый из них на пол головы был выше Намбо. Парти уверенно расталкивала бугаев, расчищая дорогу в центр залы, Намбо скользил за ней: шаг в шаг. Желз держался неподалеку.

Низкий голос вещал:

― Ларг Ярвар, мои люди в Лохино докладывают, что Гнохаг Торгестер готовит дружину небывалой величины. Он намерен в ближайшие луны напасть на Ялхве, но если вы передумаете...

― Передумаю? ― последовал ответ. Голос глубокий и раскатистый как гром. ― В последнем совместном с Торгестером набеге мы потеряли сто пятьдесят отборных воинов.

Намбо пригнулся, проскочил вслед за Парти, под толстой вытянутой рукой леншардца. И увидел его, Ларга, хозяина этих земель. Ларг сидел в сосновом кресле на возвышении и невозмутимо взирал на рыжебородого леншардцы со шрамом на всю щеку.

― Набег удался, но какую часть добычи получили мы? ― спросил Ларг и встал. Волосы по бокам он сбривал, как и остальные леншардцы, но вот вместо традиционной тройной косы, его коса состояла из дюжины косичек. ― Десятую. Ничтожную десятую часть! Торгестер потерял двенадцать человек... Двенадцать человек. Мы ― сто пятьдесят. И он получил в девять раз больше нас. Это ли справедливо? Отец всех отцов, Крух, знает, уговор был простым ― мы даем им людей, которые вернутся обратно живыми, а они ― десятую часть грабежа. Но наши люди не вернулись! Уговор сорван! О какой десятой части может идти речь? Пусть они захлебнуться кровью от смелых ударов наших топоров, но взятую половину добычи мы не вернем!

― Да-а! ― прогремели леншардцы.

― Не вернем!

― Пусть они захлебнутся кровью!

― Ярвар Брокелон, ― громко произнесла Парти. ― Столько лет прошло, а хватку ты, я вижу, не растерял. И плотный зад твой, как и прежде греет это кресло.

Глупо. Как глупо. Так грубить, так говорить об их вожаке...

В зале повисла напряженная тишина. Намбо счел, что она напряженная, но потом услышал отдаленную отрыжку и приглушенный хохот. Ярвар медленно повернулся к Парти, и Намбо не поверил своим глазам, улыбнулся во весь рот, окаймленной бородкой.

― Глядите, кто вернулся! ― воскликнул Ярвар. И хохот стал громче. ― Сама Парти Уикс! Дитя моря, мастерица любви и почетная жрица ордена убийц магов.

― Крух тебя побери, Ярвар, не называй меня жрицей!

― Но ты та, кто ты есть. Ничто не изменит этого. ― Он подшагнул к Парти и крепко обнял ее. Интимного в этом объятие было столько же, сколько грозовых туч на сегодняшнем ясном небе. От Ларга с Парти исходила самая обычная братская любовь. Но Намбо заметил, как почернело лицо леншардийки, выглянувшей из-за плотной занавеси, скрывающей покои Ярвара. Ларг отстранился от Парти. ― Давно мы тебя не видели. Как прошел твой путь? Чего достойного своротила?

Усатый леншардец в первом ряду полукруга зыркнул на Намбо и вышел к Ларгу.

― Ты пришла не одна? ― спросил он у Парти. ― С тобой твои рабы?

Намбо не оскорбился. Он видел здешних мужчин-рабов и понимал, что на вид не сильно отличается от них.

Ярвар неторопливо обошел Парти, посмотрел на Намбо. Лицо Ларга оставалось непроницаемым. Хоть и верзила, но думающий, не торопится делать выводы. Опасный человек, очень опасный. Ярвар отвел от Намбо взгляд, и глаза его распахнулись.

― Ферин, ― быстро бросил он усатому леншардцу. ― Тебе придется извиниться. Причем ― сейчас же!

― Но Ларг...

― Ты назвал рабом человека, спасшего мне жизнь.

Разве я спасал ему жизнь?

― Это ни к чему, Ярвар, ― произнес Желз сухим голосом. ― Знаешь же, я не из обидчивых.

Да ладно, он и тут постарался.

― Знаю, но про себя я такого сказать не могу.

Ферин поджал губы.

― Я не хотел тебя оскорбить, ― пробурчал он, подчиняясь приказу своего Ларга, ― кем бы ты ни был. ― Ферин собирался вернуться в толпу, но Ярвар поймал его за плечо.

― Подожди, ― сказал Ярвар. ― Братья, ― обратился он к собравшимся, ― я, как ни кто другой понимаю, какой гордый мы народ. Вы должны знать, кто этот человек, чтобы уважать его. Желз, подойди ко мне.

― Это совсем ни к чему.

― Желз! ― жестко произнес Ярвар. ― Я сказал ― подойди.

Желз вздохнул.

Да как он вообще может сохранять спокойствие, не понимал Намбо. Вожак этих варваров любезен к нему, а он воротит нос, важничает? Не разумно, ой как не разумно.

Желз, наконец, вышел из толпы, стал рядом с Ярваром.

― Четыре года назад Желз спас мне жизнь. Наш драккар попал в шторм всех штормов, мы потеряли людей, провизию, снасти, солнечный диск. Мы были брошены на волю стихий, дрейфовали по морю на поломанном драккаре ― потерянные, без сил. Один за другим погибали наши воины. Кто от голода, кто от жажды. Рыба совсем не ловилась, запасы воды давно сошли на нет. Мы страдали, но терпели, терпели, надеясь на милость Круха. Но Крух не был к нам милостив.

Ярвар медленно обвел взглядом леншардцев.

― Я потерял счет дням, исхудавший и измученный, когда смутно увидел вдали корабль с красными парусами. Крупный, в два раза крупнее самого большого нашего драккара. ― Ярвар ненадолго замолк, точно воскрешая в памяти тот день. ― Это были падальщики. Тогда я и не знал, что они существуют. Черные как уголь, с огненно-рыжими глазами, худые и гибкие как змеи, сильные, как наши братцы оползни. Нас тогда осталось семь человек. Падальщиков было полсотни. Но мы попытались сразиться. Не знаю, что произошло дальше, но очнулся я, скованный темными цепями, в трюме их корабля. И нашел шестерых братьев. Мы все уцелели.

Как долго оттягивает появление Желза. У леншарцев в обычаях, что ли, начинать издалека?

― Дальше, ― продолжал Ларг, ― я узнал, что и еще один миф о падальщиках, является правдой. Каждую полночь падальщики забирали из трюма одного из нас и... сжирали. Заживо или нет, не представляю, но крики... Отец всех отцов знает, какая дрожь вместе с яростью пробирали мое тело, когда я слышали эти крики. Храбрейшие из мужчин вопили, даже зная, что это помешает им попасть в Кху-гард. Я мог лишь молиться, чтобы совет Асалов нашел их смерть достойной.

Послышался тихий ропот.

― Они вопили...

― Как они могли...

Ярвар не обратил на ропот внимания, он смотрел в пол.

― В ту ночь, когда подходила моя очередь стать жратвой тех падальщиков, я услышал сверху голоса, звон металла, и в корабль что-то ударилось. Бум! Дальше последовали крики, шум драки, который каждый леншардец узнает, и... потом я увидел его. ― Ярвар поднял глаза к Желзу. ― Он стоял в своих этих кожаных доспехах с саблей в руке и смотрел на меня. Не с жалостью, не с высокомерием, нет. С пониманием. Он понимал, через что я прошел. Желз молча освободил меня от оков, помог подняться наверх. Там много стройных, жилистых людей выбрасывали за борт тела падальщиков. До сих пор помню голос того маленького человечка, который подбежал к нам и, глядя на Желза, сказал: «Капитан Дикорь, полковник Дофро вызывает вас к себе. И он очень зол. Вы нарушили его приказ». Он говорил на языке странника Хофрана, и я прекрасно понимал его.

Намбо заметил, как Парти таращиться на Желза.

Впечатлена? Конечно, впечатлена.

Ярвар между тем заключил Желза в крепкие объятия.

― Он! ― сказал Ларг, хлопнув Желза по плечу. ― Он ослушался своего вождя и на небольшом быстроходном бриге взял на абордаж крупный четырехмачтовый корабль падальщиков. Вы представляете, братья? И из его команды погиб только один человек! Только один! Один к пятидесяти! ― Ларг отстранился от Желза. ― Мне пришлось пару месяцев поплавать вместе с ним, после чего Желз доставил меня на Ялхве и отбыл, пообещав однажды вернуться. И теперь он здесь! Тот, благодаря кому, я сейчас стою перед вами!

― Да-а!

― Желз! ― потянули леншардцы. ― Желз! Желз! Желз!

Намбо бы зардел от таких оваций, но Желзу, казалось, все происходящее безразлично.

― Довольно, ― Ярвар поднял ладонь. Толпа стихла. ― Рассказывай, брат, какими ветрами тебя занесло к нам и где твоя команда?

― А еще, ― Парти вышла вперед. ― Я слышала, что капитана Дикорь два месяца назад осудили за двойное убийство и отправили в Герцинге, где месяц назад состоялась его казнь.

― Ну это же невозможно, Парти! ― воскликнул Ярвар. ― Он стоит перед нами, в теле и в здравии.

― И я о том. Это невозможно.

Намбо кивнул. Герцинге ― известная на весь мир тюрьма посреди болот, окруженная стенами, покрытыми слизью. У каждых ворот по дюжине обученных солдат. Камеры одиночные. Канализации уходит в болота, а там сурдлоки ― жабоподобные существа, высасывающие кровь. Из Герцинге никто и никогда не сбегал. Попасть туда, значит, подписать себе смертный приговор.

Но на мертвого Желз совсем не похож.

― Я сбежал, ― ответил Желз.

― Как?

― Улетел, ― Желз улыбнулся: очевидно, ему нравилось внимание Парти. ― Никогда бы не подумал, что меня спасет храм. Местный отец храма «Четырех Углов» помог мне достать нужные предметы. Я сварил алхимический отвар «Амфионизм». Отвар даровал мне жабры и перепонки. Прыгнув с башни, я на подмышечных перепонках пролетел над стеной и оказался в болоте.

Отличная история, но есть ли здесь правда?

На Парти это не произвело впечатления.

― Я слышала, что в камеру Герцинге не пускают с подозрительными предметами.

― С подозрительными, да, ― согласился Желз. ― Но я попросил сладкий чай в титановой кружке, кусок брезента в цвет стены и опусный тростник.

― И как это помогло? ― Парти сощурилась.

― Я слишком хорошего о вас мнения, ― отозвался Желз, ― чтобы отвечать на такой вопрос. Вы и сами поймете, если подумаете.

― Вот как, ― ее глаза сверкнули. Намбо на миг стало тоскливо. Что он здесь вообще делает? Не лучше ли было отправиться в какую-нибудь деревеньку и поселиться там? Или может, ему стоило пойти прямиком к имперской страже и сознаться, сказать, что Парти заставила его солгать, угрожала ему?

― А этот, третий, кто он? ― неожиданно спросил Ярвар и подошел почти вплотную к Намбо.

От Ларга пахло потом, жареной свининой и деревом. Он был громадным ― толстая бычья шея, широченные плечи, ― и Намбо чувствовал себя неуютно, смотря на него снизу вверх. Перед ним точно стоял медведь с человечьей мордой.

― Меня зовут Намбо...

― Я тебя спрашивал? ― перебил Ярвар. Намбо тотчас пожалел, что обладает столь дряхлым телом. Раньше и он был высоким и сильным. Нагруби ему этот леншардец тогда, получил бы по щам. А сейчас... А что он мог сделать сейчас? Ударить в пах? Укусить? Да и зачем, вреда особого не причинит, и отгребет он после от всего племени.

― Теперь спрашиваешь. ― Намбо почувствовал, как у него слезятся глаза, но взгляда не отвел. ― И теперь у меня пропало желание представляться, Ярвар Брокелон. ― Он вложил в имя Ларга все презрение, которое только сумел, и удивился, когда тот хохотнул.

― Он не трус. Это хорошо. Но почему он с вами?

Теперь вопрос точно адресован не мне.

― Он тот, благодаря кому я сейчас перед тобой, Ярвар, ― отозвалась Парти, мельком глянув на Намбо. ― По меньшей мере, он спас мне жизнь трижды.

― Трижды? ― повторил Ярвар, не переставая глазеть на Намбо. ― Вот как?

Он не верит. Совершенно точно не верит.

― Первый раз ― еще в столице Хоруин, ― проговорила Парти. ― Я скрывалась от имперской стражи, и Намбо спрятал меня у себя, рискнув честью и жизнью. Теперь он не может туда вернуться, его сочтут за преступника и отправят на плаху. Второй раз Намбо спас меня в лесу. На нас напал зерница, и Намбо, чтобы я смогла убежать, отвлек его на себя.

Да я убежать хотел, подумал Намбо. Какой еще «отвлечь на себя»? Я заботился только о своей шкуре, надеялся, что та уродина нападет на тебя, и пока будет сжирать, я смотаюсь. Героя себе нашла, дура.

― Третий случай произошел в море, ― Парти ненадолго умолкла. ― Намбо одолел берсерка.

По залу пронесся раскатистый выдох, словно все леншардцы разом фыркнули.

«Одолел» слишком сильное слово, просто поджег.

― Берсерка говоришь? ― переспросил Ярвар и направил на Намбо толстым пальцем. Палец остановился в дюйме от переносицы Намбо. ― Он?

― Ты слышал, что я сказала.

― Парти, ты и сама знаешь, насколько сильны...

― Это правда, Ярвар, ― подал голос Желз. ― Я видел это собственными глазами. Берсерк, выбивший из меня дух, рухнул перед Намбо, и Намбо поджег его одеяние негаснущим даже в воде огнем.

Ярвар переменился во взгляде и повернулся к Желзу.

― Ты хочешь сказать, что он поджег нетушимым огнем берсерка, но огонь не охватил корабль?

― Нет. Огонь охватил коч.

― Но тогда почему вы здесь?

― Намбо его потушил, ― пожал плечами Желз. ― Голыми руками. ― И видя, в какое замешательство приходит Ярвар, добавил: ― Не знаю, как он это сделал. Но то, что сделал, клянусь, это факт.

В зале повисла тишина. Абсолютная. Намбо сглотнул. Он слышал, как стучит его сердце. Слышал, как шуршит занавеска на сквозняке, слышал отдаленный визг ребятишек на улице, жужжание мух. А потом Ярвар кивнул.

― Раз так говорят два моих старых друга, ― проговорил он. ― Я поверю. С трудом, но поверю. ― Он обернулся к Намбо. ― Может быть, ты, друг моих друзей, Намбо, облегчишь мой труд, расскажешь, как тебе это удалось? Или, может, чего покажешь?

Намбо прочистил горло. Все ждали, что он ответит. Даже Желз с Парти глядели на него с любопытством.

― Мне э-ээ... просто повезло. ― И тут от леншардцев к Намбо поплыли бардовые, видимые только ему, полоски надежды. Неужели я их разочаровал так просто? Они надеялись услышать другой ответ? Черт, сколько еды! Он телом поглотил надежды, те пахли яблоком и вишней, и почувствовал, что сыт. Сыт так, как никогда прежде. ― Мне помогла хитрость и коварство...

По толпе леншардцев побежал ропот.

― Он сказал «хитрость»?..

― Коварство?..

― Хитрый! ― прошипел кто-то. ― Он как Хитрый!

Что я сделал не так?

Сбитый с толку, Намбо поймал взгляд Парти, та одними губами выругалась.

― Намбо не то хотел сказать! ― громко возразила она.

― Он имел в виду смекалку! ― подхватил обеспокоенный Желз. ― И ум. Он как ваши кораблестроители, его главное оружие вот здесь. ― Желз коснулся своего виска. ― Так ведь, Намбо?

У Намбо в горле застрял ком.

― Намбо? ― с нажимом повторила Парти.

― Да-да, конечно, ― закивал Намбо, про себя недоумевая. Неужели их разозлили два этих слова: «хитрость» и «коварство»? ― Я имел в виду смекалку, просто неверно подобрал слово. Какая хитрость, вы чего? Я не из хитрых? Как вы могли подумать?

Ферин серьезно посмотрел ему в глаза.

― Когда не знаешь человека, можешь счесть его и за хитрого.

― Да-а, ― протянули остальные.

Парти еле заметно выдохнула.

Ярвар поднял руку, и все стихли.

― Нашим гостям нужно отдохнуть, ― сказал он. ― А вам ― подготовиться к вечернему обряду. Военные дела оставим на потом. Время есть, но его не много!

― Не много! ― хором повторили леншардцы.

Тяжелые двери отворились, из дома Ларга посыпались люди. В зале быстро пустело. Вскоре там остались только четверо ― Ярвар и трое его гостей.

Желз вытер о брюки вспотевшие ладони и вздохнул.

Ярвар нам не поверил, это ясно как день. Но как я могу его винить, в такое поверит только идиот. По крайней мере, Ярвар отпустил своих людей, и на том ему спасибо. Но Намбо... Кто же он на самом деле? Маг? Алхимик? Быть может, если он услышит мою историю, то решится на откровение?

Он оббежал глазами зал. Стены сделаны из неотесанного серого камня, пол усыпан комками мокрой грязи и испещрен следами. На месте Ярвара Желз бы поставил перед входом решетку для чистки подошв и не терпел бы это свинство в своем доме. В восьми шагах от кресел Ларга и его жены чернела вытянутая жарильня. У жарильни лежали колотые бревна и охапка хвороста, слабо шевелящаяся на тонком сквознячке.

За четыре года ничего не изменилось. Даже плед на кресле Ярвара того же, пепельного цвета. Я бы предпочел черный ― он больше подходит для вожака.

― Как бы то ни было, ― начал Ярвар, ― одно внушает доверие уж точно. Намбо говорит на нашем языке. Кто тебя ему научил, Намбо?

Глаза Намбо округлились, как если бы он услышал что-то, о чем и не подозревал.

Желз усмехнулся про себя, ему и самому было интересно. Намбо совсем не походил на аристократа. От тех за версту несло интеллигентностью, этикетом и этой тошнотворной напыщенностью. Они смотрели чуть ли не на каждого свысока. О Намбо сказать того же, язык не поворачивался. Он был прост. Он был груб. Но при своей простоте и грубости оставался загадочным, непредсказуемым человеком.

Намбо сглотнул.

― Дед, ― его взгляд прыгал с Парти на Желза и обратно, обходя стороной Ярвара. ― Да, меня научил дед. Он много путешествовал по свету, был там, тут... везде. Удивительный человек.

― А на каких диалектах он говорил, твой дед? ― спросил Ларг, еле заметно нахмурившись.

Этот вопрос с подвохом, неужели Ярвар испытывает Намбо? Насколько мне известно, леншардский язык един, нет никаких диалектов.

― Я не спрашивал, ― непринужденно отозвался Намбо, но Желз заметил, непринужденность эта вынужденная. Он не уверен, но хочет казаться уверенным. Его выдавала напряженная шея. ― Дед рано помер. Мне было тогда двадцать. Но он успел меня кое-чему научить.

― И чему же?

― Ты перегибаешь палку, ― встряла Парти. Она выглядела рассерженной. Ярвар удивленно приподнял бровь. ― Пусть он и сделал что-то непонятное нам. Но... хватит, оставь его в покое. У каждого есть право на секреты, тем более от чужаков.

Намбо показал пальцем на Ларга. В каком-нибудь дворце или поместье такой жест выглядел бы грубым и неуместным, но в доме леншардцев ― самое то. Жесткий жест уверенности.

― На его месте я бы тоже устроил себе допрос, ― сказал Намбо. И почесал пальцем ― под ногтем грязь ― правую скулу, поросшую неравномерной щетиной. Выглядел он болезненно. ― А насчет деда... дед научил меня воровать. Но в Сардинах, беднейшем районе Тендоки, по-другому не выжить. Я воровал, много воровал. Можно сказать, это привело меня к плахе. То, что я до сих пор жив, чудо. Мне дали второй шанс.

― И ты решил потратить свой второй шанс на помощь Парти?

― По глупости, ― признался Намбо. ― Если бы я знал, что она сделала, ― он посмотрел на Парти, ― я бы послал ее к черту.

Парти кивнула.

― И тогда бы я сейчас была мертва.

― Да, ― подтвердил Намбо. ― Вероятнее всего.

― А что она сделала? ― Желз не скрывал своего любопытства. Этих двоих связывала тайна, и он хотел узнать какая. Нет, не только узнать. Он жаждал разделить эту тайну с ними, особенно с Парти.

― Если Парти захочет, расскажет сама.

― Парти? ― окликнул Ярвар, направляясь к креслу. Поднявшись на брусчатую возвышенность, он откинулся на спинку черного дерева. И ясные серые глаза уставились на Парти. ― Кого ты убила на этот раз?

Желз почувствовал, как внутри у него что-то скакнуло, что-то неприятное, холодное. Убила? Парти кого-то убила? Ему казалось, что он понимает людей, запросто определяет, из какого теста они сделаны. Но сначала Намбо, который расправляется с берсерком и тушит смоляной огонь, хотя вроде бы должен ссаться от страха и реветь. Теперь Парти ― на вид образованная аристократка ― пусть и жившая какое-то время с леншардцами, оказывается убийцей. Да, леншардцы могут любого направить на свой кровавый путь. Но ее... Желз знал ее каких-то две недели, но был уверен, что эту гордую, неприхотливую и умную женщину никто не сумеет сбить с верного пути.

Желз распахнул глаза.

Парти на миг улыбнулась, словно ожидала аплодисментов. Хищная, холодная улыбка.

― Я убила Грелона, верховного мага Хоруин.

Она?!

В памяти Желза всплыл разговор тех демонов ― Алка и Эга ― во дворце императора Голинкера. Они говорили про девку, убившую Грелона, благодаря которой их численность растет. Желз чудом убрался оттуда, ослепнув на один глаз. У него не было времени разобраться ― демоны ли они на самом деле или кто еще, но это и не так важно. Важно то, что они порабощают тела других людей, что они необычайно сильны и владеют магией, что они, черт побери, захватили власть в Нординах. В родной для Желза империи. И в этом им помогла Парти. Сознательно или нет ― не важно.

Он почувствовал, как в нем закипает гнев.

― Достойная жертва, ― удовлетворенно проговорил Ярвар, обнажив пожелтевшие зубы. Верхний левый клык у него был на треть сколот. ― Какого по счету мага ты отправила в грязь?

Достойная?! Да что ты несешь?

― Я разменяла третий десяток.

Самодовольная сука! Как ты не понимаешь, что...

― Тут ничем гордиться, ― тихо сказал Намбо. И, кажется, если бы не эти слова, Желз взорвался бы, закричал. ― Ты убила Грелона потому, что он повинен в смерти множества людей. Месть. Я это не одобряю, но понимаю. Но неужели все те, остальные, то же были виновны в смертях?

Лицо Парти потемнело.

― Все маги ― убийцы, ― прошипела она. ― Я говорила тебе, что за магию всегда приходится платить огромную цену ― жизни других людей. Грелон мог ставить свои метки на тела преступников, приговоренных к казни, и после их казни пополнять запасы магии. Но маги меньшего калибра лишены и этого. Они волшбуют потехи ради, кто-то показывает фокусы, кто-то лечит... действительно лечит, и бедняга выздоравливает, а потом в соседнем доме умирает ребенок. Те, кто придумал магию, горят в аду и ждут тех, кто ей пользуется.

― Иногда мне кажется, что они ждут всех.

Только не в аду, подумал Намбо. Ада нет. Есть лишь гребанная рыбалка у цветного озера. Мерзкое, яркое место. Ненавижу его. Но если я вновь умру, пожалуй, не откажусь снова попасть туда. Лучше слепнуть от ярких красок, чем быть никем посреди ничего. Лучше вернуться в дряхлое чужое тело, чем сгинуть навеки. Гораздо лучше.

― Убийц ― однозначно, ― отрезал Желз.

Он смотрит на Парти так, словно хочет придушить. Чем же она так его разозлила? Я что-то упустил?

― Тогда мы все четверо после смерти окажемся там, ― отозвалась Парти.

Ох, хотелось бы верить... Тогда я найду другое слово и попаду в другое тело. Быть может вообще стану девушкой. Если девушка будет миловидной, ― мне раздолье. Глазей не хочу! Хотя с другой стороны ― ко мне ведь ушлепки с висячими причиндалами будут клеиться. Гадость. Кто-нибудь может даже попытается изнасиловать... Черт, нет! Только мужик, мне подойдет только тело мужика.

― Говори за себя, ― сказал Ярвар. На его лице промелькнула гримаса отвращения. ― Я намерен попасть в Кху-Гард.

― И я не сомневаюсь, что ты попадешь, ― быстро проговорил Намбо. ― В свое время. А сейчас нам, пожалуй, стоит отдохнуть. У меня есть дурное предчувствие, что если разговор продолжится, дойдет до рукоприкладства... ― Намбо кривовато улыбнулся. ― И что-то мне подсказывает, что в таком случае я буду в самом невыгодном положении.

Ярвар хохотнул.

― Не в моих правилах, знаешь ли, драться со старыми друзьями. ― Кресло под Ларгом скрипнуло, когда он подался вперед. ― Но будь по-твоему, отдохнуть так отдохнуть. Вы же двое не возражаете?

― Я бы приняла ванну, ― отозвалась Парти. ― А то пахну, как грязная шлюха.

Намбо потянул носом воздух.

От грязных шлюх несет дешевыми духами, перегаром и мочой. Она же пахнет морем и рыбой. Ну еще потом. Но от кого не несет потом после двухнедельного плавания?

Намбо легонько наклонил голову, вдохнул аромат подмышки.

От меня.

― А ты, Желз? ― окликнул Ярвар.

― А что я? ― удивился тот. ― Я не пахну, как грязная шлюха.

Ярвар усмехнулся.

― Мара! ― зычно позвал он. ― Эй, Мара! Поди сюда!

В зал вбежала девчонка в легком платье с пояском ― на вид лет четырнадцать-пятнадцать, руки и ноги тонкие, как тростники. Она остановилась перед Ярваром, опустила взгляд огромных ― Намбо в жизни не видел крупнее, ― глаз в пол и спросила тоненьким голоском:

― Вы желали меня видеть?

― Да. Распорядись, чтобы моим гостям выделили лучшие комнаты. Если в гостевых избах грязно... ― Он почесал жесткую бородку, обдумывая, и махнул рукой. ― В пропасть эти избы! В моем доме есть свободная комната со всеми удобствами. Пусть остановятся там. И вели нагреть в бане воду, много воды.

― Но господин, ― робко произнесла Мара, ― сегодняшние запасы чистой воды потратила госпожа Женьява.

― Так отправь людей за новой водой! ― На широком лбу Ярвара пролегли борозды раздражения. ― Чтобы к полудню вода была в бане! И была подогретой! Ясно?

― Но господин... до полудня осталось совсем мало...

― Времени? Знаю. И оно идет, вместе с движением солнца. Ты в силах его остановить, солнце? ― Он пробуравил девочку взглядом. ― Я ― нет. Так что иди, у тебя есть чем заняться, Мара.

― Да, ― слабо откликнулась девочка и поспешила прочь.

Намбо зачаровано смотрел ей вслед. При ходьбе она смешно, карикатурно дрыгала руками, словно изображала одновременно торопливость и сердитость. Похожим образом двигалась подруга его детства, Джози, только Джози была плотнее и смелее. Намного смелее.

Она была наглой. Она была чертовски наглой. Поносила весь свет без зазрения совести, дразнила старших, зная, что ей не влетит. Но это было так давно, будто в прошлой жизни.

Намбо поднес тощие, изрезанные венами руки к лицу.

Не будто. Теперь я другой. И, черт бы меня побрал, я говорю на их долбанном языке. На языке, который не должен знать.

***

Костер разожгли на лесной поляне, в двадцати шагах от исполинского серого валуна, по форме напоминавшего приплюснутое с одного бока куриное яйцо. Валун за века врос в землю и стоял надежно, не сдвинуть. Гладкий как отполированная сталь, он имел шесть внешних изъянов, которые при ближайшем рассмотрении Желз счел за узор. Шесть одинаковых по глубине и ширине ромбических отверстий ― по одному сверху и снизу и по два по бокам.

― Это глыба шестерых Асалов, ― объяснил Ферин, отчего-то крутившийся возле Желза с вечера. То ли он так собирался извиниться, то ли попросту не доверял Желзу и счел разумным не сводить с него глаз. ― Самый верхний вырез ― отец всех отцов Крух, владыка природы. Верхний левый ― его брат четырехрукий Гекцунг, искуснейший из воинов. Под ним вырез Золдера, сына Гекцунга, отца всех мастеров и рукоделов. Справа, самый верхний вырез ― это Точа, сестра Круха, именно она наделила женщин способностью рожать. Под Точей место Эшклиды, нет на свете ран, каких бы она не исцелила. А внизу... ― Ферин помедлил, ― ... внизу тот, кто отрекся от Асалов, покинул Кху-Гард и Свободные Земли, заключил сделку с Хифишером...

― Хитрый? ― уточнил Желз.

Леншардцы звали Мокли по-разному: хитрый, коварный, убогий, но никогда по имени. Это считалось дурным знаком. А знаки занимали особенное место в жизни северного народа.

― Он самый. ― Ферин повернулся к костру. Пламя осветило его уродливое лицо с мерзким лиловым шрамом на всю щеку. Желз бы не обрадовался, будь у него такой, но для леншардцев шрамы ― почетные награды, как медали и ордены у него на Родине.

На поляне собиралось все больше людей. Желз видел притихших, вымотавшихся за день детей, те стояли подле матерей с опущенными руками, время от времени зевали, за что тотчас получали подзатыльники. Желз детей понимал. Когда ему было десять, и родители брали его с собой на светские мероприятия, проходившие за полночь, единственное, о чем он мог думать ― это сон. Крепкий, приятный сон.

Желз почувствовал приступ зевоты и благоразумно прикрыл глаза, зевнув с закрытым ртом. Не хватало еще, чтобы Ферин попытался отвесить ему подзатыльник. То, что леншардец способен на это, сомнений не было. Оскорбить обряд, значит, оскорбить Асалов, а такое люди-воины не простят.

― А откуда взялись Асалы? ― Желз приподнял плечи и опустил, прогоняя дрему.

Ферин покосился на него с явным неодобрением.

― Их породила вспышка.

― Вспышка?

― Много-много лет назад, задолго до появления первых людей и древоногов, произошла вспышка. Яркая, каких не видывал никто и никогда, даже Асалы, а если бы кто увидел ― мигом ослеп. Такая была вспышка. И вот когда она погасла, вспышка эта, появилось все. И люди, и древоноги, и деревья, и моря, и земля, и небо. Появилось за одно мгновение. Раз, и все.

Желз скептически нахмурился.

― А кто или что создали эту, как ты ее назвал, вспышку?

― Большое Семя.

― Что? ― переспросил Желз.

― У всего есть начало. У курицы яйцо, у дерева семена, у человека семя. Все это создало Большое Семя.

― Большое Семя ― это какой-то Асал?

Ферин фыркнул.

― Большое Семя ― это Большое Семя. Не ищи подвоха там, где его нет. Оно одно, его ни с чем не сравнить.

Кто бы ни придумал их религию, они знали свое дело. Объяснить что-то необъяснимое так, чтобы яснее не стало, но заведомо избавив саму формулировку от вопросов... Изящно. У нас в Нординах есть всего два, признанных империей, религиозных учения ― «Традиционное» и «Четырехугольное». Первое не дружит с наукой и объясняет все одним словом ― Бог, второе предпочитает избегать ответов на столь каверзные вопросы, а когда избежать не получается оно дает сразу четыре ответа, диаметрально противоположных по смыслу. «Четыре угла» провозглашают свободу мысли и отрекаются от всяческих аксиом. «Ты сможешь, если постараешься» ― говорят они, в то время как традиционники талдычуд: «Ты сможешь, если будешь делать то-то, то-то, и не забывать не делать того-то, того-то, и Бог тебе поможет». Но одно их объединяет: и те, и другие свято верят, что после смерти нас что-то ждет. Что-то лучшее, чем этот мир. А почему после смерти вообще должно что-то быть?

― Посторонись, ― шикнул Ферин.

Позади Желза началось движение. Люди спешно расступались перед Ярваром Брокелоном. Ларг шел неторопливо, омывая взглядом холодных серых глаз собравшихся. Одет он был в белое одеяние, без рукавов, достававшее до колен, пояс обрамлял ремень коричневой кожи, большие пальцы с грязными ногтями выглядывали из сплетенных сандалий.

Едва Ярвар миновал коридор из человеческих тел, как кольцо вокруг костра сомкнулось, и Желзу почудилось, будто он оглох. Шум толкотни, голоса, шлепанье сапог по земле ― исчезли вмиг. Поляна погрузилась в тишину, слабо нарушаемую треском пламени, лизавшего дерево.

С дисциплиной у них порядок.

Ларг остановился у костра, высоко поднял левую руку. Из толпы слева отделилась тощая фигура и направилась к Ярвару. Мужчина, за тридцать, одетый в девственно-белую набедренную повязку. Он опустился на колени у ног Ларга, склонил голову. Тогда Ярвар вскинул правую руку. Справа, из скопления тел, выпрыгнула гибкая женщина. Шаг, другой, и она уже на коленях возле вожака, ровно напротив мужчины. Полоски девственно-белой ткани обтягивали ее упругую грудь и бедра.

Они полны сил, могут принести столько пользы народу, но их хотят убить. Как глупо. Ладно бы леншардцы приносили в жертву самых больных и убогих, но они выбирают крепких и достойных, пригодных для Кху-Гарда. Как глупо.

Грубые ладони Ярвара опустились на затылок мужчине и женщине.

А ведь они знают, что скоро умрут, но совершенно не выказывают страха. Поразительно на что способна вера, страшное оружие...

У Желза сжалось сердце, к горлу подступил ужас, руки пробила дрожь. К костру шел третий человек. Мальчик, в мокрой, пожелтевшей набедренной повязке. Шел неуверенно, постоянно оглядываясь назад, в толпу. Там женщина в возрасте, кивала ему в сторону Ярвара.

― Не бойся, ― сказал Ярвар. ― Ты делаешь большое дело.

Большое дело?! Да вы с ума сошли, это же ребенок! Желз почувствовал, как руки сжимаются в кулаки, а тело напрягается, точно перед схваткой. Это неправильно. Это несправедливо.

Каким бы мерзким и неправильным не было происходящее, Желз все же понимал, что не в силах это остановить. Да, он может наброситься на Ярвара и, возможно, даже убьет его, но к чему это приведет? Обряд перенесут на завтра, а вот от тела Желза не останется ничего уже сегодня. К тому же Нордины... Желз прибыл сюда с целью заручиться поддержкой леншардцев и вернуть родную империю.

На одной чаше весов мальчик, на другой ― семья Желза, его народ, его дом. Выбор простой. Желз это осознавал и вместе с тем чувствовал себя паршиво. Чем он лучше преступников, если сам выбирает, чья жизнь дороже?

Мальчик упал на колени перед Ярваром.

― В эту лунную ночь, ― громко проговорил Ларг, ― трое из нас вознесутся в Кху-гард. Бельмонт Гибкий, отважно сражавшийся в битве на Ку-море. ― Со всех сторон забили в барабаны. Ритмичное ту-ту-туф, ту-ту-туф. ― Риота Горделивая, воительница, отправившая в грязь десятки наших врагов. ― Ту-ту-туф, ту-ту-туф. ― И Борлил Безымянный, кому выпала честь стать искрой для будущей победы нашего народа. Эти трое отдадут свою кровь Асалам, а Асалы даруют нам удачу и силу духа.

К Ярвару вышла девушка, та рабыня Мара, в руках она держала деревянный поднос, накрытый белой тканью. На ткани лежали три одинаковых кинжала ― с тонким клином и костяной рукоятью.

Варвары. Самые настоящие варвары. И религиозные фанатики, каких поискать. Хочу убраться отсюда и поскорее. Быть частью этого, то же самое, что быть соучастником убийств.

― Право отправить в Кху-Гард Бельмонта Гибкого я передаю своему другу, ― Ярвар обернулся и поглядел на Желза, ― Желзу Дикорь, человеку, спасшему мне жизнь.

Ту-ту-туф. Ту-ту-туф. Ту-ту-туф.

Барабаны эхом стучали в голове у Желза. Сотни пытливых глаз отвлеклись от костра, от Ларга и смотрели теперь на него. Желз предпочел был, чтобы выбор Ярвара выпал на Парти, на Намбо, на Ферина или на кого угодно другого, но судьба жестока.

Что я могу, черт побери, сделать? Если откажусь ― поставлю крест на шансах заслужить доверие леншардцев, и Нордины останутся в руках тех демонов. Есть ли другой вариант?

― Желз, выйди к костру, ― велел Ярвар.

Желза подтолкнули в спину. Ферин.

Под удары барабанов Желз двинулся к Ларгу. Он чувствовал на себе тяжелые взгляды ― одни леншардцы были явно недовольны, другие глазели с любопытством, третьи буквально излучали презрение. Когда Желз остановился перед Ярваром, вожак взмахом руки подозвал Мару. Рабыня, склонив голову, протянул поднос с кинжалами Желзу.

Когда не хочешь брать ответственность, переложи ее на другого.

― Для меня честь ― быть избранным для такого... такого важного деяния. ― Желз мельком глянул на Ярвара ― на полных губах играла легкая улыбка ― и обернулся к толпе. Жар костра пек спину и затылок. ― Не являться частью вашего народа и получить право проводить Бельмонта Гибкого в Кху-Гард? О большем не может мечтать чужак. Но я чужак, ваши обычаи и обряды мне чужды. Я их уважаю, но не до конца понимаю.

Я их не уважаю и никогда не пойму.

― Ярвар Брокелон, ваш Ларг, даровал мне право отнять жизнь Бельмонта Гибкого и принести удачу ялхванцам. Но я считаю, что не достоин этого права. Среди вас, храбрых женщин и мужчин, есть куда более достойные люди. Люди всей душой и сердцем леншардцы. С твоего позволения, Ярвар, ― Желз повернулся к Ларгу, чувствуя, как по лбу катятся бисеринки пота, ― я хочу передать право Ферину, чьего имени я не знаю, но будь моя воля, я назвал бы его Ферин Достойнейший.

Один из барабанщиков сбился с ритма, но быстро исправился.

Желз замолк, сердце бухало у него у груди.

Лицо Ларга оставалось непроницаемым.

― Его имя Ужасающий, ― произнес Ярвар. В его голосе прозвучало удовлетворение. ― Ферин Ужасающий. И да будет по-твоему, друг! Ферин Ужасающий, право переходит тебе!

Ту-ту-туф. Ту-ту-туф.

Возвращаясь в толпу, Желз встретился глазом с Ферином, тот еле заметно улыбнулся. А когда Дикорь протиснулся между леншардцев, заняв свое прежнее место, несколько человек дружески хлопнули ему по плечу.

Кажется, я не только избежал убийства, но и заработал у того уродца и его товарищей несколько очков доверия. Очень хорошо. Желз посмотрел на стоявшего на коленях перед Ярваром мальчика и качнул головой. Но не настолько хорошо, чтобы радоваться.

Ферин долго тянуть не стал. Левой рукой приподнял за косу голову Бельмонта, правой взял с подноса кинжал и плавным движением прошелся лезвием по горлу. Из раны толчками запульсировала кровь. Гибкого несколько раз передернуло, руки дернулись к шее, подчиняясь инстинкту закрыть ладонями рану, остановить кровотечение, но усилием воли, не иначе, Бельмонт их остановил.

Ту-ту-туф. Ту-ту-туф.

Тело обмякло.

Ферин щедро смочил пальцы в крови и подошел к валуну Асалов.

― Крух, отец всех отцов! ― Багрово-красный палец омочил верхнее отверстие. ― Гекцунг. Золдер. Точа. Эшклида. ― Один за другим окровавленные пальцы находили вырезы в камне, и леншардцев охватывало непонятное Желзу волнение. ― И тот, кто заключил сделку с Хифишером. Примите кровь Бельмонта Гибкого и даруйте нам удачу в грядущих сражениях!

И тут из шести отверстий в валуне повалил яркий, плотный свет. Барабаны замолкли. Ферин упал на колени, так же поступили и остальные леншардцы. Остались стоять трое ― Желз, Парти и Намбо. Последний от удивления раскрыл рот. Воздух задрожал. Желз почувствовал, как у него сводит живот, и заметил, как от камня отделилась крупная тень.

Тень обретала тело. А когда свет из валуна резко погас, Желз разглядел человека, каждый второй палец которого был угольно-черный. Человек шагнул вперед, и пламя костра осветило его лицо. Грубое лицо с красными глазами. Лицо чистого.