Спустя сутки после трагедии

Дженни тяжело ступала по мраморному полу в больнице «Бретонно» в Париже, каждый шаг давался сложно, ноги буквально не шли, а заплетались. Она не спала сутки, вновь и вновь оказываясь в аду и переживая все заново раз за разом. Бесконечные вопросы следователей и руководства, которое прибыло сразу, как только стало известно о случившемся, окунали в реальность. Преследование репортеров тоже не давало покоя.
Она смутно помнила последние часы своей жизни, теряя все эмоции и чувства. Тот страх, которые пережили все, не забудется никогда.
Сначала это была комната с приглушенным светом, куда запускали каждого члена экипажа по одному и начинали допрос. Потом руководители лично разговаривали с ними, пытаясь выяснить каждую деталь трагедии. Пассажиров развезли по гостиницам, но не давали им покинуть город. Все находились в Париже, чтобы помогать следствию.
Репортеры заполонили собой все пространство, каждая программа по телевизору, каждая газета пестрили своими зловещими фотографиями с места событий. Дженни возненавидела журналистов, даже не желая с ними разговаривать, и прекрасно зная, что сочувствия в них мало. Им лишь бы написать сенсационную статью, но чувства людей им безразличны.
Она провела с экипажем большую часть этих суток, просто уставившись в одну точку. Даже Момо не подходила ближе, она больше сторонилась, думая о своем. Тэхен пару раз пытался успокоить Дженни, но у него ничего не получалось. Дженни молчала, желая все забыть. Жизель не хватало, не хватало ее наставлений, ее оптимизма. Думая о ней, всегда появлялись слезы.
Жак Ким приехал сразу, как только узнал новость о случившемся. Ему дали обнять дочь почти через сутки после того, как самолет потушили. Чеен уже летела в Париж к сестре.
Теперь Дженни шла по больнице. Слез уже не было, она оставила их все возле горящего самолета. Ее голос охрип от крика, а сил хватало, чтобы только идти.
Взрыв произошел в хвостовой части, в ту минуту она кинулась к горящему самолету, но ей не давали двигаться. Она кричала и кричала, давая понять, что там еще есть живые.
На борт спасатели поднялись, как только пламя было потушено. Задымление было жутким, и чтобы выжить, надо иметь силу и чудо.
Дженни спросила, как пройти до отделения интенсивной терапии, и медсестра с пониманием указала ей путь. Кивнув ей, Дженни пошла дальше, завернула за угол и увидела знакомые лица: Фабрицио Чон сидел у стены, смотря в одну точку на противоположной стене. Лучиана напротив согнулась, приложив платок к заплаканным глазам, рядом Юнги касался ее плечей и что-то шептал. Маленькая девочка Юци одиноко сидела в другой части коридора, прижимая к себе игрушку. Ее мать, Ла Лиса, встала сразу, как только увидела Дженни. Это черная картина их жизни на сегодняшний день — молитвы и тяжелое ожидание, которое казалось бесконечным.
Лиса стояла молча, выглядела она ненамного лучше Дженни. Ее глаза покраснели, а из статной женщины она превратилась в тень. На ее лице залегли темные круги под глазами, ни грамма косметики, волосы наспех забраны в пучок. У нее не хватало сил даже на то, чтобы перечить. Она лишь разревелась и села рядом с Юци.
Ее движение заметил Юнги, который поднял взгляд и посмотрел на Дженни. Его руки замерли на плечах матери, которая тоже подняла опухшие глаза.
— Джен, — голос сзади заставил девушку обернуться — это сказал отец, идущий позади и держа за руку Джулио. Мальчик тут же от взглядов присутствующих прижался к ней, и Дженни взяла его руку в свою.
— Мне надо к Чону, — прошептала она, смотря на Лучиану, желая получить одобрение, хотя оно ей было не нужно. Женщина опустила взгляд на мальчика ничего уже не понимая в этой жизни. Она промолчала, но рассматривала его так пристально, что Джулио отошел на шаг назад и спрятался за Дженни.
Юнги пришел на помощь, быстро встав со своего места, и подошел к Дженни:
— Вряд ли тебя пустят, да и он без сознания. Не думаю, что это хорошая идея, Джен.
— Мне надо, — снова прошептала она, — очень надо. Это очень важно. Чонгук бы хотел.
Он понимающе кивнул, хотя Лиса попыталась возмутиться, но сил на это не хватило. Она лишь прижала Юци к себе и разревелась.
— Врач сказал, если по одному и на пять минут. Но боюсь, что Чонгук ничего не слышит.
Дженни кивнула, попыталась улыбнуться, но губы дрогнули. Если бы они знали, какой ад пережила она, пока кричала о том, что в самолете живой человек. Спасатели услышали ее не сразу, она похоронила Марко в жутком огне, который разъел пластик и обшивку хвостовой части и середины салона. Бог спас того, кто спас остальных. Каким чудом Чонгук оказался в кабине пилотов — Дженни только догадывалась, но следствием было вынесено предварительное заключение — он спасал еще одного человека, который и затеял весь этот ужас — угонщика. Их двоих обнаружили без сознания в кабине пилотов лежащими на полу. Чонгук почти не дышал, наглотавшись углекислого газа и смеси от горящего салона.
Дженни это показалось знакомым, однажды уже было такое, но он выжил. Она верила, что сейчас будет так же, но узнавая новости она с каждой минутой теряла надежду.
— Тогда иди, — с понимание произнес Юнги, — он бы хотел тебя видеть, ты права.
Она потянула Джулио за собой под пристальные взгляды всех присутствующих людей, оставляя отца стоять одного. Открыв дверь в палату, набираясь смелости, она ступила шаг и тут же ее обволок запах лекарств и гари. Или это гарь до сих пор преследует ее с тех самых пор, когда она лезла в горящий самолет.
Медсестра подняла на нее взгляд, уже желая ответить отказом, но узнав Дженни из теленовостей, тут же встала и пошла к выходу:
— Не больше пяти минут.
Дженни кивнула и вошла в саму палату, встречаясь со своими страхами — Чонгук на больничной кровати с инкубационной трубкой, подсоединенной к аппарату, с множеством катетеров, торчащих из обеих рук. Этот человек отдаленно напоминал ей Чона. Лишь только черные волосы, знакомые ресницы на закрытых глазах и табличка над кроватью, являлись доказательством того, что это он.
Она прошла ближе, держа ребенка за руку, другой рукой коснулась пальцев Гука, понимая, что глаза снова наполняются слезами. Она вложила руку Джулио в его руку:
— Познакомься Джулио, это твой папа, — и разревелась присаживаясь на кровать, потому что ноги уже не стояли. Простит ли когда-нибудь ее сын за то, что столько молчала? Простит ли Чонгук, если останется жив? Она сама себя никогда не простит.

Пять лет назад

Мальта, Ла Валетта

Дженни сидела на диване сестры, держа в руках тест, который отчетливо показывал две полоски. Она беременна. Эта новость выбила ее из колеи. Хотелось проснуться и понять, что это сон.

— Я так и думала, что этим все закончится, — произнесла Чеен, шагая по комнате от окна до дивана. И каждый раз, когда она оказывалась рядом, Дженни пыталась услышать дельный совет. Но выбора на самом деле два и оба пугали до безумия. А еще начался старт ее карьеры в авиакомпании «Maltese Falcon». Только что закончились месячные курсы, уже скоро ее первый полет, а она беременна! Как такое могло случиться? Могло! Дженни была уверена, где это произошло — в самый последний их день. Их день! Когда он еще принадлежал только им двоим.

А теперь остались лишь жалкие воспоминания, и плюс, ребенок.

— Ты обязана ему сказать, — Чеен села рядом и коснулась руки сестры, — он мужчина и должен отвечать за свои поступки. Он отец и вправе знать о своем ребенке.

Теперь встала Дженни, не желая слышать об этом. Что она ему скажет? Чонгук, привет, ты скоро станешь отцом! Снова!

— Нет, он ничего не узнает. Чон сделал выбор, он дал мне четко понять, что остается с семьей, его жена беременна. Неужели ты думаешь, что он резко передумает в мою пользу? Пусть лучше не знает и выбор делать не придется.

— Какая ты глупая, — Чеен закрыла ладонями лицо, помолчала, а потом резко вскочила на ноги, — я скажу Юнги, хочешь ты этого или нет. Пусть все семейство Чон знает!

Она кинулась к телефону, но Дженни перегородила ей путь:

— Не надо, прошу тебя. Ты сделаешь только хуже. Марко ушел, я не хочу, чтобы он делал выбор снова. Его больше нет!

— О чем ты? — Возмутилась Чеен, — Как ты собираешься тянуть ребенка без отца? Нет, — она кивнула и ладонью стукнула себя по лбу, — мы обойдемся и без отца, но тебе не кажется, что твой сын или дочь однажды задаст вопрос о нем? Что ты скажешь? Вспомни, как было не сладко нам! Мы всегда с завистью смотрели на отцов своих подруг, не так ли? Твой ребенок имеет полное право на мать и на отца.

Дженни рухнула на кровать, снова уходя в себя. В последнее время с ней это случалось часто. Сейчас казалось, что судьба испытывает ее на прочность и пытается сломить окончательно.

Почему судьба так несправедлива? Как только показался лучик просвета, то наступили сложности? Да еще какие! Которые изменят всю жизнь!

— Я не говорила, что буду рожать, — тихо прошептали ее губы, и как сложно давались эти слова.

— Что ты говоришь, — ошарашенная Чеен села рядом и коснулась руки сестры, — в тебе сейчас говорит страх. Знаешь почему женщине дано девять месяцев выносить ребенка? Потому что за это время она проходит несколько этапов: смирение, принятие и любовь. Ты полюбишь малыша еще задолго до его рождения.

Чеен задумчиво улыбнулась, увидев суматоху в будущем: коляску, распашонки, игрушки, детское питание в холодильнике. Ей хотелось бы иметь своего ребенка, но даже ребенок Дженни станет родным и любимым:

— Я помогу тебе. Мы сможем воспитать и вырастить этого ребенка. В будущем я планирую открыть кафе, которое нам принесет хорошую прибыль, ты будешь летать, не отказывайся от своей мечты. Ребенок не помеха для карьеры...

— Я так не думаю. Все сложно, Чеен, — она головой прильнула на колени сестры и ощутила ее руки — Чеен гладила ее волосы, как в детстве, и эти прикосновения успокаивали, — ребенок -это обязанности, это серьезно и на всю жизнь. Я буду работать днями и ночами, прилетать домой, чтобы поспать. Ты работаешь из смены в смену, то в ночь, то в день. Твое кафе — это лишь мечты. Кому я оставлю ребенка?
— Мне кажется, главное рискнуть, а дальше пойдет легче. Дети растут.

— Ты не скажешь Юнги? Поклянись, что ты не скажешь никому и никогда!

Чеен не видела Юнги уже месяц. После ухода Чонгука от Дженни, он уехал на долгую работу в Америку. Он не виноват, что его брат совершил такой поступок, но Чеен не могла уже быть с ним — если рвать все нити с этой семьей, то это надо делать сразу.

Нет, Юнги не кричал в трубку телефона, что она не права, он устало согласился, прекрасно понимая Чеен. Им было проще расстаться, потому что отношения еще не зашли слишком далеко. Была влюбленность, но не любовь. Это было самое мудрое решение, которое приняла Чеен. А теперь, когда Дженни беременна и просит молчать, то еще и верное.

— Тебе обязательно надо налетать часы до того, как ты родишь, — давала советы старшая сестра младшей, — хоть какие-то льготы. А дальше посмотрим.

Сложно принять новую жизнь, сложно представить, что она будет другой, тяжелой и проблемной. Дженни почти ничего не ела и мало спала. Ночи стали мучительными только потому, что она много думала о будущем. Ее рука автоматически касалась живота и с каждым днем мысли, чтобы избавиться от ребенка уходили все дальше и дальше. Зато приходили другие — как руки Чонгука касаются живота его жены. И становилось больно.

Чтобы не думать обо всем этом, она ступила на борт самолета в качестве стюардессы и окунулась с головой в работу. Пока есть любимое дело, пока нет явных признаков беременности и даже токсикоза, надо пользоваться моментом. В небе она чувствовала себя свободной, но когда опускалась на землю, то грусть возвращалась.

Чеен сидела с ней рядом, когда врач делал узи. Они первыми узнали пол ребенка. Мальчик. Сестра обняла Дженни, уже готовая покупать вещи и даже выбрать имя.

— Джулио, пусть будет Джулио, — скромно улыбнулась Дженни, но Чеен промолчала. Итальянское имя говорило само за себя, но если Дженни так хочет, то почему и нет? Пусть будет Джулио Ким с французско-мальтийскими корнями, — надеюсь, он будет похож на меня.

— Конечно, — Чеен коснулась большого живота Дженни.

— Недавно я подумала о нашем отце, — начала старую тему Дженни. Чем больше был срок, тем чаще она его вспоминала. Она никому не говорила, но ее тянуло в деревеньку, расположенную в Провансе. Хотелось вдохнуть аромат свежих трав и сделать передышку перед родами, — я хочу сказать ему, что он станет дедушкой.

— Зачем? — Не понимала Чеен.

Она не знала, что Дженни несколько раз с ним созванивалась, но каждый раз минуя разговор про беременность. К середине срока она стала очень эмоциональной. Через чур впечатлительной и ранимой. С работой ей пришлось на время распрощаться, но когда сидишь дома, то тоска окутывает с новой силой. И она много думала об отце, вспоминала его слова, его раскаяние и становилось его жаль. Чонгук тогда сказал, что надо дать человеку шанс исправить свои ошибки. Она только сейчас поняла, как он был прав, мыслил холодной головой, пока она, Дженни, кипела от обиды.

— Он имеет права знать. Я хочу к нему поехать.

Чеен лишь покачала головой, не понимая сестру. Но каждый раз соглашалась на любой каприз:

— Если чувствуешь, что надо, то поезжай.

Так Дженни снова очутилась в Мустье-сен-Мари, шла по дороге, смотрела на поле, где они с Марко лежали и любовались небом. Потом переводила взгляд на пролетающие самолеты, смотрела на путные следы и гладила живот. Малыш пинался, иногда его пяточки можно было прощупать сквозь кожу живота, Дженни это забавляло. Она много с ним разговаривала и много плакала, пока никто не видел. Для всех она сильная и гордая. Но на деле, она держалась из последних сил. Но как только оставалась одна, то придавалась грустным воспоминаниям. Очень хотелось мужской заботы, но в мыслях опять рисовалась картина, как Чонгук присутствует на родах жены. Интересно, кого они ждут?

Жак Ким открыл двери, увидел Дженни в положении и замер. В его глазах застыли слезы ровно на несколько секунд, дальше он уже обнимал ее, прижимая к себе.

— Я могу остаться?

— Хоть на всю жизнь, дочка.

А хотелось просто найти гармонию с собой, понимание от окружающих и уют полной семьи. С Чеен было хорошо, но не хватало чего-то другого... Любви и заботы отца.

Джулио родился в маленькой деревушке Мустье-сен-Мари, где началась история любви его родителей. И первый год Дженни провела там. Она сдружилась с Амели, которая воспитала двоих детей, ее братьев, помогала с Джулио. Отец души не чаял во внуке:

— Этот дом снова наполнился детским смехом, а там, где дети, там счастье.

— Дом, в котором полно счастья, — улыбалась Дженни, понимая, что ее семья стала большой.

Чеен прилетела на роды сразу, как только отец позвонил ей. Она была рядом и держала руку Дженни, когда у той начались схватки. Была поддержкой и придавала силы. Она первая увидела Джулио, ахнув и сложив руки в молитвенном жесте. Где-то в глубине души она простила отца, боясь признаться вслух:

— Я вижу, как он хорошо к тебе относится, — грустно улыбнулась Чеен, — наверно, людям надо дать второй шанс, чтобы исправить ошибки. Он не воспитывал нас, но теперь на его глазах будет расти внук. Это чудесно. Я за вас спокойна. А мне надо ехать, работа ждет.

— Обещаешь, что вернешься?

— Обязательно, — Чеен поцеловала сестру в лоб, — обещаю.

Год с небольшим прошел незаметно, Дженни так привыкла жить сельской жизнью, быть в шумной семье, что уезжать не хотелось. На ее глазах рос сын, который падал, когда учился ходить, первое слово которого стало поводом, чтобы позвать соседей и устроить ужин. Он улыбался, держась за стену, и казался самым счастливым. Дженни улыбалась в ответ, раскидывая руки в стороны, чтобы обнять его.

Но жизнь — это цепочка дней и ночей, которые не могут остановиться. Время бежит и наступает период, когда жизнь требует перемен. Дженни еще помнила небо, она предвкушала, когда поднимется на борт самолета и продолжит свою карьеру.

— За Джулио не переживай, — успокаивал ее отец, — ему здесь лучше. Даже не представляю жизнь без него, не лишай меня внука. Мы с Амели с радостью будем нянчится с ним. А ты прилетай, как только будут длинные выходные. Или мы сами приедем на Мальту.

— Это будет замечательно, — Дженни обняла отца, понимая, что будет скучать, — приезжайте быстрее.

Так прошли четыре года, три из которых Дженни видела Джулио не так часто, как хотелось бы. А последний год стал толчком, чтобы изменить свою жизнь — купить жилье, чтобы забрать Джулио к себе. Но Дженни понимала, что без отца и Амели ей не справится с ребенком. Проект «Charlemagne» стал идеальным для этого: месяц пока Дженни в рейсе, Джулио жил бы с дедушкой и бабушкой, а потом целый месяц они были бы только вдвоем в своем собственном доме.

Но все пошло не по сценарию, который был в ее планах...

Наши дни

Дженни окинула взглядом лежащего Чонгука, пытаясь не дать слезам скатиться наружу и направилась к двери. Но пока она рассказывала ему все это, сидя на краю кровати и смотря в пустоту, то слезы стекали по щекам непроизвольно. Глаза изрядно покраснели. Она попросила Джулио выйти, чтобы он не слышал этих откровений и не видел ее слез.
Дженни напоследок обернулась к Чонгуку:
— Если ты меня не простишь, то я пойму. Я не имела права скрывать от тебя ребенка и не имела права лишать тебя общения с ним. К сожалению, понимание этого пришло поздно.
Она открыла дверь и, не поднимая головы, вышла из палаты.