«Если не выносишь кошмаров — не следует ложиться спать».

Грошовые ужасы / Страшные сказки (Penny Dreadful)

Женя опаздывала в школу. Узкая тропа между двух общаг ощетинилась серым сухостоем. Под ногами скользила жидкая грязь. Репьи цеплялись к сползающим колготкам, которые Евгения все никак не могла натянуть на покрытую змеиными татуировками ногу. Змей нужно было непременно прикрыть, иначе Татьяна Петровна...

Стоп. Какая к черту Татьяна Петровна? Евгения тихо и коротко выругалась, чувствуя одновременно раздражение и радостное облегчение. Она давным-давно окончила все возможные учебные заведения, но то и дело попадалась в эту ловушку Грайзбурга – сон о школе. Набор самых отвратительных и тревожных воспоминаний о том времени жизни, когда от маленькой Жени ровным счетом ничего не зависело, но требований было столько, словно весь мир держался на ней одной.

Женя с радостью стянула детские колготки и зашвырнула их в ближайшее открытое окно общаги. Про школу – это еще куда ни шло. Хуже было, когда снилась художка. Когда из рук выпадали холсты, когда тюбики с красками путались и засыхали на глазах, а очередной похмельный препод начинал объяснять значение слова «профнепригодность», вымещая на ней свою обиду на собственную бесполезность и неустроенность. Евгения с силой провела ладонью по лицу, пытаясь успокоиться и избавиться от лишних эмоций.

Нужно было взять себя в руки и понять, с какой радости ее занесло в эту локацию. Сосновый Лес являлся лесом лишь номинально. На самом деле он представлял собой скорее поселок городского типа – сборище бараков и обшарпанных гостинок. Сосны здесь конечно тоже были. Величественные исполины с широкими темными кронами, рядом с которыми человеческие строения казались хаотично разбросанными игрушками. Лохматые ветки закрывали большую часть неба, а опавшая хвоя устилала ржавым ковром все горизонтальные поверхности, отчего спальный район Грайзбурга выглядел еще более уныло и запущенно.

Горгона на ходу пнула насквозь прогнивший остов жигулей. Из-под него выскочил полосатый кот, неодобрительно глянул на нарушительницу спокойствия и исчез за ближайшим забором. С той стороны послышался детский крик и женская ругань. Женя с тоской посмотрела в исполосованное бельевыми веревками небо. Сосновый Лес был, пожалуй, самой густонаселенной локацией. Туристы и проекции здесь взаимодействовали так плотно, что порой не удавалось отличить одних от других. Да и саму локацию не всегда получалось распознать – слишком близка она была к яви, слишком реально чувствовалась в ней бытовая серость и житейская безысходность. Поэтому Евгения не любила здесь появляться. Она слишком хорошо еще помнила тот период своей жизни, когда сон и явь текли равномерным потоком однообразно-серых будней, изредка прерывающимся тошнотворным кошмаром. Который не всегда оказывался сновидением. То болезненное время после встречи с...

Женя споткнулась на ровном месте, сердце ее пропустило удар. Спину, словно изморозью обдало предчувствием. Ей не нужно было оборачиваться чтобы понять, чей ненавидящий взгляд вонзился в затылок.

Машина.

Порождение Грайзбурга, хуже – личный кошмар, воплощенный на Маковом поле. Персональный ужас Горгоны, неподвластный даже Серому. Узкая улочка не была для нее препятствием, она легко подминала пространство сна под свои широкие колеса.

Женя бросилась бежать. Это все, что она могла сделать сейчас. Сзади азартно взревел мотор. Слишком близко. Сознание захлестнуло паникой. Ноги мгновенно начали вязнуть в серой грязи.

– Проснись, – потребовала Женя у самой себя. – Проснись, проснись...

Голос не слушался, сбивался. Рычание мотора заполнило собой весь мир.

Ей все-таки повезло, в бесконечной череде бетонных стен и заборов попалась обшарпанная дверь с низеньким крыльцом. Открытая. На пороге топтался парнишка, чей образ отдавал смутной опасностью, но Горгоне было не до сомнений.

– Пусти! – рявкнула она, заскакивая в темный сырой подъезд.

– Эй! – парень попытался задержать ее, но пальцы соскользнули с чешуи татуировок.

Евгения рванула вверх по лестнице.

– Да стой ты, дура! – незнакомец бросился за ней. – Там шакалы!

Новая опасность на мгновение отрезвила. Женя замерла в нерешительности. Парень догнал ее в два шага и толкнул в боковой коридор. Прижал к стене, затаился. В тусклом свете одинокой лампочки Евгения смогла рассмотреть его одежду и оружие.

– Да ты сам шакал! – зашипела она не хуже змеи.

– Тихо, – незнакомец поморщился. – Я тебя не трону. Я неправильный шакал.

Горгона послушно заткнулась и прислушалась. Но рычание Машины хоронило под собой все иные звуки.

Неправильный шакал выглянул на лестничную клетку.

– Это что еще за тварь?

Женя выглянула следом. Машина медленно поднималась по лестнице, сминая перила и подминая под себя ступени одну за другой. Подъем ей предстоял трудный, но не возникало никаких сомнений в том, что она его преодолеет. А как только она достигнет коридора – Горгоне уже некуда будет деться.

– Это Машина, – ответила Евгения на вопрос парня и тут же пояснила. – Недовоплощенный кошмар. Одна из худших гадостей города.

– Недовоплощенный?

– Сон, приснившийся в Сером городе.

– Сон во сне? – шакал смотрел непонимающе. – Как это?

– Очень просто, – огрызнулась Горгона. – Заходишь в город своими ногами, попадаешь на Маковое поле, засыпаешь там, как миленький. И все, что приснится, будет преследовать тебя до конца жизни.

– Зачем?

– Чтобы поменяться с тобой местами. Засунуть тебя на самую глубину – в следующий уровень сна, откуда невозможно проснуться. А самой воплотиться окончательно.

Машина взревела мотором особенно громко, словно подтверждая слова Евгении и свои намерения.

Парень вновь опасливо выглянул в проем двери.

– Почему именно машина?

– А это уже не твое дело, – рыкнула Горгона.

Шакал обернулся к ней и обезоруживающе улыбнулся:

– Прости. Ты права.

Женя растерялась. А парень поправил на плече свой нелепый автомат и спросил:

– Но ведь ее можно как-то победить?

– Не знаю, – честно призналась Горгона, и лишь сейчас вспомнила, с кем разговаривает. – И вообще, с какой радости шакал спасает искателя?

– С такой, что может и хочет. Кстати, меня Дэн зовут.

– Горгона.

– Это из-за татух? Прикольно.

Его непосредственность сбивала с толку. Женя растерялась окончательно. А Дэн, напротив, посерьезнел и собрался:

– Эта тварь вот-вот доползет до нашего этажа. Нужно куда-то уходить.

– Она тебя не тронет, – Евгения позволила себе вздох. – Ей нужна только я. А мне нужно проснуться. Иного спасения нет.

– Так проснись, – пожал плечами Дэн. – В чем проблема? Или ты под препаратом?

– Нет! – возмутилась Женя. – Просто рядом с Машиной это сложнее. Она меня словно удерживает.

– Это плохо, – неправильный шакал огляделся. – Пошли.

Он быстро зашагал вглубь коридора. Евгения последовала за ним, мысленно удивляясь собственной доверчивой покорности. Обычно любую заботу она воспринимала в штыки, как попытку подавить ее и отнять инициативу. Но Дэн не вызывал ощущения соперничества или покровительства. Он воспринимался скорее как старший брат, которого у Жени никогда не было.

А может быть дело было вовсе не в неправильном шакале, а в том, что Горгона была слишком сильно напугана Машиной чтобы справиться с ситуацией самой? Эта мысль была неприятной, и Женя поспешно выбросила ее из головы.

Дэн тем временем отыскал какой-то крошечный балкончик с напрочь проржавевшими перилами.

– Иди сюда, – подозвал он, с воодушевлением рассматривая что-то внизу. – Посмотри.

Горгона вышла на балкон и взглянула вниз, но не увидела ничего кроме кучи битых кирпичей и гнутой арматуры, уже проросшей вездесущей жесткой травой.

– Что ты...

– Просыпайся, – сказал Дэн и толкнул Женю в спину.

Она рухнула лицом в кирпичное крошево.

И проснулась.

>>>

– Чертов шакал! – выпалила Евгения, прекрасно понимая, что парень спас ей больше, чем жизнь. Но последний испуг требовал выхода.

– Все в порядке? – лежащий рядом Сергей не шелохнулся, только открыл глаза.

– Не зна... да. Да, все отлично, – Женя поспешно поднялась и прошла к своему рабочему месту.

Широкий письменный стол – единственное обжитое пространство в огромной квартире. Освобожденный от фабричной упаковки, но заваленный бумагой и карандашами. Бесконечное число набросков и готовых пейзажей, раскадровка комиксов, персонажи... Евгения уселась в шуршащее целлофаном офисное кресло и впилась взглядом в карту сокровищ.

Все верно. Сосновый лес – очередной пункт в маршруте. Иначе она бы туда и не сунулась. Вспомнить бы еще об этом вовремя, глядишь, обошлось бы куда проще.

Евгения схватила ближайший карандаш и принялась избавляться от стресса и злости на саму себя единственным доступным ей способом – рисовать. Из-под темного грифеля вышел унылый сосновый пейзаж и угловатая Машина. А затем рука сама собой начала обрисовывать контур лица, глаза, нос, непослушную прядь на виске...

– Изменяешь мне? – поинтересовался подошедший Сергей.

Женя сморгнула и удивленно воззрилась на портрет Дэна.

– Знакомое лицо, – заметил Сергей. – Наверное, я его знаю.

Горгона поспешно смяла рисунок.

– Это не то, что ты думаешь.

– Ты не знаешь, что я думаю, – возразил Сергей.

– Сереж...

Он стоял перед ней обнаженный, облитый мутным рассветным золотом и медленно пил йогурт из пластиковой бутылочки. Евгения задохнулась от этой красоты. На очередной бумажный лист уже легли первые линии и штрихи.

Сергей не шелохнулся, ожидая, пока она закончит. И только после этого произнес:

– Это ничего не значит. Пока ты помнишь, что никто не может мне помочь кроме тебя.