«Мне не нужны чарующие сновидения. Факты лучше, чем сны».

Уинстон Черчилль

Озеро дышало. Огромная водяная масса то поднималась почти до самой кромки обрывистого берега, то торжественно и неспешно опускалась в темную бездну. Тогда обнаженные, тонкие и склизкие, многометровые опоры пирса со скрипом покачивались от малейшего дуновения. И сам пирс медленно качался из стороны в сторону, пока вода вновь не поднималась к нему, делая озеро похожим на обычный водоем. До следующего вдоха.

Марк не сразу решился ступить на рассохшиеся серые доски. Несколько мучительных минут он стоял и смотрел, как уходила вода, как качался пирс, и как темно-синяя стрекоза кружила над красной банданой. Не было никаких сомнений в том, что Бродяжник знал о присутствии Марка, однако оборачиваться не спешил. Сидел себе на краю, качал босыми ступнями, жевал соломинку. Наконец Марк дождался очередного водного подъема, быстро прошел по пирсу до самого края и уселся рядом с Бродяжником. Даже ноги решился спустить.

Бродяжник язвительно хмыкнул:

– Ишь ты, явилась шакалья морда.

– Явилась, – устало вздохнул Марк.

Он подумал, что они с Бродяжником смотрелись на редкость колоритно: бородатый бомж и цивильный до отвращения офисный работник.

– Еще и обдолбанная шакалья морда, – кивнул своим наблюдениям Бродяжник.

– А куда деваться? – пожаловался Марк. – Под препаратом все ярче, конкретнее. И проснувшись, я не забываю половину сна.

– А чего тебе там помнить?

– Ну, хотя бы наш разговор. Или переходить сразу в нужную локацию, а не плутать, как тупой турист.

– Во дурнина, – хмыкнул Бродяжник, перегоняя соломинку из одного угла рта в другой. – Тебе не нужна эта дурь чтобы не плутать в городе. Только чуть больше осознанности. Грайзбург у тебя в крови.

– В крови, говоришь, – с сомнением повторил Марк. – А правда, что препарат делают из крови?

– Правда. Хоть и называют его ангельской пылью.

– Но как можно из человеческой крови...

– А кто тебе сказал, что ее делают из обычных людей?

– А из кого?

– Вот у тебя дядя Беркли хоть раз брал анализы?

– Допустим, – кивнул Марк вспоминая бесконечные медицинские проверки, которые Маргарита Васильевна то и дело придумывала, казалось, специально для него.

– И какая маркировка на твоих пробирках?

– Б-0.

– Да ладно? – удивился Бродяжник. – Не бывает такой маркировки.

Марк только плечами пожал. Ну, не бывает. А у него вот есть.

Бродяжник присвистнул:

– Тогда тем более нафиг тебе не нужен препарат. Ты ж сам ходячая лаборатория по его производству.

– Это что, какая-то особенная химия?

– Скорее уж генетика.

Вместе с поднимающейся водой к пирсу подплыл любопытный белый лебедь. Бродяжник кинул в него изжеванной соломинкой. Птица оскорбленно удалилась.

– Препарат нужен шакалам, чтобы не тратить время на обучение пушечного мяса. Тем более, что в большинстве своем шакалы, да и прочие искатели – имеют весьма низкие показатели. Б-2, В-3 и дальше-дальше. Они почти ничем не отличаются от туристов. А вот ты – совсем другое дело.

– Почти? – уточнил Марк. – Но все-таки отличаются? Чем?

– Тем же, чем искатель сокровищ от обычного туриста – он ищет сокровища.

– Сокровища?

– Золото, драгоценности, – Бродяжник принялся загибать пальцы. – Деньги из Грайзбурга лучше не выносить, как и ценные бумаги – на них вечно остается абракадабра. А вот украшения, хорошую одежду – даже игрушки. Некоторые умудряются выносить технику и оружие.

Марк кивнул, вспоминая фиолетовую ручку и собственный кошелек с документами.

– Дошло наконец-то, – ухмыльнулся Бродяжник.

– Дошло. Это ж неиссякаемая золотая жила. Рог изобилия. Можно тащить все, что не приколочено, – продолжил размышлять Соколов. – А «Berkeley» что же? Пытается это контролировать? Зачем?

– Ну, ты подумай, – предложил Бродяжник. – Зачем огромной корпорации контроль над источником неиссякаемых ресурсов?

– Только ради денег? Серьезно? – скривился Марк.

– Это самая очевидная версия. Разве нет?

– А есть еще не очевидные?

– Они всегда есть.

Бродяжник откинулся назад и сорвал новую травинку. Обнаружив на ней ярко-изумрудного жука без доли сомнения скинул его в бездну под ногами. У Марка непроизвольно поджались пальцы на ногах, когда он проследил взглядом падение насекомого. И еще раз, когда на грани видимости жук распахнул крылья и полетел вверх с мерным гулом.

– Они всегда есть, – повторил Бродяжник, закусывая травинку. – Людям только дай повод, и они тут же сочинят про тебя тысячу небылиц и слухов.

– И что говорят про дядю Беркли?

– Что он сохраняет великое Равновесие сна и реальности. Что в тот момент, когда искатель заходит в Грайзбург своими ногами или когда он выносит из города какую-то вещь – рвется ткань Мироздания, крошится Вселенная и мир грозится рухнуть. Па-ба-ба-бам и прочий пафосный бред. А дядя Беркли – единственный, кто стоит на страже цельности мира, единственный, кто пытается остановить неразумных искателей.

– Если он такой спаситель мира, – скептически проворчал Соколов. – То зачем он отправляет сюда свои бригады? Они ведь и сами искажают...

– Ишь ты, какой умный, – протянул Бродяжник с прищуром глядя на собеседника. – Так они же разрушают сон, а не реальность. Да и вообще, разве можно разрушить сон?

– Не знаю, – буркнул Марк. – Наверное, да. Все можно разрушить, если очень захотеть.

Он нашел в щели между досок камешек и бросил его в поднимающееся озеро, но падения в воду дождаться не смог – отвернулся.

– Ну, еще говорят, что дядя Беркли давным-давно ведет войну за мировое господство, – как бы между делом вспомнил Бродяжник.

– Да? И с кем он воюет?

– Понятно с кем – с Алексом Охарой.

– Алексом Охарой?! – вскинулся Марк.

– О, уже знаешь о нем? – хмыкнул Бродяжник.

– Ничего я о нем не знаю. Расскажи!

– Чего это ты так возбудился?

– Это имя – единственная ниточка к тайне о том, что случилось с Сашкой.

– А Сашка это...

– Мой младший брат. Три года назад с ним случился несчастный случай, и с тех пор он не выходит из комы. И наблюдается в клинике «Berkeley».

– Вот же дрянь, – протянул Бродяжник. – Что ж ты раньше молчал?

– Я должен узнать, кто такой Алекс Охара, – выдохнул Марк.

Бродяжник поднялся на ноги и бодро зашагал к берегу.

– Куда ты?

– Пошли, – позвал бомж не оборачиваясь. – Покажу тебе кое-что.

Соколов замешкался всего на мгновение, зачем-то глянул в темную воду еще раз. Навстречу ему распахнулись белесые глаза утопленницы, и Марк подскочил, едва сдержав вопль ужаса. Утонувшая девушка закрыла глаза, покачиваясь в легких волнах. О ее голову тихонечко стукалась пластиковая фигурка лебедя, выцветшая и облезлая.

>>>

Марк едва поспевал за уверенно шагающим впереди Бродяжником. Мимо буквально проносились знакомые и незнакомые локации. В одной из них под ноги Марку выскочил подросток в огромной заношенной рубахе, не менее огромных штанах с подворотами, подпоясанных потертым ремнем, босой, но зато в лихо заломленной на затылок клетчатой кепке.

– Ты кто? – спросил мальчонка у Марка.

– Отстань, – попытался отмахнуться Марк, но тот вцепился ему в рукав.

– Ты кто?

Марк бросил на досадную преграду один единственный взгляд и тут же почувствовал, что окончательно отстал от Бродяжника и застрял в незнакомой локации, посреди тесной улочки.

Низкие, пыльные дома-коробки, наспех, косо и криво сколоченные из ломаных досок, грязной фанеры и картонных обрывков, лепились друг к другу. Двери и ставни заменялись тряпками и все тем же картоном. Покосившиеся концы переулков подпирались палками. На дырявых крышах вороны строили свои гнезда.

– Ну, отлично, – ругнулся Марк. – Вот почему ты пристал именно ко мне?

Соколов каждый раз удивлялся, когда некоторые проекции стремились с ним взаимодействовать. Он и отличать-то их от туристов научился совсем недавно и не то чтобы хорошо.

– Ты кто? – повторил подросток. – Ты лидер? Так мы тебя давно ждем!

Он ухватил Марка за запястье и с неожиданной силой потащил за собой, в лабиринт узких, замусоренных проулков. Соколов попытался притормозить:

– Стой. Стой! Да какой я тебе лидер? Чего пристал?

– Вот! Смотри, – мальчишка дернул Марка за руку и показал вверх.

В пыльном небе медленно проплывала огромная стальная туша дирижабля.

– Летят гады, – с чувством выдохнул подросток, так похожий на Гавроша из книги. – Ну, ничего. Недолго вам осталось.

Марк ничего не успел ни сказать, ни спросить – его снова дернули и повели.

Прогулка окончилась внезапно, посреди крошечной кухоньки. В углу почти незамеченными топтались еще две проекции: сухонькая старушка в голубом переднике и лупоглазый, словно лягушонок, мальчишка лет пяти.

– Наконец-то ты пришел, – с чувством произнес Гаврош, усаживая Марка на табурет посреди кухни. – Уж теперь-то мы им покажем!

– Что покажем? Кому? – отчаянно спросил Соколов.

– Мы устроим революцию! – воскликнул подросток. – И сместим тиранию Харо!

– Кого? – усталость мгновенно слетела с Марка.

– Харо, – повторил Гаврош.

– Алекс Охара? – спросил Марк на удачу.

– Мы не называем его так, – скривился подросток. – Но, да. Тиран и деспот.

– Так он глава этого города?

Гаврош кивнул.

– Очередная проекция, – разочарованию Марка не было предела.

– Харо больше, чем глава, – подала голос старушка. – Он – сам бог...

Дверь с треском отвалилась и на кухню вошли двое. У Марка на языке мгновенно завертелось выражение «двое в штатском» – так стереотипно они выглядели. Особенно первый, в длинном плаще и зеркальных очках на пол-лица, похожий на агента Смита.

– Гады! – крикнул Гаврош бросаясь на вошедших.

Агент сделал неуловимое движение рукой, и мальчишка с хрипом осел на пол, хватаясь за рукоятку ножа, торчащую из живота.

– Какого черта?! – подскочил Марк.

– А вот и вы, – улыбнулся первый в штатском. – Следуйте за мной, пожалуйста.

– А если не пойду? – спросил Соколов, прекрасно понимая, что проекции не могут причинить ему вреда.

Второй в штатском направил револьвер на тихонько плачущую в углу старушку и хныкающего ребенка.

– Помоги, – прошептал Гаврош, истекая кровью на дощатый пол.

Соколов окинул взглядом мизансцену. Все присутствующие, кроме него самого, были всего лишь проекциями – статистами, массовкой сна. Умрут сегодня, а завтра снова будут искать нового лидера для своей революции. Но наблюдать сцену смерти стариков и детей, пусть хоть сто раз ненастоящих, никакого желания не возникало. Зато возникло жгучее любопытство – куда его собираются отвести?

– Хорошо, я иду с вами.

Агент кивнул и сделал приглашающий жест рукой. Только после вас, мол. Марк шагнул было, но в локоть ему вцепился раненый Гаврош:

– Я с тобой.

– Останься дома, – скривился Марк. – Тебе нужна помощь.

– Я тебя не брошу, – упрямо выдохнул мальчишка.

– Да и черт с тобой.

Они довольно быстро прошли пыльными проулками и оказались в иной локации. Здесь, под свинцово-тяжелыми тучами простирался серый безжизненный пустырь. Посреди которого возвышался огромный бетонный куб, с одной-единственной стальной дверью. Возле нее Марк к радости своей увидел знакомую фигуру. Поддерживая Гавроша за плечи, он прибавил ходу, чтобы успеть перекинуться с Бродяжником еще хоть парой слов.

– Ты что тут делаешь? – спросил бомж грозно, едва Марк приблизился.

– Меня поймали агенты, – Соколов указал на людей в штатском, неспешно бредущих позади.

– Ты дурак? Ты понимаешь, куда тебя ведут?

– Куда?

– К Харо, – просипел подросток, роняя кровавы слюни в песок. – Беги...

– Так мне туда и надо, – обрадовался Марк. – Там-то я узнаю, кто такой Алекс Охара.

– Идиот! – неожиданно взорвался Бродяжник. – Не надо туда тебе! Никому туда не надо!

– Вот откуда тебе знать? – рассердился Марк. – Ты понятия не имеешь...

– Это ты понятия не имеешь, во что все больше вляпываешься! Стоит тебе встать на службу к Харо и ты автоматически становишься главной целью шакалов. Ты подписываешь себе смертный приговор.

Марк поджал губы.

– Но я должен узнать о нем как можно больше.

– Для того чтобы узнать повадки тигра не обязательно лезть к нему в пасть, – проворчал Бродяжник.

Он устало оперся о бетонную стену, пробормотал еще что-то себе под нос, но Соколов его не слышал. Он думал о Сашке, о том злополучном летнем дне и о том, в какой опасности находился его брат все это время.

– Просыпайся, – сказал Бродяжник. – Поговорим об Алексе в другой раз. Я сам тебе все расскажу. Только не лезь в это дело сейчас.

Марк с сожалением посмотрел на затихающего Гавроша. Бомж перехватил его взгляд.

– Ты понимаешь, что он всего лишь проекция?

– Да. Но все равно. Жалко как-то.

– Жалко, да?

Бродяжник молча приподнял подростка, положил широкую ладонь ему на затылок. И молниеносным движением разбил его голову о бетонную стену.

Марк проснулся от собственного крика.