Всю жизнь я ни к кому не привязывался, не испытывал обиды, если меня покидали, и не имел привычки страдать по кому-нибудь. Так было проще всего жить. Я понял это ещё в детстве, когда соседские мальчишки забили камнями бродячего кота, которому втайне от старшего брата я скармливал свой школьный перекус.

Я зарёкся привыкать к чему-то, что непостоянно, изменчиво и может в любой момент исчезнуть. И это было... Легко? Кто бы что не говорил, дети хорошо усваивают те уроки, которые касаются их безопасности. «Никогда ничего не бери, и не придётся отдавать» – говорил мой брат. И я безоговорочно верил ему, потому что Марк был старше, Марк точно знал намного лучше меня, какой несправедливой и жестокой порой бывает жизнь. Он никогда не ошибался, я же – не разрешал себе ошибаться.

Мы встретились в БДСМ-клубе «Ночь», маленьком закрытом месте в самом сердце китайского квартала. Нас наняли охранять очередную тематическую вечеринку за неплохой гонорар, а Джемин оказался владельцем клуба, который не прочь был устраивать на подобных мероприятиях показательные шоу для новичков в формате публичной порки и/или стимуляции.

Я и раньше смотрел разного рода порно, не различая жанров и направленностей, но никогда не задумывался о своих вкусах в мужчинах или женщинах. Мне никогда никто не нравился. Симпатия означала привязанность, а её я не мог себе позволить.

Конечно, я спал с разными людьми: мужчинами, женщинами, молодыми,  зрелыми, красивыми и не очень. Но никого из них я не помнил. Было короткое возбуждение, на уровне инстинктов, физической потребности, и никогда – желания остаться до утра. Так было проще всего – не брать и не давать. Вместо любви – быстрый сухой секс в мотеле, вместо отношений – встречи с Рюджин за текилой и горчащие на губах поцелуи, о которых мы оба жалели.

Он же впервые оглушил меня. Это не было похоже на взрыв, скорее на ощущение, что кто-то плеснул кипятком прямо в лицо. Я не смотрел на него, пока он договаривался с Марком о гонораре, пока он развлекал публику, я старался его не замечать. И он, кажется, это заметил.

В какой-то момент он закончил шоу, стянул латексные перчатки, в которых фингерил мальчишку, спустился со сцены прямо ко мне и спросил:

– Ты симпатичный, переспим?

Всего за несколько минут он оказался так близко ко мне, что я сразу заметил всё: то, что он чуть выше и шире в плечах, его высветленные и посечённые кончики волос, едва слышный колкий парфюм с отголосками нероли и тяжёлую усталость в глубине светло-ореховых глаз. Его рот широко улыбался, но остальное лицо оставалось непроницаемо блёклым. И, что поразило меня больше всего, никто из тех, кто смотрел на нас в зале, этого не заметил, кроме меня.

Я пожал плечами и вытащил из уха наушник, прерывая пустой трёп Рюджин на проводе с другого конца зала.

– Это входит в наш сегодняшний гонорар?

Джемин сразу потерялся и неловко потёр шею. Кажется, я действительно смутил его, и мне даже стало стыдно. Уголок его губ дернулся, и он снова улыбнулся, на этот раз обезоруживающе, искренне и немного виновато:
– А надо?

– Нет, – торопливо шепнул я. – Идём.

Я не собирался с ним спать. Но всё равно послушно сел к нему в машину и назвал адрес своей квартиры. Часть меня пыталась убедить себя в том, что это всего лишь секс, что всё закончится так же, как и всегда: пустой комнатой, сухой разрядкой и парой бессмысленных слов впроброс исключительно ради вежливости. Но это было бесполезно. Мы уже ехали не в мотель, так что это уже не мог быть обычный секс.

Я видел, как дрожали его руки на руле, его напряжённый взгляд на заснеженную дорогу, и нервное постукивание кончиками пальцев по колену, когда мы стояли на светофоре.  Я смотрел на него и не понимал сути притяжения, которое возникло между нами, стоило ему только озвучить своё дерзкое предложение. А ещё я впервые убегал с работы так быстро. С работы, которая всю жизнь была моей отдушиной, местом, где можно было ни о чём не беспокоиться, моим местом.

Это пугало и завораживало одновременно. Мы молчали, лишь изредка перекидываясь взглядами, но я не чувствовал неловкости. Обычно я даже не смотрел в сторону потенциальных партнёров, пока мы не оказывались в постели, но Джемина мне хотелось рассмотреть и изучить получше. Из-за его ухоженного молодого лица сложно было сказать, сколько ему лет, но я был уверен, что не больше, чем мне. Я чувствовал, что мы чем-то неуловимо похожи. Чем-то, что и притягивало нас друг к другу, как Меркурий к Солнцу или людей к земле.

Как только я запер дверь в квартиру и потянулся к выключателю, Джемин шагнул ближе и прижался лбом к моей спине. Даже сквозь куртку я чувствовал, как сильно его колотило.

– Не надо света, – тихо попросил он и осторожно обнял меня со спины. В груди закололо, и я повернул голову, чтобы коснуться губами его щеки. Джемин чуть дёрнулся, но потом как-будто прижал меня ближе.

– Ты, – начал было я, но он наконец поднял голову и поцеловал меня в ответ, не в губы, куда-то в скулу, и этого хватило, чтобы я забыл о словах Марка, о собственных убеждениях, обо всём.

Я развернулся в чужих руках и, схватив за воротник пальто, поцеловал Джемина по-настоящему. Он тяжело выдохнул и подставился, закидывая руку мне на плечо и прижимая к себе.

Я впервые поцеловал кого-то, потому что хотел. До одурения, до дрожи, до шума в ушах. У меня ещё не стояло, физического возбуждения ещё не было, но все чувства обострились до предела. Ни на секунду я не хотел отпускать Джемина от себя, ни на секунду я не хотел отводить от него взгляд. Смотрел, смотрел, запоминая его лицо в полумраке квартиры, блестящие глаза, дрожащие сухие губы с трещинкой поперек нижней, короткий подбородок. Я не знал о нём ровным счётом ничего, но хотел – всё. Впервые так сильно хотел, что не мог оторваться от него ни на секунду.

– Почему ты согласился? – спрашивал он между поцелуями, а я не знал, что ответить, вместо этого целуя его с такой отдачей, которой за собой никогда не замечал.

Когда мы наконец сдвинулись с места и добрались до спальни, я уже привёл в беспорядок и его рот и его волосы. Уверен – даже шею, но без света этого было не разглядеть. Лишь на секунду я засомневался, на самом краю постели, но только потому что не знал, как он любит. Это почему-то показалось мне очень важным, и я спросил прямо в губы:
– Кто?

Джемин хмыкнул, ковырнув пряжку моего ремня, и поцеловал меня в уголок губ.

– Ты – меня.

Я подтолкнул его на постель, и он растянулся на ней, закидывая руки за голову и смотря на меня снизу вверх. Рассеянный свет с улицы оставлял на его лице и полуобнажённом теле аморфные блики, похожие на те, которые вода оставляет на мозаичном полу и бортиках бассейна. Мы оба тяжело дышали. Я чувствовал, что во мне бурлит яркая, горячая смесь из слов и желаний, которые я не в силах озвучить. И, кажется, Джемин понял меня и заговорил первым, расстёгивая свои джинсы, стаскивая их вместе с трусами и скидывая на пол:
– Можешь не верить, но я знал, что мы встретимся. Я знал что так будет.

Он согнул ногу в колене и сел на постели, опираясь на руки. Эта поза не скрывала ровным счётом ничего, и я не смог удержаться от восхищенного взгляда, которым почти облизал его полувставший аккуратный член с обрезанной крайней плотью вокруг головки, сильные бедра и округлые ягодицы.

– Ты знал, что мы окажемся здесь? – Спросил я, раздеваясь для него, и с нескрываемым удовольствием увидел, что Джемин не сводит с меня глаз. – Знал, что я соглашусь?

– Я надеялся, – шепнул он, скользнув своей ступнёй по моему колену, и я перехватил её рукой, выпрямляя его ногу и целуя в щиколотку.

– Я никогда никого не хотел так сильно, как хочу тебя сейчас, – тихо признался я, наклоняясь к нему и заглядывая в глаза. Его губы дрогнули в короткой неуверенной улыбке и я тут же её поцеловал.

В полумраке было так хорошо и правильно, что я мысленно поблагодарил Джемина за то, что он попросил не включать свет. Без него всё казалось настоящим и искренним. Да наверное таким действительно и было. Не могло это всё не быть настоящим, когда я чувствовал, как сгораю живьём изнутри только от его прикосновений и поцелуев. Мне казалось, что когда вставлю ему, то и вовсе сойду с ума.

В какой-то момент мы перестали целоваться, и я перевернул его на живот. Мне хотелось покрыть поцелуями всю его широкую мускулистую спину, рассмотреть его лучше, изучить каждый миллиметр его тела. Когда я поцеловал его поясницу и, не удержавшись, куснул за ягодицу, оглаживая руками его бёдра, Джемин тяжело выдохнул, и я расслышал хриплый, задушенный подушкой и локтём стон.

– Ну почему ты такой? – закусил я губу и прижался лбом к его пояснице. Джемин вздрогнул.

– Какой? – его голос дрожал, и я не удержался и нежно погладил его по спине. Мне хотелось сделать всё, чтобы убрать эту дрожь из его голоса. Я знал, что она означает, и я хотел, чтобы он не сомневался в том, что я делаю и говорю.

– Настоящий, – шепнул я. – Сейчас – настоящий, там, в клубе – нет.

– Я боялся, что ты не заметишь, – Джемин поднял голову и посмотрел на меня. Я гулко сглотнул. – Ты понравился мне, и я подумал, что если кому-то и дать шанс, то только тебе.

– Шанс на что?

– Спасти меня.

Я растягивал его пальцами и языком очень долго, пока он не начал просить. Я впервые думал не о себе. Мне хотелось, чтобы Джемину понравилось всё, чтобы он не пожалел о своём предложении, потому что мне он сам нравился так сильно, как никто и никогда. 

Это не было похоже на секс, скорее на абсолютное слияние двух туманностей, двух гравитационных полей, разрушительное и вместе с тем прекрасное, взаимоуничтожающее и взаимосозидающее. Когда я оказался глубоко внутри, всё вокруг перестало существовать, осталось только чужое-не-чужое дыхание, стоны, ощущение кожей другого человека и всепоглощающий жар.

Мне казалось, что я двигаюсь в нём слишком медленно, и я пытался ускориться, но не мог, тело было и тяжёлым и невесомым одновременно. На своём желании сосредоточиться было невозможно, даже вставив Джемину, я не переставал целовать его, ласкал в руке его тяжёлый член и успокоился только тогда, когда мою ладонь окропила его тёплая сперма.

Как кончил сам, я не помнил. Мне так понравилось доставлять удовольствие другому человеку, что собственный оргазм ушёл на второй план. Мы лежали на развороченных грязных простынях, где-то рядом на полу валялся использованный презерватив, и я гладил Джемина по волосам, думая, что впервые не хочу, чтобы человек в моей постели куда-то уходил.

– Мне позвонить тебе утром? – тихо спросил Джемин, будто подразумевая, что я вот-вот скажу ему проваливать, и в груди снова закололо.

Я наклонил голову и прижался губами к его макушке, пытаясь унять своё бешеное сердцебиение.

– Просто не уходи никуда, – попросил я тихо. – Останься со мной.

Я старался ни к кому не привыкать, потому что с детства знал, как больно потом будет расставаться с ними в будущем. Но с Джемином было уже поздно не привыкать и не привязываться. Его сердце тревожно билось у меня под кожей, как-будто он теперь был мной, а я был им. Я не боялся пострадать, потому что теперь больше всего на свете мне было страшно ранить и причинить боль человеку, которого, сам того не понимая, только что спас.