Оказавшись у себя, я все же немного не в себе. Нервно роюсь в комоде в поисках своих старых велосипедок. Они слегка жмут, но зато помогут мне скрыть то, что должно быть скрыто. Хикару — просто маньячка, совсем забыла, что у обладателя ее тела есть весьма чувствительный орган. Которому приспичило проснуться, как только Саша нежно коснулся моей поясницы.

Проверяю заряд камеры, собираю сумку. Софтбокс и вспышку не беру, хватит зеркалки и портретного объектива: за окном все чирикает, предвещая хорошую погоду. Кидаю в сумку немного косметики и зеркальце, если надо будет поправить макияж. Долго размышляю, какую обувь выбрать — у меня нет ничего похожего на женские туфли — поэтому просто надеваю черные кроссовки с массивной подошвой.

— Ого, ты кажешься выше! — замечает Саша, когда я выхожу в коридор и протягиваю ему баул с камерой.

<tab>Он выглядит так свежо, будто вчера кто-то другой вылакал в одно лицо пол-литра виски. Сияет на меня своей улыбкой, аж глазам больно. Мне неловко вспоминать о событиях прошлого вечера, но не могу удержаться:

— А наш великий фунфурье сегодня свеж как огурчик!

— Ага, конечно! — немного смущается, но все равно продолжает улыбаться. — Зеленый и весь в пупырышках.

Я игнорирую эту шутку, боясь представить, что именно у него там в пупырышках. У подъезда жду, пока Саша медленно подымит сигаретой, смакуя начало своего дня. Его взгляд то и дело скользит по мне, отчего заливаюсь густым румянцем.

— Нани*? — робко спрашивает вслух мое альтер-эго из-под накладных ресниц.

— Чудо ты внеземное. Свалилось на меня на этом самом месте неделю назад, — он заботливо поправляет выбившийся локон на челке моего парика. — Вопрос за вопрос все еще в силе?

— Да.

— Тогда можно я тебя поцелую? — не дожидаясь ответа, он трогает меня за подбородок и целует уголки губ.

Его короткая борода пахнет сигаретным дымом. От таких нежностей, кажется, я реально скоро превращусь в девушку, но инстинкты берут верх, и я слегка прикусываю его нижнюю губу.

— Ай! — Саша удивленно отстраняется. — Ты чего хулиганишь?

— Омаэва мо шиндейру*, — произношу я с серьезным и грозным видом, а он смеется.

— Точно! Так говорит Хикару, когда в кино очередной тупица лезет прямо в западню маньяка. Что это значит?

— Что ты уже умер, просто еще не знаешь об этом.

***

По дороге в парк я расспрашиваю Сашу о работе. Трудно поверить, что его назначили на руководящую должность так рано, но рассказ звучит убедительно:

— Я был менеджером одного проекта для постоянного клиента, их администратор мог позвонить в любое время дня и ночи, и я срывался, так что к утру уже все было сделано. В итоге наши партнеры попытались меня переманить, а моя компания вовремя подсуетилась. Назначили на место предыдущего директора отдела, который как раз собирался переезжать в Польшу со всей своей семьей. В айтишной среде так постоянно происходит — одни компании переманивают специалистов у конкурентов. Это тебе не госслужащие, которые на одном месте по десять лет сидят.

— И ты тоже уедешь?

— Возможно. Тем более теперь якорей у меня тут стало меньше, — говорит так, будто уже стоит одной ногой в самолете. — Но с другой стороны, меня же еще никуда не позвали. И ремонт надо доделать, а там посмотрим. Кстати, насчет неотложных дел.

Саша набирает кого-то на смартфоне, и через несколько гудков даже на расстоянии я улавливаю знакомое «Аллёу» подруги.

— Настёнка, привет! Как дела? — робко начинает Саша, и я погружаюсь в свои мысли, стараясь не подслушивать.

Думаю о матери. Интересно, где она сейчас? На прошлой неделе была вроде на Гоа. Я иногда захожу в ее инстаграм, листаю фотки и сториз. Она лайкает мои. Как будто мы с ней просто два аккаунта в бескрайнем интернете. Хотя я веду соцсети от лица Хикару, казалось бы — никакого палева — мы почему-то не переписываемся. Наверное, ей и так достаточно информации, думается мне. Я знаю, что сравнивать глупо, но все равно иногда спрашиваю себя: выбрал бы я счастливые школьные годы и полный игнор после семнадцати или тотальный контроль в детстве, но заботливое семейство в юности? Возвращаясь мысленно к Асе и ее родственникам, замечаю, что Саша уже просто молча идет рядом. Его лицо и без вопросов дает понять, что с сестрой у них все наладится.

— О чем думаешь, Дана?

— Обо всем.

— Это как? Ты суперкомпьютер?

— Нет. Я суперничего, — бубуню я. Хорошее настроение куда-то испарилось.

— Ага, скажи это своим тыщам подписчиков. Сколько их там, триста?

— Тракториста.

— Так, ну все. Говори давай, в чем дело? — он спрашивает так, будто мне правда пять лет.

Вот стыдобища. Капризничаю перед взрослым дядькой. Но его внимание так приятно, ловлю каждую заботливую фразу в свой адрес, кладу их в коробочку воспоминаний рядом с остальными. Сентиментальное чмо. Все когда-нибудь уйдут от тебя. Никому ты не нужен, мальчик-девочка. Девочка-мальчик.

Одной рукой Саша слегка приобнимает меня за плечи, и нам приходится идти чуть медленнее, пытаясь попасть в шаги друг друга. Когда мы заходим в парк, я на секунду останавливаюсь и заворачиваюсь в его объятие:

— Если ты соберешься уехать, ты же скажешь мне?

— Если ты продолжишь так себя вести, то мне придется утащить тебя с собой.

— Ты не сможешь, — ною я, и он фыркает, не понимая истинного смысла моих слов.

Саша берет мою руку, и мы углубляемся в зеленые недра. Находим небольшой живописный участок с кирпичной стеной, виноградными лианами и минимумом людей. Я объясняю ему функции камеры, и уже через пятнадцать минут он, как заправский фотограф, вовсю командует мне «покажи тигрицу». Смешит какими-то дурацкими движениями и звуками. Я принимаю несколько классических косплейных поз, хотя это скорее просто стилизация, чем полноценное перевоплощение. Для инстаграма мне нужны живые фото в повседневном жанре.

— Черт! — он на секунду останавливается. — У тебя колечко в носу блестит.

— А, фиг с ним, — я неосознанно касаюсь пирсинга рукой. — Потом затру в фотошопе.

— Я бы оставил. А остальное бы все снял, — глядит голодным волком, и все мое веселье опять как рукой снимает.

Я такой идиот. Этот рейд принимает все более серьезный оборот, и я уже не знаю, как буду выпутываться. Весь час, пока под Сашиным руководством я позирую для фото, не могу перестать обдумывать, что делать дальше. Ведь очень скоро невинных игр нам будет недостаточно.

Когда индикатор заряда камеры уже мигает последним делением, я отбираю аппарат у пользователя и сам делаю несколько вполне удачных снимков. Оказавшись по ту сторону объектива, Саша становится похожим на ученика младших классов, и я всерьез думаю потом прифотошопить ему портфель и галстук. С бородой будет особенно комично. Оставив парк позади, мы очень скоро достигаем улицы, на которой припарковали прошлым вечером его машину. Сажусь спереди, вдыхая знакомый легкий аромат кожаного салона. Мой фотограф занимает водительское кресло, но не спешит заводить двигатель. Косит взгляд на мои коленки в плотном темном капроне.

— Милые чулочки, — говорит он, и его рука ложится чуть выше моего колена в том месте, где резинка соприкасается с кожей. — Я на них так много сегодня смотрел.

— Ты обещал вести себя хорошо.

— Я помню, — он еле сдерживается, чтобы не сдвинуть руку чуть выше под юбку. — Я из тех, кто самое вкусное оставляет на потом.

Говорят же, что перед смертью не надышишься. Вот и я не могу дышать. Жму на кнопку стеклоподъемника в надежде, что это поможет, но Сашина горячая ладонь никуда не исчезает, и я не в силах убрать ее самостоятельно. Второй рукой он тянется к моей щеке, и его губы уже снова ищут мои. Ни следа от вчерашней целомудренности и душевности. Просто голодный мужик в порыве страсти — ему наконец разрешили съесть новогодние конфеты из подарка. Я слегка отстраняюсь, чтобы перевести дыхание, и тут же начинаю смеяться: вся моя помада переехала на его лицо. Протягиваю зеркальце и салфетку, но Саша даже не смущен, вытирает рот, будто просто немного испачкался тортом.

***

— Закажем пиццу или роллы? — спрашивает он меня, поднимаясь по лестнице.

— Я съем все, вместе с курьером.

— Не сомневаюсь, — усмехаясь, легонько касается моей макушки в парике. — Ты же маленький монстрик.

Когда мы входим в квартиру, я останавливаю его на пороге. Сейчас или никогда. Черта, которую я обязан переступить. Переломный момент любого хоррора: герой в полной заднице, и терять ему уже нечего.

— Вернешь мне должок? Я имею в виду свой вопрос.

— Мы же договорились.

— Я сейчас кое-что тебе скажу. Можешь постараться понять меня? Пожалуйста?

— Эээ... Странный вопрос, ну ладно. Ты так говоришь, как будто это что-то плохое, — он кладет камеру на полку прихожей, прислоняется спиной к стене и скрещивает руки на груди.

Я стою напротив и очень медленно, смотря ему в глаза, говорю:

— Саша, ты мне очень нравишься, — уголки его губ слегка приподнимаются, но мое серьезное лицо не дает повода для улыбки. — Я знаю, что ты пережил, и поэтому не хочу никаких секретов между нами. И лучше, если ты узнаешь от меня, чем от кого-то случайно. Не знаю, станешь ли ты после этого со мной говорить. И вообще... Смогу ли я говорить.

— Дана, — он кладет руку мне на плечо, но я отстраняюсь.

— Я не Дана, я Даня.

— А?

Он явно озадачен и не догоняет, поэтому я произношу уже своим обычным более низким голосом:

— Саш, я парень.

— Чего-о? Я Папа Римский. Хорош шутить.

Снимаю парик, и Сашины глаза увеличиваются до размеров стандартных десертных тарелок. Затем медленно спускаю лямки голубого сарафана и расстегиваю блузку. Задираю пуш-ап и показываю ему юношескую грудь с небольшим рельефом от занятий йогой. Когда уже собираюсь стянуть юбку сарафана, Саша еле слышно бормочет «твою мать», и я понимаю, что мне конец.

Срываюсь с места и лечу из коридора через гостиную в свою комнату, как будто там будет безопасно. Но сразу после порога меня нагоняют тяжелые шаги, и резкий толчок в спину валит на пол. Группируясь, я ловко переворачиваюсь и начинаю отбиваться руками и ногами, но противник крупнее и сильнее. Он наваливается сверху, запрыгивая мне на живот, придавливает своим весом к полу и заводит мои руки за голову. Вырываюсь, но держит слишком крепко. Мои ноги беспомощно барахтаются за его спиной. Сашино лицо бледное и злое, он молча уставился на меня, гневно сверкая глазами. Заносит вторую руку для удара, но я выдерживаю его взгляд, и через секунду его кулак с грохотом опускается в паркет в сантиметрах от моей головы.

— Не могу... — еле слышно скулит он и отворачивается.

Когда в прихожей хлопает входная дверь, я все так же лежу на полу полураздетый, с красной ленточкой на шее — как символично. Можно мелом вокруг обвести на память. Размазываю мейк по лицу, глядя в потолок, пока в комнате не начинают сгущаться сумерки.

------

*Фразу "Omae Wa Mou Shindeiru" произносит главный герой аниме "Кулак Полярной Звезды" Кенширо после нанесения своим противникам смертельной атаки. В ответ обычно звучит удивлённое восклицание "Nani?!" ("Что?!"), за которым следует незамедлительная смерть.