Лера Москитина считала себя отличным репортером, ведь она всегда чувствовала, где есть сенсация. Она вела собственную передачу про паранормальные явления, где рассказывала о различных необычных случаях. Сегодня ей позвонила ее хорошая подруга из бюро паталогоанатомов и сообщила, что возможно, кое-что может заинтересовать Леру. На днях к ним привезли совсем молодую девушку, умершую загадочной смертью. У нее не было ни инфаркта, ни инсульта, ни удушья. По всем признакам она была бы жива, если бы не была мертва. Она просто заснула у компьютера. Навсегда. Что более странно, в отдел пришло распоряжение свыше, что девушку вскрытию подвергать не нужно. Якобы, это дочь очень влиятельных людей, и мать не хочет, чтобы девушке проводили аутопсию.

После звонка Лера подхватилась и поехала на Северное кладбище, где сегодня вечером хоронили девушку. Когда она приехала на место, поинтересовалась у старушек, торгующих цветами, куда ей нужно пройти. Те ей охотно подсказали.

Лера тихонько подошла и встала позади группы людей, провожающих Лизу в последний путь. Картина была, сказать честно, удручающей. Полукругом собрались молодые люди, как видно, однокурсники, и преподаватели. Все стояли понурые, со скорбящими лицами, кто-то плакал. Красивая, еще довольно молодая женщина, в которой Лера с трудом узнала Марину Цареву, ведущую утренней программы на их главном городском канале, склонялась к гробу дочери и надрывно просила ее не уходить, теребила ее за рукав шикарного белого платья и рыдала в голос. Ее поддерживал и обнимал бледный черноволосый мужчина с осунувшимся лицом. Лера вспомнила, что видела и его – у него была своя телепередача «Морской мир». Теперь понятно, о каких «влиятельных» родителях шла речь. Рядом стояла заплаканная невысокая русоволосая девушка, вцепившаяся в руку серьезного брюнета в очках. По всей видимости, подруга и ее парень. Чуть поодаль стояла пара, утешавшая маленькую кудрявую девочку-школьницу и светловолосого мальчика-подростка, который вцепился в жилетку отца и ревел взахлеб.

– Извините, - тихо обратилась Лера к какой-то пожилой женщине, - я была тут неподалеку, навещала могилу, и услышала... мне неудобно, что вмешиваюсь, но отчего она умерла? Такая молодая девушка...

– И не говорите, - вздохнула та, - я-то им соседкой прихожусь, так Лизонька у меня на глазах выросла... всю жизнь ее что-то преследовало, что-то такое, знаете, ну, рок что ли, как это еще назвать? То в милицию заберут, то чуть не зарезали ее, то еще что... и вот теперь, - шмыгнула она носом, - настигло ее...

– Рок? – повела носом Лера, как ищейка. – Проклятье? Пророчество?

– Ну да, - ответила ничего не подозревающая соседка, - не девочка была, а сплошное несчастье. Как еще назвать то, что она умерла дома, да еще и непонятно от чего? Здоровью ее можно было позавидовать, даже в детстве болела редко, а тут... бах и все. Не стало девоньки. Да еще Марина со своим упрямством. Запретила врачам... ну... знаете... вскрывать ее, прости Господи! Те хотели причину выяснить, а она знай в истерике бьется: не отдам свою девочку портить, резать. Ну да, может, и права она. Дочку-то не вернуть уже. Не все ли равно, от чего померла. Вот Миша и договорился там с врачами. Это отец Лизонькин.

– Но вы думаете... - прошептала Лера, сделав большие глупые глаза, - она это не от злого умысла? Может, это она...

– Да что вы! – Замахала руками старушка. – Марина в дочери души не чаяла, она ж у нее одна была, да по молодости родила ее, а больше и детей иметь не смогла. Тряслась над ней как над златом.

Двое могильщиков, толстый и тонкий, осторожно опустили гроб в землю и взялись за лопаты. И в этот момент страшный крик пронзил кладбище. Молодой человек, который до этого в одиночестве стоял у деревьев, и которого Лера сразу не заметила, подошел к гробу, упал на колени и зарыдал. Страшно так зарыдал, по-мужски, без слез. Невысокая подружка Лизы и ее ухажер кинулись поднимать его, но он только отпихивал их, не давая увести себя от последнего пристанища его любимой.

Ужасно, подумала Лера, наверное, пережить такое. Но какой-то червячок сомнения не отпускал ее, а лампочка в мозгу светилась уверенностью – здесь что-то не так. И Лера не будет собой, если не выяснит это.