Кто бы что не говорил, а быть самым младшим иногда, пиздец, как стрёмно.

Чонин конечно понимает, что ему грех жаловаться. Непонятно, что бы с ним вообще было, если бы в своё время,  его бабушка, по доброте душевной, не подкармливала их соседа, нищего студента иностранца. И Чан, в то время ещё бывший никем, не взял под свою опеку сопливого мальчишку школьника, смотревшего на него разинув рот.

Кристофер Бан Чан заменил ему не только старшего друга, но, можно сказать, и отца, и мать.

Родители Чонина, сдав, тогда ещё совсем мелкого, Чонина и его сестру на попечение дедушки и бабушки, уехали на заработки за границу. И если мать, ещё периодически давала о себе знать и появлялась с кучей подарков на горизонте, то отец, и вовсе позабыл о наличествующей у него семье. Чонин не видел его кажется последние пять лет. Ему конечно же давно плевать, но сестрёнку жалко, она наверно и вовсе не помнит, как тот выглядит.

Старики заботились о них, как могли, даря двоим малышам, всю свою любовь и заботу и те, не чувствовали себя ничем обделёнными. Но когда умер дедушка, бабушке стало тяжело. Она никогда не показывала это, но возраст брал свое, а на руках у неё мальчишка вот-вот готовящийся вступить в пубертат. Старый человек просто не справлялся. И если бы не Чан, так вовремя появившийся в его жизни, из Чонина точно бы не вышло ничего путного.

Это он, сидел с школьником над его уроками. Это он, показывал, как защищаться от школьных хулиганов. Это он, говорил с ним по мужски, когда Чонин дерзил бабушке или обижал сестру.

А еще, Чан подарил ему семью. Не такую, как у всех, но, всё равно, самую лучшую. И у мальчишки, недополучившего любви родителей, внезапно появились целых семь человек, пытавшихся исправить это. Их любовь и тепло, делали его крепче, позволяли не плакать от одиночества ночами. Они позволяли ему держать спину прямо, не опускать голову и в самые сложные времена быть уверенным в их поддержке. Они вели его по жизни и Чонин всегда ощущал их зримое и незримое присутствие.

Минхо следил за тем, чтобы Чонин был сыт и одет и также первый замечал, словно шестым чувством, когда Чонин простужался и начинал хлюпать носом, а затем, впихивал в него столько чая с вареньем, сколько хватило бы на всех семерых. Разговор с Чонином о пестиках и тычинках тоже выпало вести Минхо. Уж прости, хён, но с этим разговором ты писец, как припозднился!

Чанбин, которого Чонин поначалу немного побаивался, оказался милым и дурашливым и совсем безобидным. Но однажды, он так напугал каких-то хулиганов,  решивших зажать тощего школьника на выходе из школы, что они стали обходить его стороной. Весть о том, что этого задрота Ян Чонина защищает какой-то бандюган, конечно же облетела всю школу. Он знал, что люди шепчутся за его спиной. Но ему нравилось, особенно когда Чанбин заезжал за ним в школу на одной из своих супер крутых тачек. Весь такой чёрный и пугающий. Он знал, что Со подозревают в связях с мафией, но на редкие вопросы одноклассников Чонин лишь загадочно улыбался и развеять их не спешил.

Со был богатеньким сыночком и денег у него было, как говорится, хоть попой ешь, но тот ел вместе с ними курочку гриль и облизывал пальцы точь-точь как Чонин, за что оба и получали от Минхо и Сынмина. А еще, он в своей мастерской объяснил Чонину, как работает мотор и посадил ребенка, по секрету от Чана, за руль и научил водить.

Сынмин ходил с ним по врачам, когда у него появились проблемы с зубами. Держал его за руку и успокаивал. На брекетах настоял тоже он, убедив и самого Чонина и бабушку, которая, банально, не могла себе это позволить. Чонин до сих пор и не знает, каким способом Ким заставил ее принять его помощь, читай - оплатил все из своего собственного кармана, и не разу не заикнулся о этом.

Это благодаря его протекции Чонину удалось поступить в приличный университет. Для такого нищеброда, как он, это было сравни чуду. Но родители Кима, оба бывшие процессорами, имели обширные связи и смогли организовать ему место.

Джисон устраивал для него самые классные дни рождения, дарил самые прикольные подарки. Мог рассмешить, когда было плохо или поплакать, просто за кампанию. Ему Чонин мог пожаловаться на Минхо, когда тот перебарщивал с воспитанием, и Джисон всегда становился на его сторону, так забавно возмущался вместе с ним и грозился оторвать своему парню все, что можно, что Чонин забывал про обиды и начинал хохотать.

От него и Минхо он узнал, что такое нормальные отношения в паре и что парни тоже могут любить друг друга. Он узнал даже немного больше, чем Минхо и Хан на самом деле планировали ему показать, но ему было больше смешно, чем стыдно.

Феликс очаровывал всех и Чонин не был тому исключением. Рядом с ним было тепло и уютно, словно греешься на солнышке, пусть за окном дождь и холод, ты не хочешь открывать глаза и улыбка сама налезает на лицо. Рядом с ним люди расслаблялись и начинали улыбаться. Его голос завораживал. Иногда, слушая Феликса, Чонин закрывал глаза и представлял, что качается на тёплых волнах раскинув руки.

Феликс занимался с ним английским, благодаря чему, Чонин сносно изъяснялся на смеси из корейского и австралийского акцента, от которой у его преподавателя в университете каждый раз начинал дёргаться глаз, но остальные иностранцы, встречающиеся Чонину на пути, находили его английский очаровательным.

Однажды Феликс даже взял Чонина с собой домой, в Австралию. Тогда он впервые летел на самолёте. В первый раз был заграницей. Первый раз нырял с аквалангом. Впечатлений на всю жизнь. Чонин был благодарен ему, а еще он завидовал. Его очарованию, голосу, веснушкам и ещё много чему…

И их было много, таких историй. Его старшие раскрасили его серенькую жизнь красками. И Чонин не хотел быть не благодарным, он просто иногда хотел быть взрослым. Но парни упорно игнорировали его. Все, за исключением Чанбина, но тот и в четырнадцать общался с ним как с двадцатилетним, потому, что просто не мог разговаривать с детьми, но толку от этого ноль.

Чан хотя-бы пытался делать вид, что воспринимает Яна, как взрослую и самостоятельную личность, Минхо же, даже не заморачивался.

Вот и сегодня, хён спустил его как щенка с лестницы. Мол, иди, погуляй! Взрослые и без тебя разберутся! «Умный, да, хён? Ну, подожди, я тебе ещё устрою!» - скрежетал зубами Ян стоя под домом, дожидаясь пока в окнах погаснет свет.

Трюк с деревом он проделывал уже несколько раз и пока старшие думали, что их младшенький невинно спит, сбегал от них потусоваться с друзьями и возвращался под утро. Правда, карабкаться по дереву под проливным дождём оказался тот ещё квест, но чего не сделаешь ради… ради…

Хёнджин. Для Чонина он не просто хён. Он особенный. «Джинни. Джинни»  мелькает непослушной лампочкой в голове и внутри тянет.

Хёнджин красивый. Ян помнит, как увидел его впервые. Если честно, то он сначала подумал, что Чан привёл свою девушку, но это оказался парень. Чонин был совсем ещё ребёнком и не понимал, как можно быть таким красивым и …парнем. Хёнджин был. А еще он был милым, и умным, и талантливым, иногда вредным и капризным, и чересчур драматичным. Он был одним из них.

Его одноклассники влюбляюсь в айдолов, актрис, популярных блогеров и своих одноклассниц. Когда его друзья восторженно делились этим с ним, Чонин многозначительно ухмылялся, говоря про себя «Да ты просто никогда не встречался с моим хёном!».

Ему же самому никто не нравился. Многие девчонки строили ему глазки, но не одна из них не цепляла его.

Это произошло в студии у Хёнджина. Сколько ему тогда было? Четырнадцать? Пятнадцать? Обложившись учебниками Чонин сидел на полу и делал домашку. Ну, как делал? Держал в руке карандаш. Но глаза его даже не опускались в книгу. Хёнджин танцевал. Прогонял уже полностью поставленный танец. Спортивные штаны, застиранная майка, выглядевшая на нем шикарным брендом, выбившиеся из хвостика на затылке волосы.

Плавные волны, повороты головы, взмахи руками. Чонин не в первый раз видел, как хён танцует, но в этот раз что-то было по другому. Может быть дело было в песне. Медленной и тягучей, но неумолимо распаляющей огонь, мелодии. Словах, маскирующих откровенные движения танцора, вуалью двусмысленности.

Чонин вздрагивает, когда музыка затихает. Он кажется не дышал все это время. Хёнджин падает на пол рядом с ним. Он весь мокрый. Хван откидывает голову назад, пытаясь отдышатся. На несколько мгновений, прикрывает глаза. Облизывает пересохшие губы и тянется за бутылкой с водой. Он жадно пьет. И лишь потом, смотрит на Чонина улыбаясь и все еще тяжело дыша.

—  Как, понравилось? — спрашивает он подростка, который все это время наблюдает за ним не отрывая глаз.

Чонин почти не понимает, что ему говорит Хёнджин, он просто автоматически кивает.

Хёнджин улыбается, тянет руку и треплет мальчика по волосам. А затем, вновь откидывается спиной на стену, в изнеможении закрывая глаза. Он ничего не замечает.

Когда их учитель вещевал на уроке математики, что она пригодится им в жизни, он и не подозревал, как окажется прав. Хотя навряд ли он думал о том, что подросток, со взбесившимися гормонами будет прикрывать учебником математики свой стояк.

У Чонина вставал не в первый раз, но в первый раз на конкретного человека. У него не было никаких фантазий, просто реакция организма, с которой он справлялся тем же способом, что и все.

И тут, у него встало на друга, старшего. Парня с членом и волосатыми ногами. Он поймал себя на мысли, что хочет вылизать его. Провести своим языком по его коже, слизать капельки пота на лице, шее, ключицах, содрать с него майку. Чонин замотал головой зажмуриваясь и ударил себя по щекам, приводя в чувство. Ему это удалось. Хёнджин ничего не заметил.

А Чонин все же сделал все, что хотел, этой же ночью, только во сне, первом, но не последнем. Хван стал его фантазией, неотъёмной сопровождающей его мокрых снов.

Чонина, сдрачивающего ладони на своего хёна, совсем не беспокоила этическая сторона вопроса. Он не делал никому больно. Все происходило лишь в его голове и можно сказать не происходило вовсе. Он не был влюблен. Не плакал по ночам в подушку, не мечтал под грустные песни о любви с кружкой какао в руках. Он даже не смущался встречаясь с Хёнджином, позволял дурачиться с собой и трепать по волосам, хотя всего несколько часов назад, в своих фантазиях, он вытрахивал из своего хёна грязные стоны. Да, фантазия у подростка была отличная. Но не настолько, чтобы представить, что у него действительно когда либо появится шанс. Фантазии это одно, реальность совершенно другое. Чонин прекрасно понимал это и просто ждал, когда его нездоровая увлеченность пройдёт.

Он даже встречался, ходил на свидания. Ему нравились другие люди. Ему нравилось целоваться. Нет, не так, ему не было противно. Но самые откровенные ласки с очередной подружкой, не вызывали в нем такого возбуждения, как случайное прикосновение пальцев к шее хёна, или мимолетное столкновение бёдер. Его мозг улавливал каждое из них и жадно прятал их в подкорке сознания, внутренней стороне век, смешивал с кровью и прогонял через юное неопытное сердце раз за разом.

А потом, Хёнджин и Феликс объявили, что официально встречаются. И у Чонина ёкнуло, когда он впервые увидел, как парни целуются. Как Хёнджин смотрит на Феликса и нежно держит его за руку.

Его рот продолжал улыбаться, выговаривая поздравления. Он бы хотел, чтобы они были искренними, но - нет. Тёмная зелёная хмарь болотной жижей растеклась у него внутри. Чонин чувствовал едкую горечь осевшую на языке. Её хотелось смыть и он потихоньку смылся на кухню. Кухня оказалась занята. Выпить захотелось не только ему.

— Вот, выпей со мной за счастливую пару!

Перед ним оказался стакан наполовину заполненный темной жидкостью. Чонину не разрешалось пить. По официальной версии он не пил ничего, крепче яблочного сидра и другой раз он бы решительно отказался. Но в этот день, он молча взял протянутый ему бокал и вовсе не потому, что не смог отказать своему хёну. Просто, Чанбин выглядел точно так, как Чонин себя чувствовал. Напиток обжег его гортань и заставил на несколько моментов задержать дыхание. Парень зажмурился тряся головой, но как только ему удалось вдохнуть полной грудью, он требовательно протянул свой бокал хёну. Со удивленно вздёрнул бровь и скривил губы в усмешке, но протянулся за бутылкой.

Напоить ребенка ему помешал появившийся на кухне Ким.

Чонин, пусть выпитый им коньяк и согревал изнутри, почувствовал, как снаружи стало внезапно на несколько градусов холоднее. Ким с первого же взгляда понял, что происходит. Его лицо оставалось, как всегда, беспристрастным и Чонин не мог сказать, зол ли он, разочарован или напуган. Сынмин молча подошёл к ним и вытащил из рук Со его, Чонина, бокал. «Нини, тебя Чан искал» — сказал мужчина и мотнул головой в строну гостиной. Чонин понятливо кивнул и поднявшись на ноги вышел из кухни, при первых же шагах понимая, как его мотыляет из стороны в сторону.

Он присоединился к Чану и другим, натянув на лицо улыбку. Ким появился минут через двадцать, но для того, чтобы попрощаться. Под молчаливым взглядами друзей он забрал с собой Со, чтобы забросить его домой.

По дороге домой Чонин смотрел на мелькающий перед ним ночной город и думал, вот он, конец. Вот только, чему конец, ведь у него ничего и не было. Почему всё же так больно?

Чонин видел, что Чан бросает на него тревожные взгляды. Но на сегодня у него закончился запас фальшивых улыбок. Он буркнул что-то на прощание старшему, остановившему свою машину у дома его бабушки и собирался было уже выйти. Чонин надеялся, что бабушка уже спит и он доберётся до своей комнаты, без каких либо расспросов. Он собирался забраться в постель, укрыться с головой одеялом и просто оставить весь день позади. Сделать паузу, чтобы проснуться завтра и начать новую жизнь, где уже никогда не будет Чонина и Хёнджина, только Феликс и Хёнджин. Он уже отстегнул ремень безопасности и потянулся к двери, когда Чан ухватил его за руку и силой развернул к себе. Мужчина не успел даже что-то сказать, просто пытливо заглянул ему в глаза, как Чонина прорвало. Он был не в состоянии контролировать свои эмоции. Это была истерика. Первая в его жизни. Чан потянул его на себя и обнял. Чонину было больно, но он сам цеплялся за рубашку старшего уткнувшись в его шею. Он не слышал, что говорил ему Чан, успокаивая его, но чувствовал его руки, скользящие по спине, большие и тёплые, и чувствовал его поддержку. Они ещё долго обнимались на неудобных сиденьях, пока Чонин не успокоился, начал размеренно дышать, все еще цепляясь за рубашку Криса.

«Все будет хорошо, малыш» — сказал ему Чан на прощанье целуя куда-то в лоб и Чонин поверил ему. У него не было причин не доверять хёну.

Чонин старался. Он запретил себе думать о нем. О боже, как же бесполезны были эти запреты. Его тянуло магнитом, ломало, выкорчёвывало. «Мой! Мой!» кричало внутри. Ему хотелось содрать с себя кожу, чтобы выпустить этот крик, заморозить пальцы, чтобы не тянулись, не просили. Закрыть глаза, чтобы не видеть, как Джинни счастлив. Не с ним.

Но время шло и молодое сердце выстояло. Не излечилось, привыкло. Не заросло, затянулось.

И все бы хорошо, но, иногда, что-то такое мелькало в глазах Хёнджина. «Ты ошибаешься!» — убеждал самого себя Чонин. Ты видишь лишь то, что хочешь увидеть. Это лишь отражение твоих собственных чувств. Не стоит верить своим глупым глазам. Не стоит бередить свое израненное сердце.

Запреты, планы, уговоры, все летит к чертям всего за одну секунду. Он целует его. Да, он слабый, да безвольный, безответственный, глупый ребенок, но Хёнджин целует его в ответ. Чонин ясно чувствует это.

И этого у него уже не забрать.

Пусть Чан недовольно хмурит брови и говорит что-то умное и правильное.

Пусть Хёнджин не отвечает на его сообщения.

Пусть перед Феликсом стыдно.

«Моё будет моим» — думает Чонин улыбаясь потолку своей спальни, в тот день.

«Моё будет моим» — все также уверен Чонин, улыбаясь потолку гостевой спальни Минхо и Джисона, пару недель спустя.

И пусть, Хван не захотел говорить с ним, оттолкнул и буквально сбежал на диван в гостиной, Чонин верит и знает, нет такого места куда бы тот мог от него убежать. Чонин последует за ним. Может быть это займёт какое-то время, но он непременно добьётся своего. Он так долго ждал подождёт и ещё чуть-чуть. Хён обязательно поймёт и примет его.

Чонин кутается в одеяло, хотя ему и без этого тепло. Это тепло, переполнявшее его сердце, выплескивается сейчас через край, заполняя собой все его нутро. Парень вжимается в постель, в которой всего несколько минут назад лежал его хён, и это немного возбуждает его. Ему кажется, он все ещё чувствует его запах на подушке, которою он сгреб в охапку, а перед, крепко зажмуренными, глазами стоит растерянное лицо хёна, когда он взял его за руки.

«Не бойся, Джинни, я сделаю тебя самым счастливым!» Это последняя внятная мысль в его голове прежде, чем Чонин засыпает.

.