Джисон считал Хвана неебически красивым. В прочем, как и все остальные. Той красотой, которая выходит за рамки определений «нравится - не нравится». Он был произведением искусства на которое можно смотреть и смотреть, забывая дышать. Он знал, что Хвана эта фиксация других людей на его внешности по-настоящему раздражала, но что поделать. Даже после стольких лет, Джисон все равно зависал на его лице, ловя себя на немом восхищении. Этот парень был просто невообразим. Даже сейчас, с заплаканными глазами и распухшим носом, сидя, поджав ноги и уткнувшись Джисону в шею на их с Минхо диване.

Хан не понимал, как устроен мир и почему, не смотря на все свое восхищение Хваном, он влюблен не в него.

Минхо тоже был красивым, не идеальным, в отличие от Хвана, но каждая его чёрточка, каждая морщинка, делали из него человека, из плоти и крови. До дрожи в пальцах, родного и близкого.

Пока Хан успокаивал рыдающего в его жилетку Джинни, Минхо отнёс его вещи в гостевую комнату. Вообще-то, это комната должна была принадлежать Джисону, но уже при переезде в квартиру, стало понятно, ему она не понадобится.

Их статус женатиков и свободная площадь, привели к тому, что друзья начали чаще собираться у них дома и кто-нибудь всегда оставался на ночь. В основном, это был Чонин, который может и не пил, но зачастую, засыпал посреди веселья. Будить ребёнка и посылать его домой на такси, никто не хотел. Все бы ничего, но они с Минхо иногда забывали о нахождении в их квартире постороннего человека и, как следствие, неокрепшей психике молодого человека несколько раз был нанесён удар, когда они не успевали добраться до спальни, а Нини проснулся и поперся на кухню - попить водички.

На следующее утро Минхо ждал строгий выговор от Криса, которому этот пацан конечно сразу же все растрепал. А Хёнджин, заявлялся к ним с утра пораньше с пакетом полной выпечки, якобы в благодарность за вчерашние посиделки, и больно щелкал Джисона по носу. Хван все еще думает, что Ян маленький и невинный мальчик, ни разу не целовавшийся и которого стоит оберегать от страшного и ужасного секса. А тому то уже за двадцать!

В их компании привыкли общаться с Чонином, как с ребёнком. А мальчишке палец в рот не клади. Старших своих он знает, как облупленных, и вертит ими, как хочет. А те и рады стараться. Один ребёнок на всех. Но один хён для него особенный. И как бы Джисону не жаль было Феликса, любовь - такое дело.

Хотя, хреновый из Джисона советчик. Раньше то он не стеснялся, но последние полгода прикусил язык.

А вот про чувство вины он Хёнджину может много чего рассказать.

Вина проела Хана Джисона насквозь. Она в каждой его клеточке, в каждой молекуле. Он выдаёт её с каждым вздохом, но её не становится меньше. Ему не стоит сравнивать себя с Хёнджином. Тот просто понял, что любит. А Джисон не понял, и проебался.

Они встретились с Минхо когда были ещё почти детьми, намного младше, чем сейчас Чонин. Они быстро сблизились и начали встречаться. Вместе учились целоваться, трахаться, выстраивать отношения. Делили на двоих друзей, еду, постель. Он не знает, как к этому относился Минхо, но Джисон вообще-то не планировал изначально серьёзные отношения.

Но он не успел и моргнуть, как из Джисона он превратился в половинку из минсонов, получил статус женатика и вот, уже переезжает в огромную квартиру, а он, хоть убей, не помнит, чтобы они это обсуждали.

Хан не заметил, как неожиданно встал взрослым. Ему казалось, что у него украли годы. Минхо украл. Он не давал ему дышать, не давал жить. Джисон столько лет смотрел только на него, что забыл смотреть по сторонам. Это чувство появилось внезапно, ниоткуда, и росло в нем, пока не выплеснулось через край. Ему казалось, что он упустил, не дожил, не догулял, не долюбил. Может быть, в мире есть люди лучше, чем Минхо? Может быть, жизнь приготовила Джисону что-то более интересное, захватывающее?

Сначала он бесился молча. Взбрыкивал и огрызался, иногда очевидно хамил. Минхо не мог понять. Он спрашивал, не получал ответа. Удивленно моргал и оставлял его в покое и, все равно, первый приходил мириться. Джисона раздражало это ещё больше. В конце концов случился скандал. С швырянием обвинений и посуды. Он даже не помнит, что орал ему в лицо брызгая слюной. Какие-то ужасные вещи, высосанные из пальца оскорбления.

Он ушёл, покидав свои вещи в сумку и демонстративно хлопнул дверью, оставляя перепуганного Минхо одного в их квартире. Где-то в глубине души он ждал, что Минхо побежит за ним, постарается вернуть, но Ли удивил его.

Пару дней спустя на его телефон пришло сообщение. Минхо извинялся за всё, что сделал и желал ему счастья. Всего несколько слов. Пара строк. В духе Минхо. «Сука!» Джисон запустил телефоном в стену. Телефон разлетелся на куски, ровно как и их совместное прошлое. Пришлось покупать новый. Новый телефон. Новый номер. Новая жизнь. Новый Джисон.

Вот только друзья были старые. По-душам с ним не поговорил только ленивый. Даже Чонин что-то пытался, на своем, на детском. Но Джисон, на то и Джисон. Ты ему слово, он тебе десять. Друзья не хотели его понимать. Тот-же Со, что три года назад прошёл огонь и воду и все медные трубы, внезапно встал серьезным и рассудительным. Вот только Джисон, всосавший в себя пол бутылки текилы, посоветовал ему найти себе что-нибудь более подходящее на «потрахать» чем его, Джисона, мозг.

И только Чан, приютивший у себя в квартире Хана, помалкивал в тряпочку, потому что и сам-то не такой уж и святой. Джисон видел этого его, блондинчика. Та ещё, блядь.

Три месяца прошли для Хана в пьяном угаре. Он буквально кочевал из клуба в клуб. Изредка приползая домой, чтобы принять душ и отоспаться. Сегодня его выворачивает наизнанку, когда он вспоминает, что тогда творил. Если бы он мог стереть эти воспоминания. Но это не возможно. Они продолжают пачкать его мозг, также как и ощущение от чужих рук, оставивших невидимые следы на его теле.

Он брал все, что бросалось ему под ноги, отключая мозги, в жажде новых ощущений. О, да, ласки этих парней, чьих лиц и имён он не помнил, были новыми, непривычными, но далеко не особенным. И он не был для них особенным.

Они брали его тело, но даже не пытались пробраться чуть дальше. Он был им не нужен. Никому не нужен. Его тошнило от их лживых слов, похотливых взглядов. Их губы были чересчур грубыми, а ладони влажными и холодными. Они пахли чужим. Они двигались не так. Говорили не то. Их не было рядом, когда он просыпался. Они не готовили ему завтрак. Не спрашивали, как дела. Не покупали чизкейк в дорогущей пекарне на другом конце города, если у него был трудный день. Не рассказывали забавные истории о своих пушистых пациентах, когда он не мог уснуть.

Новизна ощущении быстро потеряла свою прелесть, но Джисон не мог признаться, что он проебался. Он продолжал нестись по наклонной, зарываясь в эту грязь все глубже и глубже, понимая, что ему никто не поможет. Он сам убедил всех вокруг, что это его выбор. Он отталкивал каждую руку, что была протянута ему. У него не было и малейшего шанса вернуть себе то, что он потерял. Уважение друзей, чувство собственного достоинство. Минхо.

С тех пор, как он ушёл, они не почти виделись. По негласному правилу, на их общих тусовках появлялся только один из них. Несколько раз они случайно пересекались. И каждый раз Джисона клинело. Минхо приветливо улыбался и кивал, словно старому знакомому. Словно между ними не было ничего больше. Казалось, ему все равно, что с Джисоном. А у Хана не было больше права винить его в этом.

Даже Джисону стало плевать на самого себя. Он шёл в клуб, как на работу, но у него появилось новое хобби. Он больше не снимал парней для секса, получал удовлетворение по другому.

Он всегда боялся боли. Избегал проблем. Мог заболтать любого и, как говорится, выйти сухим из любой ситуации. Но теперь, он влезал в каждую драку. Когда его сердце буквально звенело от боли, настоящая, физическая боль стала для него спасением. Он был сумасшедшим, но ему нравилось, как в животе разрываются горячей волной внутренности, а в голове лопаются сосуды. Вид собственной крови и синяков на теле не пугал его, наоборот, приносил удовлетворение. Он не защищался, подставлялся под удары, наказывая сам себя, искупая вину.

Тем вечером он вышел из клуба, прижимая салфетки к разбитому носу. Рана на губе щипала когда Джисон трогал её кончиком языка. Тональный, под которым он хотел скрыть синяк под глазом с прошлых выходных, поплыл и больше уже ничего не скрывал.

Водитель такси, которое Джисон вызвал к клубу, явно был не очень доволен пуская в салон такого пассажира. Пьяный и избитый парень, не вызывал доверия, да и машину после него отмывать не хотелось. Хан сказал адрес и отключился, перестал следить за дорогой. Когда машина остановилась, он расплатился и вышел. Таксист нажал на газ, как только парень захлопнул за собой дверь.

Ровно в этот момент Джисон понял, что приехал на их с Минхо квартиру. Наверное он, по привычке, назвал таксисту свой старый адрес.

Зарядка на телефоне была почти на нуле. Джисон похлопал себя по карманам, выуживая из одного из них полупустую пачку. Сигареты тоже стали его новым хобби. Если бы Минхо увидел, что он курит, он бы прочитал ему длиннющую лекцию о вреде курения и сунул под нос какие-нибудь жуткие картинки, думал Джисон затягиваясь. «Раньше, раньше» - нашептывал ему чей-то противный голос на ухо. Всё это было раньше. А сейчас, Минхо спит в своей тёплой постельке не вспоминая о своём Сонни и даже не догадывается, что тот травит себя под их окнами.

Джисон докурил и собирался уже было топать к стоянке такси у здания продовольственного магазина через две улицы, как на парковку у дома въехало знакомое авто. Он и не обратил внимание, что машины Минхо нет на её парковочном месте. Парень автоматически глянул на часы. Десять минут третьего ночи. Хлопнула дверь и Джисон отступил в тень кустов сливаясь с темнотой, становясь невидимым. Минхо он видел отлично. Закрыв машину парень сунул ключи в карман пиджака и побрёл по тропинке к дому. Усталость чувствовалась в каждом его движении. Джисон видел её в ссутулившихся плечах, медленных, шаркающих шагах. Минхо останавливается перед домом, точно на том месте, где ещё пару минут назад стоял Хан и поднимает голову. Он смотрит на окна их квартиры, словно ждёт чего-то. И Хан знает что.

Раньше, когда Минхо задерживался на работе, он оставлял включённым свет, чтобы возвращаясь, тот знал - его ждут. Но сейчас, квартира пуста, а в окнах темнота, но Минхо продолжает смотреть на них, словно вот-вот случится чудо. Джисон всего в паре метрах от него. Стоит ему выдохнуть и Минхо заметит его присутствие. Джисон не дышит, задерживает дыхание. Всё что ему нужно, не воздух. Минхо. Ему хочется выйти из тени и прижаться к нему, вдохнуть запах больницы и антисептиков, которыми пропитан Ли после смены в ветклинике. Но он не двигается, ждёт, пока Минхо не приходит в движение и не заходит в дом.

После этого он решает вернуться. У него появилась крошечная надежда, что Минхо все-же ждёт его. Он выжидает пару дней. Советуется с Чаном, который обеими руками «за». Залечивает свои синяки, приводит себя в норму.

Он почти покупает букет, но понимает, что цветы не решат дело в его пользу. Он два часа топчется у подъезда прежде, чем позвонить и это самое сложное, что он делал в жизни. У него заготовлена речь, но он лишь здоровается, максимально неловко. Ли медленно хлопает ресницами и Джисона переклинивает, потому, что он скучал по этому. Он начинает реветь прямо там, на пороге. Минхо тянет его на себя. Джисон врезается в него, отчаянно цепляется руками за рубашку на спине. Они стоят так, вцепившись в друг друга пока первая волна слез не проходит. Джисон говорит много и сбивчиво хлюпая носом. Он запинается, повторяется, иногда несёт полнейший бред, но Минхо сидит рядом с ним на диване, держит его руку и, выглядит счастливым.

Может быть, если бы Минхо не сделал для него все так просто, чувство вины не съедало бы Джисона до сих пор. Если бы Минхо злился, обижался, ставил какие-то условия. Но, нет. Тот просто принял Джисона обратно. Без вопросов, без условий.