На ней была маска человека, на все лицо. Половина была золотой, искусно отделанной пластинами лазурита и сердолика — ими были выложены бровь, подведенный глаз со зрачком и губы. А вторая половина была белой, словно ее окунули в гипс или же не доделали — забыли раскрасить основу маски, оставили пустой.

Женщина вышла из тьмы, там, где они условились встретиться. Шелестя полами багрового платья, она протянула вперед руку и согнула длинные смуглые пальцы, призывая подойти к ней ближе.

Он шагнул. И тьма вокруг точно сгустилась, стала плотнее.

В маске не было прорезей для глаз. Но он был уверен — женщина его видела. Она смотрела на него в упор, не поворачивая головы. И молчала.

— Вы знаете, зачем я здесь, — произнес наконец он.

Без приветствия и без вопросов, сразу переходя к сути дела. Не веря, что заговаривает с ней. Нет, не веря, что все это вообще происходит взаправду.

Женщина в маске склонила голову набок.

— Тот кому ты служишь, не способен помочь тебе. А я способна.

Ее тон был ядовит и мягок одновременно. Высмеивал дело, из-за которого они встретились здесь, и в то же время сулил решение проблемы.

— Стань тем, кто способен помочь мне. И я помогу тебе.

— Вы знаете, зачем я здесь, — повторил он, чувствуя, как каменеют его губы.

Из-за маски раскатился смех. Совсем не женский и совсем не человеческий, и оттого заставляющий его вздрогнуть.

— Пути назад не будет. — предупредила она резко.

«Неправда, — подумал он. — Пути назад уже нет».

— Знаю.

За золотом и гипсом он не видел ее лица, но отчего-то ему показалось, что женщина в ответ улыбнулась.

А потом ее смуглые длинные пальцы протянули ему шарик из камня. Красного, точно кровь, и с черными прожилками, раскинувшимися поверх, словно сеть капилляров.

Вторая ее рука подала на раскрытой ладони нож.

— Ты знаешь, что делать.

Он знал. Со вздохом он стащил с себя рубаху и принялся расстегивать замки на золотых цепях, опутывающих его тело. Снимая с себя реликвию, ставшей ему за столько лет родной. И собираясь эту реликвию уничтожить.