***
После смерти близких человек задумывается о своей жизни. Я стоял с прахом на раскрытой ладони и не был исключением, лицо показывало серьезность, горе и сострадание.
А ведь каждый из нас когда-нибудь умрет. Так или эдак, но умрет. Старость, нож, пистолет, вода, суицид... Не важно. А как я провел свою жизнь?
Я вырос в хорошей семье, никаких ссор, драк — идеально. Но, когда я вырос, мне стал жутко интересен взрослый мир. Как говориться: секс, наркотики, рок-н-ролл. Было все, кроме наркотиков, ну и алкоголь. В общем, фраза сюда не очень подходит. Считал себя взрослым мальчиком. И все это делает меня таким ребенком!
Меня раздражает, что я всегда притворяюсь, пытаюсь соответствовать каким-то стереотипам и выглядеть круто. Согласен, это выходит отлично. Но и это когда-нибудь надоедает и начинает выводить. Жизнь текла сама собой, я не стремился ее исправить.
И только сейчас в меня вдохнули новую жизнь. И одни из тех ребят, которые изменили меня, сейчас лежат у меня на руках в виде горстки пепла. Мне будет не хватать их, но я не должен повторить их историю, должен найти себя в жизни, мне хочется защищать тех, кто остался. Вероятно, это станет моей целью, потому что надоело корчить из себя взрослого, попадая в такие ситуации, хочется проявлять все свои эмоции на людях и не прятать в себе.
***
Я с раннего детства верил в существование потустороннего, но никогда и думать не мог, что это потустороннее — есть я и мой отец. Но если бы мне об этом вот так просто сказали — ни за что не поверил бы.
Моя жизнь не кажется мне сказкой, в ней было очень много плохого и хорошего. Просто, однажды я родился от союза оборотня и обычного человека. Семья с детства казалась не очень дружной, но старалась делать вид, что все хорошо. Эти старания и притворство виднелись мне в людях всегда и очень отчетливо. Просто взглянув на человека, я мог предположить, что у него на душе. Но однажды я промахнулся.
Это событие запомниться мне на всю жизнь, хоть и прошло уже почти пятнадцать лет. День моего рождения. Мама была на работе в ночь, так как ее срочно вызвали туда. Я не спросил зачем. Она извинялась и извинялась, снова и снова, пока я не сказал «Мама, я не обижаюсь» в, наверное, сотый раз, уже повысив тон, несмотря на всю свою скромность в детстве. С сестрой я никогда не ладил, и тогда она была у бабушки. Когда мама ушла на работу, папа сказал, что в моей комнате меня ждет большой подарок. Я поверил и пошел вместе с ним в комнату, от счастья не способный осознать, что дальше меня ждала детская травма и куча проблем, преследующих меня и по сей день.
Мне никогда не забыть эти огромные взрослые руки, сковывающие движения лучше всяких веревок и стягивающие одежду, как и не позабыть боль, от которой не убежать и не деться. Насилие ребенка восьми лет — это был страшнейший и самый отвратный поступок моего отца. Еще он заставил меня выпить его крови, это было меньшей из всех бед.
Он приказал мне молчать об этом и запугивал. Говорил, что убьет меня и маму. И своим чутьем я чувствовал, что человек, способный на такое надругательство над девственной детской душой, способен и на такое. И только поэтому молчал. Я стал забитым и испуганным, завидовал чужой улыбке. Злость медленно копилась внутри, но потом я обратился. Старая злость выплеснулась и дала место для новых впечатлений.
Я был восьмилетним мальчиком, и уже тогда казалось, что жизнь меня поимела, в прямом не печатном смысле этого слова.
Но ко мне в класс перешла девочка. И она сразу обратила на меня внимание. Утешала, смешила и постепенно вытаскивали из той кучи пессимизма, в которую я постоянно падал и падал. Эта маленькая, но боевая девочка, со смешной взъерошенной челкой, передавала какими-то неведомыми силами свою ауру и я постепенно начал жить. Она нравилась мне, всегда была рядом. Но я не смел рассказывать ей, что твориться у меня в семье. Боялся, в первую очередь, за нее. Не рассказывал и про то, что я — оборотень.
А однажды, мой отец принял меня в стаю. Это было радостным событием, но не долго. Через несколько лет меня чуть не убили, а отец умер. И после тех ощущений, которые пришлось испытать, жизнь показалась мне не такой дерьмовой. Я чудом выжил, и это дало мне какой-то маленький стимул расти как личности.
Прошло примерно шесть лет и я понял, что чувствую в Мире волка, причем уже давно. Точно так же я ощущал его в других.
На следующий день, после школы, я позвал ее в лес, где мы часто гуляли, чтобы нас никто не видел, и долго упрашивал обратиться, после того, как все высказал. Так наша дружба еще больше окрепла, и я осмелился ей поведать про свои проблемы. И сейчас ничуть не жалею об этом.
А Мира не смеялась, она никогда не смеялась надо мной из-за прошлого, понимала и поддерживала, даже если ей было не понять моих чувств.
В старшей школе я повстречал Рому. Это был первый друг мужского пола. Озорной и веселый паренек, думающий, что мы с Мирой тогда встречались. Помню, как она его толкала после этих слов, говоря, что никогда не станет с таким олухом как я встречаться, потом дружески трепала меня за волосы.
Спустя еще небольшой промежуток времени, у меня появилась девушка, о которой вспоминать не хочется. И если бы не Мира, я бы уже давно покончил с собой, потому что в то время жить мне хотелось очень и очень слабо, и так же слабо верилось, что я оправлюсь. Благо, время немного затмило боль.
Мы все выросли, обретали новых и новых друзей, волков-одиночек, одной из которых была Алина, и решили создать собственную стаю, скоро заменившую мне семью. Почему-то меня выбрали вожаком, хотя я почти ничего не знал о жизни оборотней. Зато я мог вести за собой толпу, внушили мне они. А дальше — не такие и давние события.
***
Вспомнив все, Влад и Рудольф переглянулись, будто читая мысли друг друга и развеяли прах одновременно.
***
Петр Семенович до сих пор что-то бормотал. Я расслышал только «покойтесь с миром», остального разобрать не смог.
— Церемония окончена, — резко оторвался от молитвы дядя Петя.
— Хорошо. Давайте сюда венки! — окинул всех взглядом Рудольф
Стая встала полукругом вокруг двух больших венков, расположенных на мертвой могильной земле за черной маленькой калиточкой. Посещало чувство, что сейчас из земли вылезет рука и схватит за ногу. Из-за этого я частенько глядел вниз.
Чуть позже стая разъехалась по домам в унылом настроении.
***
— Может съедешь ко мне на совсем, раз домой только спать ходишь? — предложил Рудольф, изнуренно упав на кровать и смотря в потолок.
— Я просто кое с кем пересекаться не хочу. Вот и все, — встал я недалеко от кровати, сверху смотря Рудольфу в лицо.
— С кем? — оперся на руки он.
— Неважно.
— Ну, все, я тогда обиделся, — по-детски надул губы Руд и скрестил руки на груди, а потом с грохотом шандарахнулся обратно на матрац.
Я залез на кровать и перекинул ногу через Рудольфа, нависнув над ним.
— Ладно, я расскажу. Меня преследуют, — как бы по секрету прошептал.
— Кто? — какая-то похотливая полуулыбка появилась на лице Руда.
Я пригнулся к уху:
— Шлюхи, — протяжно и таинственно прошептал я.
Рудольф в голос стал ржать. Быстро замолк и потянулся, как кот прогнув спину.
Я дотронулся до его груди, где был шрам, Руд вздрогнул, этой паники я никогда не видел в его глазах.
— Ты чего? — отдернул руку.
Дыхание Рудольфа участилось и даже стало паническим.
— Тихо, тихо! Ты чего? Ну, серьезно, Руд, че дергаешься? — не на шутку стал беспокоиться.
— Не трогай меня в области сердца. Хорошо?
— Ладно. Паническое атаки?
— Нет. Просто уже рефлекс, что сейчас будет больно, — перестал учащенно дышать Руд.

***
Влад задумался, пожевывая губу. Руд смотрел на него, не в состоянии оторвать взгляда. Атмосфера вокруг них становилась романтичнее. Они дома, одни, никуда не спешат…

Рудольф поднял голову и поцеловал Влада, тот нежно прикусывал его за нижнюю губу.
Нога Руда непроизвольно дернулась вверх, когда он хотел приподняться, и толкнула Влада чуть вперед. Он впился зубами у кожу.
Руди зашипел и на зубах появились отпечатки крови.
— Паршивец, — вытер Рудольф губу, медленно проведя по ней боком указательного пальца.
— Сам виноват, — горячо выдохнул Влад, продолжив надрывно заглатывать воздух.
Рудольф потянулся за губами Влада, севшего на его колени.
Дыхания уже начинало не хватать, но он не останавливался, чтобы полноценно вдохнуть, просто замедлялся, чтобы набрать воздуха в легкие. Взяв Влада за грудки, не отрываясь от него самого, Руд перевернул их двоих.
Теперь он, как кот, нежась и изгибаясь, провел по ребрам своего паршивца и выдохнул носом, будто сейчас ухмыльнулся.
— Ты чего так больно кусаешься? — капнул кровью из губы Рудольф Владу на щеку.
— Хочу и кусаюсь, — развязно выразился он и вытер пятно о запястье, размазав по нему каплю еще теплой крови.
Рудольф наклонился, как вампир над жертвой, смотря на место на шее, где находится сонная артерия, и невесомо поцеловал под челюстью, чуть ниже мочки уха.
— Почему именно шея? — спросил Влад, закрывая глаза и улетая от наслаждения.
— У тебя она очень чувствительная, — прошептал Рудольф, щекоча теплым дыханием нежную кожу. Влад начал дрожать от удовольствия. Оскалил зубы в страстной улыбке.
— Не такая уж и чувствительная.
— Ты себе даже представить не можешь, насколько чувствительная.
— А тебе не соврешь, — подметил Влад.
— И не нужно, — это были последние слова, после которых в головах оставалась хоть доля самоконтроля.
— Я не хочу тебя заставлять или соблазнять. Ты хочешь этого? — снова склонился Рудольф над ключицами и плечами Влада, с силой закусывая свои губы, чтобы оставаться в сознании от пьянящего запаха. В ответ еле заметно потряс головой, согласившись.
Рудольф впритык прижался к Владу, не отрываясь целуя его все с новой и новой силой.
— Ты хочешь меня? — допытывался Рудольф, волна напряжения протекла по его телу. Влад потупил взгляд в сторону и сказал, уже задыхаясь от желания:
— Да, хочу, — запуская дрожащие от наслаждения пальцы в черные волосы, шепчет Влад.
Рудольф снял с него кофту, футболку, джинсы. Медленно, почти незаметно для самого Влада.
Рудольф стянул с себя футболку и наклонился к животу Влада.
— Татуировка? — попался на глаза черный узор, заходящий со спины на левое плечо.
— Ага, — обжег дыханием Руд живот. — Нравиться? — взял он Влада за подбородок.
— Угу, — Влад взял его за скулы, притянул и поцеловал.
Рудольф потянулся вниз и отпрянул от губ Влада, нехотя разомкнув свои, гладя ладонями все тело, иногда проводя по коже ногтями, каждую мышцу, выступающую рельефом. Влад попятился на локтях назад вместе с Волком.

— Я схожу за полотенцем, — тихо проговорил он и встал с кровати, тяжело дыша, шагая мимо комода, взял с него заколку и заколол челку. Получилось нелепо, но в то же время мило. Подошел к ванне и взял большое махровое полотенце с крючка на стене.
— Губа не болит? — спросил сквозь стихающую одышку Влад, вспомнив про то, что случайно укусил Руда.
— Почти затянулась, — провел он языком под губой.
— Простишь меня? — продолжал устало ухмыляться Влад.
— Нет, паршивец.
— Ты сам виноват.
— Наверное, — пожал плечами Рудольф, заботливо протирая Влада.
— Когда татуировку сделал?
— Ну… Где-то неделю назад, — прикинул в голове Руд и бросил во Влада его одежду, поднимая свои штаны с пола.
— Одевайся, есть пошли.
— Хорошо, любимый, — без колебаний сказал Влад и засмеялся. Рудольф с улыбкой закатил глаза и покачал головой, натягивая джинсы.
— Что сегодня на ужин?
— У тебя моя губа, — подшутил Руд.
— А у тебя мой член, — не растерялся и съязвил Влад. Он все же привык к таким отношениям с Рудольфом и уже совсем не стесняется ни в выражениях, ни в действиях.
— Я-то не кусал, — стал оправдываться Руд.
— Леденцы тоже не кусают, — развел руки, согнутые в локтях Влад. Рудольф потрепал его по волосам и ударил по заднице так, что бедолага аж прогнулся, выкрикнув пару матерных словечек.
— Больно же.
— Ничего, сам виноват, — повторялся Рудольф.
Влад ткнул пальцем в бок Рудольфа и тоже треснул его по заднице:
— Иди, готовь!
— Хорошо, хорошо.
— Я телек посмотрю.
— Нет, ты мне поможешь.
— Ладно, ладно, только не плачь.
— Я тебя теперь паршивцем буду звать, — заявил Рудольф.
— Ну, ладно, — хихикнул Влад и сел на стул в кухне.

— Слушай, а и правда, чего ты к себе на ночь только ходишь? Съезжай ко мне.
— Ты серьезно съехаться со мной хочешь?
— Да, — пожал плечами Руд, отвернувшись от кастрюльки.
— Заметано, завтра я расторгну договор с владельцем.