- Ты точно долбоёб, Ханма! Нахуй дверь не закрыл?!
Шюджи трясёт. Он смотрит на Кисаки, лежащего у его ног и на Дракена, возвышающегося над ними с пистолетом в руках.

Как Рюгудзи успел упасть на него за то мгновение, пока пуля шла по стволу и не получить ничего кроме пробитой мышцы плеча - одному богу известно. Ну и то, как он сбил с ног Кисаки и, подхватив выпавший из его рук пистолет, хладнокровно застрелил его - кажется не меньшим чудом.

Смотря на труп Тетты, Ханма испытывает двойственное ощущение. Он провел с этим человеком несколько лет жизни, позволил проникнуть в свою душу, под свою кожу. И в то же время - в последние пару месяцев ему чертовски не хотелось ни видеть его, ни чувствовать прикосновений, таких желанных раньше.
На него внезапно накатывает - он обнимает тело, постепенно остывающее, и заходится в рыданиях. Их не слышно. Зато видно. Шюджи плевать, что подумает Дракен: он говорит сайонара своему прошлому именно так - цепляясь за короткие волосы, содрогаясь от беззвучных слёз.
Он не замечает, как Рюгудзи приносит ему плед, аккуратно накрывает плечи. Только когда тот обнимает его сзади, Ханма чуть расцепляет пальцы, прислушивается к теплу, окутывающему спину.

Видеть Ханму таким уязвимым непривычно. Видеть как ему больно внезапно оказывается невыносимо.

- Прости, я не мог иначе, он бы тебя убил. А потом и меня, - слова заставляют Шюджи замереть. Вся тяжесть отношений с Кисаки разом наваливается на него. Осознание, четкое и яркое - как молния на ночном небе - пронзает мозг.
- Я знаю, он для тебя много значил и...
- Нет. - Ханма не хочет признавать правду вот так, открыто - и перед собой, и перед тем, кому она вряд ли нужна. Но ему придётся это сделать. Сказать вслух. Дать название тому, что на самом деле происходило между ним и Теттой. Чтобы снять с себя розовые очки.
- Что? - немного недоумевает Дракен.
- Он использовал меня. Я для него был лишь инструментом. Но пока мне было весело, я думал, что это... Что-то большее. Или может быть им... Блять, я и вправду долбоёб.
- Не больше чем я. Видел ведь, как он с тобой поступает, а ничего не сделал.
Ханма вдруг хихикает:
- Вечно ты много на себя берешь, Кен-чин. Я б тебя послал в пешее эротическое, если бы ты вдруг решил мне помочь.
Дракен усмехается.

Они продолжают сидеть, теперь уже не произнося ни слова.
Ханма, постепенно засыпает, разморённый теплом и измотанный недавней встряской. Даже во сне он продолжает держать в руках тело Кисаки. Дракену приходится осторожно разжать пальцы и отодвинуть Шюджи от него. Он пятится на заднице, решает поднять Ханму и перетащить на диван.
Укладывает, накрывает тем же пледом и направляется в ванную - отмыть руки от крови.
- Останься, - слышит он, развернувшись.
- Что?
- Останься. Побудь рядом. Пожалуйста.
- Я только вымою...
- Я прошу, - выдавливается нехотя. Признаться, что ему нужна поддержка - раньше он посмеялся бы над собственной слабостью. Но сейчас, когда рядом Дракен - слова словно сами слетели с языка.

Рюгудзи садится на краешек дивана, ворчит что-то по поводу слишком длинных ног - Ханма тут же сворачивается в клубочек. Дракен подвигается ближе, ловит себя на желании обнять его. Такого нового - незащищенного, ранимого. Но он лишь кладет ладонь туда, где под пледом угадываются стопы и слушает, как дыхание Шюджи постепенно успокаивается.

Пока Ханма спит, наступает ночь. Дракен тоже дремлет. Ему снится странный сон, в котором он почему-то болтает с Шиньичиро в форме ТоМан и с татуировками "Преступление" и "Наказание" на кистях рук.

- Дракен, проснись.
- А? Э? Чего тебе?
- Кисаки - надо избавиться от тела.

Ничто так не сближает как отмывание пола от крови, совместная погрузка трупа в пару больших мешков для мусора и сжигание его в нескольких десятках миль от Токио, в глухом горном лесу. На лицах обоих отражаются блики пламени. Пальцы холодит прохлада ночи.
- Эй, Дракен?
- М?
- В этом лесу водятся медведи?
Рюгудзи обалдело смотрит на Ханму. Наконец до него доходит и он начинает ржать. Вслед за ним покатывается Шюджи. Они смеются минут пять, не замолкая и вдруг враз стихают, осознав, что рядом, в двух шагах обугливается труп того, кто ещё несколько часов назад был их товарищем по банде.

- Футболка твоя, - внезапно произносит Дракен.
- Что с ней?
- Она в крови вся. Снимай. Сожжем тоже.
Ханма мешкает.
- Ты чего - целка? Снимай.
Шюджи хмыкает - удалось-таки и Дракену его подъебать. Вылезает из грязной, успевшей местами затвердеть футболки и кидает её в огонь.
- Надень, замёрзнешь. - Рюгудзи протягивает свою куртку. Она нагретая, пахнет едва уловимо им и Ханма с удовольствием укутывается и в тепло, и в запах.
- Он гореть часа два будет, может, поспишь? - сложно реализовать это, находясь в лесу, но...
- А ты не съебёшься на моём байке?
- Знаешь, звучит как охуенная идея! - Ханма наконец-то влезает в привычную шкуру саркастичного клоуна. - Не съебусь, не бойся. Сдался мне твой байк.
- Ну, куртку ты чуть не всосал через ноздри, мало ли на что ещё у тебя фетиш, - Шюджи кажется, что у него покраснели даже пятки и ему хочется ими вкопаться глубоко в землю от стыда.
- Да ладно, не парься. Не так часто мне тебя уесть удается, - Дракен хлопает его по плечу и внезапно прижимает к себе. Крепко-крепко. И хотя он почти на полголовы ниже, Ханма чувствует себя маленьким и до странности спокойным от этого.

Но когда Рюгудзи, осмелев, тянется к нему губами, он выставляет перед собой руки, мягко отталкивая того.
- Я пока не готов, - и кивает на пламя. Дракен вздыхает и берёт его за руку.

Рассвет поднимается над горами, когда они спускаются к реке. Выбрасывают пистолет, рассыпают над ней пепел и наблюдают за тем, как маленькие водовороты утаскивают его глубоко на дно.