Санкт-Петербург провожал меня в Москву со снегом и дождем, да так любезно, что рейс отложили на два часа. Я летела в Корею с пересадкой в Москве, как и обычно, когда ездила за рубеж из других городов России.

Неделя каникул в Санкт-Петербурге прошла в барах и ресторанах с подругами, которые завершали первую сессию третьего курса. Аделина и Василина, мои бывшие одноклассницы, с которыми я была очень близка в старшей и средней школе, были большими любительницами оторваться после завершения сессий. Это были уже мои вторые зимние каникулы проведенные с ними.

Аделина и Василина были настолько дружны, что не смогли расстаться после школьных лет. Они вместе после выпуска подали документы в медицинский вуз на стоматологический факультет. Но я бы не сказала, что из них получились бы замечательные стоматологи, учитывая уровень ответственности этих Траляля и Труляля. Даже если мои подруги и закончат все этапы подготовки "квалифицированных врачей" на отлично, я к ним даже под дулом пистолета не пойду.

У всех людей есть плюсы и минусы; на минусы подруг я не смотрела, потому что от них мне требовались только плюсы, а именно — хорошее времяпрепровождение после психологической мясорубки дома. Невзирая на расхлябанность Аделины и безответственность Василины, я хорошо провела десять дней отдыха. Мы посещали лучшие бары культурной столицы; особенно мне запомнилась "Лаборатория", где все напитки подавали в пробирках и колбах. Я любила тематические места и получала абсолютное удовольствие от таких вечеров.

Кальянные, переполненные дымом, танцы на барной стойке по разрешению администраторов, бесконечный алкоголь, льющийся рекой прямо в горло — вот что позволяло мне быстро забыться и расслабить мозг. Я поглощала шоты в компании подруг один за другим, наслаждаясь обжигающей жидкостью до дурноты и тошноты. Можно было часами вливать в пасть что попало, растрачивая родительские деньги на бесполезный яд, который приведет меня к счастью лишь на несколько часов. На утро все будет по старому — я это знала. Но изнасилованный мозг требовал временного перерыва от реальности.

Я не стыдилась того, что транжирила родительские деньги на гулянки, потому что старшие были виноваты в моем ужасном самочувствии. "Пусть компенсируют!" — думала я. Все эти дни меня напрягала мать, без умолку жалующаяся на все подряд, а когда ей надоедало ныть, она начинала истерить и ругаться. "Сходи, выброси мусор!" "Почему стол грязный?!" "Риэ, ты же девочка! Уберись!" — и все в таком духе.

Самостоятельная жизнь мне нравилась тем, что я сама решала, когда нужно убраться в комнате или помыть посуду, обычно я не создавала бардак в общежитии, но и стопроцентную чистоту не поддерживала. А дома все нужно было делать так, как заведено хозяйкой, особенно если она страдает ОКР. Не так стоит сахарница — расстрел! Не так тряпку повесила — расстрел! Сумасшедшие деньки с мамой только угнетали и понижали уровень кортизола.

Брат допекал меня не меньше, вечно создавая шум ночью. Унчон жил по каким-то своим правилам, поэтому не спал до самого утра, занимаясь съемкой видео. Потом все утро гремел на кухне, готовя завтраки исключительно на свою любимую персону, оставляя жуткий бардак. Мама все это наблюдала часом позже, когда собиралась на работу, и впоследствии отправлялась в комнату брата, устраивая там скандал: "Меня никто в этом доме не уважает! Я стараюсь и намываю эту кухню, а ты!" — и ее фразы никогда не менялись. Затем подключался отец со своим строгим басом, и все начиналось сначала. Создавалось впечатление, что я проживаю день сурка. Таким образом, я почти не спала из-за вечного шума.

В отместку Унчону я подгадала то время, когда он обычно собирается идти в ванную, и занимала ее на минуту раньше, растягивая пребывание в душе от часа до двух. Брат бесился до белого каления с каждой моей подобной выходки, поэтому назло ходил и смывал воду в унитазе, отделенного от ванной. При этом он делал это не раз и не два, а чуть ли не каждые десять минут, забирая холодную воду. Однажды меня так сильно ошпарило горячей водой, что я разозлилась и выбежала в одном полотенце из ванной, а вторым, смоченным под водой, отхлестала Унчона до красных пятен по всему телу, которые позже обратились в желто-фиолетовые кровоподтеки. Брат ничего не смог сделать, поскольку боялся, что если начнет давать сдачи, то собьет с меня полотенце, прикрывающее наготу. Неловкости он точно не хотел, от того и бездействовал, позволяя вымещать на себе накопленные эмоции.

После таких драк я всегда чувствовала себя ужасно, как будто по телу проехался танк, а в душе словно поселилась черная дыра. Полное опустошение убивало меня изнутри, и я ничего не могла с этим сделать. Но потом накатывала злость, когда усталость проходила. Однако негативная эмоция уже не была направлена на предыдущий объект истязания, а обрушивалась на меня саму. Такая злость приходила не одна, она шла рука об руку с виной. И это ощущалось мучительно болезненно. Я могла подолгу слоняться по дому как неприкаянная, думая лишь о собственном проступке.

Мы с братом всегда выводили друг друга на худшие эмоции и будили друг в друге настоящих демонов. Я не выносила видеть себя разъяренной, не любила испытывать негативные эмоции, но Унчон вечно вынуждал меня постоянно проходить через это, испытывая на прочность. После наших драк и ссор, в которых по большей части использовали лишь насилие, я от омерзения к себе могла реветь ночи напролет, закрывшись в комнате. Думаю, брат тоже не испытывал теплых чувств после того, что происходило между нами, однако своих эмоций он никогда мне не показывал.

Я не знаю, как Унчон снимал стресс, но вот я делала это превосходно — отправлялась на тусовки и устраивала хороший перепихон с каким-нибудь миловидным парнем. Обычный секс без обязательств. Конечно, иногда случалось такое, что партнеры попадались не самые лучшие, и наслаждения, как такового, я не испытывала. А когда все было совесе-е-ем плохо, то я не стеснялась и обрывала сексуальный половой акт прямо в моменте, оставляя удивленных и разгневанных партнеров позади себя. Я не любила тратить время впустую, но еще больше я не любила имитировать оргазм, чтобы доставить удовольствие незнакомому человеку. Позволяя себе задевать чувства неизвестных мужчин, я проявляла хоть какой-то контроль над своей жизнью. С незнакомцами было проще вести себя так, как хочется, особенно, когда осознаешь, что это первая и последняя встреча — так я могла позволить себе очень многое.

Сеул встретил меня сухой, но холодной погодой. Конечно, в России погода была в разы холоднее, но для Сеула минус десять в конце февраля — настоящая аномалия. В прошлом и позапрошлом году, когда я была в Сеуле, температура не опускалась ниже минуса пяти градусов по цельсию. Странности продолжались и в марте: в первых числах, когда я начала учится, выпал снег.

"Ненавижу снег", — этой фразой Минсу сопроводил последний снежный осадок в этому году. Удивительно, но именно после этой фразы снежинки перестали падать с неба, как по волшебству, а на следующий день, выглянуло солнце. Минсу радовался, как ребенок, когда снег начал таять, а потом долго плакал, потому что не любил возиться в земле; ему предстояло высадить клумбы с цветами у церкви, когда сойдет последний снег.

Несмотря на свой статус "богатенького мальчика", выросшего в огромном особняке в Пусане, у моря, с золотой ложечкой во рту, Минсу не был белоручкой. Он без всяких проблем мог помыть полы в церкви, приготовить обед дома, убрать мой уголок в общежитии и даже прибить таракана, бегающего по кампусу. Для него не было проблематично сделать то, на что бы я никогда в жизни не согласилась. Дома я хоть и убиралась, но делала это с большим трудом и усилием, и то в самый последний момент, когда тарелки с остатками риса подсыхали, а пыль на полках складывалась высотою в несколько сантиметров. Минсу напоминал мне меня, когда брался за работу в земле: я так же, как и он, была готова плакать лишь от одного вида нелюбимой работы.

Начало третьего курса прошло также незаметно, как март сменился апрелем. Это был очередной выходной в компании с другом. Я сидела на лавочке у церкви, не решаясь заходить внутрь, и читала книгу по ведению финансовой отчетности. Минсу таскал всякие приблуды для высадки цветочков на клумбы из подвала церкви.

— Агх, — я поправила солнечные очки на носу и посмотрела на друга, поставившего ящик с цветами на газон. — Уже три часа дня... — проныла я, поглядывая на наручные часы. — Когда ты уже закончишь? Уже время обеда!

— Я только начал, — ответил мне Минсу, высаживая первый цветок и присыпая его землей, хорошо утрамбовывая. — Но ты можешь сходить к ближайшему ларьку и купить нам чего-нибудь вкусненького.

— Мне надоело есть уличную еду. Пошли, поедим чего-нибудь вкусненького! Я бы не отказалась от забугорной кухни! Хочу пиццу, к примеру, или лазанью! — Минсу ничего не ответил, а только многозначительно кинул взгляд на свой рюкзак, лежащий рядом со мной на скамейке. — Вот так всегда! — обиженно буркнула я. — Ты чем-то занимаешься, а я обхаживаю тебя, как какая-то прислуга!

— Ты сама сказала, что голодна, — пожал плечами Минсу. — Я просто предлагаю тебе выход из положения.

— Ты просто ничего не хочешь делать для меня! Я столько раз ходила и покупала нам еду! А ты это делаешь совсем редко! — я закрыла книгу с громким хлопком и полезла в боковой карман рюкзака, чтобы выудить карту. — Мог бы хоть раз за мной поухаживать! Ты же мужчина!

— Мой пол еще ничем меня не обязывает перед тобой, к тому же, я занят, — Минсу исподлобья наблюдал за тем, как я поднимаюсь со скамьи.

— Раздражаешь, — пробубнила я себе под нос.

— Я все слышал, — от меня не скрылись насмешливые нотки в голосе Минсу.

— Пошел в жопу, — еще тише добавила я.

— И это тоже! — громче прикрикнул друг, наблюдая мою удаляющуюся спину: я шла в сторону соседней улицы, чтобы купить еды.

Когда я переходила дорогу, телефон в кармане пальто завибрировал, оповещая о том, что кто-то хотел услышать мой чудесный голос. Я опустила руку в карман, где хранились hotpack-и, какие-то бумажки, наушники, запутанные-перепутанные морским узлом, салфетки, медицинские маски и гигиенички; среди всего этого карманного барахла нашелся и мой смартфон, разрывающийся от звонков. Я посмотрела на экран, кириллицей на экране высветилась надпись "мама", а рядом три сердечка.

— 여보세요, — ответила я на звонок мамы корейским телефонным "привет" (п.а. 여보세요 — "йо-бо-сэ-е" — "привет" по-корейски, используется только для телефонного разговора aka наше "алле").

— Нормально с матерью общайся! — мама всегда бесилась от того, что, приезжая из Кореи, в детстве я часто использовала корейские слова, которым меня учили папа и хальмони. Мама не знала корейский и всегда ругалась из-за этого с папой: тот время от времени бурчал себе что-то под нос на своем языке, когда чем-то был недоволен.

— Ладно, ладно, — позитивный настрой, пребывающий со мной пару секунд назад, тут же сошел на нет. Мама умела обрезать крылья и делала это на профессиональном уровне. — Что хотела-то?

— Ты не знаешь?! — только сейчас я заметила в голосе мамы истеричные нотки. Она была на взводе. Обозленная, как бык, увидевший красную тряпку. — Знаешь, что устроил этот мальчишка?! Негодник! Он! Он!

— Хей, мам... Слушай, сделай глубокий вдох, пожалуйста, — из телефонного динамика я слышала, как мама начала задыхаться от переизбытка накопившихся эмоций. — Сходи и выпей воды, ладно? Папа рядом? — поинтересовалась я и услышала какое-то мычание, напоминающее согласие. Послышался плеск воды и звуки громких глотков, сопровождающихся тяжелым дыханием. — Передай ему трубку, пожалуйста, — я проверила связь с интернетом, отведя телефон от уха — соединение было хорошим, звонок не должен прерваться.

— Доченька, не волнуйся, все хорошо. Иди учится, — папа, как всегда, был немногословен. Он не любил объяснять что-либо и кому-либо. Развод скандалов не одобрял, однако маме он позволял все это делать, потому что искренне любил.

— Что? Что происходит? — спросила я: трубку еще никто не повесил, однако отец посчитал, что выключил телефон. Сквозь динамики я услышала какой-то стук или приглушенный удар, затем крик матери, а после звуки какой-то... то ли возни, то ли драки... — ЭЙ! — я поднесла нижнюю сторону телефона ближе к уху и поставила звонок на громкую связь, чтобы лучше расслышать происходящее по ту сторону. Услышала стон брата. — Что происходит?! Эй! — я последний раз крикнула в трубку, и звонок прервался. — Я судорожно начала набирать номер снова и снова, но никто не отвечал.

Я не знала, что и думать. Я стояла на улице, возле ларька с уличной едой. Мимо меня проходили люди и косо смотрели. "Они, наверное, все слышали..." — подумала я и скрыла лицо за ладонями. Мне не хотелось видеть недоумевающие и осуждающие взгляды незнакомых людей.

В голове крутились разные мысли, мешаясь между собой. Панике и страху не было конца и края. На меня будто вылили ушат холодной воды и вывели в темный лес голышом с приставленным дулом пистолета к голове. Я думала над тем, что в дом могли вломиться и устроить погром... или к нам домой пришли мои старые знакомые и решили устроить пьянку прямо у калитки, как это было в моем одиннадцатом классе. Или, что еще хуже, Унчон что-то вытворил, от чего отец разозлился и решил его избить. В последний раз такое случилось, когда родители узнали, что брат подал документы на факультет дизайна одежды, а не на экономиста, как они хотели.

В нашей семье, по линии отца, все были экономистами. Папа даже сделал выбор в пользу мамы, потому что у нее было такое же образование, как у его отца и матери. Для папы было важно, чтобы мы с братом тоже выучились экономистов, потому что: "У вас это в крови, дети мои!" — но, на самом деле, нельзя заложить в ДНК прирожденный талант к чему-либо. У человека могут быть какие-то умственные способности или отличительные физические умения, которые склоняют его к той или иной деятельности.

У Чон-чона — так я называла брата в детстве — дислексия. Его мозг от рождения неправильно воспринимает буквы и цифры из-за нарушенных нейронных связей в мозге. Когда он был в третьем классе, а я в первом, малыш Чон читал медленнее меня. В то время, когда я могла прочесть больше ста слов за минуту, он еле-еле-душа-в-теле мог прочитать без ошибки хотя бы тридцать-сорок слов. Да и на письме он делал бесконечное количество ошибок, вечно перечеркивая и зачеркивая чуть ли не всю тетрадь. Когда я перешла в четвертый класс, то мама без стеснения предлагала мне проверять домашнюю работу Унчона. Для брата это было большим унижением. Мне и самой перед ним было неловко, но с мамой никто из нас не решался спорить, иначе батиных тумаков было не избежать.

Но, несмотря на неудачу в постижении правописания и математики, у Унчона был особенный талант — идеальное чувство стиля. Он мог даже из простой и дешевой одежды с рынка составить поистине выдающиеся образы достойные модных показов. Он также — без всякой помощи, чужих наставлений и обучающего материала — научился рисовать. И делал это на постоянной основе в любой удобный момент. Все карандаши и фломастеры он перетаскал у меня, из-за чего мы часто ссорились в детстве. Чон-чон, когда был ребенком, боялся, что отец запретит ему рисовать, поэтому самостоятельно не просил о покупке художественных принадлежностей. Все это он делал через меня: "Риэ, ты же девочка! Ну, попроси папу купить тебе карандаши! Вон те! Я тебе за это свою шоколадку отдам!" — это была его измученная фраза в канцелярском магазине. Брат был готов пожертвовать сладким во имя творчества. Это было непостижимо, потому что мы оба были настоящими сладкоежками. Конечно же, я соглашалась.

До университета я иногда посмеивалась над странностями брата и его "глупостью". Но однажды Минсу рассказал мне, что дислексикам очень трудно проходить школьную программу. Люди с дислексией часто подвергаются буллингу со стороны одноклассников и издевательствам со стороны учителей. Часто бывает такое, что преподаватели могут высмеивать "глупых" учеников за неуспеваемость, потому что понятия не имеют о такой болезни.

Находясь в прострации, я купила еды в палатке на улице, у очередной бабушки с домашней едой, и вернулась к Минсу. Я не проронила ни слова, когда вновь села на скамейку. Минсу сразу же заметил, что со мной что-то не так. Он привык видеть меня чересчур шумной и непоседливой. Сидеть в спокойствии дольше десяти минут — точно не про меня.

— Что случилось? На тебе лица нет, — Минсу снял садоводческие перчатки, откидывая их в ведерко с лопатками, и подошел к скамейке. Он вмиг забыл про цветы и клумбы, заметив мое лицо — ни живо, ни мертво.

Я сначала не поняла, что протараторил Минсу, потому что была слишком отвлечена на беспокойные мысли. Друг пытался понять, что же такое произошло, а я и слова не распознала из его корейской речи. Мозг в стрессовых ситуациях иногда вытворяет такую жуть... Я несколько раз попросила повторить Минсу, что он сказал, делая вид, что не расслышала, а потом он очень медленно произнес:

— Что происходит? — все-таки друг знал меня слишком хорошо. Минсу понимал, что бывают моменты, когда я не успеваю переключиться с одного языка на другой. Довольно-таки часто он повторял для меня банальные и давно заученные фразы на улиточной скорости.

— Дома что-то случилось. Родители ничего не говорят и трубку не поднимают, — отстраненно сказала я, вертя телефон в руках. — Агх! Вот же срань! — я сдернула солнечные очки с переносицы и откинула их на лавочку, протирая лицо грязными руками. — Как же бесит!

— Не переживай, может, они потом сами тебе позвонят? Ты просто себя накрутила, может быть? — Минсу сел рядом со мной на лавочку, отодвинув пакетик с едой.

— Не знаю, не знаю, — вздохнула я. — Ладно, неважно. Оппа, давай я помогу тебе с твоим огородом? Так мы быстрее управимся и пойдем в бар. Хосок хочет провести дополнительную репетицию.

— Ладно, я не буду тебе докучать, — Минсу понял, что я пытаюсь соскочить с разговора и переключится на другую тему, и он позволил мне это сделать. — И это не огород, а клумба.

— Да знаю я! Не исправляй почем зря, — я опять нацепила на нос солнцезащитные очки и пошла в сторону клумб. — Оппа, дай мне перчатки, а то я маникюр испорчу!

С высадкой цветов мы управились почти за час, работая сообща. Священник О (п.а. 오 — "о" — корейская фамилия О, написанная хангылем) был доволен и хорошо оценил работу, благословив нас на следующие свершения. Мне было сложно подавить улыбку, когда преподобный прочитал для нас небольшую молитву. Было странно ощущать на себе пристальное внимание священника О, но еще страннее было слушать от него молитвы в мою честь. Но нужно было оставаться серьезной ради уважения старших и ради уважения чужой веры.

После завершения дел Минсу, мы поехали в Итэвон. По дороге в самый европейский район Сеула мне пришло сообщение от мамы в WhatsApp: "Плохие поклонники Унчона, из этих ваших интернетов, пришли и закидали дом помидорами с криками о том, что Унчон — голубой. Это все произошло в семь часов утра. Мы с папой вызвали полицию, чтобы разогнать этих детей. Но твоему брату досталось. Папа выгнал его из дома. Не знаю, что теперь будет. У меня даже сердечный пульс поднялся, скорую хотели вызвать, но все обошлось", — вот такие новости я узнала, сидя в вагоне метро.

"Поправляйся, мам. То, что произошло, ужасно. Но не принимай это близко к сердцу, вы с папой не виноваты в том, что Унчон оказался таким. Вы и так знали, что у него все плохо с головой," — быстро напечатала я сообщение для мамы.

На самом деле, я ждала того момента, когда ориентация Чона вновь станет проблемой. Такой прецедент уже был, когда брат учился на первом курсе. Унчон тогда не успел выйти из аккаунта в Skype, и родители узнали о его первом парне. Брату удалось выйти сухим из воды, навесив лапши на уши родителям, и те успокоились. Мне единственная не поверила в то, что Унчон наврал им с три короба. Есть определенные маркеры, которые всегда выдают геев: особая любовь к Леди Гаги и Николь Кидман, но без какой-либо сексуализации, сплошное обожание их заслуг; нехарактерное для мужчин увлечение модой; и безграничный фанатизм от Мэрилина Мэнсона и Джонни Деппа. Да и у всех нормальных парней всегда есть девушки, с которыми они начинают встречаться с подросткового возраста. Унчон же никогда не был заинтересован в противоположном поле. "Я не нашел еще девушку своей мечты", — так отговаривался он.

Исходя из маминого сообщения, я догадалась, что брат внезапно стал популярным в интернете и успел нарваться на хейтеров. Я заглянула на YouTube и вбила имя брата в поисковую строку, сайт мне ничего не выдал. Я попробовала ввести другое имя Унчона — Ян. Брату никогда не нравилось его "домашнее" имя, в школе он просил всех учителей и одноклассников называть его Яном. Это имя просто звучало и подходило по значению к его паспортному имени — "Божия благодать" — мама специально выбрала именно его, потому что была слишком верующей. А мое имя она выбрала, потому что оно означало "связь" или "соединение". Возможно, для мамы это имело какое-то сакральное значение, но для меня и Унчона имя "Риэ" звучало по-европейски красиво и лаконично. Брат даже несколько раз жаловался в детстве, что родители выбрали ему некрасивое имя, потому что не любили с самого начала: "Вы даже для нее имя красивое выбрали! А надо мной в школе смеются и обзывают китаезой!" — так он всегда говорил.

По запросу "Ян-мода-история-моды" видеохостинг выдал мне огромное количество видео с превью, на каждом из которых красовалось изображение Унчона. "Нашла!" — подумала я, нажимая на первое попавшееся видео, чтобы перейти на канал брата. "Просто Ян, — гласила шапка профиля, — историк моды и модный критик, ваш советчик по гардеробу и хороший друг!" — переведя взгляд на количество подписчиков, я обомлела. Цифра переваливала за сто тысяч человек.

Мне было интересно, откуда взялись хейтеры у брата, и почему они заявились к нам в дом. В комментариях под недавними видео разные пользователи писали все подряд: какие-то благодарности, просьбы сделать обзоры на что-то, бесконечное количество восхищений внешностью Унчона (причем очень сомнительные восхищения, потому что, на мой субъективный взгляд, брат был тем еще уродцем). К одному из комментариев была прикреплена ссылка с подписью: "ЭТО ПРАВДА?! ОТПИСКА!" — я перешла по ссылке на пост во ВКонтакте. Это был паблик STARSRU, им владел один популярный блогер. В сообществе публиковались разные сплетни о звездах шоу-бизнеса, блогерах, последние новости из жизни медийных личностей России и очень редко там появлялись публикации с зарубежными знаменитостями. Я не интересовалась российскими блогерами и популярными личностями, для меня сидеть в таких пабликах было в новинку, да и моя онлайн жизнь в основном проходила в Snapchat, КakaoТalk и Instagram.

В паблике была опубликована фотография-скриншот со смазанными лицами каких-то целующихся парней во дворе, находившимся в нашем районе. Рядом с фотографией было размещено видео длинною в восемь секунд, кликнув на которое, я увидела лицо Унчона, целующегося с каким-то парнем. "Господи, что он натворил..." — простонала я.

Выйдя из метро с Минсу на улицу, я вслух спросила:

— Скажи, а быть частью ЛГБТ это нормально? Геем, например? — мне хотелось услышать мнение Минсу, успокоить себя как-то.

— Ты хочешь узнать мое мнение или то, что написано в Библии? — парировал Кан, странно посматривая в мою сторону. Его, наверное, удивило, что я спрашиваю о таком, ведь обычно мы с ним не касались темы любовных отношений или секса. Друг просто знал, что я сексуальноактивный человек, косо смотрел на меня постоянно из-за этого, но ничего не говорил.

— Твое мнение полностью состоит из священных книг, ведь именно им ты поклоняешься, — сарказмом ответила я, начиная раздражаться. — Не пытайся как-то увильнуть от вопроса, мне просто хочется знать альтернативное мнение.

— Альтернативное чему? Твоему мнению? Поддерживающему мнению? Или осуждающему? Какому? — настаивал Минсу. Было видно, что его взволновал мой вопрос. Его глаза изучающе следили за изменениями в моем лице и поведении. Он насторожился. — И я не поклоняюсь книгам, а следую тому, что в них написано, — раздраженно добавил он.

— Агх! Черт! Просто скажи, что ты думаешь! — я злостно насупила брови, сведя их к переносице, и сложила руки на груди.

— Мы верим, что любой сексуальный акт, не являющийся проникающим вагинальным общением между мужчиной и женщиной, состоящих в моногамном браке, склонным к греху. Это своего рода запрет. И во всех случаях рекомендуется воздержание и практика целомудрия. Но, как ты сама понимаешь, мужчины и женщины, как минимум, занимаются мастурбацией, а это уже не целомудрие. Все это можно исповедовать, замаливать, исправлять другими поступками, с ними же можно пройти через чистилище... Бог никому не отказывает в своем свете. У всех есть возможность оказаться в Раю, — проговорил Минсу с бесстрастным тоном и безэмоциональным выражением лица. Он будто прочитал лекцию. Я не видела искренности и полного доверия Минсу собственным словам. Его руки, сжатые в кулаки, отлично показывали истинное отношение друга ко всему сказанному. — А ты?.. — Минсу заискивающе посмотрел на меня. — Что ты думаешь?

— Ты же понимаешь, что это просто заученные слова? Это не твое мнение, — вздохнула я. — А я думаю, что если смотреть на это с научной точки зрения, то это в порядке вещей. В природе вполне естественно, что самцы могут спариваться с самцами. Думаю, что и для человека это может быть в порядке вещей. Во всяком случае, я это не осуждаю, но все равно... Для меня это странно, — мы шли по улице. Вечернее солнце все еще согревало поверхность земли и слепило глаза. Я поглядывала на Минсу, желая полностью впитать его реакцию на мои слова.

Минсу был напряжен. Я заметила, что ему неприятна тема нашего разговора, но друг старался этого не показывать. Минсу натянуто улыбнулся и продолжил идти вперед, опустив голову вниз, как и ходил всегда.

— Слушай, Риэ, думай, что хочешь, но я однозначно против нетрадиционных взглядов на отношения. Я не знаю, зачем ты меня об этом спросила, но больше не заводи разговоры на эту тему, ладно? — Кан Минсу впервые говорил мне о чем-то назидательным тоном, и это было совершенно непривычно. До дрожи. Похоже, что мой вопрос как-то взбесил его. По реакции друга я не могла сказать, хорошо он или плохо относится к ЛГБТ, но эта тема была для него табуирована.

— Ладно, прости, оппа, я больше не буду, — неприятный тон друга быстро дал мне понять, что остальную дорогу до бара мы проведем в тишине.

***

Roxy Kids вновь зажгли огни в глазах посетителей бара, как делали обычно, каждый вечер пятницы и воскресенья. Мы были популярны. На сцене "Cichlidae" мы были самыми желанным гостями. Все посетители бара после завершения нашего импровизированного концерта подходили к нам, фоткались на цифровые фотоаппараты, телефоны, фотокамеры моментальной печати и просили автографы.

— Когда уже эти дети запишут альбом, а? — посмеивался Пак Джисон, прижимая к себе излюбленную папку с документами, с которой, наверное, обнимался даже во сне. — Я бы точно был их фанатом, — мужчина ярко улыбнулся, говоря это бармену, Су Бому.

— Господин Пак, мы все слышали, — сказала Еджин, выходя из-за барабанной стойки.

— Если бы у нас были деньги или спонсоры, то мы бы точно записали альбом, но нас не берут в компании. Мы уже пытались, — удрученно сказал Вонсок, снимая гитару с плеча. — С Риэ мы придумали больше тридцати песен за последний год, и это еще не предел! Мне кажется, будь мы настоящей группой, то продюсирование всех альбомов я бы доверил Риэ. Она наша звездочка!

— Ерунду не неси, Вонсок хен, — встрял в разговор Хосок, спрыгнув со сцены и подходя к бару за бесплатной кружкой пива. — Ты тоже мог бы быть продюсером!

— Он подлизывается к Вонсоку, Риэ, — прикрикнула Еджин, когда нашу живую игру сменила музыка из колонок. — Не обращай внимания, ты лучшая в своем деле, — онни по-дружески похлопала меня по плечу, пытаясь загладить вину за Ли Хосока. — Ты прелесть! Даже Вонсок так считает! — мнение Шина было почетным в группе, потому что он был самым старшим и авторитетным. Вонсок был тем, кто собрал группу Roxy Kids, дал всем небольшую надежду на лучший исход и всегда старался протолкнуть группу вперед.

— Да, такой пианистки мы еще не видели, — согласился наш лидер. — А где Минсу? Он же был тут где-то?

— Отошел в туалет, — известила я ребят, качнув головой в сторону туалетной комнаты.

— Значит в следующий раз с ним поздороваемся, у нас есть еще дела в подсобке, нужно песни кое-какие доработать. Риэ, ты с нами? — Вонсок с надеждой в глазах посмотрел на меня, рассчитывая на то, что я пойду писать тексты с ними, однако сегодня был вечер воскресенья, и меня ждала домашняя работа.

— Извини, я собиралась домой через пятнадцать минут. Хочу пропустить парочку стаканчиков пива. А то финансовую отчетность на трезвую голову делать не могу. К тому же, тут наливают отличное темное нефильтрованное пиво, люблю такое, — я мило улыбнулась, показывая всем свои маленькие зубки.

— Ты вообще девушка или нет? — посмеялся Вонсок, улыбаясь так же широко, как и я. — Ни одна девушка не любит пиво так, как ты!

— Еще какая! — я надула губки и выпятила попу, чтобы он заметил мои женские прелести. Под темными брюками, кожаной курткой и красной рубашкой, длиною до середины бедра, ничего не было заметно. — Видел это? — я указательным пальцем потыкала в попу. — А теперь шуруй!

— Нахалка! — лидер группы состроил злую рожицу, взял пиво с барной стойки и пошел в сторону подсобки. Прежде, чем спуститься по лестнице вниз, он обернулся и крикнул: — А попка у тебя реально зачетная!

— Иди, знаешь куда?! — я показала фак ему вдогонку, он ответил мне тем же. — Какие же мы идиоты... — протянула на русском. — Эй! Бом! — позвала я бармена.

— Что такое? — Су Бом несколько раз хлопнул длинными ресницами и уставился на меня.

— Налей мне пива, как я люблю, — бармен покачал головой и достал из-под стойки пол литровую кружку для пива.

— И рюмку соджу для Риэ за мой счет, — вмешался хозяин бара, все еще сидящий за стойкой и проверяющий какие-то листы. — Риэ, ты же на экономиста учишься? Можешь посмотреть, что не так с этими документами? У меня в последнее время какая-то проблема с цифрами...

— А, господин Пак, сейчас, — я подсела поближе к дядечке и притянула к себе знаменитую и неповторимую зеленую папочку. Заглянула в документ и прочла финансовую отчетность бара. — Хм, у вас управленческие расходы внезапно повысились в прошлом месяце. У вас арендная плата увеличилась в том месяце, вы подключили кабельное телевидение в своем кабинете и подняли всем сотрудникам зарплаты. Но прибыль бара увеличилась лишь на три процента, а расходы все равно есть, закупка алкоголя и закусок... — я, как будущий профессионал своего дела, выхватила карандаш из рук господина Пака и обвела все смущающие его моменты, объясняя все детали и мелочи. — Вот у вас так и вышло, дядечка.

— Не зря учишься, Риэ! Мне помогать потом будешь? — господин Пак громко рассмеялся, хватаясь за живот. — Ну, все тогда, я пошел. Еще этих олухов надо проверить, чтобы они мне подсобку не разнесли! А ты угощайся, угощайся, — мужчина указал рукой на бар, а потом прикрикнул: — Бом! Налей еще рюмочку соджи для Риэ, она постаралась сегодня, — и ретировался к себе в кабинет.

— Эй! А чего только одну? Может лучше всю бутылку? — я начала наигранно возмущаться, но господин Пак уже скрылся за поворотом.

Я проводила хозяина бара веселым взглядом, забирая дополнительную рюмку алкоголя, и блаженно развернулась лицом к танцевальной части любимого заведения, ставшего мне домом. Все люди в баре буквально отжигали под роковую музыку восьмидесятых годов, кто-то даже умудрялся громко подпевать под расщепленные голоса вокалистов. Я залила последние капли соджи в глотку и пошла на танцплощадку. Делая разворот во время танца, я устремила взгляд на входную дверь бара и увидела преподавателя по математическому анализу. Глаза буквально полезли на лоб.

"Господи, что здесь забыл профессор Сон Сухо?!" — подумала я и резко отвернулась в противоположную сторону, чтобы меня не заметили. Я только недавно наладила взаимоотношения с профессором, не хотелось бы портить наше милое общение очередным непониманием и осуждением. Сейчас господин Сон думает, что я самый святой человек на планете: не только отличница и органистка, но и служащая церкви и очень — ОЧЕНЬ! — религиозная девушка. "Мне нельзя портить образ!" — крутилась единственная мысль в голове, словно заезженная пластинка. Я со скоростью света пыталась придумать способ, чтобы скрыться из бара "Cichlidae" и остаться незамеченной.

"Боже! Минсу еще тут!" — пришло внезапное осознание. Я включила телефон и открыла чат с другом: "Профессор Сон в баре. Ты должен быть осторожен," — напечатала я и нажала на кнопку "отправить". Десятый литр пота сбежал по моему лбу за последние тридцать секунд. Но я не теряла надежду выйти из помещения необнаруженной. В голове созрел сумасшедший план.

— Уважаемый, не желаете прогуляться? — с таким вопросом я подбежала к незнакомому молодому человеку, притянула его к себе за ворот черной рубашки и грубо поцеловала в засос. Внезапный партнер по импровизированному побегу из бара удивленно распахнул глаза и начал оказывать сопротивление, но я обвила его талию руками, словно змея, притягивая ближе, а язык протолкнула дальше, проникая вглубь рта. Наши глаза были открыты, и я лишь взглядом указала на выход, начиная тащить свою жертву к двери. — Подыграйте мне! — разорвав поцелуй прошептала я, прячась за спиной незнакомца.

— Вы!.. — молодой мужчина не знал, что и отвечать на такое. В его темных зрачках я видела удивление, желание, непонимание и восхищение, словно я была первой девушкой за всю его жизнь, которая поступает так раскрепощено. Хотя, если учитывать скромность и воспитанность местных леди — по другому их назвать трудно — то я была настоящей шлюхой-давалкой по сравнению с ними.

— Просто делай то же, что и я! — шикнула я и снова прильнула к губам незнакомца, толкая его к выходу. Мужчина несильно сопротивлялся и был довольно податливым, поэтому я быстро с ним справилась.

Повезло, что на все выступления я наносила безумный и умопомрачительный грим. Губы я всегда выкрашивала либо в черный цвет, либо в ало-красный, на глаза клеила ресницы-хлопушки и пририсовывала широкие стрелки. На левую скулу я часто наносила переводные татуировки в виде разбитых сердечек, игральных костей, черепов и прочих символических вещей, связанных с рок и панк-культурой. Белый тон кожи, которого я добивалась за счет светлого тонального крема и тальковой пудры, полностью делал из меня другого человека. В жизни я обладала смуглой и загорелой кожей, которую боялись все кореянки. Несмотря на обилие солнцезащитного крема, которым я буквально обливалась перед выходом на улицу, часы, проведенные на дневном солнцепеке у католического храма, сказывались на мне не лучшим образом. Минсу же, из-за своей ежедневной практики на клумбах, вообще мог сойти за африканца, если бы не азиатский тип лица. Так что я надеялась, что в профиль меня будет трудно узнать, учитывая изменения пропорций лица во время поцелуя.

Мы выбрались из бара. Незнакомец попытался выдернуть руку из моей хватки, но я не дала ему сбежать, крепко держа за предплечье. Я была намерена скрыться в переулке между домами, чтобы не нарваться на профессора Сон Сухо снова. Пройдя пару метров дальше, во дворы, я остановилась недалеко от пожарной лестницы примыкающего к бару здания. Сильным рывком я припечатала незнакомца к кирпичной стене дома:

— Подожди, мне надо поговорить, — приказным тоном сказала я, снова доставая смартфон из кармана. Правой рукой я держала телефон, а левой перегородила новому другу путь для отступления, опираясь ею на стену: была большая вероятность, что мне еще понадобится этот человек.

Молодой мужчина вздохнул, понимая, что бороться со мной бессмысленно. Он ухмыльнулся и стал пристально рассматривать меня. В это время я так же уставилась на него, держа телефон у уха. Незнакомец на вид был лет на шесть-восемь старше меня. Прямой нос с круглым кончиком, в меру широкий лоб, высокие и острые скулы подчеркивают худобу лица; не тонкие и не полные губы, но мягкие и привлекательные; квадратный, волевой подбородок и узкие глаза с ординарным веком — так выглядело его лицо.

— Алло, Минсу? — спросила я друга, когда он ответил на звонок. — Ты еще в баре? — я оторвала руку от стены и поднесла большой палец к губам незнакомца. Подушечка пальца несильно надавила на мягкую губу. Я хищно и пристально, словно завороженная, смотрела на губы человека, стоящего напротив, и, склонив голову в бок, как настоящий зверь, медленно стирала красные следы помады. Мне было немного неловко за столь распущенное поведение, но я не жалела об этом. Мужчина-то действительно оказался красивым и приятным.

— Да, я еще в баре. Пытаюсь незаметно уйти, — я слышала громкую музыку в динамике телефона, с которой смешивался голос Минсу.

— Оппа, я оставила сумочку на барной стойке. Можешь захватить? — на автомате проговорила я, продолжая вытирать губы мужчины. Дыхание незнакомца замедлилось, он, словно лань, смотрел на меня, львицу, и трепетал в ожидании убийственного броска. Мужчина следил за каждым моим движением, широко распахнув веки. Я не знала, что творилось в его голове, но внутри меня расцветало, словно вишня весной, желание.

— Да, конечно, без проблем, — ответил мне друг.

— Тогда я буду ждать тебя за углом. Можешь не спешить, — сказала и сбросила звонок, убирая телефон в карман кожаной куртки.

— Боже, — протянул человек напротив, откинув голову назад так, что его блестящие черные волосы, красиво откинулись назад прядка за прядкой. Его шея стала открытой и доступной для меня. — Что ты делаешь..? — я млела от каждого низкого звука, вырывающегося из его гортани. Когда молодой мужчина говорил, то кадык синхронно поднимался и опускался вместе с каждым словом. Засмотревшись на предоставленную картину, я невольно коснулась кончиками пальцев чужой шеи. — Даже сейчас! — не выдержал мужчина и притянул меня к себе за талию.

— Как вас зовут? — заинтересованно спросила я и отступила на полшага назад, стараясь все же оставить между нами хоть какое-то свободное пространство. Меня мало волновали в данной ситуации какие-либо приличия, но я все же старалась говорить в уважительном стиле речи, поскольку понимала, что человек, стоящий напротив, гораздо старше меня.

— Чень Син. А тебя? — мне нравился низкий и бархатистый баритон, с которым было произнесено каждое слово. У Чень Сина был хорошо поставленный голос, и говорил он так, словно читал театральные монологи каждый день на широкую публику.

— Риэ. Меня зовут Ан Риэ. А вы случайно не из Китая? Говорите с другим акцентом, да и имя ваше звучит не по-корейски, — заметила я, прислушиваясь к размеренному дыханию Чень Сина.

— И ты тоже не кореянка, — ухмыльнулся собеседник, хитро поглядывая на меня. — Имя, конечно, у тебя исконно корейское, не спорю, но говоришь ты совсем не так, как я привык слышать.

— Я студентка из России, но мой отец кореец, — я обеими руками уперлась в грудь мужчины, начиная чувствовать напряжение между нами.

— Ты пришла в этот бар с мужчиной, но пытаешься соблазнить меня, — вздернул Чень Син бровь, испытывающее глядя на меня. По холодному голосу можно было понять степень его недовольства всей ситуацией, но красноречиво выпирающий небольшой бугор в его штанах говорил об обратном — он наслаждался ситуацией не меньше моего.

— Это мой друг, а не парень, если вы об этом. И я ни в коем разе не соблазняла вас, вы были моим спасением, — я растянула губы в похабной улыбке, напоминающей оскал, и торсом прижалась к торсу мужчине, открыто противопоставляя действия словам, — от загребущих лап моего профессора по математическому анализу. Он думает, что я собираюсь поступать в семинарию, как и мой друг. Не хочу, чтобы профессор заметил меня в нехорошем месте, — я надула губки, стараясь выглядеть мило, ведь подобное поведение было очень популярно среди кореянок, правда они вели себя так только со своими парнями (стараюсь не думать об этом).

Передо мной стоял мужчина из снов, я не могла сопротивляться его чарам. Чень Син пах сексапильностью, привлекательностью и чем-то неподвластным мне. Это был даже не парфюм, а какой-то исконно человеческий запах. Когда-то давно, еще во время учебы в школе, я прочитала статью в журнале о том, что если естественный запах мужчины нравиться женщине, то они могут подходить друг другу на биологическом уровне. И мне действительно хотелось это проверить, однако время было неподходящим, и ответственность негодующие кричала во мне: "Нужно возвращаться в общежитие и доделать домашнюю работу по майнору!"

— Так ты плохая девочка, которая притворяется хорошей? — усмехнулся Чень Син, его рука продолжала покоиться на моей талии и, исключительно ради приличия, не опускалась ниже. Я восприняла это как уважение к себе. Все-таки мужчина не воспринял меня как девушку легкого поведения и от этой мысли мне стало как никогда хорошо. Я хоть и была дьяволицей, но не распущенной девкой.

— Можно и так сказать, — отбилась я, не желая вдаваться в подробности. На лице мужчины мелькнул интерес, но быстро потух, когда за углом, где был расположен вход в бар послышались крики. Мы оба повернули головы в направлении звука.

— Риэ! Риэ, ты где? — я услышала обеспокоенный голос Минсу и вышла из укрытия, полностью забывая про Чень Сина. Мужчина тем временем последовал за мной, пристально глядя вслед. Я чувствовала чужой горячий взгляд.

— Тут я, тут, боже, чего раскричался? — цокая каблуками по мощенной дорожке, удрученно протянула я.

— Что? Я оборвал тебя на самом интересном месте? — невинно спросил Минсу, держа мою сумку в руке. Друг хлопнул длинными ресницами и посмотрел в сторону моего нового знакомого, разглядывая след от красной помады. — Тебе сверстников не хватает? Зачем тебе этот... — прошептал он, искоса поглядывая на сновидение, вышедшее в реальность. Чень Син и впрямь был принцем-мечтой. — Почему просто нельзя быть сдержаннее? Ты даже когда от профессоров скрываешься, то умудряешься соблазнять людей!

Китаец явно хорошо расслышал слова Кан Минсу, поэтому подавил улыбку. Его забавляло ворчание и недовольство друга, к тому же, милое лицо Минсу всегда становилось слишком комичным во время придирок. Его носик с круглой пимпочкой на конце необычно дергался каждый раз, когда он смыкал губы. Чень Син тоже это подметил, поэтому старательно смотрел в бок, чтобы избавить себя от лишних эмоций.

— Ладно, ладно, — я подошла к другу и забрала сумочку, в которой было много ценных вещей. — Я же не виновата, что такая красивая. Кстати, что там забыл профессор Сон? Он уже ушел? — осторожно скосила взгляд направо, в сторону двери, опасаясь, что враг еще не отступил.

— Ушел уже, забирал пьяного сына. Он часто о нем говорит на исповедях, — рассказал друг с грустью в голосе. Наверное, Минсу знал все мысли, что так беспокоили профессора, и действительно испытывал к нему сочувствие, несмотря на все, что тот делает в жизни. Да, многое из действий профессора Сухо было ужасным, но кто такой Кан Минсу, чтобы осуждать его. "Ну, не может он, так могу я!" — иначе зачем Минсу со мной общаться, если он не сможет воспользоваться мной в пользу исполнения своих внутренних желаний. Надо же как-то демонов выпускать!

— Он заслужил возиться со своим сыном, пусть хоть так грехи свои очищает, — махнула я рукой и обернулась назад. — Ты знаешь Чень Сина? — головой я указала на молодого мужчину, одетого в свободную рубашку

— Договаривайте, и пойдем, — Минсу без всякого интереса отошел подальше к другому концу улице, где горела вывеска соседнего бара. Я закатила глаза. Минсу был слишком нежным, поэтому не любил думать о моих похождениях: сразу становилось мерзко. Я вздохнула: иногда друг мог проявлять настоящую бестактность, хоть и был душкой.

— Не обращай на него внимания, — сказала я Чень Сину. Казалось, что мужчине было любопытно узнать, кем приходится мне Минсу. Друга я называла старшим братом; по местным обычаям так обращались девушки либо к настоящим членам семьи, либо к своим парням. Очень редко случалось такое, что друзья противоположных полов переходили на подобные обращения. Старших друзей или приятелей по учебе обычно называют "сомбэ", но я и Минсу были гораздо ближе, чтобы использовать такие официальные обращения. — Мой друг просто застенчивый.

— В таком случае, если вы просто друзья, то мы можем встретиться еще раз? — на секунду я обомлела и замерла. Если быть до конца честной, то я не планировала продолжать общение. Случайные встречи в подобных местах были для меня исключительно интрижками на ночь, без продолжения. Возможно, глубоко в душе, я бы хотела переспать с новым знакомым позже, когда студенческий проект по социологии перестанет давить на совесть тяжелым грузом ответственности, но... Договариваться о встрече и обмениваться номерами не было в планах совсем.

— Как говорит мой любезнейший друг — если на то воля Божья, то мы еще встретимся, — я подмигнула разочарованному Чень Сину и отправила ему воздушный поцелуйчик. Мужчина попытался сказать мне что-то вслед, но я уже уцепилась под руку Минсу и повела нас прочь. Друг на всякий случай обернулся назад и одарил Чень Сина грозным взглядом, чтобы тот даже не посмел идти за нами.

***

Я вернулась в общежитие поздно. Соседки давно легли спать, потому что время перевалило за одиннадцать часов вечера. На учебу в понедельник всем нужно было вставать рано, а мне еще предстояло важное дело — доработка проекта. Я взяла тяжеленный ноутбук из комнаты, зарядки, удлинители, переходники, конспекты и телефон и вышла из комнаты, направляясь на кухню. Ночью за общими столами всегда было тихо, только в редкие моменты студенты могли спускаться на первый этаж общежития за ночным перекусом.

Корейские общежития отличались от русских. Здание делилось на специализированные этажи. На четвертом этаже жили мальчики, на третьем — девочки. Все комнаты разделялись на трехместные и двухместные. Общей душевой на этаж не было; у каждой комнаты был свой туалет и ванная. Я делила комнату с тремя девочками, поэтому мы составили расписание — кто и когда пользуется душем, чтобы не ругаться. На втором этаже был спортзал, общая комната для занятий, гостиная и балконы для курения. На первом же этаже было несколько прачечных со стиральными и сушильными машинами — все это было платным — пятьсот вон за одну стирку и еще столько же за сушку. Кухни, как принято в российских общежитиях, на целый блок не было; существовала только одна, большая и общая, оснащенная множеством холодильников, микроволновок и плит для приготовления еды. А рядом, в двух шагах, была столовая, где я и расположилась, за самым дальним столиком, в углу, у окна, там была розетка.

Я села за работу, надеясь быстро составить презентацию, сопроводив ее картинками и небольшим текстом. Основную часть работы нужно было производить в качестве доклада, используя подготовленный текст. Презентация же должна была отображать исключительно графики и редкие, но самые главные, выжимки из текста. Все должно было быть кратко и понятно. Выступление было рассчитано не более, чем на три минуты — за это время нужно было раскрыть суть проекта, его основные цели, процесс работы и полученные выводы. Поэтому я не планировала делать большую презентацию — максимум десять слайдов. Это не больше часа работы.

Долго сидеть не пришлось, однако слегка опьяненный мозг иногда давал сбои и немного подвисал. Я старалась не отвлекаться, и работа шла быстро. Я закончила на десять минут раньше, чем планировала, поэтому решила заварить чай и немного посидеть в тишине.

С дымящейся чашкой в руке я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Прокрутила весь день в голове и вздохнула. Было совершенно непонятно, что происходит с Унчоном, но факт один факт оставался — его выгнали из дома. Куда он отправился? — я понятия не имела. Нужно было написать брату, узнать, как дела... Но я совершенно не хотела первая идти на контакт и объявлять перемирие.

Унчон не заслужил того, чтобы я ему писала первая. Всю жизнь брат ненавидел меня за то, что родители любили меня больше, чем его. Он обижался каждый раз, когда родители выделяли меня и приводили ему в пример. Унчон, не переставая, винил меня во всех своих бедах, срывая зло на мне. Когда мы жили вместе, Унчон мог перепрятать мои вещи для свиданий, изрезать последние колготки, выставить любимую обувь во двор, когда идет дождь... Однажды, в попытке выставить меня плохой в глазах родителей, брат продемонстрировал им сигареты, найденные в моей сумке. Мне удалось убедить отца, что эта вещь принадлежала подруге, и она просто забыла ее у меня. И все обошлось. Но этот мерзкий и гадкий поступок навсегда отпечатался в памяти.

Унчон не понимал, как дорого мне обходится любовь родителей. Быть послушной и хорошей дочерью невероятно трудно. Это не он учился днями напролет, чтобы получить красный аттестат. Это не он зубрил корейский язык ночами, а потом получал подзатыльники от отца за каждую ошибку в сочинении. Это не он стирал пальцы до крови, практикуясь в игре на скрипке, потому что бабушка сделала замечание. Не он драил всю квартиру, лишь бы мать не орала. Это все была я. Потому что мне нужно было красиво одеваться в школе, чтобы не быть высмеянной за поношенную футболку брата на физкультуре. Мне нужно было иметь красивые туфли в качестве сменной обуви, а не старые поношенные сандали на липучке. Я хотела новые учебники, а не изрисованные братом на задней парте. Я хотела тетрадки с красивыми обложками и белыми страницами, а не зеленые с желтыми листами внутри. Все самое лучшее я получала за труды, за похвалу в дневнике, написанную классной руководительницей ручкой с красными чернилами, за грамоты и кубки.

Ведь так здорово обвинить во всех бедах сестру и сказать: "Тебя родители любят больше!" Унчон ни разу не жил в моей шкуре, тогда с чего бы ему делать такие выводы? Потому что мама в детстве купила мне киндер-сюрприз, а ему — нет? Так это она мне купила за сданный экзамен в музыкальной школе! Я была первой в списке. Лучшая на потоке. С чего бы меня не наградить? А он, что сделал? Получил двойку за сочинение?

Меня бесила слепота Унчона. Он думает, что родители любят меня за просто так, потому что я девочка; потому что я младше. А это было далеко не так. Мама и папа любили меня за достижения. Каждая моя пятерка в дневнике, каждая награда на выступлении — это утеха для родителей. Они элементарно пытаются доказать сами себе, что являются хорошими отцом и матерью, что преуспели в воспитании. А мои грамоты и оценки — лишь единицы измерения. Мои достижения — повод похвастаться родственникам и знакомым — "Посмотрите, какие мы замечательные родители!" А старший сын — недоделанный неумеха — небольшое пятно на семейном древе.

Я осуждала Унчона за безделье. Вместо того чтобы жаловаться, как жестоко обошлась с ним судьба, лучше бы пошел и занялся нормальным делом: устроился бы на работу, снял квартиру подальше от родителей и жил бы своей жизнью. Но он целый год ничего не делал. Страдал ерундой дома. Так еще и стал позорищем всего интернета.

Но, несмотря на все, что меня злило, я все-таки испытывала долю понимания. Родители поступили неправильно, когда вышвырнули Унчона из дома. Сама, будь я матерью, никогда бы не отказалась от собственного ребенка, каким бы он ни был: хоть геем, хоть насильником, хоть убийцей — все равно. Мать всегда должна заботиться о своем ребенке и любить его до самой смерти. Тут я ни отца, ни мать не понимала. И в их поступке не поддерживала, а осуждала.

Но что я могла требовать от родителей? Стандартной любви за просто так? Мать вышла за отца исключительно ради его красоты, а отец сделал предложение ради возможности остаться на всю жить в Калининграде, потому что ему нравился наш город — маленькая часть России, окруженная европой. Эти люди не имели никакого понятия о любви. Оба экономисты, видящие страсть только в своей работе. Для них дети — повод для хвастовства и отличное вложение — ведь это мы будем обеспечивать их в старости. Циники до мозга костей.

Я научилась сотрудничать ради того, чтобы выжить в семье. Унчон же не научился, поэтому и остался один. Без дома. Без работы и денег. Без поддержки родителей. Отец и мать прогнали его за ненадобностью, за то что опозорил их. Одинокий и несчастный человек. Куда же он подастся? Обратно в Москву?

"Интересно, он почувствует жалость к себе, если я ему напишу? Я? Да нарушить годы молчания?" — я в последние несколько лет игнорировала существование брата, предпочитая изолироваться от общения с ним. Унчон каждый раз заставлял меня плакать своим отвратительным поведением. Я столько боли из-за него натерпелась, что было тошно.

Я оставила чашку на стол и включила смартфон, открыла чат. Нужно было просто дать понять Унчону, что я, "самая главная его ненавистница", снизошла до милости и написала поддерживающее сообщение. "Даже я испытала к тебе жалость," — именно так это должно было выглядеть.

"Чон-чон! Мне жаль, что родители узнали так о тебе! Это несправедливо! Это насильный выход из шкафа. Даже я, когда догадалась о твоей ориентации, не была намерена использовать ее против тебя. Ты такой, какой есть. Не обращай внимание на хейтеров. Забудь про родителей. Живи для себя!" — я напечатала сообщение с особой злостью, потому что держала ориентацию брата за самый сильный козырь. Теперь кто-то разыграл его без моего участия. Было прискорбно.

Я не ожидала ответа от Унчона, потому что в Калининграде была глубокая ночь. Вопреки всем моим догадкам, брат ответил: "Спасибо, Риэ. Я не думал, что ты напишешь мне слова поддержки. Кто угодно, но только не ты. Я не знаю, как благодарить тебя. Ты самый близкий мой человек. Я знаю, сколько ошибок совершил, как часто обижал тебя... Даже не думал, что смогу рассчитывать на твою отзывчивость. Пожалуйста, прости меня за все! Прошу, давай поддерживать общение?" — глаза бегали по строчкам сообщения, в котором были ошибки, пропуски запятых... и куча опечаток — я не могла поверить. Рука, в которой я держала телефон, невольно дрогнула.

Слова, написанные братом, казались настолько искренними и честными, что мой завуалированный сарказм, на фоне этого, был невероятно мелочным и по-детски глупым — хоть вешайся! На глазах наворачивались слезы. Я читала сообщение снова и снова, пока соленые дорожки стекали по щекам. "Унчон действительно был мне благодарен!" — осознала я и отбросила телефон на стол. Руками я закрыла глаза. Сил сдерживать эмоции не было.

Брат извинялся.

Когда я ждала стандартного "отвали".

Вина переполнила все тело и пробежалась под кожей настоящей стужей, заставляя поежиться. Я подтянула ноги на стул и обняла себя крепко-крепко, чтобы успокоиться. Но спокойствие не наступало. Я не знала, сколько времени просидела на одном месте, смотря в темноту столовой, разбавленной лишь лунным сиянием, попадающим через окна. Но когда я встала на ноги, то упала на пол, не чувствуя земли. А рукой задела кружку, и та упала на кафель. Я услышала, как осколки разлетелись во все стороны. Холодный, давно остывший чай, растекся по полу и коснулся голых стоп. Я только тяжело вздохнула, понимая, что уже не усну этой ночью.

***

Недолго музыка играла... Все-таки родители Минсу были серьезно настроены увидеть сына под венцом с девушкой из богатой и достойной семьи. Минсу должен был взять на себя управление компанией и заниматься ее продвижением после выпуска. Что как не крепкий брак между двумя влиятельными семьями сможет повлиять на развитие бизнеса? Да, жену Минсу пытались навязать уже очень давно, разве что только на свидания вслепую не отправляли... до этого момента.

Кан Минсу решил поступить в семинарию, чтобы пройти обучение на пастора. И проблема заключалась в том, что он не может жениться. Священнослужитель католической церкви, в отличие от христианской, не имеет права иметь жену. Он должен быть одинок до самой смерти, если планирует служить Богу всю оставшуюся жизнь. Но родители Минсу были до сих пор уверены, что их сын станет наследником компании, будущим директором. Они диктовали ему правила игры. И до этого дня он пытался их как-то обойти.

Я сидела за соседним столиком рядом с другом, который молчаливо проводил свидание с первой претенденткой на роль "лучшей жены по мнению госпожи Кан". Друг пообещал мне, что обязательно закажет столик напротив, чтобы я смогла от души повеселиться, наблюдая за очередной дурочкой, желающей попасть в члены одной из самых богатых семей в Корее. Что и случилось. Я смотрела, как первая претендентка безуспешно справлялась с первыми минутами общения. Шансов у девушки было минус десять из десяти — как и у всех последующих. Кан Минсу был серьезно настроен отвести чужие носы от себя любимого.

— Я люблю ходить на выставки, смотреть картины современных художников. Недавно была в студенческом музее факультета художественных искусств. Один талантливый студент создал... — девушка монотонно верещала на разнообразные темы. Рассуждения ее были поверхностными. Она пробовала затронуть то одну, то другую тему, пытаясь найти то, что интересно Минсу, но он был полон безразличия. Его лицо изображало каменную статую с острова Пасхи, безэмоциональную и отрешенную. Голова Минсу была далека от разговора и витала где-то глубоко в думах. — А еще мне нравится кино... — в который раз попыталась закинуть удочку девушка, но рыбка не клюнула.

Я поедала тортик с клубничным джемом и запивала его жасминовым чаем. Подслушивая разговор, я невольно начинала посмеиваться над потугами девушки. Она действительно целых полчаса пыталась с огромной надеждой выдавить из Минсу хотя бы слово, но знала ли она, какой серой мышкой он был? В университете друг мог часами молчать и не реагировать на шепотки окружающих, промывающих ему кости. Кан Минсу всегда был спокоен как Будда (за исключением выходов любимых альбомов — там он мог разойтись, как подобает настоящим рокерам). Его спокойствию мог позавидовать каждый.

— Я не понимаю, почему вы такой неразговорчивый?! — все-таки не выдержала девушка. Ее сдержанности хватило только на полчаса свидания — нервы у нее не самые сильные. Истерические нотки, как бы она их не скрывала, все равно вылезли наружу. Дочь богатых родителей не выносила открытого игнорирования, и Кан Минсу все-таки удалось растоптать ее самообладание.

— А, извините, — сконфуженно выдавил Минсу, продолжая смотреть в тарелку с нетронутой едой. Кусок в горло ему не лез: по лицу было видно, что он многое хотел ответить, да вот только не решался. — Похоже, время уже позднее, — он картинно посмотрел на наручные часы, будто сверяясь с временем. — Давайте продолжим в другой раз, — это было тактичное: "Валите на все четыре стороны!" — а лицо-то сделал совсем непринужденное, легкое и простое.

— Что ж! — гневно ответила девушка и вылетела из-за стола с оскорбленным видом и чувством полного негодования. Я покачала головой, опуская в рот последний кусок торта: а ведь полчаса назад эта мадама была одухотворенной и улыбчивой.

Минсу тем временем повернул голову в мою сторону. Я тут же подорвалась с места, захватив стакан с кофе, и села за столик друга дожевывая торт. Кан явно был не в настроении, полчаса в компании с несмолкающий болтуньей, не вызывающей чувства комфорта, вымотало его окончательно. Друг и так был уставшим после работы на грядках у храма.

— Да, уж! — восхищенно сказала я. — Разговоры этой девушки уморили даже меня! Не пойму, как ты сам это вытерпел, — я цокнула языком и откинулась на мягкую, обитую шелком, спинку стула и оглядела ресторан. Вокруг играла располагающая классическая музыка, официанты тихим шагами сновали по помещению туда-сюда, а гости в нарядных и парадных платьях и костюмах тихо переговаривались между собой и стучали приборами о тарелки. — Если быть честной, то я бы умерла со скуки. Она, хоть и очень красивая... — я припомнила темные кудри, уложенные волнами, нежный макияж и бежевое платье-колокольчик, — ...но вести диалог не умеет. Если бы я была на ее месте, то больше бы пыталась разговорить тебя! Задавала бы больше наводящих вопросов, а не начинала бы одну тему за другой... Так еще и поверхностно! — я ожидала чего-то большего от богатой наследницы. Почему-то казалось, что богатые девушки должны быть в разы лучше меня. Но даже с поставленной речью, прописанными, как по сценарию, диалогами, милым смехом, привлекающих всех вокруг, девушка со свидания Минсу была довольно посредственной.

— Я смотрю, ты повеселилась? — усмехнулся Минсу и, поставив локоть на стол, положил подбородок на ладонь. В глазах друга играли смешинки. Он был рад, что я пришла морально поддержать его на свидании. Если бы девушка оказалась слишком настойчивой, то я бы всегда могла подыграть.

— Очень! Никогда раньше не видела корейских свиданий вслепую, — поделилась я. — Все как в сериалах, разве что она тебя не облила водой! — смешок невольно сорвался губ. Минсу осуждающе покачал головой. — Да, я знаю, что такого в жизни не бывает, но было бы весело! Не то, чтобы я хотела, чтобы твою кислую физиономию освежили, но все же... — я ткнула друга локтем в бок, чтобы подбодрить.

— Я устал, пойдем, прогуляемся до кампуса, — Минсу встал со стула, ожидая, что я последую его примеру. Однако я была не намерена уходить так скоро, поэтому продолжила восседать на стуле.

— Ну дай мне немного еще посидеть. Твоя паста, к тому же, еще не тронута! Мы так редко ходим по выходным кушать забугорную еду! Да еще в такие места! Я впервые в таком роскошном ресторане, давай еще чуть-чуть посидим, — я взяла вилку, которой Минсу возил спагетти по тарелке, и закинула в рот фрикадельку с томатным соусом. — Очень вкусно! Я сейчас доем, и мы пойдем! — пообещала, честно глядя в уставшие глаза Минсу. Друг тяжко вздохнул, будто его сейчас отправят на каторгу, вспахивать бесконечные поля, и грузно опустился на стул. Я довольно заулыбалась. — Ты вот лучше расскажи, что планируешь делать на следующем свидании? — спросила я с долей задора.

— На каком свидании? — послышался откуда ни возьмись знакомый и приятный баритон.

Я оторвала взгляд от Минсу, чтобы посмотреть вбок, где, как мне показалось, я услышала голос. На глаза тут же попался молодой мужчина в синем костюме и нежно-голубым галстуком с изображенными маленькими уточками Мандаринками. Я даже состроила умилительное лицо, когда наткнулась на них, но тут же стала серьезней, увидев довольное жизнью лицо китайца. Мужчина явно не был смущен своим поведением. Казалось, что он нарочно влез в наш с Минсу разговор, чтобы отомстить мне наглость в прошлое воскресенье.

— О, я смотрю, сам Бог благоволит вам, Чень Син, — я натянуто улыбнулась и встала со стула. Минсу же напрягся всем телом, потому что не ожил появления мужчины из моего сна в день своего свидания. "Однажды-ы-ы, во сне-е-е!" — хотелось мне петь, глядя на друга. Ведь это он мне твердил, что мы больше никогда не встретимся, всю неделю. Минсу был очень обеспокоен моими особо порядочными гуляниями. — А кто это с вами? — я перевела взгляд на человека, которого не сразу заметила.

Мужчина, одного возраста с Чень Сином, как мне показалось, стоял совсем близко к столу и заинтересованно посматривал на кислое и недовольное лицо Кана. Мужчина держал за щекой конфету чупа чупс, иногда перекидывая ее с одной стороны на другую языком и причмокивая. На нем был облегающий черный деловой костюм, а за лацканом пиджака скрывалась веселенькая белая рубашка в голубой горошек. Вместо галстука у мужчины был красный платок благородного бордового цвета.

— Не успел представить, — тут же исправился Чень Син. Все это время он завороженно наблюдал за мной, разглядывая персиковое коктейльное платье и белое болеро, скрывающее плечи. — Это мой друг и партнер по бизнесу — Чхве Юнмин, — мужчина вежливо указал рукой на друга. Чхве вытащил конфету изо рта и приветливо улыбнулся.

— А это мой друг, — я перевела внимание вновь прибывших на давно заскучавшего Минсу, желающего побыстрее избавиться от людей вокруг и засесть за уроки. Сегодняшнее выступление в баре отменили, поэтому у друга были грандиозные планы на вечер: библиотека, конспекты и кофе — м-м-м, романтика! — Кан Минсу, — Чхве Юнмин заулыбался еще шире, а вот Кан был совсем уж недоволен. Он показательно зевнул и еще сильнее вдавил щеку в ладонь, чтобы голова со стуком не упала на стол.

— Твой друг не особо разговорчивый, — заметил Юнмин, поддразнивающие глядя на Минсу. Его смешила отстраненность моего друга.

— Бывает, — пожала я плечами, украдкой наблюдая за Чень Сином. Он задумчиво рассматривал мое лицо.

— Тебя, кстати, трудно узнать без грима, — выразил свои мысли он, замечая мою вопросительно вздернутую бровь. — Я узнал тебя только по голосу.

— Так значит, слух хороший? — растянула губы в улыбке я.