Однажды Алю выгнали из дома. Точнее не столько выгнали, сколько наказали «вернуться, как наебёшься со своим хахалем». Со своим хахалем Аля не еблась, ибо хахаль был приличный, но отец, уверенный в шлюшьем характере дочери и о чем не стеснявшийся говорить (кричать) в лицо, был уверен в обратном. Он Андрея даже не знал, но в попытке сгладить углы Аля как-то обмолвилась, что парень познакомил ее с родителями.

Которые, к слову, оказались примером интеллигентности, что Аля тоже добавила в копилку их различий. Но если задумка была в том, чтобы отец успокоился, то получилось иначе - пьяный мозг построил из логической цепочки лабиринт и вывел вывод, что Аля стопроцентная шлюха и позор этот должна стереть не иначе, чем кровью.

...В ту ночь пошел снег, впервые в году. Он валил крупными хлопьями, укутывая фонари и деревья в пушистые шарфы.

- Аж домой не хочется...- улыбнулась какая-то женщина, встреченная Алей по дороге к остановке.

Она стояла на укрытой снегом дорожке, смотрела в лицо Але и улыбалась.

«Да... Не хочется», - мысленно фыркнула Алена.

Остановка тоже оказалась вся в снегу, нельзя было даже присесть. Аля подумала пару секунд, оглядела пустую улицу и набрала знакомый номер.

***

- Это не нормально, - серьезно произнес Андрей, сдвинув брови к переносице.

Аля кивнула, отводя взгляд. Почему-то казалось, что ему не понять всего вороха чувств, которые копились в груди осенними листьями и постепенно гнили.

После нескольких секунд тишины Андрей вдруг предложил:

- Переезжай ко мне.

- Что? - глупо переспросила Аля.

- Переезжай ко мне. Я снимаю квартиру, однокомнатную, но есть раздвижной диван. Или я отдам тебе кровать, в целом без разницы. Зачем тебе снимать комнату черт знает где?

- Я... Не уверена. Но подумаю, - почти прошептала девушка.

Андрей не навязывался, был понятлив и терпелив. На время отцовского запоя Аля осталась у него, но так как выбежала за ворота в одном ночном костюме и куртке поверх, одежду пришлось забирать из отчего дома отдельно.

- Я поеду с тобой, - непреклонно заявил Андрей, притягивая Алю в объятия.

И поехал, встретив отца не привычной улыбкой, а хмурым выражением лица. И в форме, потому что не успел переодеться после работы.

Отец же был образцом добродетели, улыбался и называл Алю любимой дочерью, лебезил до того момента, пока что-то в мозгу не переклинило и, ведомый, очевидно, белочкой, не стал кричать.

Андрей, не обращая на это внимания, дал знак собирать вещи. И Аля кинулась искать сумку, бросала все, что попадется под руку, впервые в жизни не боясь повернуться к отцу спиной. Она слушала крики и не верила, что можно не изображать любовь без перспективы быть поднятой за волосы над полом.

Можно спрятаться за широкой спиной Андрея и дрожащими руками складывать одежду.

На выходе, когда не осмелившейся поднять руку на полицейского отец лишь хлопнул калиткой и бросил едкое «подстилка», Аля вдруг расплакалась. А Андрей, улыбаясь привычно тепло, притянул ее в объятия и прошептал:

- Не бойся, Тучка, прорвёмся.