Акт четвертый. Эпизод четвертый. Арка «Гарри – Ангел-хранитель»

Усыпальница Индитима. 7 сентября, 2021.

Гарри остановился перед коморкой без дверей, где на всю плиточную стену была выведена кровавая надпись:

ГОРИ В АДУ, ХЭНК ТОМАСОН!

А под словами в обычном положении лежал обуглившийся скелет в окружении пепла и засохшей крови.

Алекс светил фонариком то на надпись, то на скелет.

Слева от него находилась железная дверь с рычагом, а за спиной остался пройденный невысокий коридор, который сначала был похож на пещеру без пола и стен, а потом вдруг превратился в долгую крутую лестницу, где первая ошибка от неуверенного шага могла стоить жизни. Об опасности прохода говорили кровавые следы, отколотые части стен и обвалившийся потолок.

Но Гарри не особо волновала дорога, по которой ему пришлось идти. Он не спеша преодолевал все препятствия, не зацикливаясь на том, что может упасть. Его голова забита другим, а сам он находится в состоянии опустошения и злости, от чего забывалась цель всех его стараний, и пропадало любое желание что-то искать и пробиваться через толпы военных в музее. Вопросы, которые до посещения Усыпальницы каждый раз всплывали в мыслях, теперь не имели никакой ценности.

Сейчас Гарри думал об Энн, вспоминал до мелочей всю историю их отношений. В груди постоянно скребло от чувства вины и от желания вернуться в обычный мир, где в любой момент можно уйти в себя или убежать без страха смерти. Он жалел себя и ненавидел одновременно, не понимая, чем ему теперь себя успокаивать в одиночестве. Он настолько привык постоянно сдерживаться, что даже сейчас не позволял себе проявлять эмоции. Хранитель всего лишь напомнил ему об одном человеке, а этого хватило, чтобы затмить весь апокалипсис.

– Как я тебя понимаю, братец, – произнес Алекс, обращаясь к скелету. – Странно быть фантастическим идиотом. Иногда так и хочется себя сжечь.

Хотелось всего лишь закурить, но тогда дышать стало бы еще сложнее. Поэтому Гарри не стал долго задерживаться перед деревянной дверью в музей. В голове он еще раз пожалел, что запустил автоматику в одиночной камере тюрьмы, оставив себе всего один выход. Осмотрелся, отпил немного воды из фляги и нажал на рычаг в стене, с которого сразу же посыпались обломки стены.

Прошло несколько секунд, но ничего не произошло. Механизм не сработал.

– Я в тебя верил, – уныло заключил Гарри, но на самом деле в его груди уже начал твориться хаос из смешанных чувств. – Ничего не понимаю. Почему везде эти гребанные рычаги? Проще найти ключ.

Он ударил рукой в дверь, от чего та вдруг со скрежетом поддалась на несколько сантиметров вперед и осыпалась. Алекс, зажмурившись, всем телом навалился и остановился только тогда, когда в глаза ударил свет прожекторов. Пришлось отступить и закрыть лицо руками, но в следующий миг дверь полностью открылась, а затем раздался выстрел, что сотряс весь проход от Усыпальницы к музею.

Сильный толчок в грудь и слабость. Тело обмякло. Глухое падение. Во рту появился знакомый вкус крови, глаза перестали видеть, а в ушах стал бесконечный звон.

***

Гарри и Энн

Они восемь лет ходили в школу одной дорогой каждый день кроме воскресенья. Первое время Она ходила со своей старшей сестрой, которая уже готовилась к поступлению в колледж, поэтому в скором времени уехала. Больше ее никто не провожал. В этот год вместе с ней начал ходить в ту же школу Он, второклассник, которого никто не собирался провожать, а поэтому Ему приходилось ходить за кем-то незнакомым. И он ходил за Ней, узнавая Ее по рюкзаку.

Каждый день кроме воскресенья Они выходили в одно и то же время из противоположных домов. Наверное, и просыпались, и завтракали Они тоже в одно и то же время, как и чистили зубы, полоскали рот, собирались и стояли у зеркала перед выходом.

Она из приличной семьи, хорошо воспитана, вежлива и в меру упряма. И отец, и мать всегда рядом, выслушают и направят в нужном направлении. Ее жизнь распланирована на двадцать лет вперед. За свое будущее ей не придется бороться.

Он рос без матери, воспитывался только отцом, который занимался неизвестно чем, но всегда приходил к вечеру и что-то приносил, учил его жизни и засыпал после того, как Он начинал зачитывать сделанное домашнее задание. Он предоставлен сам себе, и жизнь выбросит его на остановке, когда закончится школа.

Первые несколько лет Они выходили из дома в одно и то же время каждый день кроме воскресенья и шли одной дорогой в школу. Но Она всегда его опережала, несмотря на то, что жили они на противоположных улицах. Просто Ее родители имели свой дом и небольшую лестницу, от чего Она практически не задерживалась. Ему же приходилось пробегать десять лестничных пролетов, сокращать путь и ускоряться на пешеходном переходе. Только в таком случае между ними всегда оставалось примерно двадцать шагов, которые никак не менялись в ближайшую милю до школы.

Он всегда успевал и всегда отбивал носы огромных изношенных туфель, сопровождая не только себя и Ее, но и какой-нибудь камень с обочины. Она же всегда шла с ровной осанкой, размеренным шагом и ничего не делала всю дорогу. Только иногда ей приходилось задорно перепрыгивать шланги, протянутые для полива газона. Он же нарочно наступил на эти шланги и оглядывался на рабочих, у которых на несколько секунд переставала идти вода, ехидно посмеивался и старался не отставать.

Но в какой-то момент все впервые изменилось. После летних каникул. Он впервые не успел догнать Ее. Она была уже в шагах пятидесяти, а Он, как ни старался, не мог за ней угнаться.

Но почему-то именно тогда Она заметила Его и впервые к нему обратилась. Они останавливались у светофора, где всегда вместе ждали еще несколько секунд.

– Если ты не знал, девочки вырастают быстрее мальчиков, – гордо сказала Она.

Она и правда выросла, стала носить другую одежду, только рюкзак остался тот же. Но это Его не волновало.

– Теперь я хожу быстрее, и ты за мной не успеваешь, – не менее язвительно заключила Она. – При этом ты еще и младше меня на год.

– Я за тобой не иду, – обиженно солгал Он, глядя на нее как на Эйфелеву башню.

– Идешь.

– Не иду.

– Ты никогда больше не сможешь ходить за мной, Недомерок.

– Я за тобой не хожу, Шляпа.

– Сам ты...

– Я Недомерок.

И Она ускакала в школьное здание.

На следующий день Он вышел ровно на две минуты раньше. Именно настолько по очевидным расчетам Он от нее отставал. Теперь Он вновь оказался за ней в двадцати шагах, но отстал в скорости и от собственной гордости не позволил немного подбежать, ведь Она может услышать.

Она опередила его на сорок шагов, от чего, стоя на светофоре, улыбалась всей своей широкой улыбкой без двух передних зубов.

– Недомерок, – прошипела Она.

– Шляпа, – ответил Он.

В следующий понедельник Он вышел точно так же на две минуты раньше и догнал Ее, но к Его удивлению больше не отставал. Она начала ходить медленнее, подстроилась под Его шаг. Теперь уже Он улыбался беззубой улыбкой на светофоре.

Видимо, это Ее никак не разозлило, потому что целых два года они проходили именно в таком темпе. Он не бежал за ней, а она каждое утро наслаждалась любой погодой. И каждый день кроме воскресенья Они останавливались на светофоре и улыбались друг другу. Недомерок и Шляпа.

Но все снова изменилось после лета. Теперь уже Он вырос, да так, что в первый же день умудрился обогнать Ее на тридцать шагов и раньше встретил утреннее солнце, проливающееся между зданиями. Тогда Он чувствовал себя неуютно, поэтому не посмотрел в Ее сторону на пешеходе. Она же впервые остановилась за Его спиной, а не рядом. Они были одного роста.

Весь день Он тогда провел в раздумьях о том, как же ему теперь ходить. Быть первым и вести Ее за собой или выходить позже, чтобы Она привычно шла в двадцати шагах перед ним. Он решил выходить так же на две минуты раньше, но не пробегать лестничные пролеты и не ускоряться на улице, а все время сохранять один и тот же темп.

В тот день Он думал, что впервые столкнется с ней лицом к лицу, но оказался в двадцати шагах. Как и положено. Какое-то внутреннее чувство не позволяло оказаться с ней рядом. Она шла быстрее привычного, а Он вышагивал с позволительной Его росту скоростью. Так и Он, и Она своими действиями восстановили баланс.

Он думал, что это Шляпа не хочет идти с ним рядом. Она, что это все Недомерок. Благодаря этому Они проходили так до момента наступления подросткового возраста, что означало новые изменения и с Его, и с Ее стороны.

Он уже перегнал ее по росту на целую голову, Она же осталась такой же. Он одевался во все, что подходило по размеру, Она стала носить преимущественно черные вещи, что сливались с ее волосами. Сначала Он выглядел как клоун, Она как темная субстанция, подобная смоле. Она в силу возраста искала свой образ и стиль, Он искал, чем занять себя во время похода в школу.

Но помимо внешних изменений, где прежними остались только Его старые туфли и Ее рюкзак, Их совместный путь поменялся до такой степени, что это могло запросто вызвать первые приступы депрессии. Им никак не удавалось добраться до заветных двадцати шагов. То Он выйдет на минуту позже, то Она ускорит шаг как попало. То Она перепрыгнет лестницу перед своим домом, то он где-то споткнется и упадет, выбив последний молочный зуб. Любое действие с Его стороны всегда сопровождалось противодействием с Ее стороны.

Иногда Он шел за ней, иногда Она злилась ему в спину. На пешеходном переходе Они всегда останавливались друг за другом. Он вдыхал запах ее духов, Она следила за мигающим светофором.

– Клоун.

– Смола.

– Сам ты...

– Я клоун, – смеялся Он.

В редких случаях Они сталкивались друг с другом. Тогда Он вежливо пропускал Ее вперед, а сам стрелял мелочь у младших классов и тоже отправлялся в путь.

И каждый день кроме воскресенья по-разному. До того дня, когда Она решила ездить в школу на старом отцовском велосипеде, к которому была приделана огромная сидушка для пассажира. Он был сильно удивлен, от чего даже сбавил шаг, чтобы Она успела уехать, пока не понял, что Она стоит и ждет именно его. Тогда Он впервые подумал, что это судьба, а Она просто хотела покататься.

– Привет, Клоун, – звякнула она голосом. Теперь уже она смотрела на него как на Пизанскую башню.

– Привет, Смола.

– Повезешь меня в школу?

– Может ты меня?

– Сегодня ты, завтра я.

И они молча поехали в школу. Она села спиной к нему, от чего прическа моментально испортилась, но Ее это мало волновало. Она наслаждалась.

На светофоре они слезли вместе и стояли рядом. Он держал велосипед, она улыбалась.

Каждый день кроме воскресенья Он возил ее в школу. Она всегда находила причины, чтобы не крутить педали. Она всегда садилась к нему спиной и ничего не говорила, а Он ничего и не спрашивал.

Однажды после школы, когда Он обычно шел играть в компьютерный клуб, Он увидел, что Она ведет велосипед за руль, не запрыгивая на седло. Тогда он все понял. Он больше не просил ее сесть за руль, за что Она вместо объяснения причин всегда ему улыбалась.

После лета снова все изменилось. Для нее изменилось. Для него на целый год все полностью пропало. Она больше не брала с собой старый отцовский велосипед, не называла его Клоуном и не улыбалась, а Он больше не выходил на две минуты раньше, чтобы Она не ждала.

Теперь Он ходил один, не за ней, не перед ней, Он даже не вез ее к светофору. Он шел один, стуча об землю теннисным мячиком, а Она веселилась с другим парнем, в сорока шагах от него. Они по-прежнему встречались на светофоре, но не улыбались друг другу и Он не называл ее Смолой. Он вдыхал запах ее духов, а Она слушала того, кто был с ней рядом.

Целый год каждый день кроме воскресенья он шел в школу один. Она меняла парней, Он менял мячики. Ей было весело, ему становилось все равно.

После лета все изменилось. Она стала женственнее, немного выросла, нашла свой образ и стиль и надела большие черные очки на пол лица. Он изменил походку, стал меньше сутулиться, лучше одеваться.

А еще Она купила новый велосипед, приделала к нему старое сиденье и ждала его. Он опоздал, но не смог пройти мимо.

– Меня зовут Энн, – сказала Она. – Энн Дженкинс.

– Гарри, – ответил Он. – Просто Гарри.

– Будешь отвозить меня домой после школы?

– Если только ты будешь отвозить меня в школу.

– Нет, – Она улыбнулась. – Будешь возить меня в школу и домой?

– Конечно.

Она также села к нему спиной и также наслаждалась. Они остановились на светофоре и стояли рядом. Он держал велосипед, она улыбалась. Тогда Он впервые почувствовал, что влюбился.

Больше Он не ходил в компьютерный клуб после школы, а ждал ее и отвозил домой.

Он думал, что Она купила новый велосипед, чтобы быстрее доезжать, поэтому специально ехал медленнее. Она купила новый велосипед, потому что старый сломался, и ничего не говорила, когда Он начинал крутить педали медленнее. Она просила ехать долгим путем. Он улыбался и ехал по-прежнему медленно, но долгим путем.

Однажды утром Она ждала его с тем же велосипедом, но без пассажирского сиденья. На Его немой вопрос Она задорно сказала:

– Сломалось!

В тот день она боком села прямо перед ним на железную балку, тянущуюся от руля к сиденью и в несколько слоев оббитую мягким материалом из хлопка. Она прижалась к нему всем телом, и Они поехали, глядя в одну сторону. Тогда Она впервые почувствовала себя в безопасности.

Он с каждым днем влюблялся, вдыхая ее запах. Она каждый день кроме воскресенья слушала, как бьется его сердце. Они все также ездили молча и все также наслаждались.

Однако в старших классах поменялось расписание, из-за чего занятия начинались и заканчивались позже. Когда как. Вместе с тем в старших классах стало проще пропускать уроки, поэтому Он, заучив Ее расписание, всегда мог отвезти Ее в школу и обратно домой. Он больше не хотел, чтобы после лета что-то менялось. Он хотел признаться, что влюблен.

Но так и не признался. Он хотел все рассказать, но всегда находил причину этого не делать. Он каждый день был с ней, а в воскресенье Он мечтал о ней. Он не нашел себе оправдания только в один день. В день ее выпускного, в последний день школы.

В тот день она была прекрасна, а он был не хуже других. Она всегда была прекрасна. Она была теплым светом в дождь и прохладной тенью в жаркий день. Он всегда думал об этом, Он всегда мечтал о ней.

Они в последний раз вместе шли в школу.

– Как сдал экзамены, Гарри? – спросила Она.

– Плохо, – спокойно ответил Он.

– А кем ты хочешь стать?

– Советником в итальянской мафии.

– Шутишь? – засмеялась Она.

– Нет. А кем ты хочешь стать, Энн?

– Специалистом по программированию.

– Шутишь?

– Нет.

Они в последний раз остановились на светофоре перед школой. Она взяла Его за руку и сжала. Она просто волновалась, а Он не находил себе места. Он хотел признаться.

В тот день Он все время был рядом с ней. Стоял рядом с ней на церемонии, сидел рядом с ней за праздничным столом, ходил за ней, танцевал с ней. Он впервые целый день был с ней, но в то же время готов был провалиться под землю, сбежать и попытаться все забыть. Он был счастлив и разбит одновременно.

Он хотел проводить ее домой поздно вечером. В последний раз проводить домой.

Они остановились на том месте, где они всегда встречались перед школой. В это время уже не было людей, Они стояли одни. Она обняла его.

– Спасибо, что проводил.

– Не за что.

– Мне пора идти. Прощай, Гарри.

– Прощай, Энн.

Ему не хватило смелости, чтобы все рассказать. Он знал, что больше никогда ее не увидит. Больше не отвезет в школу, не насладиться ее запахом, больше не будет ехать медленно длинной дорогой.

Он проводил ее взглядом и произнес:

– Я бы не хотел отдавать тебя этому городу.

Он не ходил больше в школу, хотя ему оставалось учиться еще год. Он стал программистом-самоучкой. Она стала советником в мафии. Они не виделись девять лет.

Они встретились снова шестнадцатого мая двадцать первого года и сделали вид, что не знают друг друга.

Семнадцатого мая Они поговорили. Он ее помнил, Она его нет.

Двадцать второго мая Он ей во всем признался, все рассказал. В тот день Ее не стало.

Он отдал Ее этому городу.