Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.
Михаил Булгаков.

Тяжёлые холодные капли стекали по фарфоровому и, казалось бы, отрешённому лицу. Кристофер стоял в окружении жёлто-оранжевой листвы и вдыхал мерзкий аромат осени. На его костлявом плече висела Фанетта, одежда которой насквозь промокла. Светлые волосы прилипали к щекам. Айхан видела, как ладонь на позвоночнике девушки то поднималась, то опускалась.
— Ты в порядке? — осипшим голосом спросил Змей.
— Кажется, да, — ответила Ай, вытирая тушь с щёк. — Что ты здесь делаешь?
Кристофер устало вздохнул, закатил глаза и протянул:
— В окно увидел, как эта, — он слегка приподнял девушку, — бредёт в сторону озера. В такое темное время суток лишь гадости и творить. Откуда только это в её голову пришло? Не ребёнок же.
Айхан поднялась с грязи. Её безупречно красивый наряд был испорчен. Если в таком виде её увидел бы Ярын...
«Он бы посмеялся надо мной».
— Этта любила раньше здесь гулять. И ты, и Луиза. Вы вообще были неразлучны.
— Да, Ярын тоже здесь играл. Помнишь, вы бегали наперегонки?
При упоминании Кота Кристофер напрягся, но на его пластмассовом лице появилась лёгкая улыбка.
— Да, мы любили кормить лебедя. Иногда доводилось и плавать. Из кошаков плохие пловцы, — Крис подошёл к сестре и осторожно дотронулся до инструмента в ее руках. — Не сломан?
— С виду нет повреждений.
— Тогда ладно. Я просто хотел узнать, в порядке ли ты. Моя миссия выполнена, теперь можно идти домой.
Кристофер свесил руки Этты вдоль своего такого же, как и у отца, деревяноподобного тела и устремился к дому. С каждой секундой он отдалялся от Ай. Взгляд был притуплённым и стеклянным, словно весь мир в один миг потерял красоту местных пейзажей и гармонию звуков. Серость окутала Кристофера с ног до головы, проникая острым и скользким языком в сердце. Внутри кололо. Кровь застыла в жилах.
Добравшись до мрачного дома, который в такую слякоть был ещё более устрашающим, чем при ярком свете, Крис толкнул дверцу и очутился в объятиях обшарпанных стен.
— Просыпайся, — позвал Змей сестру, но та даже не пошевелилась. Она мирно продолжала спать, изредка посапывая.
Парень в пару шагов оказался перед диваном, бережно положил Этту и пошагал в комнату Кота.
«Скоро должен прийти Ярын, нужно ещё посмотреть скрипку», — с досадой решил Крис и свернул в тёмный коридор.
Путь до комнаты был недолгий: буквально тридцать шагов и перед носом дубовая дверь, исчерченная острыми ногтями Ярына. В детстве его часто запирали в одиночной комнате — иногда без еды, воды и прочих необходимых для жизни вещей.
Внутри пахло кошачьей мятой. Иногда из углов раздавались шорохи от проказ мышей, но Кот не трогал их из принципа. Он ловил их и сажал в просторные клетки, после выпускал в подвал, но оттуда они возвращались в тёплую обитель.
Ярын был излишне добр, эмоционален, не то, что Крис. Змей не хотел быть таким, поэтому прибегал к унижениям и манипуляциям.
«Его только за смертью посылать», — Крис поднял глаза к потолку, встретился с ещё сотней полос. Тяжко вздохнув, Змей обвёл взглядом крохотную комнату.
Вместо кровати — несколько футонов. На деревянных полках лежали издания с биографиями оперных певцов, художников, актёров, танцоров. Ярын знал толк в искусстве, можно сказать, это было у него в крови. Родственники Кота были тесно связаны с данным видом деятельности: мама играла на пианино, отец в молодости был известным скрипачом, но после бросил и ударился в алкоголь, бабушка — виолончелистка. У Ярына и не было иного выхода, кроме как подчиниться семейному делу.
Сначала он делал всё спустя рукава, но где-то в четырнадцатилетнем возрасте серьёзно занялся искусством. Он часами сидел в музыкальном зале, заслушивал до дыр виниловые пластинки, играл на старенькой скрипке, бренчал на пианино, которое могло в одну минуту развалиться.
В том самом зале Крис впервые встретил Кота. Он был маленьким, нескладным, совсем неграциозным. Больше напоминал детёныша бегемота, нежели Кота. Лицо сияло в свете луны, смычок плавными движениями скользил по струнам. Музыка лилась подобно волнам водопада — завораживающе и прекрасно, обволакивая с ног до головы красотой. С того дня прошло много времени, однако Крис до сих пор помнил композицию, которую играл брат. Он не знал её названия или композитора, но в голове чётко звучал ритм мелодии. Сначала медленный и спокойный, потом резкий и зловещий.
«Я так и не спросил, что это была за мелодия. Думаю, он уже и сам не помнит».
Дверь резко открылась. На пороге стоял растерянный и мокрый Ярын. В руках он держал два пакета, в которых гремели бутылки и хрустели коробочки.
— Я не знаю, что конкретно ты предпочитаешь, поэтому вот, — Кот провёл по светлым волосам, а после протянул бутылку белого вина. Рядом он выставил рюмки. — Мне продавать не хотели, пришлось красть. Надеюсь, что не засекли. У меня же нет гипнотических способностей.
— Не прибедняйся. Ты смог прикарманить себе кое-что еще более ценное и уже очень давно, — Крис схватил рюмку и залпом выпил. Потом вторую, третью... После в руках оказалась бутылка водки. Крис осушил и её. — Еще есть?
Ярын отрицательно покачал головой.
Кристофер хохотнул.
— Ты же знаешь, что я не пью и тебе не советую. Но ты разве будешь слушать меня?
— Спасибо за помощь, брат, — Змей облизнул сладкие губы и завалился на пол. — Кстати, скрипка лежит там.
Кристофер указал на инструмент, стоящий в углу. При виде того глаза Ярына округлились. В них была искра.
— Откуда она здесь?!
— Да так, произошло кое-что, — с неохотой ответил Змей и прикрыл глаза. В висках стучала кровь. — Хочу переночевать тут, ты не против?
Ярын вздохнул, провёл рукой по скрипке — проверил сохранность и работу инструмента. Всё было идеально. Ни единого намёка на поломку.
— Цела, — облегчённо выдохнул Кот, присаживаясь рядом с братом. Он протянул руку к бутылке, налил немного для успокоения и выпил.
— Вот и отлично, правда? — Кристофер подлил ещё немного дурманящего напитка. — Давно мы так не сидели, не говорили по душам. Кажется, последний раз это было...
— Никогда, — абсолютно серьёзно ответил Ярын. —Ты с детства был неприкасаемым, даже сидел отдельно от нас. Ужинал с родителями, спал рядом с ними, смотрел телевизор, играл. А мы были в твоей тени.
— Однако эту тень пробила Этта. Поверить не могу, меня девка уделала.
Крис взял бутылку и подкинул ее. Та крутилась в воздухе, а после упала донышком на стол.
— Сплошное унижение.
С минуту в комнате царило молчание.
— Давно хотел спросить, что это за мелодия была? Ну, в первую нашу встречу.
Ярын резко перестал двигаться, даже дышать. Он внимательно разглядывал каждый сантиметр Змея и не мог понять, серьёзный это был вопрос или очередная шутка.
— Тебе вроде никогда не нравилась моя игра. Вечно жаловался, что я мешаю тебе спать. А когда играть начала Айхан, то вообще...
— Я был мелкий, что поделать? — хохотнул искуситель и потянулся к скрипке. — Сыграешь?
— Да, — коротко произнёс собеседник и поднялся.
Хрупкие длинные фаланги пальцев обхватили инструмент и смычок. Струны начали издавать дивные звуки — красивую, но печальную мелодию. Обычно такую играют те, у кого разбиты сердца, или те, кто потерял близких. В данной ситуации у Ярына были сразу оба аспекта: отца он не любил, но не желал смерти; Ай любил, нет, он обожал и боготворил её с самой первой встречи. Он боялся причинить ей боль, боялся признаться в своей уродливой слабости.
Скрипка словно сроднилась с юношей, она стала частью его руки, почти крылом. Игра длилась несколько минут. После наступила тишина, и послышались громкие звонкие шлепки в ладоши. Кристофер улыбался, а в его огромных глазах виднелись слёзы. Он плакал по отцу, по его голосу, строгому и хладнокровному поведению.
Крис любил отца больше, чем кого-либо в этом мире, сколько бы ни пытался этого скрыть.
— Ты прекрасно играешь, Ярын, — выдавил сквозь слёзы Змей. Он провёл рукой по горячим щекам. — Кажется, выпил слишком много, вот и растрогался от твоего жужжания.
Ярын хмыкнул и поклонился единственному слушателю. После игры он прерывисто дышал, а с его лица стекали капли пота. Грудная клетка то поднималась, то опускалась под пристальным взглядом горящих глаз.
— А она ведь любит тебя, знаешь? С самого детства по тебе сохнет, а ты не понимаешь. Или понимаешь и строишь из себя идиота?
Крис стукнул по столу кулаком, отчего бутылки затряслись и попадали.
— Знаю, но это не имеет значения, — проворчал Ярын, хватая брата за плечо. — И вообще, хватит пить. Пора идти. Завтра нужно идти в больницу к Луизе, помнишь?
Кристофер пробурчал что-то неразборчивое и накрылся одеялом.
Ярын слышал, как дышит брат, скрежет зубов и слегка различимую ругань. Коту было радостно, что за много веков ряды общения пополнились ещё одним собеседником. Пускай ещё неумелым, язвительным и наглым, но всё же. Ему было приятно слышать похвалу. Наверное, это осталось с детства. Он считал, что должен получать комплименты, и ежели этого нет — игра отвратительная и нужно тренироваться ещё больше. Впервые Ярын мог отдохнуть, получить удовольствие от любимого занятия. Он мог закрыть глаза и окунуться в сон.
Кристофер же ворочался от беспокойства. В его тяжёлую голову лезли ужасные сны: сгустки крови, женские крики, рябь с мониторов, а главное — бесконечное количество птичьих перьев, тёмных, вперемешку с зелёно-синими.
«Почему же она выбрала именно тебя?» — мучился Кристофер всю ночь, пока не открыл глаза. А утром они погрузились в ад.