- Ивес, подожди, пожалуйста.

Она остановила меня у самого выхода из кампуса. Под печальными темными глазами блестели звезды; Лиан была хрустальна. Даже сейчас, с пылающим решительным взглядом, она выглядела, как самое трусливое существо. Я впервые видел ее так близко.

- Что случилось? - спросил, прислонившись к стене спиной. Рубашка прохладой прилегала к телу.

- По поводу того, что ты видел в пятницу... пожалуйста, никому не говори, - почти запищала она, продолжая смотреть на меня с ужасом и стыдом. Ее мраморные щеки порозовели, брови изогнулись.

- Я и не собирался никому рассказывать...

- Вот и отлично.

Лиан развернулась и ушла, оставив после себя шлейф ландышей и дождя. Я же пошел за ней. Мне так много хотелось спросить. Дельмас всегда была самой странной и тихой девочкой в классе. Пару дней назад она ничего для меня не значила, а теперь у нас был общий секрет. И я знал, что ей он важен.

Она повернулась ко мне лицом спустя пятнадцать минут. Разозленная. Растерянная.

- Зачем ты за мной ходишь? - тихо спросила она, смотря сквозь меня. Лиан все время смотрела так.

- Что тогда произошло?

- Когда?

- В пятницу.

Глупая девочка. Она усмехнулась и подошла ближе, попросив меня наклониться пальцем. Сделав это, я почувствовал запах ее волос - ядреный ментол, который ежечасно сверлил мои легкие вместе с ядовитым дымом.

- То, что ты это увидел - простая случайность. Это не делает тебя особенным. Я не должна делиться с тобой.

Она так четко произнесла слово «делиться», будто случившееся было частью ее, кусочком плоти, которым она не могла пожертвовать. Я был недостоин его, или этот кусочек был не достоин меня. Лиан никогда не уточняла своих слов. Она просто их говорила, и они кровавыми слезами стекали в сердца. Даже самые черствые из них увлажнялись.

Лиан снова ушла, а я не стал ее преследовать.

А я представлял, какая пресная на вкус ее душа. Холодная, покрытая коркой, как сплошная болячка.

Мы были совсем разными. Мы были чем-то похожи.

* * *

В конце-концов, по-настоящему плохих девочек я не знал. Только тех, что до безумия боялись любить или быть любимы,  скрывали то, как плохо целовались, слушали в тайне ото всех всеми известные глупые песни и вставали на носочки перед зеркалом, когда рисовали стрелки. Они зарывались холодными пальцами в мои кудри, просили нарисовать себя. Они были очаровательны, но очаровательны по-живому, недолговечно. В их жизнях появлялись те, кто разбивал им носы, запрещал улыбаться и радоваться солнцу. Да, по-настоящему плохих девочек я никогда не знал, но знали ли они по-настоящему хороших мальчиков?

Я сидел на дереве, свесив ноги. Под обувью красовался ручей. Можно было представлять, как я раздавливаю его полностью, как грубая обувь становится мощной и неприступной платиной. Карандаш почти выскальзывал из рук. Линии, штрихи, круги, двоеточия. Я избавлялся от формы.

- Хочешь поговорить? - знакомый голос донесся снизу. Я заметил в кустах Дельмас и едва заметно вздрогнул. Господи, какая же она была надоедливая.

- Уверена, что хочешь со мной делиться сейчас чем-то? - спросил я, ухмыльнувшись. Она покраснела.

- Забудь, что я тогда сказала.

- Как скажешь, - я достал из кармана сигарету и зажигалку. Открыл последнюю и подставил под рыжее пламя кончик. Выдохнул в ее сторону. Она сделала испуганный шаг назад.

- У меня астма, - с какой-то даже злобой произнесла Лиан.

- Извини, - я быстро потушил сигарету и почувствовал себя гораздо хуже. Очень хотелось курить, но и побыть с Лиан, почему-то, тоже. - О чем ты хотела поговорить?

Лиан села на бревно и прижала к себе колени. На ней как всегда были окровавленные белые колготки и какое-то черное платье. Белые ленточки в распущенных волосах. Красные кроличьи глазки. Глупая. Какая же глупая.

- Ты тогда сказал, что не собирался никому рассказывать. Я знала это, - почти прошептала она, но я все услышал.

- Почему тогда пришла?

- Я просто... это сложно объяснить.

Мы оба молчали. Очень долго. Только журчание ручья и улетающие с криками птицы были между нами. А потом Лиан продолжила:

- Знаешь, иногда мне кажется, что весь мир лишен разума. Ты и я, - отвела взгляд, - очень странные, чужие, непонятные. Как бы все было просто, говори каждый друг другу то, что чувствует, о чем думает, почему делает.

Пока она говорила, я склонил голову вбок, позволяя солнечным лучам вплетаться в волосы. Я видел ее всю, и все равно не видел в ней ничего. Лиан была вуалью, через которую смутно показывались острые черты. Но я не мог к ней прикоснуться, не мог подойти ближе. Между нами были не люди, не время, не высота, а целая вечность. Поэтому она говорила «ты и я», но никогда не «мы».

Когда я спустился с дерева и сел рядом с ней, она вздрогнула. Поджала губы и спрятала лицо в колени.

Лиан была безумно, безумно красива. Я не мог этого отрицать и ненавидел ее еще больше за это.

- Мне нравятся твои волосы, - случайно проговорился я вслух, рассматривая ее лицо. Она вспыхнула.

- Спасибо...

Я посмотрел в сторону реки. Тихая или буйная, холодная или теплая, она все время текла так, и никак иначе. Странно, по-чужому, непонятно.

- А мне нравятся твои глаза, - вдруг произнесла она. - И у тебя красиво получается рисовать.

- Откуда ты знаешь?

- Мсье Балестр... - она умолкла, но я все понял.

Мсье Балестр часто забирал мои рисунки, сделанные на уроке вместо того, чтобы его слушать. Он был молод и красив. Волосы цвета засохшей грязь, светлая кожа и прозрачно-серые глаза. Понятно, почему Лиан выбрала его. Но вот почему он ее - нет.

Он показывал ей мои рисунки, когда она плакала? Или это вышло случайно? Нравилось ли ей по правде или все, сказанное ею, было комплиментом ради комплимента? Почему, почему, зачем?

«Весь мир лишен разума».

Лиан встала и молча ушла, когда полил дождь.