***

Забранные из дома Гаррисонов чертежи поглотили Дэвида с головой. Как он и думал, его попытки наладить механизм городских часов были жалкими и неумелыми, ведь, как и говорил когда-то дед, эти часы создал великий гений. Однако загвоздкой в починке оказалось не только отсутствие чертежей, без которых механизм представлялся Дэвиду мозгодробящей головоломкой, но и то, что сам механизм был настолько древний, что отыскать к нему нужные детали не представлялось возможным. Поэтому остаток дня и половину следующего мужчина потратил на изготовление новых схем, которые он и отнес на вокзал к прибытию поезда.

Там он передал их почтовому представителю и попросил на словах передать господину Вальцу, что будет ждать столько, сколько потребуется, но работа должна быть выполнена на высшем уровне.

Поезд уехал, увозя с собой чертежи, а Дэвид полностью довольный и, кажется, даже впервые за несколько лет счастливый возвратился домой.

Да только не дошел.

На площади у фонтана столпилась приличная группа людей. И все они что-то очень живо и очень возмущенно обсуждали. Приблизившись к ним, мужчина смог различить прозвучавшее в гомоне голосов имя Эдвина и свое собственное, и без труда понял, что происходит.

А происходили сплетни. Такие скользкие и гадкие как подгнивший пень. И распускал их пень не менее гадкий, а именно доктор Макк.

- А потом меня просто вышвырнули! Представляете?! - жаловался врач-недоучка.

- Какое бесчинство! - прижала пухлые ладони к лицу тетушка Гроуэр. - Но как такое возможно? Такого уважаемого человека!

- Это просто уму непостижимо! - вторил ей офицер Тиндер. – Мальчишка, должно быть, околдован.

- Вот и я ему так сказал, - вставил свои десять пенсов Артур. - Но он меня и слушать не стал. Точно-точно околдован!

- Это все проклятие! - заключил доктор и тяжело вздохнул.

- И не говорите! Проклятие скудоумия на лицо. И у половины города. - Дэвид не стал ни прятаться, ни уходить, и впервые за последние пять лет вклинился в разговор, не в силах его игнорировать.

Если бы речь шла только о нем, то пусть бы себе болтали, языки-то без костей, артрита не будет. Но они задели Эдвина. Чья вина если и была, то заключалась лишь в том, что он оказался умнее жителей Сэндглассвиля и не желал тупеть.

- Дэвид? - Артур обернулся первым и уставился на мужчину то ли испуганным, то ли раздраженным взглядом.

Офицер Тиндер от неожиданности вскрикнул и подавился ватрушкой, которую жевал. Кусок непрожеванного теста застрял у него в горле, и он принялся кашлять и бить себя кулаком в грудь.

Доктор запаниковал.

- У него приступ! Приступ! Надо пустить кровь, чтобы уменьшить давление, иначе неизбежно кровоизлияние! - кричал он, всплескивая руками и бегая кругами вокруг задыхающегося пожарного.

- Ну я же говорю, - усмехнулся Дэвид и, в два размашистых шага оказавшись рядом с офицером, со всей силы ударил его ладонью по спине.

Кусок булки вылетел из глотки идиота и приземлился прямиком в декольте старой леди.

- Приступ скудоумия в действии. Хотя, надо было оставить так, пусть бы и вам кровь пустили.

Он обворожительно улыбнулся и тут же, подавшись немного вперед, негромко сказал офицеру.

- Теперь Вы тоже прокляты. Поздравляю!

И, рассмеявшись немного безумным смехом, ушел, оставив дрожащих от страха горожан за своей спиной.

До конца дня ничего важного не происходило, а вечером кто-то громко постучал в дверь часовой башни.

Сначала Дэвид подумал, что это Эдвин, но, спустившись вниз, с удивлением уставился на лакея Гаррисонов.

Облаченный в черный фрак слуга протягивал ему белоснежный конверт, на котором витым каллиграфическим почерком было выведено слово «приглашение».

Дэвид с благодарностью принял послание, и лакей удалился. А мужчина подумал про себя, что теперь просто не сможет отказаться и не явиться к старику.

За час до указанного времени он сходил в городскую конюшню за лошадью, и там же встретился с Эдвином.

- Неожиданно, - признался он, здороваясь с парнем. - Я думал, ты уже у деда.

- Ужин в пять, - мрачно отозвался Эдвин, и покосился на конюха, который смотрел на них с Дэвидом недобрым взглядом. - Дед меня убьет, если я приеду раньше. Чего доброго потом вместо чучела в цветнике поставит.

Он взял свою лошадь под уздцы и повел на улицу, продолжая с опаской поглядывать на конюха.

Дэвид задержался в конюшне, договариваясь об аренде животного, и вышел только минут через пять, ведя в поводу черного, храпящего жеребца.

- Уверен, что хочешь ехать на нем? – спросил Эдвин с сомнением.

Он уже сидел верхом, но его кобылка вела себя очень спокойно в отличие от нервного коня, который достался часовщику.

- Ну, это единственный конь, которого мне позволяют брать, а пешком идти я не расположен. Слишком душный вечер. – Дэвид улыбнулся и потрепал коня по холке. – К тому же он всегда так себя ведет. У нас с ним договор. Он делает вид, что я ему не нравлюсь, а я кормлю его сахарной морковкой и яблоками. Как видишь, сделка выгодная.

Жеребец, услышав об угощениях, кивнул головой и ускорил шаг, недовольно пофыркивая, но, стоило конюху скрыться в конюшне, как животинка сменила гнев на милость, чем вызвала у Дэвида очередную улыбку.

- Мне кажется, тебя хотят убить, - с сомнением разглядывая длинные ноги коня, проговорил Эдвин.

Дэвид в ответ на это только усмехнулся и, бравады ради, пустил коня галопом, показывая, что этот норовистый жеребец на самом деле безобиден.

Эдвин поехал следом, стараясь не отставать от мужчины. Возможно, будь его кобылка резвее, он смог бы даже догнать часовщика. И избежать того, что случилось, стоило коню оступиться на мостовой.

Конь, вдруг, припал на правую ногу и взбрыкнул, а Дэвид, крепко натянув поводья, почему-то съехал с крупа вместе с седлом.

Эдвин видел, как мужчина заваливается на бок, взмахнув руками, и как конь, освободившись от наездника, скачет в сторону узкого проулка.

Юноша спрыгнул с лошади и, бросив поводья, подбежал к мужчине, который стонал, перевернувшись на спину и зажимая рукой бедро.

Эдвин заметил, что из-под его ладоней сочится кровь, быстро впитываясь в ткань штанов и делая ее на несколько тонов темнее.

- Дэвид, ты как? Головой не ушибся? – спросил Эдвин и присел рядом с мужчиной, сжимая ладонью его плечо и с тревогой глядя на сочащуюся между его пальцами кровь.

- Не головой, - хрипло проговорил мужчина, пытаясь встать.

Что именно произошло, понять было сложно. Конь неожиданно оступился, словно поранился, а потом взбрыкнул. Но такое бывало, и не раз, а вот то, что седло съехало с крупа, словно не пристегнутое...

Но ведь оно было пристегнуто! Тогда в чём же причина?

- Подпруга лопнула? - сам у себя спросил Дэвид, но тут же тихо взвыл, сжимая зубы от прострелившей бедро боли.

Он совершенно забыл, что вшил в подкладку сюртука несколько металлических пластин, в попытке проверить крепость сплава. И вот проверил.

При падении пластина лопнула и разломилась на две части, одна из которых вспорола не только ткань сюртука и штанов, но и подобно скальпелю взрезала кожу.

- Проклятье! - чертыхаясь, проговорил часовщик и вцепился в руку Эдвина. - Помоги мне подняться.

- Конечно.

Парень подставил мужчине плечо, чтобы тот мог на него опереться, и, сделав усилие, поднялся вместе с ним на ноги.

Вокруг уже собиралась стая зевак. Несколько мальчишек бросились ловить коня. Еще один вызвался вернуть лошадь Эдвина в конюшню.

Парень бросил ему монетку, которую нащупал в кармане, и повел Дэвида к башне, до которой было рукой подать.

Они буквально ввалились внутрь.

Дэвид стонал, стиснув зубы и явно не в силах идти из-за сильной боли. А Эдвин, как мог, поддерживал его.

- Еще немного, - приговаривал он, помогая Дэвиду взбираться по лестнице.

А, когда они оказались наверху, повалился вместе с ним на кровать.

Боль ослепляла Дэвида, мешая мыслить связно. Он понимал, что порез не просто глубокий, а чертовски глубокий, и примочки с компрессами тут не помогут.

- Там в комоде, во втором ящике снизу... - тяжело дыша и все еще стараясь зажимать рану рукой, проговорил Дэвид, - небольшая коробка с иглами и нитями. Неси сюда.

Внимательно выслушав мужчину, Эдвин бросился к комоду. В тот момент он казался себе спокойным, и даже не замечал, как сильно у него дрожат руки.

Парень с трудом отыскал нужную коробку, так как ящик был до отвала забит разнообразными материалами: какими-то бумагами, лоскутами ткани, полудрагоценными камнями и прочим мусором, только мешающимся под руками.

Эдвин вывернул половину на пол и, наконец, нашел то, что искал.

- Вот!

Он отдал Дэвиду коробку, а, когда тот сел и резким движением разорвал ткань своих штанов, парень пошатнулся от вида торчащего из раны куска металла.

- Это что? - спросил он сдавленно. - Откуда оно?

- Не знаю, - огрызнувшись, соврал Дэвид. - Лучше помоги вытащить.

Эдвин кивнул и наклонился, чтобы схватить пальцами край металлической пластины. Но почему-то промазал, поймав лишь воздух. В глазах стремительно потемнело, и сознание кануло во тьму.

- Эдвин... Эдвин... Эдвин, черт тебя дери!

Дэвид вот уже две минуты звал свалившегося на пол мальчишку, но тот никак не реагировал, прикидываясь дохлой ветошью.

Пришлось пнуть его здоровой ногой.

Помогло.

Юноша приподнял веки и сел, клипая глазами как выпавший из гнезда совенок.

- Если выспался, то помоги мне.

- Прости, - проговорил парень, чувствуя, как у него голова кругом идет. – Подумал, вдруг, а если бы у меня такое торчало...

Он встал на колени, держась ладонью за здоровое бедро мужчины. После чего навалился на него и, схватив пластину за край, резко выдернул ее.

Крик Дэвида пронзил часовую башню и спугнул скопившихся на крыше ворон, которые с громким карканьем сорвались с насиженного места и куда-то улетели.

- Вот и умница, - похвалил Дэвид парня, который вновь побледнел, все еще сжимая в пальцах пластину. - Можешь выбросить ее. Она больше не нужна. Теперь, - мужчина сделал тяжелый рваный вдох, - за комодом стоит травяная настойка. Принеси.

Эдвин кивнул, и через несколько мгновений протягивал Дэвиду запыленный бутыль с крепкой спиртовой настойкой.

- Замечательно. Ты очень способный ученик, - похвалил Дэвид, чтобы хоть немного отвлечь мальчишку от паскудных мыслей. – А теперь открой.

И вновь парень повиновался. А, когда пробка с хлопком покинула горлышко, Дэвид сказал:

- А теперь пей.

- Зачем?

Эдвин с сомнением посмотрел на бутыль, от которого сильно разило дешевым пойлом и каким-то лекарством.

Его немного подташнивало, и он вовсе не хотел, чтобы содержание бутыля, пролившись в его желудок, тут же вышло обратно.

- Затем, чтобы развеселиться. Спиртное для того и было придумано, а ты вон скуксился весь, - совсем невесело пошутил Дэвид и поморщился. - Пей, кому говорю! Мне нужна твоя помощь, а если ты и дальше от одного взгляда на рану будешь сознание терять, то какой из тебя помощник? Ну же! Пей, и мне дай. Больно до тошноты.

Эдвин, силясь сдержать рвотный позыв, припал губами к горлышку бутыли и начал жадно глотать обжигающую настойку.

Тело мгновенно обдало жаром, но в голове, как ни странно, прояснилось.

Парень отдал бутыль Дэвиду, а сам присел на пол у его ног и прикрыл глаза, перед которыми все внезапно поплыло. Впрочем, головокружение прошло так же быстро, как и началось. И парень смог сделать глубокий вдох.

- Забористая, - сказал он негромко, прокашлявшись, чтобы голос не сипел. - Что теперь? Рану надо чем-то зажать...

- Да. Надо.

Дэвид тоже сделал несколько глотков, а потом плеснул настойку на рану и тут же, запрокинув голову назад, закусил до крови губу. После чего, взял ладони Эдвина в свои руки и положил их на свое бедро по обе стороны от раны.

- Сожми так сильно, как только сможешь. Края должны быть прижаты друг к другу. И не отпускай. А я пока займусь шитьем.

Эдвин так и застыл, стискивая бедро Дэвида.

Из-за крови на коже его ладони могли в любой момент соскользнуть, но он справился с этим неудобством, чем существенно облегчил Дэвиду задачу.

Мужчина быстрыми отточенными движениями штопал себя, не издавая ни звука, а Эдвин морщился, борясь с тошнотой.

Когда Дэвид закончил и обессиленно повалился на кровать, Эдвин вытер окровавленной ладонью пот со лба, и сел на пол, делая глубокие вдохи.

- Неприятное происшествие, - сказал он дрогнувшим голосом. - Ты в порядке? Может, тебе сонных капель принять?

- Нет, не стоит. - Покачал головой Дэвид, прекрасно понимая, что уснет и без капель. - А вот тебе стоит выпить. Правда капель у меня нет, но настойка там еще осталась. Сделай пару глотков и ступай домой. Ну или к деду. Ох и разозлится старик. Я снова не ответил на его приглашение.

- Завтра к нему пойду... - отмахнулся Эдвин, потянувшись за настойкой, и сделал еще несколько больших глотков. - Ему доложат о случившемся. Столько зевак на улице было.

Он вытянул ноги и откинулся затылком на матрас, прикрывая глаза, чтобы прогнать из них мутную пелену.

Дэвид рассмеялся. Он, вдруг, представил себе, что именно наплетут старику Гаррисону о происшествии, и не смог сдержать злой иронии, которая выливалась смехом.

Эдвин немного повернул голову и посмотрел на мужчину растерянным взглядом, а Дэвид поддался импульсу и положил ладонь на голову юноши, растрепывая пальцами его мягкие волосы.

- Значит, нам обои влетит, - негромко сказал он и прикрыл глаза. - Не переживай, я не оставлю тебя отдуваться и за меня тоже.

Алкоголь бил в голову Дэвида, притупляя боль и вызывая сонливость. Но, несмотря на то, что мир в сознании мужчины смазывался, он продолжал ласково перебирать прядки молодого человека, словно они были для него сильнейшим успокоительным.

- Эдвин... - тихо проговорил Дэвид через пару мгновений, - спасибо тебе.

Эдвин сидел, затаив дыхание, и прислушивался к ощущениям.

Наверное, именно так чувствовала себя Клокси, когда Дэвид запускал пальцы в её шерстку и мягко поглаживал.

На шее и спине парня проступила россыпь мурашек, но он и не подумал отстраниться, размышляя о том, что сейчас оказался как никогда близко к своей давней мечте. Впрочем, минутная слабость Дэвида могла быть вызвана вовсе не симпатией, а простой человеческой благодарностью. И Эдвин решил не делать поспешных выводов.

- Не за что... – сказал он, - я ведь не ради выгоды. А сейчас постарайся уснуть. Я побуду с тобой еще немного, вдруг, тебе что-нибудь понадобится. А потом всё-таки навещу деда. Пока ещё до него новости дойдут, он успеет десять раз обидеться. А в его возрасте это чревато последствиями.

- Чего у твоего деда не отнять, так это умения обижаться. - Хмыкнул Дэвид и перевел дух.

Рана на бедре саднила и жутко пекла, и Дэвид подумал, что стоило бы сделать компресс, чтобы снять воспаление, которое уже совсем скоро даст о себе знать. Но показывать Эдвину свою слабость он не хотел, поэтому решил отвлечь юношу и спровадить его как можно скорее.

- Тебе действительно лучше навестить деда. Заодно расскажешь ему все, и, если тебе не будет сложно, передашь мои извинения.

Дэвид убрал руку от волос Эдвина, как бы намекая, что пора и честь знать, и у парня не осталось выбора.

- Уверен, что справишься без посторонней помощи? - на всякий случай уточнил Эдвин. - Может, ужин тебе принести или снадобье какое-нибудь достать?

- Нет, не стоит, - мягко отозвался Дэвид, чтобы скорее выпроводить парня. - Ступай. Опаздывать невежливо, а ты и так уже порядком задержался.

- Тогда я утром к тебе загляну, чтобы справиться о твоем здоровье, - проговорил Эдвин, поднимаясь и оглядывая свой очередной испорченный костюм, при этом отстраненно думая, что, если так пойдёт и дальше, ему скоро не в чем будет показаться на улице.

И, когда Дэвид согласно кивнул, откланялся.

***

Провожать Эдвина Дэвид по понятным причинам не стал. А, когда юноша покинул часовую башню, мужчина принялся готовить антисептический отвар, примочку из которого позже и приложил к ране.

Однако это никак не помогло. Уже через два часа боль в ране усилилась, и теперь порез не только саднил, но и адски пульсировал.

Дэвид не был медиком, но даже его скудных познаний в медицине хватило, чтобы понять, что с дезинфекцией раны он сплоховал.

На улице уже стемнело. Все лавки давно были закрыты, да и местный аптекарь, по мнению Дэвида, вряд ли смог бы предложить ему что-то толковое. Поэтому мужчине пришлось прибегнуть к помощи Клокси.

Подозвав кошку к себе, он прикрепил к механическому панцирю на ее лапе записку и, почесав мурлыку за ушком, попросил:

- Отнеси это Марте.

Кошка в ответ мигнула своими огромными зелеными глазищами, после чего соскочила со стола и ловкими прыжками скрылась за дверью.

А через полчаса к двери часовой башни подошла Марта.

В вечерних сумерках плащ, в который куталась женщина, казался черным и сливался с тенями, блуждающими по городу. Марта несколько раз оглянулась по сторонам, а потом оставила у двери корзинку и словно тень растворилась в подступающей к городу темноте.

Спуститься за корзинкой вниз оказалось для Дэвида не простой задачей. Но, преодолевая боль, он все же смог осилить несколько лестничных витков, хоть и не так шустро, как ему бы того хотелось.

В принесенной Мартой корзине оказались не только лекарства, которые Дэвид просил, но и добрый недельный запас еды. Мясные шарики он тут же отдал Клокси, а так же налил кошке миску молока, которое предварительно попробовал сам. И только после этого, кряхтя как древний старик, вновь поднялся наверх и заперся в своей комнате.

Следующие несколько часов показались Дэвиду самой настоящей преисподней. Он долго возился с раной, вычищая ее и снова зашивая. И только после всех этих мучительных процедур добрался до лекарства Марты.

Сероватый плотный порошок был мерзким на вкус. И Дэвид даже подумал, что, живи они несколькими столетиями ранее, женщину непременно сожгли бы за колдовство. Потому что такого крепкого и быстродействующего средства он в своей жизни никогда еще не встречал.

Приготовленное трактирщицей снадобье было настолько забористым, что Дэвид проспал чуть больше суток. Однако сон не принес ему облегчения.

Тяжелые сны тревожили разум мужчины, не давая сознанию отдыха. А из-за уставшего разума отдыха не получало и тело.

***

Тишина, покой и одиночество способствуют размышлениям. Но, когда все мысли передуманы, разум ищет новые темы и достаёт из глубин сознания воспоминания, так или иначе связанные с эмоциями, а это неизменно приводит к самоанализу. А в душевных архивах Дэвида накопилось довольно много записей, которые помимо воли мужчины требовали к себе пристального внимания.

Пребывая на зыбкой грани между сном и явью, Дэвид вновь переосмысливал свою жизнь. Думал над тем, почему все вокруг происходит именно так, как происходит, и почему жизнь ничему его не учит.

Хотя нет. На извилистых тропках судьбы один урок он все же усвоил. И повторять некогда совершенную ошибку Дэвид не собирался. А потому, чтобы оградить себя от очередного разочарования, решил свести свое общение с Эдвином к минимуму.

Решение это далось Дэвиду нелегко, вот только сам Эдвин соглашаться с таким положением дел не собирался.

Не понимая причин такой резкой перемены, мальчишка вознамерился получить объяснения. Да только Дэвид не мог этого сделать, потому что и себе толком ничего объяснить не мог.

А Эдвин между тем оказался очень настырным малым. Он не только каждый день приходил к Дэвиду в башню, но и требовал открыть ему дверь, чего мужчина, конечно же, не делал. Более того, впервые за долгое время, часовщик докатился до того, что запер входную дверь в башню на три замка, хотя раньше почти все время держал дверь открытой, не опасаясь, что к нему пожалуют незваные гости. Ведь в проклятое место местное дурачье не сунется ни за какие плюшки и ватрушки.

Так Дэвид и коротал свои дни. Сидел взаперти в своей комнатушке, попивал лекарства, работал над чертежами, да доедал запасы, которыми снабдила его Марта.

К концу недели рана на ноге Дэвида начала затягиваться. Мужчина снял больше не нужные швы и, чтобы немного развеяться, вышел на задний двор своих владений.

Сада у него действительно не было, но старое уютное кресло в тени пышного куста сирени присутствовало. В нем Дэвид и обосновался, глядя на густые и непроходимые заросли темного леса, наслаждаясь пением птиц, плачем детей, руганью горожан и мурлыканьем Клокси, которая не заставила себя ждать, запрыгнув к мужчине на колени и удобно свернувшись клубочком.

Под ласковое мурчание кошки Дэвид задремал, но отдых его был недолгим. Громкий стук в дверь и последовавший за ним голос Эдвина заставили мужчину открыть глаза. Где-то недалеко, словно в ответ на требование юноши открыть дверь, залаяла собака, и Клокси, испугавшись громогласного гавканья, вскинулась на руках Дэвида и резким прыжком соскочила с его ног. При этом механический протез на лапе кошки болезненно задел рану мужчины, и от резкой боли, прострелившей ногу, Дэвид рывком поднялся из кресла, но тут же пошатнулся. Не сумев толком устоять на обеих ногах, мужчина потерял равновесие, и чуть было не упал, но вовремя схватился за доску, стоявшую под стеной башни. Да только старое промоченное дождями и от того подгнившее дерево не выдержало такого жестокого обращения и переломилось пополам, упав на груду старой рухляди, сваленной в кучу.

Оглушительный грохот разнесся по округе, заставив замолчать даже проклятую псину, которая не унималась несколько минут к ряду.

Дэвид замер, затаив дыхание. Он понимал, что адским грохотом обнаружил себя, однако все еще наивно надеялся на то, что Эдвин не обратит на шум никакого внимания.

Но как же он ошибся!

Минуло меньше минуты, и в густых зарослях боярышника, плотным кольцом опоясывающего задний двор часовой башни, послышалась возня и тихие ругательства.

- Вот же гадство! - тихо выругался Дэвид, и чуть ли не ползком принялся пробираться к двери в свою обитель.

И вовремя успел скрыться в ней, закрыв дверь на засов и прижавшись спиной к прохладной каменной стене.

Мальчишка, выбравшись из зарослей, сначала громко ругался, потом восхищался пейзажем, а потом принялся колотить в дверь, но, не дождавшись ответа, был вынужден уйти. А Дэвид старался угомонить беснующееся в груди сердце, которое за столько лет вновь начало отзываться паскудным скулежом и истомной тоской.

Глупое. Глупое сердце. Не желающее слушать голос разума и диктующее свои правила и мыслям, и душе.

Так Дэвид и прятался, убеждая себя в том, что временное помешательство скоро развеется, и все вернется на круги своя.

И предстоящая в конце недели поездка должна была не только поспособствовать охлаждению его пылких порывов, но и сделать принятое мужчиной решение окончательным и непоколебимым.

Шагая по перрону ранним воскресным утром, Дэвид искренне радовался возможности ненадолго покинуть Сэндглассвиль и вернуть в свое сердце утраченную благодаря Эдвину гармонию. Да только неожиданная встреча у поезда заставила его сердце неприятно сжаться.

Юрист старика Гаррисона не узнал Дэвида. А вот Дэвид сразу вспомнил мужчину, едва завидев того выходящим из вагона поезда.

Что ж, видимо старый ворчун принял решение. Или же... подошло его время.

Дэвид очень надеялся на первое. Ведь, как бы там ни было, друг его деда был хоть и вредным, но неплохим человеком. Однако если песчинки в часах его жизни почти иссякли, то никакой часовщик уже с этим не справится.

Поэтому Дэвиду не было никакого смысла нестись в особняк очертя голову. И он поспешил забраться в вагон.