***

Поезд «Голден Арроу Экспресс», следовавший по маршруту Лондон - Эдинбург, ощутимо сбавлял скорость, приближаясь к железнодорожной станции небольшого провинциального городка.

До остановки еще было четверть часа, но проводник в новенькой синей униформе и фуражке с эмблемой ассоциации железных дорог Великобритании, уже заглядывал в купе и просил пассажиров готовиться к выходу.

- О, Эдвин, неужели мы вынуждены с Вами прощаться? - запричитала хорошенькая девчушка с каштановыми локонами, которые трогательно выбивались из-под ее белоснежной шляпки. - Время пролетело так быстро. Вы уверены, что не хотите отправиться с нами в Шотландию? Что Вам, молодому человеку, привыкшему к светской жизни, делать в этом захолустье?

- Я уже говорил Вам, дорогая Мэри, что еду навестить деда, - ответил парень, улыбаясь так очаровательно и открыто, что его попутчицы хором издали томный вздох, за что и получили укоризненный взгляд гувернантки.

Пожилая женщина разместилась рядом с юношей напротив своих воспитанниц, и следила, чтобы девушки не нарушали границ приличия.

- Противный старик, неужели он не понимает, что Вам будет скучно вдали от общества? - поддержала сестру Эмма.

- Он болен, - на лице Эдвина мелькнула тень скорби, от чего оно стало еще красивее.

И сердца девушек дрогнули и затрепетали, отзываясь на эту романтичную печаль, которую так часто можно было встретить у мужчин в женских романах.

Вдали послышался приглушенный толстыми стеклами паровозный гудок, и парень вынужден был попрощаться со своими попутчицами, пообещав им черкнуть два-три слова в коротком письме, если только забота о старике не будет отнимать всё его время.

Мэри пустила слезу, которую тут же смахнула кружевным платочком. Эмма сдержанно протянула руку в перчатке для прощального рукопожатия.

- Рад был разделить с Вами эту увлекательную поездку, дамы, - парень поклонился девушкам и их гувернантке, и снял с верхней полки шляпу и небольшой саквояж, в котором хранились личные письма, набор масляных красок и кисти для рисования.

Надев головной убор, молодой человек покинул купе.

Поезд уже останавливался, беспрестанно оповещая толпящихся на станции людей о своем прибытии. И Эдвин поспешил к выходу, с нетерпением желая увидеть городок, в котором ему предстоит провести ближайшие полгода.

Когда состав остановился, и проводник услужливо открыл дверь, парень вышел из вагона на освещенный солнцем перрон и прикрыл глаза ладонью, пряча их от ярких лучей дневного светила.

Прямо напротив него расположилось невысокое одноэтажное здание вокзала, на котором большими буквами было написано «Сэндглассвиль». А на самом перроне собралась немаленькая толпа зевак, пришедших посмотреть на новенький поезд, который в первый же месяц эксплуатации стал настоящей легендой в области скорости и комфорта.

Эдвин несколько мгновений привыкал к яркому свету, а потом направился в сторону багажного вагона, из которого носильщики выгружали его громоздкие чемоданы.

Под ногами у него путались какие-то дети, выпрашивая несколько монет на сладости. Парень дал детишкам немного денег и приблизился к работникам станции.

- Я хотел бы оформить доставку, - обратился он к мужчине, который стоял на перроне и делал какие-то записи в пухлом блокноте.

Тот спросил адрес, куда доставить чемоданы. После чего прикинул их вес и объем, а так же внешний вид молодого человека, и назвал неприлично большую сумму.

Эдвин не стал торговаться, здраво расценив, что не обеднеет, если уплатит по этому счету. И, пожелав мужчине хорошего дня, направился к зданию вокзала, с интересом оглядываясь по сторонам и с упоением вдыхая в себя чистый провинциальный воздух.

На площади перед вокзалом было весьма многолюдно. И Эдвин, окинув взглядом представшую перед ним панораму, вдруг, осознал, что это не только привокзальная площадь, но и площадь в целом, одна единственная на весь город.

В центре её расположился фонтан в виде вздымающейся на гребне волны позеленевшей рыбины. А вокруг фонтана по широкой дуге разместились разнообразные торговые лавочки с безделицами, выпечкой и произведениями разнообразного искусства, от гончарного до художественного.

За приземистыми пестрыми палатками начинались первые двухэтажные дома и узкие улочки, сбегающиеся к высившейся за зданиями часовой башне. А вдалеке на холме громоздился старый, величественный особняк.

- Нэдди! - послышался знакомый голос откуда-то справа, и Эдвин повернул голову, чтобы разглядеть вдалеке спешащего к нему человека, который отчаянно размахивал рукой, привлекая к себе внимание. - Нэдди, это я, Билл!

Эдвин расплылся в радушной улыбке и поспешил навстречу мужчине, в котором с трудом, но все же узнал своего кузена.

За время, проведенное в провинции, Уильям обзавелся пухлыми щеками и округлым животом, который не получилось скрыть даже под умело пошитым черным жилетом. И Эдвин, любуясь раздобревшим кузеном, в тайне порадовался, что мужчины в его роду не склонны к полноте.

Засмотревшись на розовощекого, светловолосого Билла, парень не заметил бегущего к вокзалу человека, и тот врезался в него, больно ударив в плечо и чуть не свалив с ног.

- Простите, - сипло отозвался незнакомец, бросая на Эдвина тяжелый, угнетающий взгляд, и, не дожидаясь ответа, рванул к вокзалу.

- Да не берите в голову, бывает! - крикнул ему вдогонку парень, и тут же оказался в крепких братских объятиях Билла, который, похоже, был действительно рад встрече.

- Нэдди, как же ты вырос! - Кузен отстранился и с восторгом посмотрел на парня. - Поверить не могу. Как же ты похорошел! Мальчишкой совсем несуразным был. А теперь посмотри на себя, настоящий сердцеед!

- Ты и сам не промах, Билли! - совершенно искренне вернул комплимент Эдвин, отмечая, что, несмотря на округлости и некоторую тучность в фигуре, светлые кудрявые волосы и добрые голубые глаза его кузена наверняка сразили не одно женское сердце. - Уверен, у местных девушек ты пользуешься популярностью.

- Скорее это наследство старого Гаррисона придает мне некоторый вес в их глазах, - посетовал кузен. - Когда он уже сконает, этот проклятый старик? Ты знаешь, сколько ему лет? В прошлом году сравнялось сто один. Так долго не живут, если только не вампиры. А этот... всех нас переживет.

- Но это же хорошо, что в нашем роду есть такой долгожитель.

Эдвин, который находил позитив во всем, что его окружало, взял кузена под руку, и они направились к одной из узких улочек, по которой рядом могло идти не более трех человек.

- И все же, какой же здесь чистый воздух! - восхитился Эдвин.

- Надоест еще, - посетовал Уильям. - Через месяц уже домой запросишься, но старый хрыч не отпустит. Так что сидеть тебе здесь полгода, дорогой мой, вдали от светского общества и здравомыслящих талантливых людей. Но, впрочем, что это я тоску на тебя преждевременно нагоняю. Расскажи лучше о себе. Как доехал? Как тетушка поживает?

Эдвин улыбнулся и выложил кузену все как на духу. И о своей матери, которая находилась в добром здравии, и о более чем приятной дороге в компании очаровательных молодых леди.

Так, за оживленной беседой, Эдвин и Билл дошли до узкого двухэтажного дома, который тесно прилегал к другим таким же домам, и поднялись на крыльцо к двери, на которой красовалась табличка с номером «16».

- А вот и твой новый дом, Нэдди. Свои вещи я уже собрал. Слуги как следует тут прибрались. Так что тебе остается только обустроить всё по своему вкусу.

Билл открыл дверь своим ключом, после чего отдал его кузену и пригласил в дом.

Переступив порог, Эдвин оказался в маленькой прихожей, из которой вглубь дома уходил длинный коридор, ведущий на кухню и в столовую, и лестница на второй этаж, где располагались гостиная и спальня.

- Странно, я думал, что буду жить в особняке, - удивился Эдвин, на что Уильям невесело рассмеялся.

- Я тоже так думал. Но старик ополоумел лет семь назад. И теперь никого в свой дом не пускает. Только иногда дает званые вечера, такие унылые, что хоть вешайся.

- Что ж, каждый имеет право на причуды в старости, - попытался оправдать деда Эдвин и поднялся вместе с Биллом в жилые комнаты, обставленные простенько, но с уютом.

Из окна спальни, занавешенного светлой шторой, открывался красивый вид на башню с часами.

Эдвин окинул взглядом старое сооружение и посмотрел на циферблат, стрелки на котором показывали совсем не то время, которое должно было быть по наблюдениям парня.

Эдвин запустил руку во внутренний карман своего сюртука и извлек оттуда маленькие золотые часы. Откинув крышку, он сверил время, и понял, что часы на башне отстают на три часа и восемь минут.

- Странное дело, Билл, - обратился он к своему кузену, - те часы, кажется, вышли из строя.

- Ты прав, - молодой мужчина так же подошел к окну и посмотрел на башню. - Это темная история, Нэдди. Братья тебе не рассказывали?

Эдвин пожал плечами. Лерой и Кларк, его родные старшие братья, не особо охотно говорили о времени, проведенном в Сэндглассвиле. Да и вряд ли их волновали какие-то там часы. Скорее уж местный паб и юные красотки.

- Я слышал, что и эта башня, и человек, живущий в ней, прокляты цыганкой, - мрачно отозвался Билл спустя короткую паузу, во время которой оба молча смотрели на старое и невероятно красивое здание.

- Да что ты? - Эдвин округлил глаза и посмотрел на кузена, сдерживая улыбку.

- Сам я не видел, но в городе ходят слухи, что однажды ночью в Сэндглассвиль пожаловал табор. Цыган приняли достойно. Дали им еды и хорошего вина в дорогу, позволили переночевать на площади, где кочевники устроили праздник для жителей города. А, когда цыгане уходили, навстречу им вышел часовщик. Он обидел внучку одной цыганки, сломав ее игрушку. Мерзкий бесчестный человек! Гнусный и беспринципный! Когда девочка расплакалась, цыганка подошла к обидчику и ткнула в него пальцем. Она сказала, что город будет проклят из-за него. Что часы на башне отныне никогда не будут показывать правильное время, пока он не покинет пределы Сэндглассвиля. Так и случилось, Нэдди, богом клянусь. - Билл прижал к сердцу пухлую ладонь. - В ту же ночь перед самым рассветом часы начали неистово звонить. Жители высыпали на улицу и увидели, как в окне башни пляшут страшные тени. Потом что-то с грохотом упало внутри, и все стихло. Часы остановились и больше не сдвинулись ни на секунду. А часовщик, который вышел из башни спустя несколько минут, выглядел не таким как прежде. Проклятие цыганки сбылось.

- И это всё? - удивился Эдвин. - Быть может, часы просто вышли из строя?

- Сами по себе? - Билл покачал головой. - Нет, Нэдди. Это темная история, и в нее лучше не совать свой нос. Держись от башни и от часовщика подальше, мой тебе совет. А теперь давай поговорим о чем-то более существенном.

Эдвин кивнул, не желая спорить с простодушным мнительным кузеном.

Весь следующий час Уильям объяснял Эдвину, в чем заключаются его обязанности перед дедом. Оказывается, все было не так уж и страшно. Старик никого к себе не пускал, даже внуков. И вызывал их исключительно тогда, когда ему было что-то необходимо. Случалось это так редко, что сам Билл, к примеру, видел старого Гаррисона от силы раз пять за все полгода.

- Так что сильно эта повинность тебя не обременит, - подытожил Уильям. - А там, даст Бог, старик отдаст концы, и все мы обретем наследство и покой, который заслужили.

Эдвин улыбнулся, но про себя подумал, что раз присматривать за стариком не так уж накладно, почему все братья без конца жалуются на то, что им приходится этим заниматься? Каждый из них отбывает повинность примерно раз в пять лет. А теперь, когда к ним присоединился и Эдвин, этот срок увеличится еще на полгода. Раз в пять лет они живут в провинции на полном обеспечении деда, могут делать что хотят, ничем не ограничены и не стеснены. Чего им еще не хватает?

- Думаю, я справлюсь, - проговорил Эдвин, заглянув в свой саквояж, в котором припас бутылочку вина для кузена.

После чего презентовал ему этот нехитрый подарок.

Они еще поговорили немного, но, когда по городу разнесся колокольный звон, который доносился со стороны ратуши, Билл спохватился.

- Идем, Нэдди. Староста созывает жителей на собрание. Ты должен там присутствовать. Это тоже входит в твои обязанности. Старик обычно посылает на собрания слугу, но может вызвать тебя к себе, чтобы ты лично рассказал ему обо всем, что услышал.

Эдвин кивнул и, стряхнув с сюртука несуществующую пыль, пошел вместе с кузеном на собрание горожан.

Ратуша находилась недалеко от башни с часами, рядом с пожарным участком и банком. За этими стратегически важными зданиями был разбит красивый сад, аллеи и тропинки которого уходили вверх к холму, прямо к парадным воротам особняка Гаррисона. Слева от пожарной части виднелся искусственный водоем, рядом с которым разместилась водонапорная башня. Его берега были щедро засажены ивами, а из воды пробивались острые листья осоки.

На небольшой площади перед ратушей столпились люди. Некоторых из них Эдвин видел на перроне, другие лица ему были незнакомы.

Билл проводил кузена вперед и представил нескольким горожанам как своего заместителя и горячо любимого брата. Девушки, заметив новое лицо, - да какое лицо! - тут же начали выглядывать из-за спин своих родителей, но, пока не осмеливаясь открыто разглядывать молодого человека.

Эдвин был со всеми очень любезен. И, хоть юные девицы интересовали его несказанно, он не подал вида, чем заслужил одобрение старших и был признан благовоспитанным юношей. Вследствие чего его особой тут же заинтересовались матери незамужних дочерей. Парень еще не успел переступить порог ратуши, а его уже пригласили на четыре обеда.

Он, раскланявшись со всеми, пообещал навестить их, если ему скажут дату и время, когда он никого не стеснит.

Билл, входя в здание ратуши следом за кузеном, завистливо улыбался.

- За тобой будет охотиться каждая незамужняя девица графства, - сказал он шепотом, показывая Эдвину на два свободных места у прохода, которые принадлежали старику Гаррисону.

- Охотно воспользуюсь их вниманием, - улыбнулся парень, присаживаясь на деревянную скамью. - Хоть какое-то развлечение.

Он окинул взглядом просторное помещение, которое постепенно заполнялось людьми. Кажется, на собрание пришли все без исключения, даже немощные старики и слюнявые младенцы.

Но в глаза Эдвину бросилось всего несколько интересных личностей. Молодая красивая женщина, сидящая по правую сторону от трибуны старосты, одетая в строгое платье с закрытым горлом, рыжие волосы которой были уложены в высокую сложную прическу. Мужчина лет тридцати с белокурыми волосами и светлыми глазами, сидящий на скамье перед трибуной. Курносая светловолосая девчушка, которая зачем-то забралась на антресоли и залегла там, наблюдая за всем честным народом как приготовившаяся к атаке дикая кошка. И сам староста, невысокий престарелый мужчина с проплешиной на голове, нос которого венчали круглые очки.

Он о чем-то говорил с кудрявым блондином, и разодетой в красные шелка китаянкой, и все трое хмурились, явно собираясь спорить друг с другом.

Впрочем, прикрепленный к двери звонок оповестил старосту о том, что в ратуше собрались все до последнего горожанина, и он оставил своих собеседников, чтобы подняться на трибуну.

Прокашлявшись, староста поприветствовал всех присутствующих и начал собрание с доклада о проделанных за неделю работах по благоустройству города, выделяя при этом отдельных личностей, которые внесли особенно ценный вклад.

Потом староста пригласил на трибуну восточную красавицу, и девушка рассказала горожанам, что хотела бы в этом году порадовать их старинным праздником, который издавна отмечают в Китае в седьмой день седьмого лунного месяца. Этот день в её стране считался днем влюбленных, и таил в себе множество прекрасных традиций, которыми она была готова охотно поделиться.

Юные девушки в зале пришли в неописуемый восторг и зашептались, несдержанно хлопая в ладоши. Их родители чинно кивали, соглашаясь с предложением китаянки. Постановив начать подготовку к празднику завтрашним числом, староста перешел к новой теме обсуждения. И, к удивлению Эдвина, назвал его имя и цель визита.

Взгляды всех горожан обратились к юноше.

Эдвин, слегка смущенный таким вниманием, поднялся и вежливо поклонился, вызвав одобрительные кивки. Но, не успел он сесть обратно, как дверь в зал распахнулась, и в помещение вошел человек, который чуть не сбил Эдвина с ног на привокзальной площади.

Странно, на площади этот мужчина показался Эдвину чуть ли не стариком, но сейчас, когда он приблизился, направляясь к своему месту, и взглянул Эдвину в лицо странным, пугающим взглядом, парень заметил, что ему нет и тридцати. Но резкие, отталкивающие черты его лица, тонкие губы и какие-то совершенно бесцветные глаза могли легко ввести в заблуждение, если взглянуть в это лицо мимолетным взглядом.

- Добрый день.

Эдвин отвесил мужчине приветственный поклон, следуя правилам приличия. А тот, нахмурившись, отвернулся, и быстро прошел туда, где пустовало несколько скамеек. Усевшись прямо в центре этой пустоты, незнакомец уставился на трибуну безразличным взглядом. А сидящая от него наискосок сухопарая, долговязая женщина, наоборот, повернулась к нему и что-то сказала.

Эдвин застыл, заинтересованный этой странной сценой, и Биллу пришлось потянуть его за рукав, заставляя присесть.

- Это часовщик! - шепнул кузен на ухо парню. - Не любезничай с ним. Накличешь на себя беду.

Эдвин кивнул бездумно, а для себя решил, что непременно должен завести знакомство с этой легендарной и мистической личностью.

***

Пронзительно громкий гудок паровоза, оповещающий округу о прибытии «Голден Арроу» на станцию, застал Дэвида в целом квартале от вокзала. Мужчина тихо выругался и ускорил шаг, почти срываясь на бег. Зажав в руке трость, он свернул в узкий переулок между пекарней и трактиром и, пониже надвинув на глаза шапокляк*, поспешил миновать «опасную» тропинку, которая была самым кратчайшим путем к вокзалу.

По мере того, как Дэвид приближался к станции, людей в округе становилось всё больше.

Ну еще бы! Все спешили поглазеть на чудесную золотую стрелу, слава о которой разлетелась по стране в считанные недели. Путешествие на этом экспрессе было довольно дорогим удовольствием, которое отнюдь не каждый мог себе позволить. А вот за просмотр денег никто не брал. Поэтому зеваки и топились на станции, восторженно охая и ахая, поражаясь красоте и величию нового паровоза, блестящего на солнце своими боками.

Какой-то мальчишка, зазевавшись у фонтана, неудачно дернулся в сторону, и Дэвид, не успев увернуться, врезался в него плечом.

- Растяпа! - сквозь сжатые зубы прошипел он, но тут же вполне громко добавил: - Простите!

После чего помчался дальше.

Миновав здание вокзала и недружелюбно растолкав столпившихся на перроне зевак, мужчина коротко взглянул на установленные под навесом перрона большие часы и вновь не сдержал сорвавшегося с губ ругательства. Кто-то окликнул его, но он не обратил на этот зов никакого внимания и, юркнув в толпу, поспешил к грузовым и почтовым вагонам.

Почтовый представитель «Голден Арроу» уже передал местному почтальону все необходимые посылки и со скучающим видом рассматривал списки еще не доставленных посланий.

- Господин Пакэдж. - Дэвид приподнял шапокляк, здороваясь с тучным мужчиной в строгой форме почтальона. - Простите за опоздание. Непредвиденные дела вынудили меня задержаться.

Никаких дел у Дэвида не было, он просто забылся, потеряв счет времени, что само по себе было довольно иронично.

- Заказанная мной посылка прибыла? – спросил Дэвид.

- И Вам доброго дня, господин Сандайл. - Учтиво поклонился мужчина. – К сожалению, и в этот раз я вынужден Вас огорчить. Посылки всё ещё нет.

Господин Пакэдж горестно вздохнул, словно в этом была его личная недоработка и вина.

- Но господин Шафт просил передать на словах, что заказанный Вами турбийон** будет готов через три недели. Господин Вальц слег с анемией и потому не завершил работу вовремя.

Дэвид на эти слова только глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

«Три недели. Целых три недели! Впрочем...»

- Спасибо, - разочарованно поблагодарил он и, пожелав мужчине счастливого пути, направился к выходу.

Да только не дошел. Устало опустился на изящную кованую скамейку и, запрокинув голову, посмотрел на циферблат часов.

Минутная стрелка нервно дернулась и застыла в нерешительности, словно бы раздумывала переходить ей к следующей шкале или нет.

Дэвид нахмурился, всматриваясь в тонкую витую пластинку, подрагивающую на циферблате. В механизме явственно просматривались неполадки. Быть может, стерлись зубчики на шестеренке, или сами стрелки требовали незамедлительной смазки. Но, что бы ни послужило причиной сбоя, часы опаздывали. Не намного, всего на полминуты, но в делах механизмов достаточно и нескольких секунд, чтобы вывести из строя весь прибор.

Мужчина покачал головой и поднялся со скамьи. Теперь впереди у него было целых три недели ожидания. И, как подозревал Дэвид, эти дни для него будут тянуться бесконечно долго.

Шум вокзала утонул в гудке паровоза. «Голден Арроу» пополнил запасы воды и топлива, и теперь отправлялся в свой дальнейший путь.

Поправив шляпу и поудобнее перехватив трость, мужчина вошел в вокзал, но тут же обернулся и с тенью улыбки на лице посмотрел на пришедшие в движение поршни, толкающие колеса по рельсам.

- Счастливого пути, - тихо шепнул он, незаметно кланяясь исторгающему клубы дыма паровозу, и мерно пошел обратно в город, ритмично постукивая тростью по мостовой и сдержанно здороваясь с горожанами.

Глубоко погрузившись в свои мысли, мужчина не заметил, как свернул к городскому кладбищу, расположенному на окраине Сэндгласвиля. В густой тени высоких деревьев прятались изысканные, но простые надгробия. Их было совсем немного, потому что у большинства семей в городе были свои родовые склепы, расположенные чуть ближе к городу. Тут же, у окраины поселения, хоронили одиночек.

Аккуратные, но неприметные могилы терялись в зарослях леса и не портили общей картины города, что для жителей имело первостепенную значимость. За ними ухаживали, присматривали, но старались засадить травой повыше, да кустами погуще.

Впрочем, как полагал Дэвид, покоящимся в земле костям было все равно, что на них посадят и как глубоко их зароют. К тому же, во многом благодаря именно этой обильной растительности, ему нравилось здесь находиться. Среди шепота деревьев и пения трав не было слышно людских голосов, и это не только помогало мужчине привести мысли в порядок, но и привносило в его сердце гармонию.

Побродив немного между могил, Дэвид приблизился к неприметному холмику с чуть покосившимся и потемневшим от времени надгробием. На этой могиле не росли цветы. Здесь не было свечей и лампад. И даже выбитая на камне надпись словно спряталась от непрошеных визитеров под слоем мха.

Впрочем, опознавательные знаки Дэвиду были без надобности. Хватало и пригревшейся на траве кошки, правая передняя лапа которой была закована в сложный, но изящный механизм.

Черная шерсть блестела и лоснилась в солнечных лучах, и, когда мужчина приблизился к могиле, кошка дернула ухом и приоткрыла один глаз, внимательно вглядываясь в пришельца.

Несколько мгновений мужчина молча смотрел на надгробие, а потом глухо произнес:

- Я все исправлю. Обещаю.

И, развернувшись, так же неспешно направился обратно в сторону города.

Уже приблизившись к небольшой часовне, Дэвид услышал разливающийся над городом колокольный звон и досадливо передернул плечами. Правила приличия обязывали его присутствовать в ратуши на одном из бессмысленных сборищ, которые скучающие от безделья жители Сэндглассвиля устраивали с удручающим постоянством, и потому, невзирая на все свое нежелание, мужчина направился к ратуше.

Впрочем, торопиться он не стал. И все так же размеренно шагая, свернул на самую длинную тропинку, при этом отмечая, что у последовавшей за ним кошки неприятно поскрипывает панцирь на лапе.

- Придем домой, починю, - сказал Дэвид своей спутнице.

И та, мигнув своими пронзительно-зелеными глазами, довольно мяукнула в ответ.

***

Как это всегда и бывало, во время собраний в ратуше Сэндглассвиль почти вымирал. Половина жителей обсуждала вопросы, связанные с городом, вторая половина, по большей части состоящая из стариков и неразумных детишек, сидела по домам. Поэтому улочки городка выглядели пустынным и словно бы зачарованным, что, однако, по мнению Дэвида, придавало Сэндглассвилю большее очарование.

Поднявшись на невысокое крыльцо городской ратуши, мужчина взглянул на плотно закрытые створки двери и искривил губы в сардонической усмешке. Он редко опаздывал, но почему-то так получалось, что к его приходу двери уже всегда были закрыты, а собрание шло полным ходом. Впрочем, к такому поведению горожан Дэвид уже привык, и потому он, не особо церемонясь, толкнул дверь и вошел в прохладное помещение, в котором, к его вящему удивлению, без лишних преувеличений собрались все жители города.

В гудящем голосами зале вмиг стало тихо. А скалящийся в сторону трибуны мальчишка так и замер на месте, теперь глядя на него во все свои огромные чернющие глазюки. Красивые глазюки на красивой мордашке, обрамленной красивыми волосами.

Вот же!

Дэвид замер на миг. А эта вся такая красивость вдруг обворожительно улыбнулась и... поздоровалась, изящно кланяясь и излучая прямо-таки сногсшибательные волны очарования.

Мужчина на приветствие не ответил. Лишь мазанул коротким взглядом по красавчику и прошел к своему месту, усаживаясь поудобнее и готовясь внимать новостям, хотя и подозревал, что все новости уже обсудили, и повторяться ради него никто не будет.

- Рады, очень рады, что ты все же к нам присоединился, Дэвид, - расплылся в улыбке господин Пэттитайрент, протирая белоснежным платочком проплешину на своей голове. - Я уж было начал волноваться.

- Не стоило, - сухо отозвался Дэвид и, сняв с головы цилиндр, быстро сложил его легким ударом ладони.

- О! Я введу господина Сандайла в курс дела, - тут же оживилась трактирщица Марта и, поднявшись со своего места, пересела поближе к мужчине. - Вы много не пропустили, господин Сандайл. Я расскажу Вам всё очень быстро и очень подробно.

Дэвид вздохнул.

В его личном представлении «быстро» и «подробно» были взаимоисключающими понятиями, а, учитывая, что доброволицей вызвалась госпожа Бэйгл, рассказ мог затянуться на пару-тройку суток.

***

Как только часовщик опустился на свободное место, по залу собраний прокатился местами взволнованный, местами возмущенный шепот, но под укоризненным взглядом старосты волнение толпы начало потихоньку спадать. Эдвина это немало позабавило, и он проникся еще большим интересом к загадочной личности местной легенды.

Впрочем, собрание ещё не закончилось, и юноше пришлось поумерить свой пыл. Однако его мучениям скоро пришел конец.

Староста выступил с прощальной речью, адресованной Биллу, который уезжал из Сэндглассвиля на пять с половиной лет. Он высказался не только от своего имени, но и от имени всех горожан, уверяя Уильяма, что он был добрым соседом, приятным собеседником и просто чудесным человеком.

Билли встал и от души раскланялся, принимая похвалу со скромной улыбкой. А Эдвин в это время с интересом наблюдал за часовщиком, чье лицо превратилось в каменную маску в тот самый момент, когда с ним заговорила сухопарая соседка.

Эдвин услышал, как женщина с придыханием говорит о китайском празднике всех влюбленных. А спустя какое-то время уловил в ее речи собственное имя, и отвернулся, заметив, что часовщик намеревается повернуть голову в его сторону.

Билли сел, счастливо улыбаясь, и Эдвин приобнял его за плечи, чтобы разделить с кузеном его маленькую радость от общественного признания.

Потом, когда собрание закончилось, они встали и поспешили к сцене, знакомиться со старостой и его свитой.

- Господин Пэттитайрент! - Уильям вежливо кашлянул, привлекая внимание старосты, и подвел к нему кузена. - Позвольте представить Вам Эдвина Когвилла, сына моей горячо обожаемой тётушки. Он впервые приехал в Сэндглассвиль, чтобы присматривать за стариком Гаррисоном, но он находится под самым лучшим впечатлением.

- Это так, - не стал спорить Эдвин, раскланиваясь с мужчиной. – В прошлом Сэндглассвиль полюбился мне с первого взгляда. И, доложен признаться, что я до сих пор питаю светлые и нежные чувства к этому городу. Всё здесь так и дышит чистотой и здоровьем. И люди здесь очень приветливые. Я рад, что повинность присматривать за дедом снова привела меня сюда.

- И я рад, - староста улыбнулся и подозвал к себе белокурого мужчину, который ранее привлек внимание Эдвина. - Это Артур Тойэди. Он астроном. Окончил Королевскую Научную Академию. Сейчас он работает со мной. Помогает мне с научным трудом. Ведет самые сложные расчеты.

- Это, наверняка, очень сложная работа, - с восхищением проговорил Эдвин, а про себя отметил, что у этого Артура препротивный скользкий взгляд, и лицо настолько простодушное и отталкивающее, что поверить в его выдающиеся умственные способности никак не получалось.

Впрочем, Эдвин не привык судить о людях по внешности, и потому оставил свое мнение при себе.

- Это несложно, если любишь то, чем занимаешься, - ответил Артур несколько высокомерно. - А где учились Вы, господин Когвилл?

- О, я окончил пансионат для мальчиков, где меня научили манерам, счету, письму и чтению. Этого достаточно, чтобы считаться образованным.

- Для кого достаточно? - поинтересовался астроном, презрительно поджимая губы.

- Для юных леди, которые могут составить мне хорошую партию, - ответил Эдвин. - Я богатый жених, чего греха таить. Ум мне ни к чему.

- Вы слишком смело высказываетесь, как для Вашего возраста. - К компании мужчин присоединилась женщина, которая ранее сидела возле трибуны.

Эдвин отметил ее необычную, мягкую красоту, утонченный вкус в одежде, и нежный запах сирени, которым она благоухала.

- Мое имя Джейн Хьюбрис, - представилась она, протягивая парню руку в перчатке.

И тот немедля припал к ней губами.

- Думаете, я слишком много на себя беру? – спросил Эдвин и обворожительно улыбнулся, зная, как эта улыбка действует на женщин.

Но мисс Хьюбрис не купилась, одарив парня укоризненным, печальным взглядом.

- Вы еще так юны и не осознаете, что ум для мужчины так же важен, как и изысканность для женщины. И красота, и состояние - вещи суть недолговечные. Глупый человек, лишившись этих привилегий, потеряет все. Умный - обретет лишь опыт, а с ним и новые возможности.

- Джейн у нас философ и писательница, - проговорил Билл, вступая в разговор.

И Эдвин снова ослепительно улыбнулся.

- Умная женщина - залог успеха любого мужчины, - сказал он. - Умная и изысканная женщина - пример для подражания. Умная, изысканная и при том красивая женщина - залог безграничного счастья для того, кто имел честь быть представленным ей.

Эдвин поклонился, понимая, что уже готов увлечься этой таинственной рыжеволосой особой, с мило вздернутым носом и полными чувственными губами. Но Билл срезал его, заявив:

- Джейн ярая противница брака. Она посвятила себя творчеству.

- Да, я замужем за литературой, - ответила писательница, скромно улыбнувшись.

- Надеюсь, литература не слишком ревнивый супруг, и позволит мне иногда сопровождать Вас, скажем, на прогулке? - спросил Эдвин, привыкший добиваться желаемого любой ценой. - Я не против даже послушать одно из Ваших произведений. Окажите мне честь, порадуйте меня выдержкой из Вашей работы.

Джейн зарделась и выхватила веер, пряча за ним свое пунцовое лицо. И тут же заговорила о чем-то пространном, вплетая в свою речь витиеватые описания черт характера персонажа из своей лучшей книги.

***

Как Дэвид и предполагал, пересказ Марты оказался долгим, нудным и утомительным. Нет, молодая женщина не была занудной, но она как истинный джентльмен держала свое слово, и, если уж сказала «подробно», то рассказ грозил быть «подробным» до тошноты. И уже на седьмом десятке фраз, когда Марта начала описывать костюмы, прически, аксессуары, взгляды и жесты всех присутствующих в зале, тошнота не заставила себя ждать.

Примерно на восьмой минуте рассказа терпение Дэвида иссякло, и мужчина попросту отключился от происходящего. Он мысленно нажал на переключатель в своей голове, и все голоса мигом исчезли.

Марта продолжала двигать губами и активно жестикулировать, но звук её голоса не мог пробиться через выстроенную Дэвидом заслону. Остальные горожане, присутствующие в зале собраний, так же вели активную деятельность. Они кивали, улыбались, без конца шевелили губами и словно заведенные кланялись темноволосому юноше с бледной, фарфоровой кожей.

Дэвид искоса наблюдал за новым человеком в уже приевшейся ему компании и с раздражением отмечал, что тот чертовски привлекателен. И это злило мужчину так сильно, что сердце в груди полыхало от ярости. Но злость Дэвида была направлена не на новичка, а на самого себя.

С малых лет он питал сильную слабость к красивым людям, и этот недостаток в его натуре неоднократно приводил Дэвида к болезненным разочарованиям.

Приехавший прозябать в провинциальном болоте отпрыск одной из дочерей старика Гаррисона был не просто красив, а, по мнению Дэвида, излишне прекрасен, и этот факт ужасно раздражал мужчину, поскольку внешность молодого человека отвлекала Дэвида от мыслей более достойных его внимания, чем очередная красивая кукла на его жизненном пути.

Неожиданно Дэвид почувствовал тепло чужой ладони на своих пальцах, и это заставило его резко отдернуть руку, словно чужое прикосновение обожгло его.

Щелкнул рычаг переключателя, и мир снова зашумел звуками.

- ... булочки? - сквозь гомон голосов услышал он голос Марты.

- Что с ними? - нахмурившись, спросил мужчина, наконец-то удостоив свою собеседницу взглядом.

- Вам понравились булочки? - заискивающе улыбаясь, спросила трактирщица, заливаясь румянцем.

- Они были великолепны, - солгал Дэвид, вымученно улыбнувшись.

Госпожа Бэйгл часто приносила ему выпечку и другую снедь. Что-то он ел сам, что-то съедала кошка. Булочки мурлыке приглянулись, а, значит, были неплохи. Впрочем, говорить Марте о том, что кошка съела все ее старания, он не стал, не желая расстраивать женщину.

- Ой! - трактирщица всплеснула руками и зарделась еще сильнее. - Я так рада. Я Вам еще напеку.

- Буду премного благодарен. - Бесцветно кивнул Дэвид и извинился. - Прошу прощения, но мне пора.

Он поднялся со скамьи, расправил свой шапокляк и, галантно поклонившись леди, направился в сторону двери.

Но, стоило ему выйти в проход между лавками, как его окликнул староста:

- Дэвид! Ну куда же ты уходишь? Прошу, задержись на пару минут. Нам очень нужен твой совет.

Пальцы часовщика сжались на полях цилиндра, и он порадовался тому, что не снял перчатки, иначе от прозорливой Марты не укрылось бы то, что его пальцы побелели от напряжения.

И вновь проклятущие правила приличия обязали Дэвида изменить свои планы и задержаться.

Вместо того чтобы отправиться домой и выполнить данное своей кошке обещание, ему пришлось отвернуться от выхода и подойти к профессору, который как обычно стоял в компании своих приближенных.

- Я Вас слушаю, профессор, - холодно проговорил Дэвид, приблизившись к группе местных заводил и смерив их тяжелым взглядом.

- Как хорошо, что мне удалось тебя поймать, Дэвид. - Улыбнулся староста. - Ты вечно ускользаешь в самый неподходящий момент. Послушай, госпожа Дуяо предложила замечательную идею, на воплощение которой у нас есть всего лишь два месяца. Ты у нас великолепный изобретатель. Быть может, вы с Артуром возьметесь за какой-нибудь совместный проект, который поможет сделать праздник более оживленным?

- Я с радостью возьмусь за это, - расплылся в улыбке астроном. - Дэвид, тряхнем стариной. Устроим настоящую феерию для наших юных горожанок, чьи сердца полны любви и жаждут развлечений.

- Можно зажечь небесные фонари, - предложила китаянка, которая внимательно слушала, о чем говорят мужчины. - У меня на родине их очень любят.

- Небесные фонари грозят городским пожаром, - смерив восточную красавицу холодным взглядом, проговорил Дэвид. - К тому же, в таком деле как поднести спичку к фитилю, справится даже Артур. Но, если Вы сомневаетесь в нем, профессор, я всегда могу одолжить ему пару научных трудов, касающихся этого нелегкого дела. В целом же, - он вновь нахмурился, так как темноволосый юноша оказался совсем близко к нему, - меня больше интересует, где вы собрались взять столько пудры? И разумно ли следовать всем обрядам в сезон дождей? Дымоходы и черепица могут сильно пострадать, если материалы будут плохого качества, а запасов риса в городском амбаре вряд ли хватит на задуманный вами масштаб празднования. Ну, разве что, сороки смилостивятся и будут столь любезны, что совершат несколько перелетов к рисовым полям и принесут пару-тройку мешков, перед тем как строить мост.***

- Дэвид, дорогой, к чему этот сарказм? - послышался истомный голосок Джейн, которая сопровождала Эдвина, держа его под руку. - Наш новый сосед подумает, что ты серьезно, и разочаруется в тебе. Имей в виду, что он прервал чтение моего сонета просьбой о том, чтобы я представила вас друг другу.

- О, сарказм ничуть меня не страшит, - поспешил вклиниться Эдвин, пока ему не приписали еще несколько зловредных качеств, коими он не обладал. - Тем более что я услышал нечто иное. Кажется, в образованном обществе это называется здравомыслие.

- Ваше образование оставляет желать лучшего, - напомнил Артур, глядя на юношу свысока своего академического опыта.

Эдвин благоразумно проигнорировал этот выпад в свою сторону и посмотрел на часовщика, взгляд которого буквально пронизывал его насквозь.

- Господин Сандайл, рад нашему знакомству, - проговорил парень. - Надеюсь, мы с Вами станем добрыми друзьями. Я слышал, Вы увлекаетесь механизмами. Должно быть это очень интересно, наполнять жизнью бездушные предметы.

Дэвид прищурился.

В глазах мальчишки полыхал огонь, а в речах сквозила насмешка. Не всем ее услышать, но Дэвид на свой слух не жаловался.

- Не так увлекательно, как портить городские крыши свинцовыми белилами и подвергать город опасности пожара. Не говоря уже о нашествии сорок, которые вмиг изничтожат весь урожай и пороются не в одной шкатулке с драгоценностями наших прекрасных дам, - довольно грубо отозвался он и повернулся к фыркнувшему Артуру. - Я отправлю тебе труды о горении с голубиной почтой. Голубь ученый, если что-то будет непонятно, растолкует. А теперь, прошу меня простить, меня ждут неотложные дела.

Дэвид коротко поклонился всем присутствующим и, стремительно развернувшись, направился к выходу.

- Грубиян, - тихо отозвалась Джейн, продолжая цепко держаться за локоть Эдвина. - Марта, и как ты его терпишь? Несносный человек.

- Наверное, дело в проклятии, - рассмеялась трактирщица грубоватым, мужицким смехом, пряча за ним свои истинные чувства.

- Простите, Джейн, я вынужден Вас оставить, - сказал Эдвин отстраненно, и поспешил за часовщиком, которого догнал у самой двери.

- Простите, господин Сандайл! - окликнул он угрюмого мужчину, который вызывал в нем самый живой интерес. - Могу я обратиться к Вам с просьбой?

Дэвид недовольно поджал губы, но, нацепив на лицо маску равнодушия, повернулся к юноше. И, окинув его хмурым взглядом, проговорил, коротко кивнув:

- К Вашим услугам. Если Ваш вопрос касается предстоящего празднества, то единственный способ не упасть в грязь лицом, это в совершенстве постичь науку держания в руках спичек. Конечно, процесс этот трудоёмок и утомителен, но, при должном старании и усердии, с ним справится не только академик.

Мальчишка нахмурился на миг, а потом перевел растерянный взгляд на дверь, и Дэвид хмыкнул.

- О! Примите мои искренние извинения, я не сразу понял, в чём заключается Ваша просьба, - со злой усмешкой сказал часовщик. – К величайшему сожалению записей на эту тему у меня нет, но я продемонстрирую. Итак, чтобы открыть дверь, первостепенно важно взяться за ручку. Хват должен быть уверенным и крепким. Примерно вот таким.

Дэвид обхватил ладонью дверную ручку и несколько раз сжал ее, демонстрируя юноше принцип действия.

- Затем Вам необходимо приложить немного силы и потянуть ручку на себя.

Он в точности повторил свои слова действием и продемонстрировал появившийся между створками проем.

- Запомните, сильно дергать не следует. Если дверь не заперта, она легко поддастся на приложенное Вами усилие. Остальное сделает инерция. Как видите, ничего сложного в данной задаче нет. Но, если у Вас возникнут трудности, то пара-тройка десятков тренировок исправят положение. Для закрепления информации я повторюсь.

Дэвид вернул дверь в изначальное положение и вновь взялся за ручку, при этом медленно повторяя и сопровождая свои слова действиями:

- Положите ладонь на ручку. Сожмите ручку пальцами. Потяните на себя.

Дверь снова открылась, и мужчина шагнул за порог.

- Надеюсь, у Вас получится повторить, - бросил он с насмешкой и вышел, закрыв за собой дверь.

Эдвин опешил от подобной грубости и не сразу понял, что просто стоит и смотрит на ручку, пытаясь осмыслить всё произошедшее.

А, когда до него дошла вся абсурдность сказанных часовщиком слов, он рассмеялся, всполошив толпящихся рядом горожан, которые до этого оживленно спорили о том, какая железнодорожная компания получит в этом году государственное финансирование.

- Простите, - поспешил сгладить неприятность парень и, больше не говоря ни слова, вышел на улицу.

Оказавшись на маленькой площади, Эдвин оглянулся по сторонам, и увидел, как часовщик стремительно шагает в сторону башни, держа на руках черного кота.

Этот загадочный мужчина все сильнее будоражил его разум, пробуждая нешуточное любопытство. Но Эдвин решил не торопить события и не нарываться на новую грубость, а позволить всему идти своим чередом.

Глядишь, в будущем всё самом собой разрешится и сложится так как должно.

Примечания:

* Шапокляк (от фр. chapeau [шапо] — шляпа и claque [кляк] — шлепок, удар ладонью) — мужской головной убор, разновидность цилиндра, отличающийся тем, что его можно было компактно складывать.

** Турбийон (фр. tourbillon — вихрь) — устройство для частичной компенсации притяжения Земли. Турбийон состоит из баланса, анкерной вилки и анкерного колеса, расположенных на специальной вращающейся площадке (наиболее часто встречающаяся скорость вращения: 1 оборот в минуту). Это один из самых сложных и дорогих дополнительных механизмов. Максимальная точность хода недорогих механических часов достигает ±5 секунд в сутки; высококачественных: до ±1 с в сутки, недорогих кварцевых часов (это более современный механизм, для сравнения): ±0.5 с в сутки. Точность хода часов с турбийоном составляет: ±1..±2 с в сутки. Фактически турбийон поворачивает весь часовой механизм вокруг своей оси в течение одной минуты, что в связи с влиянием притяжения Земли заставляет часы полминуты спешить, а следующие полминуты отставать; это нивелирует влияние притяжения Земли на точность хода.

*** Цисицзе (qīxījié, 七夕节), или Китайский День Святого Валентина, относится к традиционным китайским праздникам, который отмечается строго по лунному календарю и ежегодно приходится на 7 число 7 месяца. Во время Цисицзе дворы украшаются гирляндами, и девушки делают Пастуху и Ткачихе подношения из фруктов, цветов, чая и пудры. После этого пудру делят на две части: одну часть бросают на крыши домов, а оставшаяся пудра делится поровну между девушками. Считается, что после этого Ткачиха дарит им свою красоту. Пудру в Китае делали из риса, а в высших сословиях использовали пудру из церуссита, минерала, состоящего из карбоната свинца и являющегося рудой свинца. Церуссит очень токсичен для человеческого организма.