Вода в котелке тем временем закипела, из необъятного чрева рюкзака была извлечена целая груда конфет, печений и засахаренных фруктов. Я только подумал, что это отличная идея: напиться чаю на дорожку, но тут Король схватил котелок и вылил свежеприготовленный чай себе под ноги. Потом он принялся разбрасывать сласти. Печенья улетали в прибрежные заросли, конфеты тонули в песке, цукаты покрыли побережье причудливым пестрым узором. Я глядел на это зрелище, разинув рот. Не то чтобы я – такой уж хозяйственный и бережливый, но поведение Короля показалось мне, мягко говоря, странным.
– Мы должны угостить землю, – вполголоса объяснил мне Магистр Моти. – Отдать ей лакомства, которые припасли для себя. Древний ритуал, просто дань вежливости, ничего из ряда вон выходящего. Считается, что теперь остров Муримах будет считать нас скорее друзьями, чем непрошеными гостями. А как оно будет на деле – поглядим.
Я кивнул. О подобных языческих ритуалах я когда-то в книжках читал, и вдруг – на тебе, такая полевая практика, мечта антрополога! Хорошо бы не выяснилось, что по пути надо принести еще пару-тройку жертв – кровавых, человеческих. Дабы поход прошел совсем уж как по маслу. Потому, собственно, Король и путешествует в хорошей компании: чтобы всегда кто-нибудь был под рукой. Очень практично!
– А теперь, – улыбнулся Гуриг, – можно и нам чаю попить. А то пока до леса дойдем…
Лаюки снова поставила котелок на огонь, достала из рюкзака жалкие остатки лакомств. В итоге, нам досталось всего по две конфеты на рыло: остров Муримах оказался чертовски прожорливым сотрапезником.
Почти безвкусный, зато горячий напиток мы пили прямо из котелка, передавая его по кругу. Чаепитие проходило почти в полном молчании. Самое удивительное, что я сам рта не раскрыл. А ведь прежде, можно сказать, мастером боевых коммуникаций был, отверзал болтливую свою пасть, не дожидаясь специального приглашения, и закрывал ее только по многочисленным просьбам страдающей публики. Но тут почему-то притих и молчал, как пришибленный. Плакала моя репутация компанейского парня.
– Не жалеете еще, что связались с нами, сэр Макс? – лукаво спросил Гуриг, пряча опустошенный котелок в рюкзак. – С нами скучновато, да?
Я пожал плечами.
– Теоретически я и есть ответственный за развлечения в этом походе, да? Ничего, по дороге буду сочинять сказки, чтобы рассказывать вам на ночь. Надо же хоть какую-то пользу приносить…
– Будем надеяться, что ваши сказки будут нашим единственным развлечением, – серьезно сказал Гуриг. – Я предпочитаю скучные путешествия – чтобы никаких приключений. Так спокойнее. По счастью, Муримах – не какая-нибудь Красная Пустыня, где за каждым барханом по зачарованному городу.
– Ну, положим, у этого острова полным-полно своих причуд, – словно бы нехотя заметил Магистр Моти.
– Будем надеяться, сэр Макс узнает об этих причудах только с наших слов, – вздохнул Король.
Но жизнь в очередной раз решила доказать мне, что надежда – глупое чувство. Даже когда она Королевская Надежда.
Проваландавшись, сколько было возможно, и еще чуть-чуть, мы наконец навьючили на себя рюкзаки (спутники мои не могли нарадоваться: дескать, так легко и удобно в походе им еще никогда не было), снялись с места и пошли вдоль берега, по узкой полосе влажного песка. Обувь почти сразу промокла, но это было наименьшее из зол: идти по сухому песку, с каждым шагом увязая чуть ли не по уши, та еще каторга.
Огромная леди Лаюки, добровольно взвалившая на себя самую тяжкую ношу, замыкала шествие. Я смутно предполагал, что уж она-то небось проваливается в сырой песок по колено, содрогался от неподдельного сочувствия и нездорового любопытства, которое подстрекает людей пялиться на чужие увечья и прочие неприятности. Наконец как бы случайно, украдкой оглянулся: как там она? И ошалел: мои собственные следы на мокром песке были куда глубже. Можно было подумать, что Лаюки Кепта вообще ничего не весит, и только рюкзак тянет ее к земле, а не будь его, ветер унес бы грозную нашу защитницу. Тут уж я отбросил в сторону всякую деликатность и спросил:
– Неужели не колдуете? Или вам все-таки можно? Или как?..
Она сразу поняла причину моего изумления и засветилась от удовольствия.
– Никакой магии, сэр Макс. Просто дисциплина тела. Крупным воинам с ранних лет приходится учиться легкому шагу. Мне эта наука давалась труднее прочих. Было время, тренировки отнимали у меня по шесть часов в день, я то и дело сбегала домой, к маме и сестричкам, но отец всегда возвращал меня обратно, как бы я ни выла. И, как видите, из этой муки вышел толк.
– То есть просить вас: «научите», – бесполезно?
– Разве что вы захотите остаться рядом со мной на всю жизнь, – пожала плечами Лаюки. – Через пару дюжин лет вы, думаю, стали бы делать первые успехи. Но вряд ли это именно то, что вам действительно позарез требуется, – без тени улыбки добавила она, словно бы желая предостеречь меня от необдуманного шага.
Я только головой качал и шел вперед, как умел, увязая в сыром песке, усугубляя неумолимый закон земного тяготения собственной неуклюжестью. Когда часа три спустя мне показалось, что наш поход постепенно превращается в изощренную пытку, мы наконец свернули на узкую тропинку, устланную сухими водорослями, и стали понемногу удаляться от моря в сторону темной полосы на горизонте. До леса, по моим прикидкам, надо было топать еще часа два, но почва под ногами быстро стала твердой, а этого было достаточно, чтобы превратить ходьбу в удовольствие. Даже рюкзак больше не казался мне серьезной обузой, я наконец-то перевел дыхание и стал понемногу осматриваться. Песчаные дюны остались позади, теперь мы шли по равнине, поросшей оранжевым мхом и высокой сизо-зеленой травой. Обещанных Джуффином радуг в окрестностях не наблюдалось, зато повсюду мелькали алые цветы, немного похожие на гигантские мохнатые маки, крошечные желтые колокольчики, лиловые зонтики незнакомых душистых соцветий, мясистые изумрудно-зеленые звезды на огненных стеблях и розовые облака растительного пуха, здорово смахивающие на ярмарочную сладкую вату; камешки под ногами сверкали так, словно мы ступали по россыпям драгоценностей – впрочем, кто знает, вполне возможно, так оно и было. Низкое бледно-бирюзовое небо оставалось безоблачным, но солнце не жгло, а грело; слабый ветерок с моря примешивал запахи соли и йода к сладким медовым ароматам трав. Выходило, пожалуй, даже похлеще, чем давешние благовония из Королевских запасов, которые, как ни крути, всего лишь стремились как можно больше походить на реальность, а она – да вот же, рядом, вокруг, везде, лишь бы хватило сил наслаждаться. У меня, надо сказать, не очень-то получалось. Меня не оставляло ощущение, что я слишком мал, чтобы вместить в себя эту красоту: того гляди, лопну, взорвусь, рассыплюсь на миллиард восхищенных кусочков, благодарной пылью осяду на благоуханную листву и только тогда, возможно, обрету покой, которым дышит безмятежная эта равнина.
Спутники мои, кажется, тоже наслаждались прогулкой, но в экзальтацию подобно мне не впадали: все же они не впервые оказались на Муримахе. Магистр Моти на ходу набивал трубку, Гуриг тихонько насвистывал под нос какую-то простую, но совершенно незнакомую мне мелодию, Лаюки по-прежнему замыкала шествие, двигаясь столь бесшумно, что я не раз оборачивался, проверяя: не отстала ли?
Ага, как же. Отстанет такая.
Незадолго до заката, когда тени наши вытянулись и заплясали на длинных, тонких ногах, а птицы стали с криком носиться над самой землей, мы наконец вошли в лес и почти сразу остановились на поляне. Удачный выбор стоянки: трава здесь была короткой, но густой, как хороший кеттарийский ковер, а древесные кроны сомкнулись так плотно, что вполне могли бы укрыть нас от дождя, который, впрочем, вряд ли намеревался испортить нам первую же ночевку на свежем воздухе. Но я удивился: сумерки еще не начали сгущаться, можно было бы идти, да идти. Гуриг заметил мое недоумение, покачал головой и мягко пояснил:
– Я все равно пока не знаю, куда именно нам нужно. Всякий раз приходится заново определять направление. Может быть ночью пойму…
От такой постановки вопроса я, мягко говоря, ошалел, но виду не подал. Хорошенькое дело, я-то, наивный, думал, хотя бы Гуриг знает, куда мы идем. Зачем – ладно, допустим, не моего ума дело. Но «всякий раз заново определять направление» – такая концепция не желала укладываться в бедной моей голове.
Перекурив, я понял, что спутники не нуждаются в моей помощи. Король и Магистр занимались своими трубками, а леди Лаюки сама преотлично справилась с примусом и, кажется, намеревалась приготовить очередную порцию невнятного чая. Ничего себе диета!
– Пойду поброжу немножко? – нерешительно спросил я. И, почему-то смутившись, добавил: – Не был в лесу с тех пор, как мы на Магахонских лис охотились, но погоня – это не совсем прогулка…
Король и Магистр лениво покивали, а сами тем временем растянулись на траве. Видимо, дорога утомила их куда больше, чем меня.
– Только далеко не уходите, – строго сказала Лаюки.
Думаю, уж она-то сразу разглядела во мне безнадежного горожанина, который, выпусти его на волю, тут же свернет с тропинки, заблудится в ближайших трех соснах, залезет в болото, нажрется там каких-нибудь волчьих ягод и пропадет пропадом в полусотне метров от человеческого жилья. Но я имел нахальство полагать, будто все – ну да, плохо, но не настолько же!
– Далеко не уйду, – пообещал я. – Как только начнете что-нибудь жевать, тут же примчусь на запах. Как зверушка лесная.
Они только головами покачали, а я воспользовался моментом и сбежал, оставив в заложниках свой рюкзак. Во-первых, я действительно давно мечтал погулять по лесу, да все выбраться не мог, а во-вторых, очень хотелось немного побыть одному. Мне это жизненно необходимо: хотя бы пару часов в день проводить в полном одиночестве. Когда на меня никто не смотрит, можно опустить вечно вздернутый подбородок, расслабить плечи и мышцы лица, погрузиться в молчание, перестать наконец бесконечно придумывать удачные ответы на вопросы, которые, скорее всего, так никогда и не будут мне заданы, но теоретически – вполне могут прозвучать, пока рядом есть люди, все равно кто.
Поэтому первые несколько минут я просто брел вперед, почти напролом, блаженно улыбался, щурился, обращая лицо к лоскутам неба, запутавшимся в ветвях. Заблудиться не боялся: что-что, а чувство направления у меня о-го-го, спасибо матушке-природе за безвозмездные дары ее!
И кстати о дарах природы. Покинув своих спутников, я почти сразу понял, что нагулял нечеловеческий аппетит. Но возвращаться вот так сразу было и обидно, и вполне бессмысленно: они, кажется, не очень спешили с ужином, а торопить события я по-детски стеснялся. Я вообще довольно застенчив, хотя прикладываю максимум усилий, чтобы это не слишком бросалось в глаза случайным свидетелям моего жизненного пути. Иногда мне даже удается прикинуться обаятельным нахалом – знал бы кто, каких невероятных душевных усилий стоят мне развязные манеры и небрежный тон всеобщего приятеля, этакого компанейского рубахи-парня, дружелюбного, но несколько утомительного.
Поэтому я не просто гулял, а внимательно озирался по сторонам. Первобытный инстинкт собирателя подсказывал мне, что в этом лесу непременно должны расти какие-нибудь съедобные и вкусные штуковины. Ягоды, грибы, трава какая-нибудь – не знаю, что именно, но – обязательно. Задачу мою усложняло абсолютное незнание местной ботаники, так что оставалось полагаться все на тот же инстинкт, который, надо отдать ему должное, ни разу не подвел меня в детстве, когда я подъедал всю съедобную растительность в окрестностях бабушкиной дачи – без каких-либо неприятных последствий.
Так и вышло: я почти нечаянно свернул с жалкого подобия тропы и медведем вломился в раскидистый кустарник, ветви которого были усыпаны ярко-желтыми ягодами. Если бы не цвет, я бы поклялся, что это очень крупная ежевика, или малина; впрочем, колючек на ветвях тоже не наблюдалось – на мое счастье. Основательно поразмыслив (секунды две, не меньше), я сорвал ягоду и отправил в рот. По вкусу эта желтая «ежевика» напоминала спелую хурму – неожиданно, но очень и очень неплохо! Слопав пару дюжин ягод, я преисполнился любви к ближним и решил, что просто обязан угостить этих самых ближних своей добычей. Внимательно осмотрелся, углядел некое подобие лопуха, сорвал несколько очень крупных, мясистых листьев, свернул из них вполне надежный кулек и принялся набивать его ягодами. Понятно, что по принципу: «две в рот, одну за щеку, и – так и быть! – четвертую в лукошко», но все-таки. Полчаса спустя куст был общипан, мой импровизированный пакет полон доверху, а я сам – не то чтобы по-настоящему сыт, но совершенно удовлетворен близким знакомством с тутошней природой.
Обратную дорогу я нашел без труда; в лагерь вернулся настоящим триумфатором. Вот он я: не потерялся, не заплутал, да еще и добычу принес. Ай молодец!
Добыча моя действительно произвела фурор, но не совсем тот, на какой я рассчитывал. Король схватился за голову, Лаюки нехорошо ухмыльнулась, отняла у меня ягоды и зашвырнула их в кусты.
– Сэр Макс, вы это ели? – строго спросил Магистр Моти.
– А как вы думаете?.. А что, отрава?
Нельзя сказать, что я испугался. Я обмер, похолодел, поставил на себе крест, нарисовал в воображении невысокий могильный холмик на опушке леса и мрачно подумал, что это вполне в моем духе: выйти невредимым из доброй сотни передряг, схваток с могущественными колдунами, ожившими мертвецами и чудищами из иных миров, чтобы мирно окочуриться на острове Муримах, обожравшись несъедобных ягод. Такой финал мне к лицу, ничего не попишешь…
А испугаться я так толком и не успел. К моему величайшему облегчению, Магистр Моти криво улыбнулся и покачал головой.
– Не то чтобы отрава. Но веселенькая ночка нам сегодня гарантирована. Вы много съели? Примерно столько, сколько принесли?
– Примерно так, – согласился я. – То есть, кажется, даже больше. Может быть, промывание желудка, или?..
– Бесполезно. Ничего не попишешь, придется потерпеть. Ну и, честно говоря, даже интересно, в кого вы превратитесь? Можно делать ставки…
– Как? – опешил я. – Превращусь?! Навсегда?
– До утра, – утешил меня он. – Впрочем, вы очень много ягод съели, так что могут быть рецидивы, но не думаю… Ладно, там поглядим. Нам бы эту ночь продержаться! Вы уж простите, сэр Макс, но придется вас связать. Потому что, знаете ли, всякое бывает.
Гуриг отнял руки от лица, и я увидел, что он смеется.
– Лисица, – сказал он. – Ставлю дюжину корон, он превратится в лисицу!
– Скорее в дикую собаку, – возразил ему Магистр Моти. – Считайте, что ставка принята. Лаюки, ты что думаешь?
– Я думаю, куда положила веревку, – сурово сказала леди Лаюки. – Уже темнеет, между прочим. Хотите потом до утра за ним по лесу гоняться?
Я пискнуть не успел, а эта троица повалила меня на землю, связала по рукам и ногам толстой веревкой, хором извиняясь за доставленные неудобства.
– Понимаете, сэр Макс, все это, собственно, делается ради вас, – объяснял Король. – Поев вурдалачьих ягод, человек может превратиться во что угодно, сообразно своей природе… Но обычно случается, что это самое «что угодно» понимает, что его дом в лесу, и удирает в чащу. А поутру, став человеком, мало кто может отыскать обратный путь. Поэтому лучше уж вы тут полежите, ладно?
«Вурдалачьи ягоды», значит. Вот как это называется.
– Надо было вас предупредить, – вздыхала леди Лаюки. – Но кто же знал, что они растут в этих местах? Прежде в этой части Муримаха никогда не было вурдалачьих ягод.
– Значит, нашлась добрая душа, посадила кустик, – хмыкнул Магистр Моти. И успокоил меня: – Вы не горюйте, сэр Макс. Вам от этого никакого вреда, только небольшие неудобства.
– Пожрать хотя бы дайте, – мрачно сказал я. – Баловство, а не еда эти ваши ягоды…
Тут одно хорошо: когда лежишь на лесной поляне, связанный по рукам и ногам, довольно трудно оставаться застенчивым.
Лаюки принесла кусок ветчины и скормила его мне, как птенцу, отрезая маленькие кусочки. Тьма меж тем сгущалась. Никаких изменений я в себе не ощущал. Мелькнула чудовищная мысль: ребята просто разыграли меня. Не принес бы я ягод, придумали бы что-нибудь еще: к примеру, сказали бы, что всякий человек, впервые попадая на Муримах, на одну ночь становится оборотнем. И я, вполне возможно, принял бы этот бред на веру, и точно так же лежал бы сейчас на траве, связанный по рукам и ногам. «Ладно-ладно, – думал я, – веселитесь, господа. Месть моя будет ужасна. Всех троих разыграю, и Его Величество не пощажу, вот только придумаю что-нибудь действительно остроумное, а не фигню эту вашу дешевую с превращениями невесть во что…»
Утомленный помыслами о мести, я сам не заметил, как задремал. Когда я открыл глаза, солнце уже поднялось над горизонтом. Никаких веревок на мне не было. На этом хорошие новости заканчивались и начинались удивительные факты.
Список удивительных фактов возглавляло то обстоятельство, что я вовсе не лежал на траве, а сидел на дереве, причем умудрился забраться на самую верхушку. Ветка подо мной была не то чтобы совсем уж тонкая, но я, честно говоря, предпочел бы более надежную опору.
– Сэр Макс, вы в порядке? – вежливо спросил кто-то снизу.
Я посмотрел на вопрошающего и судорожно вцепился руками в ветку – ломая ногти, сдирая кожу с костяшек пальцев. Земля была так безнадежно далеко, что мне, пожалуй, следовало начинать вить гнездо: спуститься все равно не получится, а жить как-то надо. Магистр Моти, нерешительно топтавшийся внизу, казался отсюда совсем махоньким человечком.
– Мы вас очень плохо связали, – покаялся он. – Но, по крайней мере, не потеряли.
– То есть, я сам сюда забрался? – изумился я. И признался: – Ни фига не помню!.. Грешные Магистры, надо же как-то слезать… Ужас какой!
– Не умеете? – сочувственно спросил Магистр Моти. – Но придется как-то. Сейчас подумаю, чем вам помочь.
Пока он думал, я в отчаянии озирался по сторонам в поисках хоть сколько-нибудь надежной опоры. Наконец нашел ветку, которая показалась мне более-менее крепкой. С величайшими предосторожностями переполз на нее, искренне сожалея об отсутствии хвоста. В гробу я видал такую эволюцию!
Но трюк мой удался. Теперь я был на целых полметра ближе к земле. Ошеломительное достижение. По такому поводу я машинально полез в карман лоохи за сигаретами и только тогда обнаружил, что лоохи на мне нет. И вообще никакой одежды. Я сидел на дереве в чем мать родила, хоть практический семинар мастеров эротической фотографии собирай – не пропадать же такой красоте несказанной.
Отдышавшись, я переполз на следующую ветку. Магистр Моти был в восторге от моих успехов.
– Вы имейте в виду, вообще это не в моих привычках – во сне голышом на деревья лазать, – на всякий случай объяснил я. – Не думал, что окажусь настолько обременительным попутчиком. Кошмар какой-то, честно говоря…
– Все в порядке, сэр Макс, – отмахнулся тот. – Как я понимаю, для огромного пятнистого кота, в которого вы превратились, лазать по деревьям – абсолютно нормальное поведение. Следует отметить, вы вели себя чрезвычайно сдержанно и благородно: ни на кого не напали, не зарычали даже. Просто стащили кусок мяса и…
Я застонал. Значит, я – «огромный пятнистый кот», да еще и стащивший Королевский провиант. И как, скажите на милость, теперь жить – после такого-то откровения?!
– Конечно, вы ничего не помните, – сочувственно вздохнул Магистр Моти. – Оборотни никогда не помнят, это нормально… Я вам потом расскажу, а пока поверьте на слово: все обошлось. Если вы теперь еще и с дерева слезете, совсем будет красота… Боитесь высоты?
– Есть такое дело, – неохотно признался я, высматривая следующую ветку. Хотелось выть от ужаса, но это удовольствие я отложил на потом. Не до того пока.
– Я тоже, – неожиданно признался он. – То есть раньше очень боялся, сейчас-то ничего. Самый кошмар был, когда я только-только стал Орденским послушником, и меня послали чистить черепицу на крыше Иафаха, под присмотром одной из кумушек леди Сотофы, как мне тогда казалось, очень вредной тетки. Да еще запретили слезать, пока работа не будет закончена. То есть я даже ночевал там, на крыше. В первую ночь глаз не сомкнул, а потом усталость взяла свое. Спал, как миленький, примотавшись канатами ко всем выступам, которые казались мне надежными.
– Ну вы герой!
Я прикинул высоту главной резиденции Ордена Семилистника и так проникся, что о собственной проблеме временно забыл. Как раз вовремя: теперь мне предстояло перебраться на ветку, которая росла примерно в двух метрах от моей нынешней позиции. Все прочие ветки в обозримом пространстве были слишком тонкими и хрупкими. Тихонько подвывая, я повис на руках и кое-как сполз вниз, обдирая брюхо о жесткую кору ствола. Обнаружив, что все еще жив и никуда не падаю, я в очередной раз вспомнил об оставленных где-то внизу сигаретах – по крайней мере, одна веская причина добраться до земли у меня была.
Четверть часа спустя я добрался до нижней ветки. Расстояние между моими ступнями и землей было метра два, говорить не о чем. Поэтому я разжал пальцы и полетел навстречу теплому лоохи, который незамедлительно набросил мне на плечи единственный свидетель моего позорного триумфа.
– Слез-таки, – вздохнул я, нашаривая в кармане свои сигареты. Хвала Магистрам (и Магистру Моти персонально), они были на месте!
– Вы молодец, – серьезно сказал Моти. – Для человека, который боится высоты, вы действовали безупречно.
– А что было делать? – вздохнул я.
– Именно так я ответил своей матушке, когда она изумлялась: каким образом мальчишка, которого на чердак собственного дома загнать было невозможно, несколько суток провел на крыше Иафаха. Узнал, что человек может бояться чего угодно, но действовать так, будто не ведает страха. С тех пор жить стало труднее и одновременно – гораздо проще… Пойдемте, сэр Макс. Нас ждут.
– Думаю, после такого приключения можно бы и на «ты» перейти, – проворчал я. – Если уж вы видели, как я голый по деревьям лазаю…
– И то верно, – хмыкнул Магистр Моти.
У него, надо сказать, была удивительная улыбка, обаятельная и обезоруживающая.
– Слушай, – озабоченно спросил я, – выходит, нам теперь придется возвращаться домой и начинать все сначала?
– Зачем? – изумился Моти.
– Ну как… Король же объяснил мне: колдовать нельзя. А я сдуру превратился в какую-то кошку…
– Но ты же не сам превратился, – он пожал плечами. – Не по своей воле. Да и захотел бы – не сумел, этому древнему искусству сейчас и научиться-то негде и не у кого… Тут ведь такое дело: мы сами не должны колдовать по дороге, но никто не запрещал чудесам случаться с нами, если им заблагорассудится. Насколько я понимаю, это как раз очень важно: чтобы Король и его спутники отдали себя на волю случая, позволили событиям происходить без их – нашего, то есть – активного вмешательства. Так мы демонстрируем свое доверие этой земле и судьбе в целом. Доверять судьбе – высокое искусство; чем больше власти и ответственности у человека, тем меньше у него шансов этим искусством овладеть: все сам, все под контролем – тебе ведь тоже знакомо это чувство, сэр Макс?.. А тут такой шанс научиться!
Я молчал, обдумывая его слова. Да, пожалуй, доверять судьбе я не умел никогда; в последние годы я выучился многим удивительным вещам, но жалкие остатки доверчивости растерял окончательно. Твердо усвоил, что ответственность за все происходящее лежит на мне и ни на ком больше. А это, оказывается, чушь собачья…
Что ж, поглядим.