Село незаметно сдвигает кусты с волчьими ягодами вбок, чтобы Сеня смог спокойно пробежать мимо.

— Чего это он шугнулся так? — обеспокоенно интересуется Аленка, смотря, как удаляется Сеня к коротким ажурным воротам буржуев.

— Э, это он нарочно, — отмахивается Славка, раздраженно и немного нервно подергиваясь, недовольный тем, что Сене уделяют больше внимания, чем ему. — Хочет, чтобы вы за ним бегали. Чтоб умоляли вернуться. Ничего, побесится и успокоится. А нам некогда, у нас дело есть важное.

— Ой, правда? — глупо выпячивает глаза Моришка. — А какое?

— По-моему, все очевидно, — продолжает Славка, снова на глазах веселея — точно невидимую маску на лице резко меняет. — Занять самые лучшие места в первом ряду, чтобы все видеть и слышать на Общем сборе!

Для "Сопротивления" в качестве первого ряда выступает Бочка. Точнее, ее балки, на которые дети и забираются. Конструкция скрипит, позвякивает от каждого лишнего движения, но никого, кроме Моришки, это не останавливает. Девочка остается на пустыре и из сорняков плетет кольца в виде пушистых зеленых зайчиков, то и дело закатывая глаза, и называя остальных "недалекими петушарами". Слава "взлетает" почти на самый верх, упираясь рукой в дно бордовой водонапорной башни и стучит по ней, как по барабану. А взбудораженные Тимка с Аленкой и в этом находят повод для соревнований: победит тот, кто выше всех заберется.

Срываются с места и прыгают, как обезьяны на лианы.

Чтобы сбить с толку противника, Аленка отхаркивается и оставляет смачный плевок на макушке Тимы, что карабкается снизу, сразу после нее.

— Вот зараза! Мухлюешь! — возмущается остановившийся Тимка, тряся головой. — Да лучше б это птица с неба нагадила!

— Да-да, пищи там дальше! Проигравшие только и ищут оправдания, как бы не побеждать!

Аленка почти ликует. Остается каких-то пары рывков, чтобы дотянуться до помирающего с хохоту Славы на финише, и Аленка победит! Опять, снова! Всего лишь нужно взять, да...

— Алена! — окрикивает мама-Маша с голубых ворот. — А ну спускайся немедля! Ты посмотри на нее, что творит!

Аленка, краснея, тут же спрыгивает вниз, измазываясь в грязи, и поспешно отряхивается, посылая клубок пыли прямо в сторону нарядной Моришки.

— А чего ты? Сдалась? — поддевает Тима с, теперь уже, непреодолимой для Аленки вершины. — Победители же не ищут оправданий, м?

Аленка показывает товарищу язык напоследок и бежит к матери.

А та аж целую программу подготавливает в честь Общего сбора! Дома на вешалке Аленку поджидает выглаженное синее платье в горошек с рюшечками и оборочками на пышных рукавах-фонариках.

— Фу! — не сдерживается Аленка. — И что это, мам? Даже Моришка такое не носит! Да еще и гольфы белые до коленок?

— Алена, даже спорить не смей! Десять минут осталось! Либо так, либо вообще дома останешься. И без того ты как домовенок Кузя выглядишь, когда школы нет. Поэтому хоть сегодня как человек пойдешь. Все село собирается, на тебя люди смотреть будут!

"Если надену это платье — конечно, только на меня смотреть и будут..."— думает Аленка, с досадой напяливая вещь поверх джинсовых шорт.

Но делать нечего. Все ради мамы-Маши и Общего сбора — события, которое давно стало для Аленки частью села и одним из символов лета.

Само же собрание — не более, чем формальность, но каждый уважающий себя дачник и Постоялый считает долгом явиться самим (или послать одного представителя семьи) к обветшалому домику с искошенной крышей в назначенный день. Ориентир: здоровенная бордовая бочка, что подвешена на железных балках, а во время ветра жутко скрипит и своим завыванием пугает все село.

Там и живет Виктор Михайлович. Справа от близнецов, но немного дальше от линии всех дач, ближе к засорившемуся озеру-болоту с кустами крапивы, и почти напротив оранжевых ворот Олеси.

Суть события довольно проста: слушать участкового или хотя бы делать таковой вид, поднимать руки, когда предлагают голосовать за введение новшеств, что происходят крайне редко, и, самое главное, отмечаться подписью на мятом листке в клеточку с угрожающей надписью: «Общий сбор. Явка обязательна».

Ни для кого не секрет, что в посещаемости нуждается больше сам Виктор Михайлович, чем кто-либо другой.

«Это для верхов, для отчетности!» — всегда оправдывается участковый, но никто с ним не спорит. А тот и под страхом смерти не признается, что копит листки исключительно для себя, как показатель собственной значимости и уважения среди окружающих. Поэтому и сшивает их, складывает аккуратно в папку с кричащим названием «Дело», и улыбается, когда от безделья ее пересматривает.

А на даче семьи Аленки суета. Боятся опоздать к началу переклички. Собираются только мама-Маша и Аленка, Нина Игоревна же решает сходить в гости к бабушке Тимы.

Перед выходом в качестве бунта Аленка успевает сдернуть с крючка черную куртку Ди Каприо, да спрятать за спину, пока мама-Маша листает ежедневник в поиске чистой странички — на всякий случай, если придется записывать.

— Вот это народа привалило! — поражается мама-Маша, прикрывая голубые ворота и тут же инстинктивно хватая Аленку за руку.

Да, много кого "привалило". Правда, те стоят не у Бочки, где полагается, а толпятся возле оранжевых ворот. Потому что там у Олеси своя целая организация! На пластмассовых столиках расставлены тазы с овощами, тарелки с нарезанными фруктами, а в центре — несколько огромных кастрюль с прохладным компотом и лимонадом. Как подготовилась-то! Воспользовавшись ажиотажем, та решает срубить джек-пот с жителей села, которых заставили явиться в такую жаркую погоду.

— Не орите, всем хватит! — гавкает Олеся, половником разливая напитки по кружкам. — Но сначала деньги! Не наглейте, деньги вперед, кому я сказала!

Мама-Маша пересекается с тетей Светой, мамой Моришки, и успевает с ней разговориться. Поэтому Аленка, выждав момент и укрывшись черной кожаной курткой, как мантией-невидимкой из "Гарри Поттера", ловко юркает к Бочке, завидя членов "Сопротивления" на том же месте.

Первым Аленку замечает Тимка — словно нутром или скрытым третьим глазом на затылке. Тот прыскает со смеху, не сдерживая слюны, и тычет на подругу пальцем, чем привлекает внимание и остаток "Сопротивления".

— Аленка, ты выглядишь, как... как неправильный Буратино! — безобидно радуется Тима, сам толком не понимая, что хотел этим сказать.

— Да вообще, Ален, твой прикид — это полное "Мерри Поппинс, до свидания"! — пуще прежнего раззадоривается Слава, выкрикивая с верхушки Бочки.

— Мда, Алена, я знала, что у тебя нет вкуса, но чтобы настолько! — поддакивает Моришка и тут же одаривает Аленку высокомерным закатыванием глаз.

— Эй! — вытирает слезы от смеха Тима да резко морщит брови, принимая серьезный вид. — Я-то могу угарать над Аленкой — разрешено нашим пактом соревнований! А вы-то по какому праву это делаете?

"Неправильный буратино" выходит вперед, да рукой легонько огараживает Тиму, призывая того отойти.

— Тим, ну чего ты заладил, как моя бабушка! Я ж не Сеня, отвечу каждому! — Аленка засучивает рукава и подтягивает спадающие гольфы. Делает это нарочно, зная, что выглядит еще более нелепо. От того и шире сияет улыбка на ее лице, от того и наряд, подобранный мамой-Машей, носится с большей гордостью, а куртка Ди Каприо с большого плеча придает ей смелости. Уже открывает рот, как ревет оглушающий писк — Виктор Михайлович включает рупор.

— Ну наконец-то! Дождались! — ликует Аленка, тут же забыв, что на самом деле хотела сказать и почему еще секунду назад голова разрывалась от придуманных колких ответов.

Дети жмутся поближе к Бочке, пока люди активно начинают протискиваться мимо них, чуть ли не сметая всех на пути.

— Ален! — окликает мама-Маша. — Ну что ты повисла на этих железяках, да еще и в платье! Смотри, как Марина стоит, как де-е-евочка!

Аленка не успевает той объяснить, что с этого ракурса лучше видно происходящее, как маму-Машу уносит поток жителей вперед.

Выше. Еще выше! Дети залезают на Бочку, помогая друг другу найти свой закуток и удобно устроиться. Аленка задирает вверх мешающий подъюбник, что постоянно за что-то цепляется, и облокачивается спиной так и не снятыми с утра джинсовыми шортами о балку. Тимка — рядом, Славка — на самом верху. Вот даже Моришка, все еще воротя нос, таки поднимается на цементную опору Бочки, да встает на цыпочки.

Приготовиться всем!

Внеплановое собрание объявляется открытым.

Но что-то в этот раз точно по-другому. Вроде и лица вокруг знакомые, и участковый приодетый в парадную форму по случаю, но что-то как будто выбивается из общей привычной картины.

Что — Аленка начинает понимать, когда после стандартной приветственной речи Виктор Михайлович приглашает выступить тетю Кристину — мать близнецов Славы и Сени, буржуйскую королеву! Зачем? Внезапная благотворительность? Каждому раздадут купоны с поделенным кусочком их царства?

Обычно выступает один только участковый. Другие могут выкрикнуть что-то с места — максимум. Но чтобы занимать место самого Виктора Михайловича, да говорить что-то в его драгоценный рупор — такое на памяти Аленки впервые.

Кристина хоть и выходит уверенно, как и подобает буржуйской королеве, с ухоженными блестящими волосами и прямой спиной, но обеспокоенность на лице скрыть у нее не получается. Она подносит рупор к губам и тяжело вздыхает.

— Немецкий купальник, — громко начинает мать близнецов, — соковыжималка, надувная лодка, электрический вентилятор... так, а что же еще, — запинается вдруг Кристина, а потом поспешно выдает: — Еще немецкий купальник! Вот!

— Это какой-то шифр? — спрашивает у Аленки Тима, пока женщина вспоминает и перечисляет новые предметы. — Что это вообще, блин, значит? Черти что!

Тиме наскучивает, поэтому он принимается палочкой тыкать Славу и щекотать того за пятки. Чтобы хоть тот помог разобраться и объяснить, что его мать имеет в виду. Но Слава лишь отшучивается, ничего дельного не выдает.

— Врешь, черт, ты точно что-то скрываешь! — не сдается Тима. — А то Сеня бы не сбежал утром, не спрятался бы дома! Все это точно что-то значит!

А Аленка продолжает слушать. Доверие вызывает не речь, с уже третьим повторяющимся немецким купальником по счету, а глаза тети Кристины, полные потерянности и... страха?

Хотя, может ей только кажется? Но ведь отсюда, с высоты водонапорной башни, где дует теплый ветер, а солнце обжигает щеки, весь пустырь с его гостями виден, как на ладони! Видны и те, кто прячутся за стволами деревьев, и явно не планируют выделяться на Общем сборе — так, пришедшие ради галочки в листе посещаемости...

Аленка зацикливает внимание на одном из таких "представителей", и пересекается с его мутными чёрными глазами. Неловко. Несмотря на жаркую погоду, тот одет в темное пальто с длинными рукавами, а лицо скрывает приподнятый лацкан и черный картуз с козырьком. Угрожающе выглядывают только усы, как у почтальона Печкина.

— А кто это там? — спрашивает Аленка у Тимы, кивая в сторону подозрительной личности.

— Там? Ты про Эдика, что ли?

— Эдика?

— Ага, сосед мой напротив, отец Алсушки. Неприятный тип... А что, тебе он не нравится?

Аленка повторно разглядывает незнакомца, чтобы убедиться в неприятном предчувствии. И как у такого мрачного человека с угрюмым выражением лица может быть такая жизнерадостная и открытая дочь, как Алсушка?

— Не нравится, — наконец, подтверждает Аленка. — Мне вообще теперь все это не нравится...

— И это только примерный список! — перехватывает роль оратора участковый. — Дачу семейства Ким обокрали. А вор до сих пор на свободе.

Когда эти слова сходят с уст Виктора Михайловича и ещё какое-то время эхом отзываются через искаженный глас рупора, у Аленки по спине пробегают мурашки.

Точно.

Это странное чувство не даёт ей покоя аж с прошлого года — как раз со дня отъезда Ди Каприо. Как будто и то было предрешено кем-то, или чем-то... Например, селом.

Как будто все — часть его замысла, который вот-вот начнет воплощаться в реальность. Не бывает ничего просто так, Аленка в этом уверена. Все связано. Нужно только навострить уши и научиться видеть знаки. Чем скорее — тем лучше, раз нить событий тянется аж с прошлого года...

Вор. Он ведь может прямо сейчас стоять где-то рядом, затерявшись среди толпы, и наблюдать за всеми. Что-то высматривать и, возможно, уже выискивать новую потенциальную жертву для следующего ограбления. Вдруг он думает, что если однажды деяние сошло с рук, то сойдет и во второй раз?

Аленка оббегает взглядом всех присутствующих. Снова. Но в этот раз внимательней, усердно щурясь.

Сбоку — зеваки, пришедшие ради Олесиного лимонада, в правом конце — старушки и безучастная молодёжь, готовая вот-вот сигануть в удачную минуту с собрания. В левом конце — «сцена» с Виктором Михайловичем, выступающими и сочувствующими, которые тут же принимаются жалеть тетю Кристину и закидывать вопросами. А рядом с Бочкой — активисты. Те, кто пришли спорить с участковым и всячески доказывать свою правоту, какой бы темы та не касалась.

В какой же из этих «группировок» может быть вор? Дитя ли он села? Или городской дачник? Приезжий или Постоялый?

Аленке неизвестно, хоть сейчас она и располагает возможностью смотреть на всех, как моряк на вершине мачты на свою команду. Будь она Постоялым с чудо-способностями, то, может, что-то бы, да получилось, а так — бесполезно. Слишком мало информации для догадок, тут днем с огнем не сыщешь! Да и кто сказал, что вор настолько любопытен, что рискнет показаться сегодня, лишь бы послушать о себе и потешить собственное эго? Это не факт, лишь Аленкины додумки!

Теперь за толстым дубом Аленка Эдика не находит. Как и нигде рядом. Ушел, испарился, как будто того и не было.

Но собрание продолжается.

И "Сопротивлению" покидать его пока рановато.