ВОНН.

Звонок, на который нужно нажать, и я. Эта борьба продолжается уже некоторое время. Шесть минут и тридцать секунд, если быть точнее. И да, я считала.

Полдень. Безжалостное октябрьское солнце палит в спину. Я стою, словно неуверенная в себе восьмиклассница перед дверью, ведущей в дом Ника, и не решаюсь нажать на чертов звонок. Прежде мне не доводилось оставаться наедине с парнем в одной комнате. Ладно, вру. Доводилось. Но это было один раз и с Чейзом. Один раз, после которого мой мир перевернулся с ног до головы. После того случая единственный мужчина, с которым я могу остаться наедине без страха – это Кэйлеб. Он слишком дорожит мной, чтобы причинить вред. Ну, и Адам, но с ним немного другая история.

Долбанная американская литература и долбанная Миссис Бэкхем. Я ненавижу быть в центре внимания. Не-на-ви-жу. Но благодаря Оливии Тейлор, которая сломала свою гребенную ногу, мне придется участвовать в сценке. И не просто в сценке, а в любовной драме, которую мы поставим с Ником. С Ником, мать его, Уоллесом!

Вдыхаю. Выдыхаю. Нажимаю на звонок. Тонкий, противный звук раздается внутри. Слышу, как кто-то кричит, что откроет сам. Этот кто-то, судя по всему, Ник. Проходит несколько секунд, а может, и минута. На этот раз уже не считала.

В голове словно буйки всплывают воспоминания трехлетней давности, где я и Чейз... м-м-м в его комнате, где я и он непринужденно болтаем... хлоп! Воспоминания раскалываются в смазанные обрывки: крики, Кэйлеб, еле успевший, драка и полиция. Маятник без остановки начинает раскачиваться туда-сюда, углубляясь в события, произошедшие задолго до этого дня. Класс музыки. Чейз с его друзьями. Класс физкультуры. Черлидинг. Тупая вечеринка в доме Стейси. Ссора, ссора и еще раз ссора. Его слова. Моё дыхание учащается, а сердце, наверное, уже перестало биться вовсе. Тут же одергиваю себя, напоминая, что сейчас я стою не перед дверью Чейза, а Ника. Ника Уоллеса. Наивного добряка, который переехал сюда недавно. Он и мухи не обидит, к чему волнения? И почему я, Вонн Мартинес, должна бояться какого-то простака? Пытаюсь на ненадолго удержать эту мысль, но мерзкий голосок, вечно проявляющий себя в стрессовых ситуациях, в очередной раз дает о себе знать.

Разве Кэйлеб не предупреждал тебя? Солжешь, и потом проблем не оберешься, прямо как в тот раз. Зачем солгала, что к Рози пошла, а? Мало тебе было, да? Бедный Кэйлеб, волнуется, переживает за тебя, а ты...

Живот скручивает от волнения, и жалкое подобие завтрака подскакивает к горлу.
Лишь бы не стошнило, лишь бы не стошнило, лишь бы...

Дверь быстрым рывком открывается и на пороге появляется Ник. Весь растрепанный и такой... другой? Темные волосы образовали своеобразное гнездо на голове парня, зеленые глаза сильно заспанные, под ними темными кругами пролегли синяки. Сам Уоллес был облачен в белую футболку и в домашние серые шорты. На ногах бежевые носки. Обычно в школе весь такой прилизанный и одетый с иголочки, а тут вот он какой. Домашний.

— Привет, — проговорил он и, как мне показалось, слегка смущенно глядя на меня. — Извини, я проспал, давно тут стоишь?

— Нет, — мотаю головой и сцепляю руки в замок. Темноволосый медленно оглядывает меня с ног до головы, и отчего-то мне стало неудобно. Из-за возникшего дискомфорта начинаю теребить браслет на правой руке. Мой щит. — Ну. Может, впустишь уже?

— А, да, конечно, проходи, — бормочет он и, отойдя назад, пропускает меня вперед. Незамедлительно делаю несколько шагов и переступаю порог дома Ника. В нос сразу же ударяет резкий запах яблок, смешанный с чем-то очень похожим на яйца.

Светлая прихожая плавно перетекала в гостиную, а та в свою очередь в кухню. Дом Уоллеса был другим. Уютным. Повсюду стояли растения в смешных разноцветных горшках, занавески в горошек, и много, много фотографий. Семейных фотографий. Вот маленький Ник стоит с баскетбольным мячиком в руках, в то время как колено мальчика кровоточило; вот Уоллес сидит без одного переднего зуба напротив торта, в который воткнуто шесть свечей; вот высокий темноволосый мужчина с зеленым глазами держит на руках Ника, а женщина в это время целовала его в щеку; вот Ник и светловолосая девочка стояли в обнимку, и Уоллес умудрился поставить ей рожки; вот они же, но уже повзрослевшие, сидели на семейном застолье, и темноволосый склонил свою голову к её; а вот эта же девушка обнималась с женщиной, которая до этого мелькала на изображениях. Это только малая часть из тех фотографий, что висели на светло-зеленых стенах.

У меня нет ни одной семейной фотографии с Патрицией. Только лишь из желтой прессы, где мы на каком-нибудь мероприятии, и то на них видно, что эта женщина не хочет дышать со мной одним воздухом. Есть лишь одна с отцом, и одна детская. На этом семейный альбом Мартинесов закончен.

Увидев, что я остановилась, Ник пояснил:

— Мама шарлотку решила испечь. — Я ненавижу шарлотку.

Я не стала говорить, что моё внимание привлек не запах, витавший в воздухе, а фотографии на стенах. Да и зачем это нужно?

Живот громко заурчал при упоминании еды. Это и неудивительно, утром я съела лишь половину яблока.

— Хочешь, поедим перед тем как начнем? — осторожно задал вопрос Ник, закрывая входную дверь.

Хочу, но не могу.

Диета. Диета. Диета.

Нужно немножко сбросить вес.

Поджав губы, я неопределенно дернула плечом и спросила:

— Где твоя комната? — проигнорировав его вопрос, поинтересовалась я и услышала в ответ удрученный вздох.

— Ник, у нас гости? — одновременно со мной громко спросил женский голос, доносящийся из кухни.

— Это Вонн! — также громко отозвался Уоллес и бросил в мою сторону беглый взгляд. Я напряглась. Не хотелось с кем-то знакомиться. Особенно с его мамой. Но если выбирать между перспективой подняться в комнату к парню, просидеть там с ним наедине несколько часов или познакомиться с его мамой, то выберу, конечно, второе. — Помнишь, я тебе вчера говорил об этом?

— Ох, точно! Совсем из головы вылетело. — Невысокая темноволосая женщина средних лет вышла к нам в прихожую, попутно вытирая руки полотенцем. Нужно сказать, Ник был весь в маму, но цвет глаз, видимо, унаследовал от отца. Ее волнистые волосы мило завились у висков, а карие глаза с теплотой смотрели на сына. Смешной синий фартук плотно прилегал к телу женщины, скрывая красное летнее платье в горошек, в которое она была облачена.

Забавно. Патриция никогда не надела бы вот это.

— Мам, это Вонн, та девушка, с которой мы будем ставить сценку по американской литературе, — сказал Ник и, подойдя, поцеловал женщину в макушку. Наконец, мама темноволосого обратила на меня внимание. Былая теплая улыбка сползла с её лица. Оценивающе просканировав меня взглядом, она усмехнулась, явно подумав о чем-то нехорошем. Впрочем, это неудивительно. Мало кому я нравлюсь.

— Виола Уоллес. Приятно познакомиться, — поприветствовала она и криво улыбнулась. Понятно. Ей я явно не нравилась.

— Вонн. Взаимно, — сдержанно кивнула и прокрутила ещё раз браслет на руке. Виола Уоллес пыталась поймать мой взгляд, но у неё этого не получалось.

— Сколько по времени это займет?

Её вопрос напряженно повис в воздухе. Что значит «сколько по времени это займет»? Она что, издевается? И кому вообще этот вопрос адресован? Минуту спустя Ник негромко кашлянул, обозначая, что спрашивала женщина меня.

— Что, простите? — перевожу взгляд на нее.

— Сколько по времени займут ваши репетиции? — переспросила она, делая акцент на последнем слове.

Неопределенно дернула плечом и посмотрела на панорамное окно в гостиной, оставляя эту женщину без ответа. Если Уоллес уже привык, что я игнорирую дурацкие вопросы, то его матери такая новость явно пришлась не по вкусу. Мама Ника еле слышно цокнула. Настолько тихо, что казалось, будто я одна это вообще услышала.

Шевеление слева привлекло моё внимание. Ник, запустив руку в волосы, вздохнул, а затем неловко проронил:

— Ну, мы пошли тогда. Работы предстоит немало.

— Постой, милый, ты же совсем не завтракал! — вдруг встрепенулась она и схватила парня за руку. Надо же, какая быстрая смена настроения! — Поешь сначала, а то голодный ведь.

Теперь уже настала моя очередь раздраженно цокать. Не хватало мне ещё лишний раз сидеть здесь и ждать, пока придурок-Ник доест свою гребаную шарлотку (я ненавижу шарлотку!)... Или что там у него? Впрочем, это неважно. Услышав моё недовольное цоканье, парень бросил смущенный взгляд в мою сторону и отмахнулся:

— Не, мам, спасибо. У Вонн после меня ещё планы, так что не хочу её задерживать.

Планов у меня не было, но рушить легенду Ника не хотелось. Виола Уоллес неодобрительно посмотрела на меня.

— Вонн может присоединиться к нашему завтраку, если хочет, — после недолгого молчания сказала она.

— Я не хо...

Мой живот громко заурчал, явно протестуя. Тихо выругавшись, я заткнулась.

Мама Ника сверкнула победной улыбкой и направилась на кухню, радостно напевая себе что-то под нос.

— Тебе понравится мамина шарлотка, — с улыбкой на лице произнес Ник, когда женщина скрылась из виду. Я, мать его, ненавижу шарлотку!

Сильно в этом сомневаюсь. Хотела ответить я, но не сделала этого.

Я смерила его тяжелым взглядом, всем своим видом стараясь показать, как сильно мне не нравилась эта дурацкая затея с совместным завтраком (уже обедом) и последовала за темноволосой на кухню. Уоллес поплелся следом с замешательством на лице, больше не пытаясь завязать жалкое подобие диалога. Догадываюсь, что он не может понять, почему я отказалась от завтрака и теперь такая недовольная, если мой живот несколько секунд назад доказал обратное. До сих пор странно, что он так резко поменял свое отношение ко мне. Вроде бы раньше огрызался в ответ, а сейчас только и делает, что вздыхает, проглатывая мои язвительные комментарии. Сейчас даже будем есть за одним столом. Сказка одним словом, по-другому и не скажешь.

Подойдя к деревянному обеденному столу, я остановилась.

Виола Уоллес чувствовала себя на кухне, словно рыба в воде. Также изворотливо миновала кухонные тумбы, привычно доставала столовые приборы, при этом держа в другой руке противень с шарлоткой и одной ногой задвигала выдвижные ящики с какими-то побрякушками для готовки. Виртуозно, что сказать. Вот она поставила противень на кухонную тумбу и включила воду. В моей голове снова возник зловещий образ Патриции, что ругала Изабеллу всякий раз, когда та хотела приготовить что-то из выпечки, которую я так любила до пятнадцати лет. В особенности это касалось тех дней, когда я ходила по пятам Изабеллы и умоляла её научить меня готовить шарлотку, которую в то время очень любила. Но наша кухарка все время отказывала мне, да я её и не виню. Патриция никогда не была добрым человеком, и с персоналом всегда обходилась крайне грубо. Кэйлеб, когда только пришел в нашу семью, первое время тайно просил Изабеллу что-то испечь, естественно не оповестив Патрицию об этом, и приносил мне в комнату. Тогда уже я поняла, что Кэйлеб на моей стороне. Он как ангел, свалившийся с небес. Не знаю, как я бы пережила расставание с Чейзом, если бы не он.

Вдвоем против неё. Он и я.

Вся соль заключалась в том, что этот фарс продолжался ровно до моего пятнадцатилетия. А когда у меня начались особые отношения с едой, Патриция наоборот пичкала меня этим мучным. Особенно шарлоткой. Нарочно. Мне назло. Заставляет одеваться в эти бестолковые дорогие шмотки. Нельзя иметь друзей.
Только Кэйлеб меня понимает и заботиться обо мне. Так было и будет всегда.

Почувствовав мой пристальный взгляд на своей спине, мама Ника обернулась через плечо и громко сказала, пытаясь перекричать шум воды:

— Садитесь за стол, а я шарлотку пока нарежу!

Моргнув, я положила руку на спинку стула. Одновременно с Ником. Электрический разряд пронзил пространство между нами. Электроны, вальсируя в воздухе полетели точно в меня, будто кинжалы. Словно током ударило. Медленно перевожу взгляд на свою руку, спрятанную под лапищей Уоллеса. Там она выглядела совсем крохотной и другой. Да и ощущалось довольно приятно. Кожу покалывало от тепла его руки, лежавшей поверх моей. Контраст между моей нежной, пропитанной кокосовым кремом кожей, и его сухой, мозолистой ладонью, послал ещё один разряд по всему телу. Шея покрылась гусиной кожей, по спине пробежал холодок, как бы напоминая, где и с кем я сейчас нахожусь. С таким же успехом я могла бы нырнуть в бассейн с ментолом. Дура. И чего только стою здесь, глазами хлопаю, да на руки наши смотрю.

Быстро выдернув руку, я гневно подняла глаза на него, желая выяснить какого черта он себе позволяет, но встретила лишь такое же недоуменное выражение лица. Ник растерянно посмотрел на свою, уже одинокую руку, а затем перевел взгляд на меня. Смущение ловко выскользнуло из зеленых глаз.

— Что-то ты часто подвисать начала, — хмыкнул он.

— Я тебе не компьютер, чтобы подвисать, — сквозь зубы отвечаю я, сжав кулаки.

— Как скажешь, — пожимает плечами темноволосый с легкой улыбкой на губах и отодвигает стул чуть назад, чтобы я могла сесть. С легкой и дурацкой улыбкой, надо сказать.

Приземляюсь на стул и придвигаюсь ближе к столу, раздраженно вздохнув.

— Чертов джентельмен, — пробормотала я, сложив руки на коленях.

— Обращайся, — любезно отозвался он, все таки услышав мои тихие слова, а его улыбка стала ещё шире. Болван. Так нравится меня донимать? Ник плюхнулся рядом, вальяжно развалившись на стуле, словно на троне. Его колено неожиданно задело моё. Скрепя зубами и сердцем, я примирительно промолчала, чтобы больше не разговаривать с ним. Хотя бы пять минут.

Виола Уоллес подошла к нам через две минуты со своей уже нашумевшей шарлоткой и поставила противень на середину стола. Довольно хлопнув себя по бедрам, женщина села напротив, а затем выжидательно уставилась на нас. Видимо, ждала, пока мы попробуем и похвалим её стряпню. Преимущественно мама Ника нацелилась почему-то на меня, и поэтому выразительно глядела в мою сторону.

Удерживая все накопившееся недовольство в недрах своей души, я потянулась к куску и стащила его на голубую тарелку. Тоже в горошек. Видимо, она все-таки слукавила, что не ждала гостей, потому что когда мы вошли в комнату, тарелки и столовые приборы уже лежали на столе.

Ещё раз бегло окинув взглядом сложившуюся обстановку, я скрестила руки на груди и спросила:

— А вы есть не будете?

— Будем, — терпеливо и почти что вежливо ответила Виола. — Но ты, будучи нашим гостем, должна первая попробовать угощение.

— Почему? — также вежливо спросила я, стараясь оттянуть этот момент с шарлоткой.

— Потому что мы гостеприимные, — со вздохом вымученно улыбнулась женщина.

— Но разве это гостеприимно, сидеть и смотреть на то, как ваш гость ест?

— Ты же вроде есть хотела, — подал голос придурок-Ник. — У тебя живот урчал в прихожей, — заботливо добавил он. Я посмотрела на Ника, которому, судя по всему, было очень весело.

— Ты же у нас самый голодный, вот и ешь первым, — огрызнулась я, намекая, что это по его вине я сижу тут.

— У нас равноправие в стране, — насмешливым тоном произнес он, и его губы расползлись в мальчишеской улыбке. В противной, ужасной и самой дурацкой улыбке.

— Я в курсе. Причем тут это вообще? — раздраженно поинтересовалась я.

— Ну, это походит на старые патриархальные устои, когда женщины ждут, пока мужчина начнет есть первым, чтобы притронуться к еде, — серьезно заявляет он. Если бы не озорные искорки в его глазах, я бы не поняла, что Ник шутит.

Разозлившись, я изо всех сил толкнула коленку Ника, до этого прижатую к моей, восвояси, и потянулась к этой злосчастной шарлотке. Уоллес удивленно посмотрел на меня. Проигнорировав его вопросительный взгляд, я откусила маленький кусочек и положила обратно на тарелку. Ник, немного отодвинувшись от меня, чтобы больше не стеснять, тоже потянулся за своим куском. А Виола Уоллес поспешила достать меня очередной порцией вопросов.
— Ну как?

Я ненавижу шарлотку.

— Нормально.

— И всё? — поджала она губы. — Всего лишь нормально?

— Я не фанат шарлотки, — пожала плечами. Это ещё мягко сказано. Меня уже тошнит от этого всего, а в частности от этого слова.

— Очень вкусно получилось, мам, — с набитым ртом отозвался Ник и поднял большой палец вверх.

— Не разговаривай с набитым ртом! — одновременно воскликнули мы, только я с раздражением, а его мама больше с воспитательной целью.

— Вижу, вы уже спелись, — усмехнулся парень, после того как прожевал пищу. Я предпочла проигнорировать этот его тупой комментарий. Впрочем, как и Виола.

— Я рада, что тебе понравилось, милый, — смягчилась она и, нагнувшись через стол, потрепала его по голове.

Больше к еде я не притронулась.

Я сидела на кровати в комнате Ника и ждала, пока тот умоется. Серьезно, его не учили, что опаздывать на важные встречи – это некультурно? Фактически, он, конечно, не опоздал. Но то, что сначала я ждала, пока он поест, а сейчас пока умоется, действительно раздражает. Вообще, сам Ник тоже постоянно играет на моих нервах. И зачем только я пошла навстречу и договорилась на воскресенье? Сказала бы, что не могу ни в какие дни, и вообще пусть катится к черту. Но нет же, нужно было согласиться. По неведомым причинам я не смогла отказать. Сама не знаю почему.

Теперь вот сижу в его комнате и пожинаю плоды своей неожиданно возникшей доброты. Мой взгляд скользнул по комнате Ника. Само помещение было выполнено в светло-серых тонах. При входе в глаза сразу же бросается огромное окно, наполовину скрытое темно-серыми массивными жалюзи. Из него можно увидеть окна моей комнаты. Плохой знак. Слева от него расположился белый пластиковый стол, вдоволь забитый хламом. Над столом висели какие-то фотографии. По всей видимости, с друзьями и девушкой, и одна большая с семьей. Немного дальше от стола расположился черный турник, рядом с которым висела груша для битья. Справа от окна стояла огромная двуспальная кровать, а на ней небрежно растянулся темно-серый плед. Над кроватью висели какие-то постеры с баскетбольными игроками и несколько постеров с неизвестной мне музыкальной группой. У изголовья кровати стояла кремового цвета тумбочка, на которой были разбросаны мелкие вещи, такие как зарядка, телефон, жвачка и ещё что-то. А вот...

— Прости, что заставил ждать, — хриплым голосом сказал Ник, зайдя в комнату. Наверное, увидел моё недовольное лицо. Резко оторвавшись от исследования его комнаты, посмотрела на него, как я надеялась, невозмутимым взглядом.

— Снова.

— А?

— Прости, что заставил ждать снова. Сначала у двери под солнцепеком, потом за столом, а теперь в своей комнате, — резко заметила я, обвинительно глядя на него.

— Извини, — виновато пробормотал он и сел на пол, скрестив ноги. — Я плохо сплю по ночам, поэтому утром тяжело вставать.

Не спрашивай. Это не твое дело, и тебе неинтересно. Просто промолчи. Молчи, молчи, молчи.

— Почему? — услышала я свой голос.

Черт.

Ник удивленно посмотрел на меня и немного смутился.

— Честно? Не знаю. Может, не могу привыкнуть к жизни здесь? Бред. Здесь не так уж плохо, как я себе представлял. Скучаю по Сэм? Возможно, но раньше это не было проблемой. Короче, фиг его знает.

Я не ожидала, что Уоллес начнет откровенничать со мной, поэтому тоже немного смутилась.

— Понятно.

— Понятно, — повторяет он и, дотянувшись до рюкзака, лежавшего на полу возле ножки стола, достает из него папку с бумагами. — Давай тогда приступим. У нас сцена с признанием любви. Сад Капулетти... — он откашлялся. — Им по незнанью эта боль смешна. Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты... — начинает читать он.

— Не хочешь дать мои слова? Я не Паоло, чтоб по памяти цитировать Джульетту, — перебиваю я, недовольно перекинув ногу на ногу. Ник вопросительно поднял глаза с текста на меня.

— А где твой экземпляр?

Пожимаю плечами.

— Не знаю. Вероятно, остался на парте в классе Миссис Бэкхем.

— Ты не забрала его с собой? Почему?

Ну что за дурацкий вопрос?

— Я же уже сказала, что мне не важны баллы по американской литературе. Изначально не было никакого желания участвовать в этом цирке, — раздраженно отвечаю я.

— Зачем тогда пришла сюда? Поиздеваться? — Ник переменился в лице.

Молчу, медленно закипая от злости. Прежде всего на саму себя.

Да сама не знаю, зачем пришла сюда и вызвалась помочь тебе с этим тупым проектом. Хочется ответить мне. Но я этого не делаю. Не буду признаваться в собственной слабости. Не скажу же я, что по доброте душевной изменила свое мнение на этот счет.

— Я передумала, но текста у меня на руках нет, — наконец ответила я, избегая испепеляющего взгляда Ника. Невозмутимо смотреть в окно – вот он, тот единственный выход в данной ситуации.

— Передумала? — недоверчиво спросил он, продолжая сверлить меня взглядом. Клянусь, мою левую сторону лица стало покалывать от того, как Ник на меня смотрел.

— Ты так и будешь там сидеть с видом раненной лани? — огрызнулась я, снова возвращая свой взгляд на него. — У меня мало времени. Давай быстрее с этим разберемся, и я пойду.

Ник молча смотрел мне в глаза, не пытаясь пошевелиться или что-то сказать. В его зеленых глазах проскользнуло что-то вроде осознания, и он добродушно улыбнулся. Что-то было в них кроме этого, что заставило меня внутренне вздрогнуть, но это ощущение быстро испарилось.

— Ты ко мне или я к тебе? — спросил он и похлопал по полу рядом с собой.

— Что?

— У тебя нет текста, а у меня есть. Так что, где сидеть будем?

— Я не сяду на пол.

Ник кивнул.

— Мог бы и не спрашивать.

Я немного отодвинулась, и парень плюхнулся рядом. Напряжение зародилось где-то внизу живота вместе с тревогой, но я не подала виду. Было комфортнее, когда Ник сидел на полу, а я на кровати. Между нами было значительное расстояние. Вытянув ноги, он положил кипу бумаг между нами. От этого стало спокойнее. Сидеть наедине на одной кровати с парнем по-прежнему было для меня проблемой.

— Итак. Начнем сначала. — Он прочистил горло. — Им по незнанью эта боль смешна. Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. — Наши взгляды схлестнулись. — Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; — Отчего-то сердце забилось чаще. Руки похолодели, вместе с пальцами на ногах. Все напоминало о том дне. Даже обстановка та же. Я и он на его кровати совершенно одни. Его мама внизу, на кухне, где ничего не слышно из-за шума воды. Я в юбке, сцепила руки в замок на коленях. Наши ноги почти что соприкасаются. В горле застрял комок напряжения. Пришлось отвести взгляд, чтобы разорвать эту связь с прошлым. — Она и так от зависти больна, что ты её затмила белизною. Оставь служить богине чистоты. Плат девственницы жалок... — он неожиданно остановился и осторожно спросил:

— Эй, все в порядке?

Я моргнула и невозмутимо посмотрела на него.

Нет.

— Да. Продолжай.

Ник недоверчиво окинул меня взглядом, но продолжил.

— И невзрачен. Он не к лицу тебе. Сними его. О милая! О жизнь моя! О радость! Стоит, сама не зная... — Я тихо наблюдала за тем, как Ник читал текст с листка, а сердце продолжало бешено стучать. Волнение, которое я пыталась подавить, с каждой секундой нарастало все больше. Я пыталась отвлечь себя, изучая лицо Уоллеса. Челка темных волос спадала на лоб, доставая глаз, и наверняка мешала. Густые длинные черные ресницы немного дрожали, когда Ник зачитывал восклицательные предложения. Высокие, ярко выраженные скулы, прямой нос, пухлые темно-розовые губы... Я продолжала разглядывать его в надежде отвлечься от распирающего сердце и живот страха.

— Две самых ярких звездочки, спеша... — Темноволосый неожиданно поднял глаза на меня.

Тело словно пронзил электрический ток.

Постепенно зеленые глаза Ника расплывались в моих, и на их место приходил образ прошлого. Я отогнала его прочь, отведя взгляд и зажмурившись. Вот громкость голоса Уоллеса снизился до минимума, оставаясь каким-то фоновым шумом. Комната начала вращаться с бешеной скоростью, и сердце забилось ей в такт. Также быстро и безжалостно.

Тук-тук-тук. Сердце. В ушах вата.

Очертание светло-серых стен комнаты Ника приобретали более темный окрас, кровать вдруг стала жестче, шторы ярко-красными и устрашающими. А его голос приобрел более грубые нотки.

— Ах, если бы глаза её на деле переместились на небесный свод! — донесся до меня голос... Чейза.

Чейза?

Резко оторвав свой взгляд от штор, я наткнулась на жесткие янтарные глаза, в которых не читалось ничего, кроме ненависти. Во рту пересохло, а в голове забили в тревожный колокол. Это не глаза Ника. Это вообще не Ник. Это Чейз. Тот, чей образ я так отчаянно пыталась отогнать. Сердце билось где-то в районе горла, грозя вот-вот разорваться. Круглое лицо, широкие темные брови, каштановые вьющиеся волосы, холодные янтарные глаза, некогда излучающие добро, тонкие бледные губы. Чейз смотрел на меня, прям как тогда. В день, когда произошло это.

— У меня что-то на лице? — тихо спросила я, теребя подол серой школьной юбки. Мы сидели в комнате Чейза вместо вечеринки у Тедда. Наши колени соприкасались, и от этого мне было радостно. Но не ему. И все из-за меня. Опять. — Почему ты смотришь на меня, словно увидел что-то противное?

— Всего лишь твое лицо, — усмехнулся он. Сердце пропустило удар. Он злился.

— Что?

— Что? — зло спросил он. — Я сказал, что мне противно смотреть на твое лицо. Оно мерзкое и некрасивое.

Я опустила взгляд на свои ноги, боясь смотреть на Чейза. И чтобы не доставлять ему неудобств. Я снова провинилась. Сердце болело. Но он говорил правду. Я некрасивая. Ему приходилось встречаться со мной, уродиной, в то время как другие парни были вместе с красотками нашей средней школы.

— И тебе следует похудеть. Все только и говорят о том, какой ты слон, — с отвращением добавляет он. Я киваю, сдерживая слезы. Это правда.

— Прости, — шепчу я, стараясь скрыть дрожащий голос. Я пропускала школьные обеды и ограничивала себя в ужинах, но вес так и стоял на месте. Этого было недостаточно. Ничего не помогало сбросить его. Я вновь подвожу Чейза своей беспомощностью. Сколько ещё так будет продолжаться? Сколько?

— Почему ты не выпрямила волосы? — с отвращением спросил он. Я с досадой поджимаю губы. Патриция отобрала плойку, но это лишь моя проблема. — У тебя снова вместо волос мочалка на голове. Лохматое чудовище. Сколько раз я тебе говорил, не приходить ко мне вот так?

Лохматое чудовище. Вот кем я была.

— Прости пожалуйста, я не успела... — дрожащим голосом прошептала я.

— Мне не нужны твои оправдания! — крикнул он, заставляя меня вздрогнуть и внутренне сжаться. — Ты хоть представляешь, как мне стыдно ходить с тобой по школе? — жестким голосом спрашивает меня Чейз, вставая с кровати. Представляю. Ещё как представляю, и мне больно за тебя. От досады и чувства вины пришлось со всей силы прикусить себе губу. В носу защипало. — Хоть представляешь, какого это – идти по школьному коридору с монстром, что может в любой момент перепутать тебя со своим школьным обедом? А то как ты таскаешься за мной повсюду со своей стряпней? Все только и смотрят на нас, думая какой я неудачник! Чейз Кэррингтон – жалкий неудачник, которому не перепало ничего, кроме обузы в лице главной обжоры школы! — его голос сорвался на крик.

Ты не неудачник. Хочется сказать мне. Это все я виновата, все из-за меня. Ты тут не причем.

По моим щекам покатились слезы, и предательский всхлип, неожиданно вырвавшийся из моей груди, выдал меня.

— Ты смеешь плакать?! Кто, блядь, по твоему здесь жертва?! Ты, что ли?! — Чейз громко рассмеялся. Я пыталась сдержать всхлипы, но те безудержно мучали мою грудь. — Почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание. Кто знает, может я прощу тебе и это.

Я сидела, сжавшись и не смела поднять головы. Я боялась. Он не простит. Мне было стыдно. Я так много раз подводила его, подводила единственного, кому я нужна. Мне не было оправдания.

— Подними голову, — раздалось где-то сверху. Но я не могла. Слезы без остановки катились из глаз. — Подними свою чертову голову! — сквозь зубы прошипел он, с силой обхватив мои щеки своими пальцами и резко дернув вверх.
Наши взгляды схлестнулись. Грудь по-прежнему содрогалась от всхлипов. Он меня не любит, не любит. Из-за меня. Он любит эту дуру, а не меня. И все потому что не могу похудеть, не могу быть красивой.

— Умоляй, — тихим голосом приказал он, с отвращением глядя на меня.

И я стала.

Затем он отпрянул, стряхивая руки, словно прикасался к чему-то грязному.
Но так оно и было. Я была чем-то грязным и противным. Лохматым чудовищем.

— Вонн? — сквозь пелену воспоминаний донесся до меня чей-то обеспокоенный голос. Но я не могла ответить. Образ того дня не отпускал меня. Тогда меня легонько потрясли за плечо. — Вонн. Вонн, скажи же ты хоть что-нибудь!

Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание.

Разгневанное лицо Чейза заискрилось.

Ник.

Репетиция. Отрывок.

Комната Чейза стала расплываться перед глазами. Сквозь пелену слез я увидела размытое лицо Ника, встревоженно смотрящего на меня. И нет никакого отвращения. Злости. Ощущение того, что трогаешь что-то мерзкое. Я заморгала и растерянно посмотрела на его руку, схватившую меня за плечо.

— Извини, просто ты не отвечала, я начал переживать, — смущенно ответил он, но руку не убрал.

Точно. Отрывок.

Мой взгляд скользнул по листку.

— Прости меня пожалуйста, сейчас, — прохрипела я. — О горе мне...

— Да причем тут это! Ты плачешь, Вонн, — тихо произнес он. — Что произошло?
Я плачу? А ведь правда, мои щеки были мокрыми.

И тогда произошло это. Я разрыдалась перед Ником, словно жалкая дворняжка.