__________________

За три года до попытки 207

Ривер

__________________

А на горизонте Стороны как всегда было темно.

Одетта все нетерпеливо убирала клубничные, как будто шелковые, пряди с глаз, а я сидел на полу и, сняв одно из колец, протирал его о джинсы.

— Ута...

В который раз я это уже почти измученно повторял? Неужели где-то в десятый?

— Да не хочу я с ними идти! Кто сейчас вообще ходит на парные свидания? Это же прошлый век!

— Не думаю, что это парное свидание...

— Нет, а ты представь, как это по-идиотски! Они там, значит, мурлычат о чем-то своем, а нам, как будто других дел никаких нет, придется все это выслушивать?

— Вряд ли это будет так работать...

— Не-не-не-не! Еще и с Адамом, да меня ж там вывернет сразу! Я-то рядом с ним и двух слов связать не в состоянии! Да что там, даже смотреть на него противно! А тут резко взять, да вести себя, как ни в чем не бывало? Да я же...

Неторопливо поднялся с прохладного бесформенного дна темного пространства.

Как усмирить одичавшую кошку? Во-первых, ни в коем случае не подходить со спины, а то она подумает, что вы — враг, угроза. Во-вторых, она должна вас видеть: поднять свои обычные карие глаза и медленно моргнуть несколько раз. Вы же, в свою очередь, выжидаете немного и, в самый неожиданный момент, стискиваете ее в своих объятиях.

Поначалу она будет царапаться, брыкаться, что-то ворчать. Потерпите! Это же ничего не стоит! Даже если глубоко саданет своими когтями, то пластырем всегда заклеить можно. Но чего будут стоить те драгоценные мгновения, когда она смирится и поймет, что бессильна? Она успокоится и станет ластиться.

Провожу рукой по не едкому, а даже приятному розовому окрасу, вдыхая запах шампуня неопределенного аромата. Такие только в салонах мазюкают — веет дороговизной и профессионализмом. Хотя, я вполне могу и ошибаться.

Возвращаю теперь обоих в исходную позицию — садимся. Мы опять на полу. Опять на дне, да?

Прямо как в первый день нашей встречи. Только вот никто из нас о подобном не заикнется. У нас так попросту не принято — лезть друг другу в глотку, чтобы заценить болезненность органов каждого.

— Слышишь, как тут тихо и спокойно? — выдаю вместо чего-то искреннего и сокровенного, пока Ута утыкается носом мне в предплечье. — Это все потому, что ты молчишь.

Неотъемлемая часть тролля — наслаждаться реакцией после своего проступка.

— Да ну тебя! — не обижается. Просто вновь ворочается и несильно кусает. — У меня всегда здесь голова болит, а наедине находиться так вообще невыносимо!

Легко понять. И у меня такое бывало.

Особенно когда я впервые открыл Сторону и понес на себе честь второго аутсайдера. Сразу после Адама.

Сторона пришла ко мне, когда я нуждался в полнейшем одиночестве. Когда кромешная тьма, пустота и тишина стала раем для отчаявшегося человека. Здесь крик безнадеги превращался в ничто. Даже не растворялся, а просто исчезал. Так, как будто его и не было. Как будто Сторона прятала все твои слабости и бережно уносила их в сейф с восьмеричным кодом.

Причём произошло все совершенно спонтанно. В то время я бессознательно метался подобно курице с оторванной головой и не знал, куда себя деть. Все навалилось разом: предательство друзей, оставшиеся напряженные полгода до выпускного и понимание, что пора определиться с будущим. Тогда я ещё не знал чем жертвовать: полуразвалившейся карьерой лыжника или выгодной, как тогда казалось, возможностью поступить на айтишника.

В первом случае – опротивело все. От людей, пропахших потом и гнилой душой, до скудных побед и осознания, что я – обычный. Тренер всегда говорил об обратном, о наличии, как они любят это называть, «потенциала». Конечно, иногда приятные результаты после соревнований только, казалось бы, подтверждали его теорию, но...

Этого было недостаточно.

Да и теперь это уже совсем не важно.

А что тогда важно? Они: Ута, Адам и Николь?

Тьма окрасилась бликами оранжевого цвета и рядом с нами показалась виновница грядущего «торжества» — Николь.

Странная она вообще девушка. Ее «прибытие», если так можно выразиться, заставило всех взглянуть на ситуацию под другим углом. Даже «ослепшую» Уту, что всегда отказывалась всячески воспринимать Адама всерьез из-за его темного прошлого, а теперь хотя бы пыталась... Или мне лишь так казалось?

В любом случае, я ее не понимал.

Вот, к примеру, даже если и сейчас к ней присмотреться! Вроде вся такая неуверенная, немного сгорбленная, а из низкого хвостика выбивается парочка неуклюжих каштановых прядок, но что же в ней не так? Она не красится так сильно, как Ута, не делает маникюр, не ходит в разной одежде каждый день, да и в стиле придерживается холодных цветов, постоянного длинного рукава и коротких шорт.

Что? Что же, черт возьми, в тебе такого особенного, если ты выглядишь совершенно обычно?

— На привязи держишь? — свысока спрашивает.

Не улавливаю сути — всем видом пытаюсь ей это показать. Но она кивает головой в сторону Уты и на то, как властно выглядят мои руки-цепи, обвившие ее шею.

— Держу, — усмехаюсь.

— Вот негодники! Доиграетесь ведь! Я же вообще сейчас домой пойду!

Неотъемлемая часть тролля — поделиться радостью с кем-то другим. Стопроцентно гарантированно, что от этого станет только вдвойне приятно!

Главное — не переборщить. И Николь это понимала:

— Ута, я очень ценю, что ради меня ты готова немножечко потерпеть. Ну, от одного вечера вместе еще никто не умер, правда?

— Да смирилась я уже, сми-ри-лась! Мы все ждем твоего засранца, получается. И где? Что-то не видно его на горизонте.

Николь как-то отстраненно улыбнулась.

— Собирается все. Дайте ему время.

Как же иронично это прозвучало. Здесь – в месте, где этому понятию буквально не было смысла. Для нас время бы тянулось. Часами, днями, неделями. А на деле-то что? Какая разница, если в итоге снаружи прошло ничто? Для мира – ноль секунд, для нас – целое множество событий. Отдельная жизнь. Как бы не задрать нос выше головы чисто от осознания собственной значимости и неуязвимости!

Глаза ослепляет яркий свет, и я вновь вижу обруч.

— А вот и он, — тон Уты как просачивающийся яд безвредной змеи – на деле безвредный, а жалил-то больно.

Адам сморщил нос и встал поближе к Николь, как будто прячась за ее спинку.

— Я-то уж думала, что сдаст позицию и не появится!

Опять колет. Один раз, второй. Ты чего, Ута, надоедливый комар посреди лета? Тот, что жужжит, да жужжит возле уха, а ты ничего с этим сделать не можешь. Вот и Адам — проигнорировал. И правильно, на самом-то деле, сделал.

— Чего, все, как договаривались? — обратился скорее к Николь, чем ко всем остальным. — Калифорния?

— Калифорния! — дружно отозвались мы с ней, а Ута лишь глаза закатила.

И вызвал обруч, в который все не торопясь и шагнули.

Отношение к этому мероприятию складывалось двоякое. Да, идея принадлежала Николь. Нам всем нужно было резко отбросить прошлое, что навалилось на каждого тяжелой ношей, и начать все с чистого листа. Да, нас теперь четверо – цифра относительно немалая. Игнорировать тот факт, что каждый из нас – особенный индивидуум со способностью, теперь уже получалось как-то с трудом.

Если раньше, когда посещал Сторону, была уверенность, что сможешь побыть с собой наедине, то сейчас же, чаще случалось так, что с кем-то из четверки, да пересекался, пускай даже если я этого и не хотел.

Да и судьба, наверное, не настолько тупа, чтобы аж четыре раза подряд наделять человека даром и сталкивать их всех в одном пространстве, верно?

Поэтому продолжать жить собственными жизнями теперь уже само по себе как-то отходило на второй план, а Сторона потихонечку и ненавязчиво заставляла нас сменить приоритеты. Действие Николь – начало. Посмотрим, что же из этого выльется. Стоит ли это вообще того?

— Бессмысленно, — вторила Ута. — Все равно это всего лишь на один раз.

Но попытаться же стоит, да?

Старая добрая прохладная Калифорния. Выбрались сюда потому, что каждый когда-то уже бывал тут: Адам и Николь еще в детстве автостопом, я когда-то приезжал сюда ради тренировок и соревнований, а Уту мистер Блейд чуть ли не по всему миру обтаскал. Так что на счет нее я и не удивился даже, когда узнал.

В поле зрения бросилась парочка одиноких магазинчиков с фосфорными вывесками «открыто», а вокруг — проезжая часть с редкими одинокими машинками, что приводили в движение высохшие перекати-поля.

— Так! — Ута по-командирски хлопнула в ладоши. И зачем? — Все берем что-нибудь вроде сух-пайка! А я знаю, как правильно разводить костры, поэтому зайду в соседний магазин и куплю там все нужное. А на вас еда, хорошо?

— Без проблем.

Прохожу по бакалее, глазами пробегая по товарам. А все в порядке ли здесь со слежкой срока годности?

— Привет, Ривер.

Оборачиваюсь — Николь. Сейчас опять будет меня изучать и копаться в душе. Признаться честно, мне легче выносить Уту в критические дни, чем то, как за несколько предложений Николь способна узнать о тебе больше, чем ты — человека за год общения.

— Не понимаю одного, — задумчиво продолжала она. — Почему ты на это согласился, если тебе нет до нас никакого дела?

Говорю же: началось! Но меня это совсем не раздражало, скорее наоборот, даже забавляло: чего удумала эта девица на сей раз?

Смотрю на нее — молчит, все выжидает моего ответа, анализирует.

— Раз Сторона того просит, то нам всем лучше держаться вместе и попробовать сплотиться, верно? — прозвучало, как ответ на «отстань» в канун Нового года далеким родственникам: правдоподобно, но сухо и неестественно.

— Ну-ну, — и она, конечно же, это поняла. — Ты же ни капельки в это не веришь.

— Конечно, не верю.

— Из-за Адама?

Ты что, его мамочка? Ходишь по его ровесникам, даешь конфетку, приговаривая: «Подружитесь с моим мальчиком! Он хороший, честно!»

— Да нет, понимаешь, не в этом проблема, — старательно подбираю нужные слова. Если говорить откровенно, то даже с Утой так не делаю. — Мы просто разные! У нас разные страны, разный менталитет, разная жизнь...

— Допустим, — по тону ясно, что для нее это ни капельки не «допустим». Для нее это неубедительно. Она как будто видит всех насквозь.

Загадочно улыбается и взглядом проскальзывает по полкам магазина. Проводит пальцем по ценам и на чье-то внезапное шипение оборачивается — сзади, как ни в чем не бывало, копошился Адам и делал вид, как будто бы нас совсем не замечает.

— Подслушиваешь? — игриво усмехается, сложив ручки за спиной.

— Да сдались вы мне, господи, — он как-то недружелюбно глянул на меня и, закатив глаза, прошаркал в противоположную сторону.

— И не признается ведь, что ревнует, — куда-то в полку говорит Николь.

— Да по нему и не скажешь. Думаешь?

— Знаю...

«Да и сухой колодец с ним!» — хочу эмоционально выплеснуть, но одергиваю себя. Разговариваю же, все-таки, не с Утой — нужно держаться.

— Костер же будет, — мечтательно вырисовывает она слова, игнорируя мое поведение заядлого флегматика. — Давай наберем зефир, печенья и побольше шоколада? Что скажешь, Ривер?

— Уже, — Адам легонько задел тележкой меня в бок. Чего он строит из себя привидение, черт возьми? — И воду с чаем захватил, пока вы тут метелились. — искоса глянул на Николь, потом на свои старые тряпичные кеды, от которых отваливалась фабричная наклейка и, кажется, пнул что-то попавшееся под ногу. Чего-то специально ожидал? — Короче, еду на кассу.

Даже если и ожидал, то быстро сдался. Что ж, и это тоже не мое дело.

Хочу уже обратно повернуться, как вздрагиваю — в спину что-то утыкается. И пока я шевелю извилинами, чтобы что-то осознать, чьи-то руки без маникюра обнимают меня сзади. Встречаясь, они скрещиваются в замок. И тогда я понимаю, что это — Николь.

— Знаешь, Ривер, — приглушенно доносится позади. А я даже боюсь пошевелиться. — А Адам бы тоже хотел, чтобы все мы держались вместе. Так просто было бы легче. Подумай, пожалуйста.

Отстраняется и бредет к кассе, беспощадно бросив меня наедине с кашей из непонятных мыслей.

А может Николь просто глупа и невинна? Верит в собственный придуманный сказочный мир, без трудностей и забот? Как она все это себе представляет? Какая во всем этом разница? Смысл?

Я не понимал. Как и не понимал того, почему Ута так эмоционально воспринимала все «минусы» Адама. Ну, допустим, сказала ему один раз. Хорошо, вспылила во второй. Но дальше-то зачем?!

Мало ли неадекватных людей на свете! Что, теперь кидаться к каждому, в попытке всех исправить?

Можно же просто умыть руки! Принять тот факт, что он, человек, есть. Он здесь — часть твоей жизни. Просто не подпускай его близко к себе и делай все так, как душе твоей угодно! Проблема решена!

Но нет. Мы выйдем за пределы освещенной территории магазина и зашагаем в сторону пустыря. По сухой безжизненной траве. А я буду продолжать делать вид, что мне все это интересно.