Виктор Абрамов — самый страшный человек из всех, кого мне доводилось встречать. Долгие годы его личность оставалась для меня неизвестной. Во всех бедах, случившихся со мной и моей сестрой я винила Егора. Абрамов показал свое лицо в тот момент, когда спустя четыре года страха и боли я, наконец, вздохнула свободно. С Алексом я почувствовала себя в безопасности, но мы не догадывалась, как призрачно было наше счастье. В борьбе, которая лишь на первый взгляд казалась равной, нашему врагу удалось оказать победу, пользуясь самыми низкими, жестокими и бесчеловечными средствами.

После оглашения приговора, когда Александра забрали в тюрьму, мне, как и ему, передали сообщение от Абрамова. Эта сволочь торжествовала. В небольшой записке было сказано, что мы получили по заслугам и, если хотим сохранить ту малость что у нас осталась, а именно никчемные жизни, должны молчать. Юрий Алексеевич лишь развел руками на такое заявление и, вздохнув, сказал, что другого выбора у нас нет.

Пока Алекс был в тюрьме, я сняла ячейку в банке, куда отнесла досье на Абрамова переданное нанятым Серебрянским частным детективом. Там в темном, душном стальном ящике уже несколько месяцев покоились бумаги, за которые нас с Алексом могли убить, поэтому, одно упоминание имени нашего врага, словно моментально действующий яд, до невыносимой физической боли заставило сердце замереть.

— Позвольте потревожить вас, — слишком, до омерзения учтиво произнес незнакомец. Он взял стул от соседнего столика, с шумом пододвинул и уселся.
— Не позволяю, — отрезал Алекс. Я видела, как он напряжен, еще мгновение и мой мужчина бы накинулся на человека, что так нагло и беспардонно вторгся к нам. Этого нельзя было допустить. Вдруг у него оружие? Что если где-то здесь его люди? Одно неверное движение, и мы — покойники. Я накрыла своей ладонью руку Алекса и сильно сжала, давая понять, что не стоит этого делать.
— Вы выслушаете меня, — спокойно, будто не замечая яростного взгляда Алекса, произнес незнакомец, — меня зовут Илья Артемович Горячев, подполковник федеральной службы безопасности.

Не сговариваясь, мы с Алексом переглянулись. Где-то глубоко в душе затеплился слабый огонек надежды, но помня, что никому нельзя верить, тут же погас.

— Что... Что вы хотите от нас? — крепче сжав руку Алекса, словно ища у него защиты, вопросила я. Мой голос дрогнул, а ладони вспотели. Почему-то резко захотелось спрятаться, исчезнуть.
— Ваши показания, Анна, — пронзительно глядя в глаза, ответил он и кивнул официанту, — эспрессо, будьте добры.
— Да, конечно, — ответил молоденький парень в старом фартуке с потертым логотипом пиццерии.
— О каких показаниях идет речь? — вмешался Алекс, — и мою невесту зовут Яна!
— Но в суде она выступит под своим именем, — все также по-удавски спокойно проговорил Горячев, тем не менее, на его лице слабо отразилось подобие улыбки.
— Яна уже выступала в суде. Дважды. С нее достаточно, — отрезал Алекс, но Илья лишь покачал головой, — я непонятно выражаюсь?!
— Послушайте меня, гражданин Серебрянский, нам достаточно известно про Анну, чтобы засадить ее и всех, кто ей помогал, в тюрьму, поэтому, если вы не хотите сбалансировать вашу пару таким образом, что оба станете уголовниками, советую делать то, что я скажу.

В этот момент к нам почти подошел официант, но споткнувшись о ковролин не удержал в руках кофе и вместе с чашечкой полетел на пол. Глядя на это, я громко рассмеялась, но совсем не над бедным юношей, хотя со стороны это выглядело именно так. Привлекая внимание, я продолжала выставлять себя невоспитанной дурой, но ничего не могла поделать. Смех переходил в истерику. Я не понимала, как воспринимать весь этот бред?! Алекса осудили за то, что он спас мне жизнь, меня же могут посадить в тюрьму за отчаянную попытку выжить. Еще смешнее казалось то, что в обоих случаях роковую роль сыграла именно моя жизнь... Странное совпадение.

— Яна, что с тобой?! — мой смех перешел в слезы, и Алекс испугался, — воды! Принесите стакан воды.
— Илья... Как вас по отчеству? — я резко взяла себя в руки и обратилась к обескураженному моей резкой перемене Горячему.
— Артемович.
— Так вот, Илья Артемович, хотите меня арестовывать — пожалуйста! Вам ничто не помешает это сделать, потому что в нашей стране понятие закон кануло в лету, если вообще когда-нибудь существовало, — наклонившись к нему, отчаянно и без тени страха цедила я, — моего мужчину осудили за самооборону: он вынужден отрабатывать долг перед государством. Да кто такому государству может быть должен?! Хотите арестовать?! Повторяю, пожалуйста! Это будет самым лучшим решением для нас с Алексом. Оба пострадаем от закона, но не за преступления. Когда-нибудь, может быть, нас даже в герои произведут. Как у нас случается? Посмертно вдруг преступников обеляют? Как с Николаем Вторым... В ранг святых произвели, а про все его грехи забыли. Давайте, подлейте масла в этот гребанный адский котел! Только кто реальным преступником будет? Кто зло совершает, кто осужден судом или суд, который невиновных в тюрьмы сажает? А, может, правосудие, что на реальных преступников глаза закрывает? Кто?! Илья Артемович, кто?
— Ваш монолог окончен? — спросил Горяев, делая глоток второго, на этот раз донесенного до столика кофе.
— Да.
— Так вот, Анна...
— Я — Яна! И только так!
— Что ж, уважу вашу просьбу. Яна, вы можете сколько угодно философствовать по поводу нашего правосудия, судебной системы и прочего, что вам не изменить, но я предлагаю вам подумать о себе.
— Пойти на сделку с вами?
— Именно. Вы ошибаетесь, если считаете, что о деятельности Абрамова ничего неизвестно. Наша служба занимается этим и имеет некоторые результаты... — но тут не выдержал Алекс, он ударил ладонью по столу, отчего Илья дернулся.
— Результаты? Какие?! Вам удалось остановить поставку живого товара за рубеж? — усмехнувшись, вопросил Алекс, заведомо зная ответ Горячева.

Для Алекса это была болезненная тема, потому что Абрамов продолжал завлекать в свои сети глупеньких молоденьких девушек, только теперь под известным продюсерским брендом... «Озон Рекордс». После того, как Алекс начал процедуру банкротства, на его компанию появилось несколько покупателей, в итоге, дело жизни моего возлюбленного ушло фактически с молотка. Какое-то время мы не знали, кто пришел в руководство компании, потому что были заняты судами. Позже выяснилось, что Абрамов через подставных лиц выкупил «Озон Рекордс». Как бы там ни было, но Алекс чувствовал и свою вину в том, что наработал и раскрутил имя, которое теперь губит молодых девушек.

— Вы же оба неглупые люди, — покачал головой Горячев и жестом попросил повторить кофе, — дело Абрамова носит несколько специфический характер. Мы упустили его, когда этот гад не имел такой власти и связей, а после наши возможности оказались несколько ограниченными.
— Ограниченными? У вас? — усмехнулся Серебрянский, — да как это возможно? Вы же ФСБшник!
— Вы же понимаете, что такой синдикат может работать только имея поддержку в верхах. При чем среди людей неприкосновенных, поэтому вести расследование против Абрамова было просто невозможно.
— Что же изменилось? — полюбопытствовала я, чувствуя, как нахлынувшие эмоции отпускают. Я больше не боялась и не злилась.
— Все просто. Эти неприкосновенные люди таковыми быть перестали. Впали в немилость.
— В чью немилость? — не унималась я.
— Сказать не могу, но вы и без того поняли, в чью.
— Неужели? Сам Президент поручил вам заняться расследованием?
— Не лично. Но это детали, они вас не касаются.
— А что касается?! — грубо, словно мерзкую грязную тряпку, кинул вопрос Алекс.
— Вас должно волновать будущее. Я не угрожаю, напротив, предупреждаю и предлагаю помощь. Нам нужны показания Анны в суде против Абрамова. Ей нужно рассказать всю правду!
— Но тогда я попаду в тюрьму! Зачем мне это делать?! — чувствуя, как страх и злость возвращаются, я до боли сжала в руке вилку.
— Попадете, если откажетесь сотрудничать. Вас все равно вызовут, докажут, что вы — не Яна Королева, всплывет дело о поддельных документах, под суд пойдут участковый и его сын, что вам помогали. Если будете давать показания по своей воле, ни вам, ни им не предъявят обвинения. Более того, выступить должен и Александр. Нам известно про досье, которое он получил от детектива.
— Откуда?! — удивился Серебрянский.
— От вашего адвоката. Мы как раз недавно пообщались. Александр, если вы выступите в суде и предоставите все данные, полученные от детектива, вас амнистируют и удалят сведения о вашей судимости, а для вас это будет зеленым светом к заветной мечте.
— Мечте? — переспросила я.
— О семье. Полноценной семье, — Илья одним глотком осушил крошечную, словно вытесанную из куска рафинада, чашечку и жестом указал повторить, — Яна, вы не можете родить, а с судимостью Александра и усыновить не сможете. Будете сотрудничать — из базы данных уголовного суда будет стерта порочащая запись, и вы получите ребенка. Конечно, не в Москве, но в каком-нибудь далеком голодном детдоме вам с радостью отдадут новорожденного сиротку.
— Откуда вам все это известно? И что вас связывает с моим адвокатом? — мрачно проговорил Серебрянский, разглядывая исподлобья ФСБшника, но даже этот его суровый вид не скрыл от меня того, что Алекс заинтересовался предложением.
— Старые связи, — усмехнулся Горячев, — Юрий Алексеевич учился с моим отцом. Именно поэтому он рассказал о вашей проблеме и предложил мне пойти на такую сделку. Мое руководство развязало мне руки. Главная цель — прижать к стенке Абрамова, средства ее достижения мало волнуют. Так что? Вы согласны?

Я посмотрела на Алекса, для себя уже решив рискнуть, но мой мужчина оставался все таким же серьезным. Сейчас я терялась в догадках и не могла понять ход его мыслей. Молчание за нашим столиком затянулось, и напряжение между нами тремя стало просто невыносимым. Казалось, что я держу за конец резинку, которую кто-то растягивает сильнее и сильнее, еще чуть-чуть и она лопнет, больно ударив по пальцам... но ожидание было страшнее чем ожог секундного удара.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — слишком тихо и по-хищнечески зловеще вопросил Серебрянский, — ты можешь быть шестеркой Абрамова. Проверяешь, чтобы мы не повелись.

Горячев, недовольно поморщившись, откинулся на спинку стула и полез во внутренний карман своей не к месту надетой жилетке. Напуганная упоминанием Абрамова, я сразу не обратила внимание на то, что этот элемент делового костюма совершенно не подходит под весь его не слишком официальный образ.

— Держите, — он практически швырнул на стол свое удостоверение и выжидающе посмотрел на Алекса.
— Это ни о чем не говорит, — внимательно изучив документ, Серебрянский протянул его обратно Горячеву.
— Жду ответа до завтра. Утром, в шесть тридцать, мы с ребятами приедем к вашему дому и, надеюсь, вы пойдете с нами по-хорошему, — он убрал удостоверение, легко кивнул и, бросив на стол двести рублей за кофе, поспешил скрыться из пиццерии, словно бежал от огня.

Мы с Алексом молча смотрели ему вслед, боясь начать разговор, словно два нашкодивших школьника, которых оставили в углу отбывать наказание за кнопки на учительском стуле. Пользуясь нашей растерянностью, услужливый официант стал навязчиво предлагать десерты.

— Ничего не надо, — отрезал Алекс, смерив парня недовольным взглядом, — счет.
— Как скажете, — молодой человек взял грязную посуду и направился к барной стойке.
— Что думаешь? — я решилась спросить первая, хотя настрой Алекса мне совершенно не нравился.
— Поговорим вечером. Сейчас должен возвращаться на стройку, — безэмоционально ответил он.
— Хорошо, — не желая еще сильнее злить Серебрянского, я слабо улыбнулась.
— Я задержусь сегодня, ты дождись и не ложись, пока не вернусь. Ян, об этом разговоре никому ни слова. Даже Кристине!
— Ты думаешь это западня? Нужно поговорить с Юрием Алексеевичем...
— Ничего не предпринимай, я сам всем займусь, — решительно заявил Алекс, вкладывая купюры в кожаную папку счета, не давая мне подсмотреть, на сколько мы наели. На секунду его лицо прояснилось, и он хлопнул меня по носу, как делал всегда, если я проявляла любопытство, где не следовало, но потом Серебрянский снова стал серьезным, — будь осторожна и сегодня не возвращайся на работу.
— Буду ждать дома.
— Умница.

***

Когда находишься в одиночестве, тревожащие тебя мысли становятся в стократ сильнее, ведь нет никого, кто бы разделил с тобой их гнет. Мне было чертовски сложно ждать вечера. Я то и дело думала о разговоре с Ильей Горячевым. Безумно хотелось поделиться всем этим с Кристи, но, дав Алексу слово, я не могла его нарушить.

Скинув с себя влажную, пропитавшуюся потом и пропахшую сладким запахом дезодоранта водолазку, я, наконец, свободно вздохнула. До позднего вечера у меня было время побыть без своего панциря. Оставив всю одежду в комнате, потом закину в стирку, я пошла в душ.

Прохладная вода, смывала городскую пыль и дневную усталость, тактично оставляя мои переживания. А говорят, душ помогает отвлечься от дурных мыслей. Глупость. Я опустила взгляд на себя, и на глаза навернулись слезы. Врач сказал, что мне уже можно пройти первую процедуру шлифовки, шрамы станут менее заметными, рубцы немного разойдутся и не так противно будет на ощупь. Если бы он знал, как сильно я мечтала хоть немного исправить то, что приходилось видеть ежедневно в зеркале... Но такая операция стоила слишком дорого, и позволить это мы просто не могли. В общей сложности мне нужно было пройти около пяти процедур с перерывами в пару месяцев, только денег не было даже на одну. Алексу я ничего не говорила.

Прикрыв глаза, я натирала себя мочалкой, словно это поможет, как будто грубая плетень разгладит омерзительные рубцы. Не вышло. Мое уродство стало только ярче малиново-красными следами на бледной коже. Я жалела себя. Жалела, потому что не разрешала никому другому это делать. Жалела, потому что мне это было нужно. Потому что на это у меня были только минуты, когда никого нет рядом, пока я могла не притворяться сильной и равнодушной...

Неожиданно штора распахнулась, и я увидела Алекса. Он стоял без футболки и в расстегнутых джинсах, явно намереваясь принять со мной душ. Я даже не слышала, как он вернулся, как зашел в ванную...

— Нет! Уйди! — это был не крик... вопль. Такой, словно меня ударили ножом. Хотя так оно и было. Его взгляд! Напуганный, изумленный, растерянный. Алекс замер, рассматривая меня. Впервые за столько месяцев, — зачем?..

Он не ответил и, опустив голову, стал снимать с себя джинсы. А я давилась слезами, стараясь скрыть руками свое уродство. Это неправильно. Я не готова! Только Алекс этого не понимал. Я шептала просьбы уйти, оставить меня, не смотреть, но он словно не слышал. Неужели, мой чуткий, нежный друг действительно умер, а на его место пришло бесчувственное чудовище?!

Я отвернулась к стене, чтобы он не видел, как я, закрыв лицо ладонями, давлюсь слезами. Мир рухнул. Моя стена пала. Мой панцирь, как лягушачья шкура из сказки, горел синим пламенем. Шелест целлофановой занавески, и он рядом. Но я этого не хотела. Не хотела ни Алекса, ни нашей близости. Если он возьмет меня, как обычно, грубо, но без своей оболочки я не смогу... умру окончательно.

— Прошу тебя... — из последних сил я выдавила мольбу, но он не ушел.
— Ты красивая. Самая красивая.

Слишком мягкий, нежный шепот заставил меня дрогнуть. Я затаила дыхание, и слезы вдруг замерли, не решаясь покатиться по щекам. Это был голос моего прежнего Александра, вот только словам я не верила. Он легко поцеловал мое плечо, и я снова встрепенулась, а по телу яркими звездами ясным небом рассыпались мурашки.

— Алекс...
— Не говори ничего, милая. Только слушай, — я кивнула, и он за талию притянул меня к себе, прижимая спиной к своей груди, — ты самая красивая в мире женщина, и никакие шрамы этого не изменят. Я люблю тебя. Всю. Полностью и без остатка. Ты — все, что у меня есть, — он легко поцеловал меня в макушку, а я снова заплакала, — Юрий Алексеевич подтвердил слова Горячева. Он действительно из ФСБ и может нам помочь. Мы можем ему довериться, но если согласимся сотрудничать, тебе придется давать показания в суде при Абрамове. К тому же есть риск, если он узнает раньше времени, что мы будем выступать против него, и тогда постарается нас убрать. Но я буду рядом. Всегда. Я ни на секунду не оставлю тебя, но решать только тебе. Если не готова, если не хочешь, то мы уедем. Сегодня же.
— Но мы не можем уехать...
— Можем сбежать. Вместе.
— Тогда оба станем беглыми преступниками.
— Чтобы ты ни решила, я тебя не оставлю. Всегда буду рядом и не дам в обиду, — Алекс закрыл воду и потянулся за большим полотенцем, в которое укутал меня, не вытирая.
— Я думаю, нам надо...
— Не спеши, — перебил он и, подхватывая на руки, понес в спальню, — подумай, как следует. У нас есть несколько часов. Ты уже один раз бежала в другую жизнь. Если решись снова так поступить, я убегу с тобой.
— А чего хочешь ты?..
— Чтобы ты была счастлива, а я рядом, — он сел на кровать и усадил меня себе на колени. Аккуратно убрав с моего лица прилипшие прядки мокрых волос, он легко коснулся моих губ нежным, воздушным поцелуем.

Как-то вдруг изнуряющее душное лето стало приятным. Я увидела то, что не замечала ранее вечерами: как красно-рыжее закатное солнце красиво золотит спальню, как весело летают ласточки прямо за окном, как на самом деле уютно в нашем доме! Алекс стянул с меня полотенце и не позволил прикрыться. Если бы было темно, но еще не было даже сумерек... Неуютно, и он это чувствовал.

— Я безумно тебя хочу. Но сегодня никаких игр... Хочу наслаждаться тобой медленно, нежно... Я хочу тебя любить, — прошептал мой прежний Алекс.

Мы оба сняли маски, показывая себя прошлых, живых, несломленных. Его взгляд вновь был мягким, прикосновения легкими, а движения плавными. Когда его губы сомкнулись вокруг моего соска, я окончательно отдалась чувствам. Медленно, чуть касаясь, он провел рукой по моему животу, и, полностью расслабившись, чуть разводя ноги, я пригласила его. Но Алекс, не спешил... Он спустился вниз поцелуями. Мой любовник дарил ощущения, лишающие рассудка, очерчивая кончиком языка, действуя решительнее, чуть покусывая и вновь возвращаясь к нежности... Мой громкий стон смешался с его, когда он наконец вошел...

— Люблю тебя...

И не важно, кто это сказал, произнесли ли это вслух, или же услышали сердцами... Мы, наконец, позволили себе снова друг друга любить.

***

Лежа у него на груди, рисуя какие-то замысловатые вензеля на его коже, вдыхая запах моего прежнего Алекса, я решилась дать ответ.

— Я согласна на сотрудничество.
— Уверена? — чуть отстранившись, взглянув мне в глаза спросил он.
— Да, — безапелляционно заявила я, и мой мужчина улыбнулся.
— Есть еще один важный вопрос...
— Какой?
— Выйдешь за меня?