Эмпирические факты:
Первое. Все мы способны любить людей.
Второе. Мы налагаем ограничения на эту любовь.
Третье. Мы можем переступать через эти ограничения — если захотим.
Четвертое. Любовь, выражающаяся в хорошем обращении, порождает любовь. Ненависть, выражающаяся в плохом обращении, порождает ненависть.
(с) Олдос Хаксли

Открываю глаза, упираясь взглядом в белый потолок. Мне холодно. Во рту пересохло, голова гудит. Сделав усилие, облизываю потрескавшиеся губы. Всё тело, как один большой комок ваты, неприятная вибрация проходит через каждую его частицу. Пространство вокруг качается и я, не выдержав, давлюсь от подступившей к горлу тошноты. Чья-то рука заботливо придерживает мою голову и я мучительно изливаю содержимое желудка в предусмотрительно подставленный металлический таз. Откидываюсь обратно на подушку, тяжело дыша и чувствую, как всё та же рука нежно убирает с моего лба мокрые пряди. Собрав остатки усилий, фокусирую зрение, чтобы разглядеть ускользающую картинку, но у меня не получается. Я снова отключаюсь.

Когда я вновь просыпаюсь, в помещении уже темно. Слышу, как где-то поблизости раздаётся монотонный писк датчиков. Мне всё ещё плохо, но появились силы, чтобы осознавать себя в окружающем пространстве. Слабо шевелю руками и ногами, зашипев от боли, которая со страшной силой пронзает моё левое бедро.

— Она очнулась! — я узнаю Фэйт по голосу.

Она с тревогой склоняется надо мной и я разглядываю её волосы, с облегчением отметив, что они снова белоснежные. На щеке виднеются глубокие, уже заживающие порезы. Подруга берёт меня за руку и прижимает её к своим губам.

— Я так рада, что ты очнулась. Ты не представляешь, как мы все здесь за тебя волновались.

Все? Я скашиваю глаза, повернув голову набок, и вижу сидящего у окна Эллиота. Он, вымотавшись, уснул прямо в кресле, а рядом с ним быстро встаёт со своего места и идёт ко мне... Андерс?! Я чуть ли не плачу от счастья. Он жив! Хвала Вселенной! Я очень хочу подняться с постели и обнять своих друзей, но боль такая невыносимая, что меня буквально пригвождает к месту. Я начинаю тихо плакать, рассматривая любимые лица.

— Эй, — Андерс легонько обнимает меня, — Тебе больно да?

— Нет, — я раскрываю пересохшие губы, Фэйт быстро подносит к моей рту стакан и я жадно пью, осушая его до дна. Как хорошо. Прохладная вода приятно затекает в рот и спускается в сжавшийся от голода желудок, — Какое сейчас число?

— Ты была без сознания три дня, — Фэйт грустно поджимает губы и гладит меня по волосам, — Рядом с кафе случился взрыв, от стены отлетел кусок арматуры и перебил тебе бедренную артерию. Врачи еле успели тебя спасти, помедли мы хотя бы минуту — ты бы уже была в Санктуме, — она смахивает выступившие слёзы, — О, Сесиль.

Я поражённо собираю осколки памяти воедино, но мозг всё ещё плохо меня слушается. Четвёртый кантон, Катарина, Дилан, протягивающий руку, сильнейший взрыв... Мама.

— Фэйт, что произошло?

— В Котле случился прорыв, — отвечает вместо неё Андерс, — изгнанные сделали самодельные бомбы и подорвали границу. В кантоне у них есть кто-то из своих, кто совершил теракт внутри города. Мы подавили восстание, проводится расследование, в округе всё полностью перекрыто, — Он проводит рукой по волосам и я замечаю, что за эти дни он изменился — стал старше, мужественней и серьёзнее, — Как только я узнал, что ты пострадала, то отпросился на двое суток и сразу же приехал сюда.

Я содрогаюсь от страха, понимая, насколько нам повезло остаться в живых. Острая жалость пронзает меня при мысли, что помимо нас пострадало ещё множество спиритов. Тектум, который казался самым безопасным и безмятежным местом во Вселенной, оказался столь же опасным и несправедливым, как и сама Земля. Но где же тогда закон равновесия, почему он не работает? Где высшие силы, которые должны следить за справедливостью? Иначе зачем вообще нужен Тектум?

— Андерс, ты что, скоро возвращаешься обратно? — до меня доходит смысл сказанных им слов.

— Да, — твёрдо отвечает он, глядя куда-то вдаль.

В палату входит пожилая женщина-врач, одетая в белый халат. Она несёт на металическом подносе несколько шприцов, наполненный мутной жидкостью и я инстинктивно сжимаюсь, понимая, что мне предстоят не самые приятные минуты.

— Она очнулась! — радостно восклицает женщина, — Ребята, выйдите из палаты, мне нужно осмотреть её.

— Мы вернёмся утром, — целует меня на прощание Фэйт, — Ты ещё очень слаба, тебе необходимо отдохнуть.

— А ты? — я испуганно цепляюсь за её руку, — Ты себя как чувствуешь?

— Я в норме, меня только слегка задело. Несколько глубоких царапин и ушиб, ничего серьёзного. Отдыхай, мы придём утром.

Она будит Эллиота и он, не до конца понимая, что происходит, вяло плетётся за ней на выход. Андерс ободряюще подмигивает мне, прежде чем уйти следом за друзьями.

— Так, дорогая, как ты себя чувствуешь? — женщина наклоняется надо мной и, не дождавшись ответа, приподнимает простынь.

— Сносно, — я опускаю глаза вниз, рассматривая свою ногу, но вижу только огромный шов, щедро смазанный йодом.

Она легонько нажимает на него и я верещу от резкой боли. Врач берёт шприц и рассматривает на свет плещущееся в нём вещество.

— Это антибиотик, так восстановление пройдёт быстрее. Тебе очень повезло, что тебя вовремя сюда доставили.

Тихо матерясь сквозь крепко стиснутые зубы, терплю мучительные процедуры и обработку швов. С детства ненавижу уколы.

— Это Вы сегодня днём подавали мне таз? Меня так тошнило, извините, если доставила неудобства.

— Нет, — она удивленно смотрит под кровать, — вот ёмкость, но она чистая.

Замолкаю, решив, что мне всё это привиделось в лихорадочном бреду. Врач предлагает мне поесть и я соглашаюсь на чашку куриного супа. Напоследок мне вкалывают снотворное, после чего всё вокруг очень быстро кружится и я снова отключаюсь.

Утром я прихожу в себя от того, что меня легонько трясут за плечо. Открываю глаза и вижу над собой лицо Андерса, на котором пробивается трёхдневная щетина. Он выглядит очень уставшим, словно не спал всю ночь. Поднимаюсь и сажусь на кровати, с радостью отмечая, что боль утихла. Друг протягивает мне тарелку с супом и присаживается рядом, молча наблюдая, как я с жадностью поглощаю ароматный горячий бульон.

— Когда ты уезжаешь? — спрашиваю я его, отставив, наконец, пустую тарелку в сторону и вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Сегодня вечером.

— Так скоро? — я огорчённо вздыхаю, — Я волнуюсь за тебя, Андерс.

— Почему? — он с любопытством смотрит мне в глаза, слегка наклонив голову, — В чём причина того, что ты переживаешь за мою судьбу больше, чем кто-либо другой?

Я знаю, какой ответ он жаждет от меня услышать, но, взглянув глубоко внутрь себя, понимаю, что у меня нет никаких романтических чувств. Там затаилось совсем другое.

— Андерс... Ты для меня, как брат, которого у меня никогда не было. А я всегда очень хотела старшего брата, который бы мог поддержать и дать совет. И я благодарна Вселенной, что у меня есть ты.

Я вижу, что он расстроен моим ответом, но не подаёт вида.

— А как же Кристина? — он неловко разглаживает ладонью складки на простыни, стараясь избегать моего извиняющегося взгляда, — Ты нашла её, поговорила с ней?

— Нет, — я расстроенно опускаю плечи, — Я сделаю это, но позже. Слишком много событий за последнее время.

— Я понимаю, — он мнётся, но спустя мгновение его лицо озаряется задорной улыбкой, — Ты уже можешь вставать на ноги?

— Не знаю, — откидываю простынь и осторожно двигаю ногами, тихонько опуская их на холодный пол, — Давай попробуем.

Он быстро поднимается и протягивает мне обе руки. Я опираюсь на них и, пошатываясь, встаю. Тупая боль пульсирует в моем бедре, но я делаю несколько шагов, привалившись к плечу Андерса.

— Что ты задумал? — я поднимаю на него глаза.

Он улыбается и начинает тихонько напевать какую-то незамысловатую мелодию, кладя одну руку мне на талию, а другой мягко сжимая мои пальцы. В этот момент я очень благодарна ему, что он не нарушает тактичного расстояния между нашими телами.

— Помнишь, я обещал вернуться и потанцевать с тобой? — Андерс продолжает петь, но теперь уже немного громче. Голос у него низкий и он совсем не попадает в ноты, хотя я вижу, что его это совсем не беспокоит.

Я весело смеюсь, запрокинув голову и отпустив все проблемы. Уже очень давно не чувствовала себя так легко и непринужденно.

Мы неловко топчемся на месте, пока я тежело переставляю больную ногу, а потом Андерс заканчивает петь и помогает мне присесть обратно на кровать.

— Спасибо тебе, — я нежно глажу его руку, — Ты настоящий друг.

— Ну конечно, — он усмехается и, коснувшись пальцем моего носа, отступает к выходу из палаты.

— Куда ты? — не хочу, чтобы он уходил.

— Мне нужно зайти к Совету, обсудить дальнейшие действия. Я загляну к тебе позже, — он целует меня в щёку и покидает помещение.

— Хорошо, — нехотя ложусь обратно.

Следующие часы проходят в томительном бездействии. Я либо сплю, либо бездумно изучаю взглядом потолок в больничной палате, думая обо всём на свете. Кристина. Я обязательно должна найти её, но вот захочет ли она видеть меня? Это большой вопрос. Так странно понимать, что где-то рядом находится человек, который похож на тебя, как две капли воды и который должен быть тебе роднее всех на свете, но ты совсем не знаешь — друг он тебе или враг. Вспоминаю разговор с Сарой и невольно злюсь на родителей. Да, это их выбор, они имели полное право выбрать аборт, но почему? Вряд ли у них были материальные проблемы или сложности со здоровьем. В конце-концов, я появилась сразу после маминого аборта, спустя совсем малое количество времени. А теперь, после моей смерти, родители остались полностью одиноки и возраст не позволит им зачать ещё одного ребёнка. Кто знает, как сложилась бы их жизнь, если бы у них была ещё и Кристина? Определенно, не было бы стольких сломанных судеб.

В мою палатой бесшумной тенью входит Даглас и дёргаюсь от неожиданности.

— Вам сюда нельзя, юноша, девушке нужно отдыхать, — за ним обеспокоенно семенит медсестра, но он довольно резко обрывает её.

— Я представитель Августа и я сам решаю, когда и кого мне посещать, — он недовольно испепеляет её взглядом, — Сесиль предстоит разговор с руководством.

— О, так Вы от самоубийц, — та пугается и невежливо отшатывается от него, — Хорошо, я поняла, — она неловко выскальзывает обратно в коридор и я слышу её удаляющиеся шаги.

Разговор с руководителем? О чем это он? Тем временем, Даглас пододвигает стул к моей кровати и садится на него, молча разглядывая меня из-под опущенных тёмных ресниц. Его взгляд скользит по моим ногам, прикрытым простынью, и я стыдливо натягиваю её повыше.

— Разве тебе не запрещено здесь появляться? — я решаю прервать затянувшееся молчание.

— Мне ничего не могут запретить, — он хмыкает, — Я будущий наставник, а так как с тобой хочет поговорить Август, я тоже буду присутствовать.

— О чём со мной хотят поговорить самоубийцы? — я отворачиваюсь, глядя в стену.

Обида за произошедшее на Балу до сих пор не отпускает меня.

— Вот, как ты заговорила? — он приподнимает бровь, — Августу интересно знать, что вы делали в кантоне номер четыре, в тот день, когда там произошёл теракт.

— Я подозреваемая? — задыхаюсь от возмущения и сажусь на кровати, забыв про стыд и нелепую ночную рубашку, мешком болтающуюся на теле.

— Да, — он изучает взглядом мой растрёпанный внешний вид, — По крайней мере, пока мы не выяснили, что ты и твоя подруга там забыли.

— Мы не делали ничего противозаконного! Это наши дела!

— Мне абсолютно всё равно, если честно, — выражение лица Дагласа совершенно не меняется, — Я... беспокоюсь за тебя. Ты в порядке?

— Почти.

Он стягивает с меня простынь и я не успеваю возмутиться. Даглас рассматривает мою ногу и медленно проводит холодными пальцами рядом с опухшим швом. По моей коже бегут мурашки и я стремительно краснею, но самоубийца будто не замечает моего смущения.

— Надо же, как хрупка человеческая жизнь, — задумчиво произносит он, убирая руку, — И с какой лёгкостью смерть забирает людей друг у друга.

— Даглас, почему ты покончил с собой? — спрашиваю я, натягивая простынь обратно. Ткань приятно скользит по ещё воспалённой ноге.

— Потому что у меня больше не было смысла жить, — просто отвечает парень, — А когда у человека отбирают всё, что делало его счастливым — он уже мёртв, и совсем не важно, что его тело продолжает функционировать.

Да он ещё более нудный, чем Фэйт! Зачем столько пафоса и тумана?

— А сейчас? Разве приятно, что все считают вас изгоями? — я говорю, не подумав, и тут же жалею об этом.

Знакомьтесь — Сесиль Мэттьюс, главная по глупым вопросам и грубым высказываниям.

— Ты забыла, что никто не знает, куда он попадёт после смерти? — по голосу Дагласа можно понять, что он слегка недоволен, — Думаешь, я рассчитывал оказаться здесь?

— Честно говоря, я всё ещё не понимаю, почему вас держат отдельно, — отвечаю ему примирительным тоном, — Последние события наглядно показывают, что самоубийцы и спириты мало отличаются друг от друга.

Даглас громко смеётся и я снова вздрагиваю. Я чувствую, что за этим смехом кроется горечь, но никак не веселье.

— Ну конечно, вам же рассказывают, что своей энергетикой мы плохо влияем на обычных спиритов, так ведь? А ещё мы отбываем наказание за то, что лишили себя такого ценного дара Вселенной?

Я неопределённо киваю, не понимая, что в этом такого. Парень наклоняется поближе и, сковывая меня взглядом, медленно произносит:

— Так знай — самоубийцы как отдельная каста появились в Тектуме всего тридцать лет назад.

— Что? А до этого? — я еле шевелю губами, загипнотизированная его внезапно охрипшим голосом.

— А до этого всех самоубийц отправляли в Большой Котёл, к остальному отребью, чтобы мы своим видом не портили спиритам их праздник жизни.

Я только глупо моргаю, рассеянно переводя взгляд на его шрам на щеке. Лицо парня так близко к моему, что я ощущаю его тяжёлое тёплое дыхание. В его зрачках я вижу своё отражение, сердцебиение учащается и я шумно втягиваю в себя пропахший лекарствами воздух.

— Что произошло дальше? — я шепчу, чувствуя нарастающую изнутри дрожь. Меня начинает мелко потряхивать, видимо, это снова показала своё действие мертвая энергетика Дагласа. Его близость действует на меня самым невероятным образом.

— Самоубийцы устроили сильнейшее восстание, прорвав границы Котла и убивая каждого, кто встречался у них на пути, — в его глазах загорается опасный огонь, — После чего Главные, испугавшись, предложили заключить сделку: самоубийцы проживают на территории Тектума, но отдельно от обычных спиритов, а взамен переходят на их сторону, играя роль воинов, которые будут сдерживать все последующие бунты.

— И самоубийцы согласились? — я настолько поражена этой новостью, что у меня кружится голова.

Почему же от всех скрывают правду?

— Да, — подтверждает Даглас, — Но, как видишь, спустя тридцать лет мы всё равно здесь чужие.

Я молчу, окончательно провалившись куда-то в небытие, не в силах пошевелиться под его взглядом. Комнаты вокруг больше не существовало, только Даглас и его лицо, склонившееся прямо надо мной. Он наклоняется ещё ниже, почти касаясь своими губами моих, но почему-то оттягивая этот мучительный момент. Я закрываю глаза, ожидая его поцелуя, но не до конца понимая, хочу ли вообще этого.

Сейчас во Вселенной остались только мы одни.

Но ничего не происходит. Даглас резко отстраняется от меня, оставив между нами болезненный холод. Его взгляд стал совсем обычным, как и до этого, но где-то в глубине голубых глаз быстро промелькнуло разочарование. На пороге появляется Август. Проклятье. Я еле слышно застонала, откинувшись на подушку и прикусывая губы. Наваждение как рукой сняло, на смену ему приходит всепоглощающий страх. Пытка начинается.

Август, недобро глядя из-под кустистых бровей, серьёзным тоном задаёт мне различные каверзные вопросы на тему произошедшего. Я отвечаю односложно, ведь если я поделюсь информацией о том, что мы встречались с Катариной, у моей подруги могут быть проблемы. Уточняя детали нашего путешествия в четвёртый кантон, Август просто гоняет меня по кругу, путаясь поймать за хвост, пока Даглас с хмурым видом стоит, прислонившись к дверному косяку.

— С чего Вы вообще взяли, что мы можем быть причастны к теракту? — я злюсь и от напряжения у меня начинает болеть голова, — Мы просто поехали навестить нашу старую знакомую.

— Что за знакомая? — наставник напрягается, как ищейка, напавшая на след.

— Подруга, с которой общалась на Земле.

— Один из воинов армии рассказал нам, что ты и девушка по имени Фэйт Доу пытались узнать у него информацию о местных архивах. С какой целью?

Я теряю дар речи. Дилан, предатель! Хотя, чего я должна была ожидать от незнакомого человека?

— Август...

— Говори, — он почти рычит и я испуганно вжимаю голову в плечи.

Даглас за его спиной опасно напрягается, внимательно следя за ситуацией. Но не будет же он из-за меня нападать на наставника?

— Стойте! — в комнату влетает запыхавшаяся, растрепанная Фэйт, — Причём здесь она, это я потащила её вместе с собой!

Она замечает отшатнувшегося Дагласа и смеряет его недовольным взглядом:

— Ты ещё тут что забыл?

Он вопросительно вскидывает брови, не понимая, кто она и удивленный такой наглостью. Подруга быстро проходит дальше и встаёт между мной и Августом. «Фэйт, что ты творишь», — думаю я про себя, прикрыв глаза ладонью.

— Я искала свою мать.

— Что? — Август явно не ожидал такого ответа.

— Я хотела разыскать свою мать и поэтому обратилась к Катарине, своей бывшей наставнице. Она отказала мне и я пыталась с помощью того парня найти информацию в архиве.

Август переводит тяжёлый взгляд на меня и я отвечаю ему тем же. Что, съел?

— Пойдём в коридор, — он повелительно машет рукой и поднимается со стула, выходя из палаты.

Фэйт, упрямо сжав кулаки, бросает на меня предупреждающий взгляд, давая понять, что мне нужно остаться на своём месте. Я выдыхаю и остаюсь лежать, пытаясь унять сбившееся дыхание. Даглас присаживается рядом и проводит рукой по моим волосам, избегая смотреть на губы. Представляю, в каком виде я сейчас лежу перед ним — измученная, бледная, волосы сбились в колтун, а ещё — о ужас! — я уже несколько дней не мылась. Но он, кажется, ничего этого не замечает.

— Почему ты молчишь? — не выдерживаю я, — Почему бы нам не поговорить?

— Просто смотрю. Не люблю пустых слов, — он встаёт и отходит к окну.

— Подожди, — меня осенило, — Это ты был со мной, когда меня тошнило?

— Да.

Какой позор. Это невыносимо. Пристрелите меня, кто-нибудь. Парень поворачивается ко мне, пытаясь сказать что-то ещё, и в этот момент в комнату входит радостный Андерс.

— Сесиль? Я уезжаю, зашёл попрощаться, — увидев Дагласа, он застывает на месте, словно поражённый громом.

В то же мгновение самоубийца весь будто отвращается в камень, его глаза начинают терять хрустальную голубизну и зловеще темнеть. Такое ощущение, что в комнате вместо него стоит сам Дьявол. Я не понимаю, что происходит, нервно глядя то на одного, то на другого. Мне становится страшно, в воздухе удушающе веет нарастающей опасностью. Да в чем дело?

— Что ты здесь делаешь? — задыхаясь, спрашивает его Андерс.

— Неправильный вопрос, — голос Дагласа становится угрожающе тихим и глухим, — Ты прекрасно знаешь, что я тут делаю, Андерс, но вот ты...

Какого хрена?! Откуда он знает его имя?! Я встаю, превозмогая усилившуюся боль в ноге и встаю между двумя парнями.

— Даглас, — но он не отвечает, даже не обратив на меня никакого внимания и я поворачиваюсь к другу, умоляюще глядя ему в глаза, — Андерс, вы что, знакомы? Ответь мне!

— Да, — произносит он, не сводя с самоубийцы ошарашенного взгляда, — Это мой брат.

У меня подкашиваются ноги.