Зачем ты хранил все пластиковые сердца,
Но убил мое,
Когда я вручила тебе
своё настоящее сердце?

***
Дома Эвелин не могла прийти в себя даже после двухчасовой истерики и сбитых в кровь костяшек. Кровь заляпала белый ворсистый ковер в гостиной, а костяшки опухли и шевелить пальцами было чертовски больно. И для человека с разбитым сердцем боль физическая становится анальгетиком для моральной, но не помогает не сойти с ума окончательно. Эвелин могла бы попросить подругу запастись как можно большим количеством сигарет, алкоголя и наркотиков, которые ей изредка подкидывал брат, и приехать к ней, потому что для умирающих изнутри это тоже было обезболивающим. Но Эвелин была слишком опустошена для этого, предательски брошена парнем, которого, кажется, любила больше жизни, а ещё была недовольна своей жизнью. И потому сейчас, в четыре утра, стоя перед зеркалом в ванной в одной футболке, висящей на ней, она мечтала вернуть всё: худое тело вкупе с бывшем парнем — или счастье, которое она могла испытывать рядом с ним? — а ещё, желательно, отмотать время назад и узнать, что за черт на него нашел? Почему человек, который клялся ей, что не оставит, по итогу избавился от неё, как от мусора, не посчитав даже объяснить причину расставания? Или дело было в том, что она слишком сильно набрала и перестала ему нравиться? Эти мысли заставляли её кровь стыть в жилах, а слезы наворачиваться на глаза.

С Каллусом Эдвардсом она познакомилась около двух лет назад, когда работала в книжном магазине на Уиллоу-стрит, рядом с гипермаркетом, где они также частенько пересекались. Дело было весной, когда в воздухе царила какофония женских парфюмов с феромонами и проходящие мимо парни жадно смотрели девушкам вслед, когда бабочки летели навстречу солнечным лучам, купаясь в их тепле, и когда  Эвелин окончила двенадцатый класс и засыпала на лекциях по искусствоведению. (Конечно же, ей потом прилетало от лектора, да так, что она потом решила выпивать по две кружки кофе перед его лекциями). Людей Эвелин не сторонилась, но и не подпускала к себе близко, потому что подпустить — значит, довериться. А это значит рассказать обо всей гнили внутри и надеяться, что тебя не отвергнут. Вот почему люди чаще всего выбирают холод вместо тепла. Недоверие вместо близких отношений. И Уэйс не хотела топтаться на костях прошлых ошибок, поэтому разрешила себе плыть по течению, мол, будь что будет.

В тот солнечный день была смена Эвелин и Кейт, её подруги, с которой у них, как ни странно, сразу появился коннект и тут же завязалось очень бурное общение различных тем, в основном завязанных сначала на книгах — ну, естественно, работать в книжном магазине и не болтать о самих книгах? Непостижимая задача для Эвелин. Она всегда любила книги, а они в свою очередь помогали ей не захлебнуться в той тьме, которая обвесила её подобно украшениям, и под их весом тянула вниз — в самую пучину. Кейт Миллис, как позже узнала Уэйс, оказалась из богатой семьи, с которой не ладила, и, как обычно бывает во всех книжках, не имела желания идти по их стопам. Оба были прославленными артистами в одном из крупных нью-йоркских театров и имели карьеру мечты почти каждой девушки, однако Кейт не относилась к такому числу и совершенно не соглашалась с видением родителей на её жизнь. Тогда ещё Эвелин пошутила, чтобы предки Кейт имели её в виду на всякий случай, если у нее не получится сдать зачеты, и обе засмеялись. Если Кейт и замечала худобу, которую Эвелин усердно скрывала за одеждой на несколько размеров больше, то никогда не затрагивала больную тему, чему Эвелин была безумно благодарна.

А ещё Эвелин была благодарна подруге за то, что она не сдавала её начальству, — Уэйс любила продавать литературу с возрастными ограничениями девочкам, приходящим без своих родителей. А когда те округляли глаза от удивления, Эвелин специально указывала пальцем в стоящих рядом покупателей, представляя их подставными родителями на один раз, и подмигивала, мол, подыграйте. Эвелин знала, как сильно ущемляет тонкую душевную организацию несправедливость правил продажи.

— Зачем ты это делаешь? — однажды спросила её Кейт, не выжержав, когда подруга продала очередной шестнадцатилетке любовный роман с пометкой восемнадцать плюс. — Не боишься попасться?

Девушка покачала головой. Эвелин никогда не попадётся на таком, даже если умрёт. Пока она может скрывать свою уродливость перед окружающим, никто не будет пытаться искать её под маской.

— Потому что однажды продавец в магазине настолько перегнула палку из-за этого, что я перестала заходить во все книжные магазины в нашем районе и мне приходилось ездить вместе с одноклассницами в соседние. Тогда мне было пятнадцать или шестнадцать, я была вспыльчивой, но ранимой, как и любой другой человек. С тех пор я пообещала себе, что никогда не буду поступать, как та женщина, — Эвелин отдернула себя от более развернутого повествования и незаметно ущипнула себя за ногу жгучей боли, виня, когда Кейт отвлеклась от нее и занялась покупателем. Она не должна была это рассказывать. Но, пожалуй, это было единственное, что она настолько подробно поведала о себе. Эвелин боялась обжечься и не залечить шрамы. Как жаль, что люди не могут заранее предсказать и увидеть, что может разбить их хрупкое сердце.

Кейт разговаривала с кем-то по телефону, но тон её был сугубо деловым, — а это означало, что звонил босс. Она отняла трубку от уха и быстро попросила:

— Эва, у нас завоз. А сегодня твоя очередь разгружать всё. Пойди пополни стеллаж с зарубежным фэнтези и класской, пожалуйста.

Девушка не упиралась и, взяв с собой ключи, легким шагом двинулась в направлении склада. Всё как всегда. Но, возможно, в этом и была её ошибка — согласиться. Быстро погрузив нужные стопки в специальную тележку, она заперла тяжёлую металлическую дверь и двинулась в отдел с зарубежным фэнтези, так как книг в этом жанре было меньше. Как назло, заставлять нужно было верхние полки, поэтому пришлось повторно тащиться на склад, огибая собирающихся покупателей. Потратив на всё про всё около пяти минут, она принялась заполнять пустое пространство книгами, приятно пахнущими новизной. Всё шло хорошо. Даже отлично. Оставалась пара книг, однако Эвелин нечаянно споткнулась о корзину, которую пришлось поставить на лестницу, чтобы не спускаться туда-сюда по сто раз, и полетела вниз — на холодную чёрно-белую плитку. Ей не оставалось ничего, кроме как закрыть глаза и приготовиться к неизбежной боли в спине. Но ничего не произошло ни через одну секунду, ни через три, ни через десять. Вместо боли Эвелин ощущала, как её тело держут крепкие мужские руки.

— Девушка, вы в порядке?

Она раскрыла глаза и оглядела своего спасителя. Это был парень лет двадцати трех, с острыми скулами, светлыми волосами, бицепсами, проглядывающими через ткань его футболки, но больше всего Эвелин привлекли его серо-голубые глаза, которые были похожи на осколки стекла. В них хотелось смотреть, не переставая, даже если была угроза порезаться ими. И волна неловкости тут же накрыла её, когда она словила себя на этой мысли. Эвелин спешно кивнула блондину, и поняла, что на них обращено внимание всего магазина.

— Всё хорошо, спасибо, что спасли.

И её без лишних слов тут же опустили — неловкость между ними искрила. И оба решили не дожидаться пожара. Она поспешила собрать упавшие книги — и её пронзил электрический ток, когда они случайно соприкоснулись кончиками пальцев, хватая одну и ту же книгу. Эвелин оставалось, как в фильмах, отвести взгляд и удалиться из читательского зала, где находился последний несчастный стеллаж с фантастикой, в другой. Сердце громыхало в груди, танцуя бешенное самбо, и разгоняло кипящую кровь по венам. Ей даже впервые за долгое время стало жарко — хотя ей всегда было холодно. По итогу весь день напролёт Кейт показывала ей видео, снятое камерами, и доставала своими шуточками. Эвелин с недовольным видом отвечала девушке, грозясь завалить её разгрузкой на целых две недели, что подействовало. Кейт перестала её донимать и даже по дороге на остановку предложила забежать в кофейню. Уэйс согласилась. Только потом спустя три дня пожалела об этом.