"Можно ли утверждать, что ты познал жизнь, не почувствовав потерю близкого? Если нет, тогда я не готова познавать эту жизнь."
(Май)

Май пришла в себя после блужданий в темной пустоте. В палате было не менее холодно, как там, откуда она вышла.

Что же это было? Было ли это ночным кошмаром или это было чем-то реальным?

«Нет, это не может быть реальностью...» - заключала про себя Май.

Сквозь сонные глаза, начала разглядывать контуры окружающих предметов. Белые занавески, что скрывали ее от входной двери. На тумбе возле кровати лежали стерильные медицинские приборы. Открывая глаза все шире, она думала лишь об одном.

«Не хочу... не хочу просыпаться...»

Май пытается двигать пальцами, дабы оценить свою физическую форму. Понимает, что ноги больше не тяжелые, а голова не раскалывается. Ее дыхание вернулось в норму и сердце больше не сжимается от необъяснимого страха.

«Что произошло? Почему я в больнице?»

Май обратила внимание на то, что она не может произнести и слова. Приподнимая свободную руку, и приблизив к шеи, постаралась слегка ее промять. Затем почувствовала, что рот ее пересох. Не было и слюны, чтобы смочить его. Собрав силы, что в ней остались, она почти без звука прошептала.

- В...в-во...ды. – Каждая буква словно разрезала ее гланды. На столько было тяжело говорить.

Обессиленно вернула руку в исходное положение. Май не знала есть ли кто-то в палате или она здесь одна, поэтому отчаялась, что воды ей никто не поднесет.

Но преждевременное отчаяние, к счастью для Май не оправдалось. Занавеска, что скрывала ее от основной части палаты раскрылась. За ней в белом медицинском халате и с маской на лице стояла женщина. Май не сразу разглядела в ней свою мать. Только тогда, когда Юкине стянула с себя маску и нагнулась к дочери обнимая ее.

- Боже, доченька, к-как же ты меня напугала... - Юкине позволила себе мимолетную слабость на рабочем месте.

После того как она дыхнула аромат дочери, Юкине отстранилась. Снова приподняла маску на лицо и сделала шаг в сторону кардиомонитора. Изучив показатели, она прошла к входной двери у которой стоял бойлер с водой. Достав из шкафчика стакан набрала в него теплую воду. Быстрым шагом вернулась к дочери и села на койку. Оставив стакан на тумбе, помогла дочери слегка приподняться. Затем вернула в руки стакан и преподнесла к губам Май.

- Пей только не спеша.

Май безмолвно согласилась. Жадно, но тем не менее сохраняя осторожность глотала воду. Это удовольствие растянулось на две минуты. Как бы Май не хотела сделать глоток по больше, для нее это было слегка болезненно. Наконец допив содержимое стакана, она отстранилась от него и вернула голову в лежачие положение.

- Ты меня так напугала. – начала Юкине. Прикусив губу, она оценивала момент, стоит ли ей говорить о произошедшем или нет. – Май... ты была без сознания три дня...

Глаза Май широко раскрылись. От чего еще не совсем привыкшие к свету глаза защипали с новой силой. Сожмурив глаза Май отвернула голову в противоположную от матери сторону.

- Я... я понимаю, это тяжело услышать. Но боюсь тебе сказать, что твоя кома не самое ужасающее из всего того, что произошло...

Май вновь открыла глаза, но все также отвернутая от Юкине. Любопытство взяло вверх. Развернувшись полностью к матери, она все же постаралась произнести слова.

- Ч-что пр-произошло?

- Никто не знает, милая... все ждали, когда ты придешь в себя. Они думают, что у тебя есть ответы на их вопросы. Я все эти три дня отбивалась от журналистов и правоохранительных органов. Было так тяжело... я так боялась, что ты не придешь в себя... - Голос Юкине задрожал.

На руку Май, капнула слеза Юкине. Ощутив это, Май слегка приподняла ее и потянулась к матери, чтобы погладить ее по лицу и успокоить.

«Я здесь. Со мной все хорошо» - произносила она про себя.

Почувствовав на лице прикосновение дочери, Юкине перевела дух. Сделав глубокий вдох и выдох, она крепко сжала руку дочери и приобняла.

- Все будет хорошо, несмотря ни на что. Я обязательно защищу тебя... - Юкине произносила это так, будто хотела успокоить в первую очередь себя, а лишь потом дочь.

- Защитишь от чего, мам?

Произошла неловкая пауза.

Юкине смотрела куда угодно только не на дочь. Она хотела укусить за себя за язык, только потому что ляпнула не подумав.

Не подумав о чем?

Май задавалась тем же вопросом. Она вообще не могла ни о чем думать. В ее сознании растянулась обширная бездна. Она пыталась о чем-то вспомнить, но даже не понимала, что именно, она пытается найти. От того как сильно, Май напрягала голову и сознание, девочка начала чувствовать тяжелую боль в висках.

Юкине заметила, как лицо ее дочери сморщилось от боли.

- Что с тобой? Где болит? Покажи где? – засуетилась мать.

Перед ней вновь оказалась Иши* вместо привычной мамы.

- В висках как-то резко стало больно.

Преподнеся свою ладонь к лбу дочери, она удивилась.

- Да ты вся горишь. Ложись, сейчас отдам указание поставить тебе капельницу. – Сказала она и бегом вышла из палаты.

«Горю? Я не чувствую жара, странно.»

Если не брать во внимание боль в висках, Май чувствовала себя сносно, для той, кто по непонятной причине провел в коме три дня.

Не заставив себя долго ждать, Юкине вернулась в палату с медсестрой. Та в свою очередь быстро подкатила вешалку для капельниц. Затем обработав спиртом область на коже за секунду ввела иглу в вену.

Май сжала кисть руки, когда почувствовала, как препарат начал вливаться в вену покалывающим шипением.

- Потерпи минуту, две, и привыкнешь. – сказала медсестра и оставила мать с дочерью одних.

Пока Май свыкалась с покалывающей болью в руке, она наблюдала за матерью.

Юкине не находила себе место. Шагая из стороны в сторону, она вызывала еще больше вопросов у дочери. Сжимая кисти рук так, чтобы на внутренней стороне кожи оставались вмятины в виде полумесяца, она повернулась к дочери.

- Май.

Дочь вопросительно взглянула на мать. В явном ожидании того, когда же мама расскажет ей больше деталей о том, как она вообще впала в кому.

- Что ты помнишь со дня, когда мы с тобой отпраздновали твой день рождения?

- Я... я помню, - Вспоминать было тяжело. Воспоминания в ее голове словно раскрошились на бесконечное количество кусочков, что склеились между собой в неверном порядке. – В голове сплошная каша... мне кажется, что я помню. – Перед глазами Май медленно, но начала проявляться одна картина. – К нам пришел Такума. Он... он подарил мне... - Май свободной рукой провела по зоне декольте. Цепочка была на месте. Слегка приподняв ее, она показала маме. – Он подарил мне эту цепочку. А после... я... я ничего не помню.

Брови Май печально нахмурились. Из-за этого провала в памяти Май чувствовала себя, какой-то не полноценной. Будто из нее насильно вырезали что-то дорогое. Она сравнивала это с мародёрством.

- П-почему я не помню? – С глазами полной боли, она глянула на мать.

- У меня были опасения на этот счет, теперь это подтвердилось... мне очень жаль, милая. – Юкине сократила расстояние и вновь оказалась у кровати дочери. – Мы обязательно разберемся во всем и найдем ег... - Юкине прикусила губу. Всей душой надеясь, что от дочери не последует вопрос на этой почве.

- Найдем ег? Что найдем? – чтобы не дернуть капельницу, Май в пол-оборота повернулась к матери.

- Найдем... решение этой проблемы. – неуверенно пробормотала она.

Юкине на второй день того, как Май уже лежала в коме, предполагала о потери памяти. Но не могла рассчитать какой период времени, это потеря памяти охватит ее сознание. И по прошлому ответу Май, она сразу приняла решение не говорить о самом травмирующем событие. Ведь она попросту не помнила того, что произошло после того, как Май и Такума покинули дом. И теперь из-за того, что Юкине сама ляпнула лишнее, она опасалась дальнейшей реакции дочери.

- Мам? Найдем кого? – в лоб спросила Май, ясно поняв, что под началом слова «ег» она имела в виду человека.

- Май... дело в том, что... Такума... он... пропал. – Юкине отвернулась от дочери, сжимая рукой свое лицо.

Тело Май в ту же секунду обмякло. Она не помнила, но это уже второй раз, когда ее сердце пронзает колющей удар после потери друга. Первый раз, когда это происходило на ее глазах, второй сейчас.

- Ч-что значит пропал? – С уже полными слез глазами, она привстала.

- Полиция ведет поиски вот уже третий день, но... все без толку.

- А как я оказалась тут? – с опаской задала вопрос. Что-то в глубине души предугадывало плачевность дальнейших пояснений ситуации.

- Май... - То, как Юкине называла имя дочери и держала паузу, достаточно поднапрягли Май. – Такума объявлен в розыск как особо опасный преступник...

У Май, казалось, отпала челюсть от услышанного. Поток мыслей в голове резко остановился. В ее голове, словно шумели помехи, что издает неисправный сигнал на телевизоре. Тело покрыла мелкая дрожь. А сама она за мгновение побледнела на несколько оттенков кожи.

- Ха... ха-ха... ха-ха-ха. – истерический смех Май наполнил комнату.

Юкине напряглась от такой реакции дочери. Она боялась, что такой шок может вновь пагубно сказаться на ее физическом состоянии. Но и понимала, не скажи она это сразу, дочь бы не простила.

- К сожалению...

- Э-это ведь... Такума... - у Май начал собираться неприятный ком в горле. Глаза непроизвольно подергивались. – Э-то ведь наш Такума. К-ка-какой преступник, мам?

«Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть.» - словно пластинкой заело в голове у Май.

Уставившись в одну точку, она замолчала. По ее щекам начали стекать слезы. Май даже не моргала. Словно безжизненная кукла, она смотрела вперед себя. На ее лице считывалась вся боль, что сейчас бушевала в ее сердце. Все отчаяние оттого, что она не помнила того, что было в тот день. Что возможно она на самом деле знала где Такума, и что никакой он не особо опасный преступник. Но дыра в сознании будто насмехалась над ней. И тогда Май не сдержалась. Сжав руки в кулак, она начала бить себя по голове.

- Вспоминай! – удар прошелся по правой части головы. – Вспоминай же ты! – кричала она, издавая голос похожий на скрип ржавой двери. – Вспоминай! Вспоминай!

Май не переставала себя бить, пока к ней не подбежала Юкине и силой начала держать руки дочери на кровати. При этом отхватывая легкие удары, ведь Май не смотря на попытку удержать ее, все еще старалась нанести себе урон. Затем мать потянулась одной рукой к кнопке экстренного вызова, что была над койкой. Через минуту в комнату влетели две медсестры.

- Успокоительное, живо! – скомандовала Юкине, продолжая прижимать Май к кровати.

Одна из медсестер быстро выбежала в коридор и закатила в палату тележку с препаратами, которые чаще всего использовались на этом этаже. Вторая медсестра склонилась к Май и в тот же шприц, что был подключен к капельнице ввела дозу успокоительного.

Потребовалось пол минуты, чтобы тело Май начало терять силу. Последний ее замах рукой прошел размашисто и слабо, а после она вовсе обмякла и погрузилась в сон. Юкине уложила дочь. Укрыв ее простыней, подправила подушку под головой, максимально обеспечив ей комфортные условия.

Юкине все эти три дня почти не отходила от дочери. Отлучаясь лишь на экстренные операции, где ее участие было необходимом. Следила за сердцебиением дочери, фиксировала все показатели. Сейчас, когда дочь пришла в сознание, она беспокоилась лишь об одном.

«Я ведь предполагала такой исход... и как теперь ей рассказать о том, что произошло в парке. Милая, Май... доченька, как же я рада, что Такума не тронул тебя и ты сейчас здесь, живая и целая. Как же... как же мне поступить... что же ты наделал Такума...»

Глубоко вздохнув, Юкине уперлась руками о подоконник. С пятого этажа, на котором находилась палата, был виден не большой кусочек парка. Вспомнив о том, что видела в живую и в новостях, по телу Юкине прошлись мурашки. По сей день, она не могла переварить увиденное. И сильно беспокоилась за подругу, чей сын сейчас был в неизвестности.

«Мы обязательно со всем справимся Карин, я верю, что твой сын не убийца.»

• Иши* - Это общее название для врачей в Японии, которые могут быть как общими врачами, так и специалистами.