Падение, которое, казалось, длилось целую вечность, внезапно оборвалось вспышкой света, ударившей меня по глазам. Я зажмурился и почувствовал, как под ногами появилась поверхность. Я мягко приземлился на пол, словно и не падал вовсе. У меня не получалось открыть глаза. От этого тревога в груди стала разрастаться с каждой секундой.

Я старался отвлечься от охватившей меня паники посредством мыслительного процесса. Если мне довелось встретиться со страхом Вианы и Мартена, то с чем мне придется иметь дело сейчас? С собственным кошмаром? Навряд ли бы меня просто так отпустили, кем бы эти существа не были. Это было ясно, как то, что при умножении на ноль всегда будет получаться ноль.

Вот только загвоздка была в том, что я понятия не имел, в чем был мой страх. И это напрягало гораздо больше, чем встреча с ним.

В конце концов мне удалось открыть глаза. Я пару раз моргнул, вернув себе привычное зрение и оглянулся. Вокруг не было ничего, кроме абсолютно белого пространства. Никаких стен, никаких теней, никакого намека на то, что я нахожусь в знакомом или хотя бы существующем месте. Я подобрался. Ну и что дальше?

— Ох, Симон, Симон, — прозвучал откуда-то голос. Я не сразу сообразил, что он зазвучал где-то внутри моей черепной коробки, — зачем же ты влез в чужое дело? Ты ведь так любишь находиться в стороне, игнорировать, быть не при чем, так что же поменялось? Только не говори, что ты изменился, мы же знаем, что это далеко не так. Люди не меняются. Люди всегда одни и те же, в какой бы эпохе они не проживали, какой бы скачок эволюции они не пережили. Будь все по-другому, этого бы никогда не случилось.

Голос был одновременно незнакомым и вместе с тем будто откликался где-то в голове смутным воспоминанием. Что это? Какая-то игра?

— Где ты? — крикнул я, озираясь по сторонам.

— Взять хотя бы Мартена и Виану, — обладатель голоса все также говорил где-то в моей голове, словно не услышав мой вопрос. — Это же стандартные подростки с большим количеством проблем на пустом месте. Комплексы, бунт, психические травмы, основанные на отношениях с родителями, школьные перепалки с одноклассниками, непринятие себя, непринятие других, желание доказать, что ты лучше другого, даже если это далеко не так... О, можно до бесконечности перечислять эти характеристики, но факт остается фактом — ничего не меняется. Несколько столетий назад подростки были точно такими же, только антураж их мира была другой. В этом вся разница.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросил я в надежде получить ответ.

— Нам казалось, ты понимаешь все это. Ты хочешь казаться умным, равнодушным, взрослым, не таким, как все... И в каких-то вопросах ты действительно не такой. — Мне показалось, что до меня дошел звук шагов. Я пытался понять, откуда он идет, но голос в голове все никак не давал мне сосредоточиться. — Знаешь, всех людей объединяет несколько общих страхов: страх смерти, страх боли, страх неизвестности, но ни для кого не секрет, что какой-то из таких страхов в индивидуальном порядке может быть сильнее, чем у других...

Я замер на месте, стараясь снова уловить стук шагов. Ко мне кто-то приближается или я сам себе все это выдумываю? Или это способ меня напугать? В попытке отстраниться от голоса в голове я закрываю глаза и в очередной раз пытаюсь прислушаться. Ничего, совсем ничего... Вот голос на мгновение замолкает, и у меня есть пару секунд, чтобы понять, откуда шаги. Я улавливаю слабый стук, который как будто бы ускоряется и становится отчетливее, но мне все равно не удается понять, откуда он идет. А потом до меня доходит: стук, который я слышу — это стук моего сердца.

Я приложил руку артерии на шее и, чувствуя под пальцами равномерное биение, окончательно в этом убедился.

— Симон, почему ты так боишься неизвестности?

Вопрос несколько раз повторился в голове, прежде чем до меня дошел его смысл. Я впал в ступор, не совсем понимая, как реагировать, что сказать, глупо то открывая, то закрывая рот.

— Ты бы мог придумать что-то поинтереснее, — голос все унимался. — Но боязнь не знать чего-то, не понимать? Нет уж, увольте. Нам, по сути, и не нужно тебя пугать, ты уже на пределе. За последние несколько дней твой мир, в котором ты был так уверен, мир, на который ты строил свои планы, развалился на части в один день. А дальше становилось только хуже. Письма отца и деда, неудавшийся побег, подъем на поверхность, мы — Тени... Поздравляем, Симон, ты ходячая закуска, которую даже разогревать не нужно!

Сказать, что я оторопел, — ничего не сказать. Я пытался связать смысл сказанных слов с тем, что в действительности переживал сам. Раз за разом прокручивая события в своей голове, я все сильнее путался в них. Мне словно не давали увидеть картинку целиком, перекрывая воспоминания мутным стеклом. В какой-то момент в голове начался настоящий кошмар, я не мог ухватиться хотя бы за одну мысль, они постоянно выскальзывали из моего сознания, и только голос я все также мог отчетливо слышать где-то там:

— Ну же, взгляни на себя, Симон.

И я увидел себя, сидящего на полу и обхватившего себя руками. Я качался из стороны в сторону и бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Исхудавшее лицо, бледнее обычного, не выражало ничего, кроме ужаса и отчаяния, глаза бегали из стороны в сторону, как у сумасшедшего, все тело дрожало, еще немного и эта дрожь могла походить на конвульсии умирающего. Очень скоро я перестал видеть этого себя, я стал им. Сердце бешено колотилось, хотелось кричать во все горло, лишь бы все прекратилось, лишь бы все закончилось, меня сжало всего изнутри, я ничего не мог сообразить, совсем ничего.

— Это все страшный сон, это все страшный сон, это все страшный сон, — наконец, дошел до меня смысл слов, которые я бормотал. Но он также быстро испарился, как и появился.

— Тебе никто не поможет, — услышал я напоследок голос, утопающий в моих мыслях. А дальше все было, как в тумане.

Мне казалось, что я тону. Меня медленно тянуло на дно. Кислород закончился быстро, если он вообще был. А меня все тянуло и тянуло в темную бездну, из которой мне не выбраться. Я не понимал это головой, но все нутро мне буквально кричало об этом. Органы чувств притупились. Больше не было ничего, кроме сковывающего страха и желания заснуть и никогда не просыпаться. Да, так будет легче, так будет проще. Скоро все это закончится, скоро...

— Симон!

— ...все это...

— Симон, очнись же, ну!

— ... закончится.

— Просыпайся, Симон!

— ...

Когда мне показалось, что это был конец, обратного пути нет, я почувствовал чье-то присутствие. Появилось какое-то неясное ощущение, которое прогнало страх и вселило уверенность, что со мной все будет хорошо. Я очень скоро обнаружил, что снова могу дышать, и я больше не тону, меня не тянет на дно. Кто-то схватил меня за руку и резко дернул наверх, к свету. Не к искусственно белому, а к живому, настоящему.

Я так и не понял, как смог так легко их обозначить.

Я открыл глаза и резко сел, жадно хватая ртом воздух. Первое что я увидел, это лица Вианы, Мартена и Иешуа, которые выражали полное смятение и вместе с ним легкую тень радости. Я поднял глаза к небу и различил уже знакомую россыпь звезд. Я снов оказался в реальности, очнувшись от бесконечно долгого сна.

— Какое счастье, ты все-таки очнулся! — первым нарушил тишину Мартен. Стоило ему испытать облегчение, как его тело заметно обмякло, напряжение отступило, а вместо него пришла дикая усталость.

— Ты нас до чертиков напугал, придурок! — дрожащим голосом произнесла Виана. Я еще слабо соображал, но точно почувствовал, что она переживала. Насколько я мог различить через стекло скафандра, в уголках ее глаз блестели слезы. Или в этом виновато плохое освещение? В любом случае, это не имело никакого значения.

— Рад, что ты все-таки смог выбраться, — Иешуа похлопал меня по плечу и улыбнулся. Он будто бы вообще не переживал, словно знал, что я обязательно вернусь. Это вселило в меня уверенность, что именно он поспособствовал этому, но он тут же опроверг это одним-единственным вопросом: — Как ты это сделал?

Я в непонимании уставился на него. Мысли потихоньку прекращали свой беспорядочный танец и приходили в привычный для меня вид, но у меня никак не получалось связать произошедшее в пределах моего сознания с кем-то еще, кроме моего нового знакомого.

— Разве... — Язык словно перестал меня слушаться. Пришлось приложить усилия, чтобы снова говорить. — Разве это был не ты?

Иешуа посмотрел на меня внимательно и ответил:

— Нет, это был не я, — в его голосе читалось что-то похожее на досаду. — Я хотел, но ничего не получилось...

Повисло долгое молчание.

— Скажи, — осторожно начал мужчина, — что произошло?

Я посмотрел по очереди на него, Мартена и Виану. Каждый из них ожидал ответ, но вместе с тем в каждом чувствовалась усталость. Нет, хватит на сегодня приключений. Достаточно.

— Я думаю, нам стоит отдохнуть, — опередил меня Мартен. — Можно спросить подробности позже, когда мы отойдем от этого стресса, позволим себе расслабиться, быть может даже поспим...

Он неуверенно глянул на каждого из нашей небольшой группы, ожидая то ли поддержки, то ли критику в сторону своего предложения.

— Согласен, — отозвался Иешуа. — Вам необходимо отдохнуть. К тому же Симону наверняка хочется поразмышлять обо всем самостоятельно.

Я молча кивнул. Да, сначала нужно самому разобраться и понять, что произошло в последние секунды пребывания в моем кошмаре. На коже осталось еле уловимое ощущение: отчаяние, перерастающее в надежду. Словно после долгой тьмы, наконец появился свет... Но кто же это был? Чье присутствие я ощутил в тот самый момент, когда мне казалось, что я пересек точку невозврата?..

Необходимо было найти ответы на эти вопросы. Что-то подсказывало мне, что все это было не просто так. За всем этим скрывалось нечто большее, чего я пока не видел. Неужели это может быть как-то связано с поиском Рассвета? Я наверняка этого не знал, но почему-то был уверен: я мыслю в верном направлении.

Что ж, теперь нужно держаться этого курса.