— Верно я понимаю, что на поверхности сейчас так темно, хоть глаз выколи? — Виана задавала вопросы непринужденно, словно действительно интересовалась тем, что творилось сейчас наверху. На деле же она просто делала вид, будто собирается отправиться на поиск этого злосчастного Рассвета, чтобы мистер Хадинг был уверен в их заинтересованности.

Вот уже на протяжении двух дней мы прощупывали Центр, а я не принимал в этом участия. Мне все еще казалось, что Виана просто придумала все это. Для чего? Мало ли что творится в ее буйной голове. Хоть я и держался больше в стороне, вера Мартена в эту глупость заставляла меня оставаться частью этого сумасбродного плана. Доверчивость моего друга могла сыграть плохую шутку не только с ним, но и со мной. Как ни крути, а я за этого простака волновался. Кто знает, когда Виана заиграется и совсем выживет из ума.

— Нет-нет, — ответил мистер Хадинг. Он, по обыкновению, сидел в кресле напротив. Выглядел он расслаблено, но его взгляд говорил об обратном. Создавалось впечатление, будто он следит за каждым нашим действием, за каждым нашим словом... Тьфу ты, интриги Вианы и на мне начали сказываться. — Хоть Солнце и исчезло, помимо него на небе есть множество других небесных сфер. Например, звезды. Свет звезд, которые находятся далеко от нашей планеты, могут достигнуть нас только спустя тысячи лет. Поэтому, даже если они также, как и Солнце погаснут, то мы все еще сможем их видеть. — мужчина сделал паузу, поправив галстук. — Конечно, от такого света толку мало, но хоть какой-то прок от этого все же есть.

— Нам такого в школе не рассказывали, — Мартен сидел как завороженный. Его радовала возможность изучить что-то новое, но от того, что ему довелось узнать все таких условиях, ему было досадно.

— Открою вам секрет, — заговорчески улыбнулся председатель, придвигаясь к нам поближе, — в школе многого не рассказывают. Более того, иногда даже не досказывают или вовсе перевирают.

Я усмехнулся. Эту вещь я понял давным-давно. И для меня это было более привычно. Лучше быть в неведении и жить в своем мирке, нежели знать все и нести на себе ношу этих знаний.

А вот Мартену не понравилась недосказанность в школьной программе, но, будучи человеком, не вступающим в споры, он тактично промолчал.

— Уже поздно. Пора бы и отдохнуть. — Мистер Хадинг поднялся. — Завтра вас ждет тяжелый день.

Спросить, что завтра будет, никто не успел. Нас оперативно передали в руки одного из работников и проводили по комнатам, которые, как мы выяснили после небольшого расследования, запирают каждую ночь.

— В целях безопасности, конечно же, — ответила Венера, когда Виана поинтересовалась по этому поводу. На вопрос, какая опасность может быть здесь, она уклончиво промолчала.

Пусть я и думал, что вся эта затея с побегом была бредом, где-то глубоко внутри я чувствовал, будто ее слова имеют смысл. Нам многого недоговаривали, нам не полагалось ходить по зданию Центра без сопровождения, нам даже в комнату друг к друге не разрешалось заходить. Иными словами, нас ограничивали, будто боялись, что мы можем узнать то, что нам знать не положено. Хотя, казалось бы, какие еще тайны скрывает Центр? Навряд ли они сопоставимы по значимости с сокрытием правды об истинной деятельности людей, работающих здесь.

Также мы узнали, что мистер Хадинг является не только председателем общественных дел, но и при этом выступает представителем власти всего нашего поселения. Мы знали, что у нас есть кто-то вроде президента, как в старом мире, но его личность была для нас тайной и все называли его просто — Правитель. Полагаю, это тоже было последствием того, что скрывал Центр.

Оставшись наедине с самим собой, я задумался о доме. Как там мама? Все ли у нее в порядке? Тяжело ли ей одной? Я предусмотрительно все эти дни отгонял от себя мысли о доме, чтобы лишний раз не расстраиваться, но сегодня держать все в себе не было никаких сил. Воспоминания заполонили мою голову. Я улегся на кровать и в сотый раз подумал о том, как дела у мамы. Меня вдруг охватило такое желание вернуться, что я даже встал и дернул ручку двери. Заперто. Так я и стоял истуканом перед дверью. Сердце прожигала тоска, и с этим ничего нельзя было сделать.

В голове всплыло наше прощание, и я вдруг понял, что кое о чем забыл. Я резким движением поднялся и залез в шкаф. Там, внизу, лежала коробка, которую мне передала мать. Я так и не посмотрел ее содержимое. Сначала просто не было времени, а потом столько всего накатило, что я даже забыл о существовании этого подарочка покойного отца. Я вспомнил, что говорил мистер Хадинг о связи моей семьи со всей историей Центра. Возможно, эта коробка как-то связана со всем этим бредом, о котором говорил председатель.

Я уселся прямо на полу перед шкафом. По телу чувствовалось напряжение, в пальцах отдавала дрожь, сердце клокотало. Мне казалось, я стою прямо у самого входа с ответами, нужно всего лишь шагнуть, сделать простое движение вперед, и все карты раскроются, не останется никаких недомолвок. К тому же это было все, что мне осталось от отца.

Помедлив еще секунду, я резким движением открыл коробку и...

Меня ожидало горькое разочарование. Внутри почти ничего не было, кроме небольшого футляра с компасом, повидавший многое, пара затертых бумажек и карта неизвестной мне местности, тоже уже изрядно потрепанная.

— Ладно, — сказал я сам себе, осторожно расправляя листок за листком, — посмотрим, что тут написано.

Как оказалось, это были записки. Первая была совсем уже истерта, буквы почти не различались. Сколько бы я не бился, у меня не вышло ничего разобрать. Тогда я перешел ко второму посланию, которое было значительно свежее. Я напрягся. Первые строки были обращены ко мне:

«Дорогой Симон,

Мне бы хотелось, чтобы тебе не пришлось читать это письмо, но, к сожалению, шансов на это практически нет. Они тебя достанут, и это произойдет прежде, чем ты что-либо поймешь. И письмо мое, наверняка, дойдет до тебя позже, поэтому я перейду сразу к сути.

Не верь Хадингу. Не верь никому, кто работает на Центр. Я бы посоветовал тебе поступить так, как поступил я: сбежать, но они найдут тебя, и кто знает, что они сделают. Мне от них сбежать не удалось. Единственный выход, который я заметил слишком поздно, — это поверхность...»

Мне не требовалось усилий, чтобы понять, от кого это письмо. Конечно, от моего отца. Я его никогда не знал, его не было в моей жизни, а теперь он заявляется в виде куска бумаги и говорит мне, что делать. Почему-то во мне это вызвало чувство негодования и злости. Хотелось разорвать этот клочок, исписанный чернилами, но здравый разум на задворках сознания яростно не давал мне это сделать, и я, через силу, продолжил читать:

«Хадинг отправляет молодых людей на поверхность не ради Поиска, а ради сокращения населения. Он думает, будто бы таким образом можно отсрочить неизбежное и сохранить свою жизнь, поэтому и избавляется других. В особенности — от подрастающего поколения, среди которых есть выдающиеся умы. Взрослые привыкли к этому миру и просто не видят происходящего. Дети замечают больше, особенно те, у которых хорошо развиты умственные способности и присутствует критическое мышление. Поэтому Хадинг отбирает самых выдающихся учеников и отправляет их на верную гибель. Остальных же отправляют на работу с высоким процентом физического труда. Там некогда думать о проблемах человечества...»

Я тупо уставился на лист, пытаясь переварить то, что было написано. Мистер Хадинг просто хочет от нас избавиться? Что за бред? В этом же нет абсолютно никакого смысла! Или все же есть?.. Если так подумать, то... Да нет, не может такого быть! Не может и все! Центр — залог будущего, как все могло обернуться таким образом? Центр дал людям многое. Если бы Хадинг хотел избавиться от людей, то для этого достаточно было бы отключить генератор, прекратить работу, урезать продовольствие...

Последняя мысль задержалась в голове на подольше, и я кое-что понял: поступление продовольствия в последнее время действительно стало меньше. Каждой семье выделялось определенное количество продуктов, а с недавних пор это количество сократилось из-за каких-то проблем...

Да и, если подумать, навряд ли Хадингу хотелось бунта, который наверняка бы возник, стоило чему-то кардинально измениться. Люди Центра были немногочисленны, чтобы противостоять восстанию.

Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я закричу, но я вовремя сообразил, где нахожусь и подавил крик. Нет, так дело не пойдет. Может, продовольствие действительно урезалось по весомым причинам, но вот зачем ему устраивать представление для трех «избранных» про Рассвет и прочую чепуху? Разве ему не было проще прихлопнуть нас в тот самый момент, когда мы переступили порог?.. А те, кто работал в Центре? Администратор Полайн была не сильно старше нас, разве она смогла бы быть на своей должности, зная, что Центр ведет людей к смерти?

А я ведь на секунду поверил письму.

Однако следующие строки заставили мое сердце сжаться.

«Твой дедушка узнал все случайным образом. Он помог мне сбежать, залечь на дно, а сам попытался свергнуть Хадинга. С той поры я его больше не видел. Он также передал мне компас и карту, которую оставили нам предки для поиска Рассвета. Такие вещи было страшно оставлять, поэтому отец решил поставить на будущее поколение. На тебя, Симон.

Ты, наверное, сейчас задаешься множеством вопросом и даже не веришь мне, но все написанное — правда. И мне бы хотелось предоставить тебе неопровержимые доказательства, чтобы ты не сомневался, но у меня их нет. Поверь, скоро ты сам все поймешь.

Это письмо — единственное, что я могу для тебя оставить вместе с тем, что мне досталось от своего отца. Оно будет первым и последним для тебя. Сейчас ты совсем малыш, и я был бы только рад увидеть, как ты растешь и развиваешься, но...»

Строчка оборвалась размытым пятном, словно на лист бумаги упала капелька воды, и я отчетливо представила, как человек, которого я должен был бы называть папой, сидит посреди ночи на кухне и пишет это письмо, роняя слезы на хрупкие листы бумаги.

Буквы расплылись, в глазах неприятно защипало, и я поспешно вытер их рукой. В голове все образовалось самой собой. Несчастный случай в шахте? Как же.

Мне сложно было верить написанному, но после последних строк отчаянно захотелось. Я много раз задумывался о своей жизни, будь в ней отец, и она начинала казаться другой, более яркой и насыщенной. Мне чудилось, что, если бы он был рядом, все было бы иначе. Теперь я понимал: не могло быть ничего иначе, не в здешнем мире.

И моя обида на отца, рано ушедшего из моей жизни, смылась одной-единственной слезой, которая оставила свой след на бумаге спустя десятилетие.

Я собрался и нашел в себе силы дочитать:

«Мне очень жаль, что мне приходится перекладывать такую огромную ответственность на тебя, но, боюсь, тебя не оставят в покое. Хадинг имеет зуб на всю нашу семью, я в этом уверен. Он не тронет твою маму, но тебя... Ты — мое наследие, мое продолжение. Сама мысль об этом будет выводить его из себя.

Если ты злишься, если ты держишь на меня обиду за то, что привел тебя в этот несовершенный мир, я принимаю и понимаю это. Даже так, я безумно рад, что ты появился у нас с мамой. И что бы ты в итоге не выбрал, как бы не поступил, я все равно буду на твоей стороне.

Я люблю тебя, Симон.

Твой отец»

Я резко втянул воздух и пытался изо всех сил сдерживать нахлынувший поток, но он волной накрыл меня с головой. Все еще сжимая в руке письмо своего отца, я безудержно плакал.

***

Была уже глубокая ночь, но я совсем не спал. Все думал и думал, и думал над всем, что происходило сегодня, вчера, неделю назад и пытался сопоставить это с письмом отца. Картинка не складывалась. Точнее, не до конца складывалась. Теперь мне было понятно, почему нас запирали на ночь и так пристально следили. Но вот, что для меня было неясно: почему мистер Хадинг играется с нами? Почему бы ему просто не взять и не вышвырнуть нас на поверхность? Это все никак не давало мне покоя.

Так я и размышлял, пока не услышал странные звуки со стороны двери. Сначала я думал, что мне показалось, но потом, прислушавшись, понял: кто-то пытается проникнуть в мою комнату. Я замер на месте, притворившись спящим. Другого ничего я придумать не смог.

Дверь с тихим скрипом отворилась. Из-за нее показался темный силуэт. Он проскользнул в комнату и, крадучись, двигался на меня. Когда расстояния осталось совсем немного, я вскочил с кровати, намереваясь напугать неизвестного и, по возможности, поднять тревогу. Но ничего провернуть я толком не успел. Силуэт прыжком сократил оставшуюся дистанцию и закрыл мне рот рукой.

— Заткнись, придурок! — услышал я и тут же распознал Виану. В темноте я плохо различал выражение ее лица, но у меня было отчетливо ощущение, что она сейчас готова меня прихлопнуть. Девушка поняла, что я ее узнал, и убрала ладонь. — Еще бы немного и сдал бы ты нас всех с потрохами.

— Как ты сюда попала? — спросил я полушепотом. — Что ты вообще здесь делаешь?

— Воспользовалась своими методами, — произнесла Виана. Глаза уже начали привыкать к темноте, и я уловил на ее лице самодовольную улыбку. — Мы бежим отсюда. Ты с нами?

Только тогда, когда девушка сказала «мы», я заметил в дверном проеме еще одну фигуру. Сомнений не было, кто бы это мог быть.

— Вы скоро? — различил я напряженный голос Мартена. Что-то кольнуло меня под ребра, и на душе стало как-то гадко.

Виана, думалось мне, по выражению лица догадалась, что я сейчас чувствовал.

— Ничего личного, Симон, — непринужденно бросила она мне. — Ты мне не доверял, и мне хотелось оставить тебя тут. Пришлось тащиться за тобой только из-за Мартена. Он отказался идти без тебя.

Я снова бросил взгляд на своего друга. Я предположил, что он ничего не мог мне сказать из-за Вианы, да и в нашем положении это было достаточно рискованно, вот только осадок неприятный все же остался. Если за нами пристально следили, как эти двое умудрились при мне же сговориться?

— Так ты с нами или нет? — спросила Виана. Она теряла терпение. — У нас совершенно нет времени ждать тебя, принцесса.

Теперь, когда я знал истину происходящего (пусть я в ней все еще сомневался), мне ничего другого не оставалось. Хоть мой отец и ожидал другого, я все же не хотел принимать участие в этом. Спасение мира? Нет уж, это не по мне.

— Да, с вами.