Лучшей местью является ваш огромный успех. 

© Фрэнк Синатра

Власть - это наркотик. Кто попробовал его хоть раз - отравлен ею навсегда. 

© Сэр Уинстон Черчилль

Месть не выход, но прекрасное развлечение. 

© Неизвестный автор

Я ненавижу слабость. Физическую, моральную, душевную, ненавижу слабость во всех ее проявлениях, даже у детей, которые по своей природе вынуждены быть беспомощными. 

Может быть, я жестока, бессердечна, коварна и отвратительна, но не слаба.  

Пальцы с легкостью разжимаются - и я лечу вниз. Пока мимо проносятся этажи высотки, успеваю подумать: а что дальше? "Тебя прижали, Эвелин". Эвелин? Дурацкое имя. Хорошо, что я не Эвелин. 

Смелость всегда граничит с безумием. Я эту тонкую грань найти не пыталась, потому что плевать хотела на смерть и опасность. Ведь только безумец придет прямо в лапы злейшему врагу и спрыгнет с пятнадцатиэтажки за минуту до рассвета. 

Солнце уже почти взошло. Когда тело с жутким хрустом врезается в мостовую, первый луч уже касается того места, где я висела несколько секунд назад. Сознание угасает всего на мгновение, но этого достаточно, чтобы в груди лопнул маленький шарик терпения, что и так успел раздуться до неимоверных размеров за последние несколько дней. Я хочу крови. Банально, глупо, дико хочу присосаться к пульсирующей артерии и пить, пить, пить... Пока в глазах не потемнеет от переизбытка энергии, пока не начну захлебываться одурманивающей жидкостью, пока не упаду замертво в приступах эйфории... 

- Чертовы Адамсы, - бурчу я и буквально по кусочку собираю себя заново. Когда ты падаешь с пятнадцатого этажа уже в десятый раз, не чувствуешь боли, просто методично подтягиваешь к себе сначала руки - кости в них всегда срастаются быстрее - потом ноги, потом даешь телу еще несколько секунд для финального этапа регенерации и поднимаешься.

Сопливые шестнадцатилетки уверены в том, что главный враг вампира - оборотень. Нет, детишки, вы заблуждаетесь. Главный враг вампира - солнце. Оно прожигает кожу и вызывает из груди хриплые вопли, которые ты остановить не в силах. Самые стойкие из нас держатся всего несколько минут, а потом начинают кричать, молить о пощаде, клясться в верности, просить о быстрой смерти.

Когда мне было десять, я высунула руку на свет и впервые поняла, что такое боль. И все равно не чувствую к беднягам, попавшим на солнце, ни капли сожаления. Это - слабость. Если ты не в силах от нее избавиться - не показывай ее.

"Чертовы Адамсы" - по-другому назвать их нельзя - уже близко. Они не прыгают с высоток, а предпочитают пользоваться лифтами и, как следствие, упускают драгоценные секунды.  Что мне дает это преимущество? Ничего. Все равно ведь знаю, что за поворотом уже ждут верные псы - полукровки. Когда они успели спеться с охотниками? Мне не интересно, почему они помогают людям - это и так понятно: в новом мире не будет места жалким и слабым созданиям, в крайнем случае, не в качестве полноценных граждан. Я хочу знать, почему они заодно. Слишком сильная еда и слабоватый хищник - забавная смесь. 

Семейка Адамсов - самая противная из всех. Древний клан охотников, который возомнил себя спасителем человечества. Так, будто это не мы годами скрывались в подвалах и склепах, куда нас милостиво пускали сердобольные ведьмы и оборотни, будто не нас истребляли тысячами, будто не мы почти вымерли и смогли выжить только благодаря Лиге.

Лига - союз магов, оборотней и вампиров, призванный защитить мистических существ от вымирания. Это - формальная цель. Реальность гораздо прозаичнее: каждый из нас действует в интересах своего вида и готов в любой момент предать временных союзников ради собственной выгоды. Если рассуждать трезво, то одинаковая ненависть охотников ко всем Детям Тьмы - самое прочное обстоятельство, которое сближает нас.

Все это время я бегу. Бегу так быстро, как не бегала еще никогда в жизни, даже пятки сверкают. Хорошо, что я не вырядилась в кожу и кружева - пришлось бы сейчас на бегу срывать с себя одежду, чтобы не натирала. Интересная получилась бы картина... Вообще-то, эстетика - это то, что мы, вампиры, ценим даже больше собственной жизни. Каждый шаг должен выглядеть красиво, в каждом движении - шарм и грация. Это и погубит нас когда-то - как дети малые, честное слово!

Радует одно: задание я выполнила. Убила старшего Адамса (похоже, детишки сильно любили папашу и не стремились завладеть его влиянием, раз так рьяно хотят убить меня), украла карты расположения штабов охотников, развлечения ради попробовала на вкус кровь нескольких верных своему делу истребителей нечисти. Наблюдать за тем, как они судорожно стреляют себе в голову, чтобы успеть умереть до того, как начнется превращение, было весело. А потом явились злые, как голодный оборотень, сыновья Адамса и собрались изрешетить меня пулями из чистейшего серебра. Баснословно дорогое удовольствие!

Никто точно не знает, почему Асунсьон Эргуэра сама вызвалась выполнять грязную работенку. Почему сама состряпала фальшивые документы и укатила в Париж ночным рейсом, почему пошла прямо в логово врагов, хотя знала, что это - ловушка. Зато скоро все узнают, что она справилась. Я справилась. Жаль только, что слишком заигралась на крыше. Пафосные слова, заливистый смех в ответ на: "Тебя прижали, Эвелин". Глупцы! Все вокруг - непроходимые идиоты, что никак не возьмут в толк: я никогда не проигрываю. Больше - нет.

- Скоро рассвет, - замечает средний из отпрысков Адамса. - Сдайся добровольно, Эвелин, иначе изжаришься. Поверь, казнь будет гораздо менее мучительной. 

Я только с усмешкой убираю то один, то другой палец с перил. Это - последнее, что не дает мне упасть. Отклоняюсь назад и чувствую, как ветер подхватывает полы куртки. 

- Тебя прижали, Эвелин, - подхватывает младший. Только старший, теперь глава этой своры, молчит и смотрит на меня. Ты все понимаешь, солнышко. Ты знаешь, что вам в лапы попала не простая Эвелин. Перед вами рыба покрупнее, которая может и утащить в пруд вместе с удочкой. - Кровопийцы никогда не смогут победить нас!

- Неужели? - снисхожу до ответа. Молокосос! Ты вырос во время лживого господства людей. Но не переживай, оно скоро подойдет к концу. - Ваш отец не считал так, когда захлебывался своей кровью.

Паренек подается вперед, братья удерживают его за ворот куртки и оттаскивают назад. Маленькая шавка, которую охраняют два здоровых питбуля. Смотрю на старшего и вижу: он уже понял, что я права. 

Сегодня я одна, а завтра буду во главе армии озлобленных существ, которых вы заставили прятаться столько лет.

- Приятно было поболтать. Мне пора! - одаряю их последней улыбкой и разжимаю пальцы.

Если выберусь из этой передряги, получу хорошие бонусные очки в глазах членов Высшей Ложи. Откровенно говоря, и на Ложу, и на других ее членов мне глубоко плевать - пусть хоть на ушах от радости танцуют. Главное, что еще один шаг к долгожданным переменам сделан. 

Осталось всего шесть дней, так что возьми себя в руки, Асу Эргуэра, ты обязана их пережить.

... 

- Это исключено. Массовое уничтожение людей лишит нас главного - пропитания. 

Холодный и очень жестокий голос Камиллы, словно острый нож, разрезает пространство в зале, а мягкий и тягучий, как жидкий мед, тембр Эллéн‎ звучит сладко и нежно. 

- Вы спокойно можете питаться кроликами и грызунами.

- Я не позволю жалкой шарлатанке оскорблять нас, - Камилла никогда не выходит из себя, только сверкание винных глаз - необычайно темных для вампира - выдает недовольство. Повысить голос хоть на йоту - уже недостойно для ее персоны. 

Я не могу точно сказать, что они хотят поделить: сферы влияния в новом мире или постель красавца Винсенто. Если первое, то победа однозначно достанется расчетливой вампирше Камилле, а если второе - ведьма Эллé‎н рано или поздно заберет свое. Интересно, я одна понимаю это? Или все, сидящие за круглым старомодным столом, тоже знают, в чем причина вражды и каковы будут последствия?

Меня раздражают все до единого: по-идиотски суровые оборотни, приторно-сладкие маги и ведьмы, хладнокровные вампиры. И плевать, что я одна из них. 

Бешенству не суждено вылезти наружу - нельзя. Нет никаких строгих правил, которые запрещают вскочить и вопить на весь зал от отчаяния, только собственная гордость. Чертова гордость, которая костью стоит поперек горла.

- Эллé‎н, дорогая, Камилла права, - мягко замечает Винсенто. 

Мои губы невольно ложатся в отработанную до мелочей полуулыбку, которой удостаивались лишь избранные. А самый младший из магов Ложи пока что был достоин такого поощрения от Асу Эргуэра. Мне говорили, что у него достаточно ума для того, чтобы удержаться на плаву и не нажить врагов. И теперь он доказал это: сумел бросить кость и вампирше, и ведьме. Одну задобрил интимным "дорогая", другой позволил выиграть спор. Да, он станет хорошим политиком, этот разряженный в пух и прах фокусник... Если, конечно, не станет перекрывать кислород мне.

- Нам нужна рабочая сила и еда, - продолжает маг. "Нам" - это не ему и не Эллé‎н, а вампирам. Нам. - Пришло время бросить вызов наглецам, которые прогнали нас с вершин. Слишком долго мы прятались. Теперь они станут игрушками в наших руках.

Улыбаются все. Даже неэмоциональные от слова "совсем" вампиры. Месть - это то, что произносят. Власть - это то, что мы слышим. Кто бы что ни говорил, мы все стремимся только к господству над миром, каждый из нас готов бросить другого в огонь, чтобы править единолично, только вот тогда всё рухнет, как карточный домик. Мы все - три большие карты. Достаточно упасть одной - пропадут все.

Без магов не будет защитных заклинаний, которые оберегают величественные замки, последние пережитки прошлого и теплые очаги, где могут погреться уставшие от вечной беготни вампиры и оборотни.

Без оборотней не будет армии готовых на все убийц. Кто-то ведь должен положить определенное количество жизней на алтарь войны? Люди слишком сильно любят себя, чтобы сдаться без боя.

Без вампиров исчезнут все необходимые сведения, в которых так нуждается Лига. Мы - шпионы, тайные агенты, которые сумеют достать информацию из-под земли. А если добросердечная ведьма поделится эликсиром, спасающим от солнечных лучей - так и вовсе универсальные агенты.

- Через шесть дней все закончится, - пресловутый альфа Гималайской стаи тоже решает вставить свое слово. - Волки готовы к войне. Завтра на рассвете мы начнем.

- Я отсутствовала на предыдущих заседаниях, - как только я раскрываю рот, все тут же поворачиваются ко мне. В глазах - интерес, на лицах - полное безразличие. Общество контрастов, однако! - Хочу услышать изменения в плане действий.

- Их нет, миледи, - вампир справа от меня склоняет голову и с почтением смотрит исподлобья.

Собака без чести и гордости! Что греха таить - все молодые такие. Они выросли в век бегства и постоянного страха за свою жизнь и готовы стелиться под ноги каждому, в ком чувствуют силу. А я - сильная. За все те тысячу триста восемьдесят пять лет, что я живу на свете, ни одно существо не посмело усомниться в этом. Асунсьон Эргуэра, первый и последний отпрыск великого и могучего клана, стала достойной наследницей своих предков.

- Я думаю, не лишним будет повторить все пункты, - Винсенто тоже кивает мне - почтительно, но не униженно, так, словно говорит: "Ты сильная, я признаю это, но времена меняются. Уважай меня - и мы союзники". Я хорошо читаю по глазам и все понимаю. Он хочет власти, я - покоя. Мы договоримся. Возможно. - Завтра на рассвете мы истребим правительство ведущих стран мира и лидеров кланов охотников, - маги и ведьмы удовлетворенно щурят свои почти одинаковые миндалевидные глаза. Стая диких котов, которые уже порядком раздражают всех. - Оборотни нападут на жителей крупнейших городов и штаб-квартиры охотников, а ночью к ним присоединятся вампиры. Ваша задача - страх.

Страх - это уже клише. Мы всегда ассоциируемся с чудовищами, нападающими в ночи. Мы - Зло. И если среди магов и волчат попадаются хорошие и добродушные малые, то мы - абсолютное, черное и непроглядное Зло. Среди нас нет "вегетарианцев" - детей любовных романов, раскаивающихся и ненавидящих себя хлюпиков - пережитков прошлого гуманного общества. И мне это нравится. Жестокость - это как наркотик. Один раз почувствуешь ее - и уже не сможешь искоренить.

...

Я просыпаюсь поздно. Сразу замечаю, что что-то не так: я не одна в своих покоях. Тяну носом и сразу успокаиваюсь: на балконе меня ждет Винсенто. Я не задумываюсь о том, что ему нужно. Какая к черту разница? Все равно придется выполнить любую просьбу, если, конечно, она касается дела. А если этот кот решил попробовать свои коготки на мне, то я покажу, что броню силы пробить нелегко.

Тяга к эстетике, недостаток большинства вампиров, присутствует и у меня. Нельзя назвать это слабостью, нет, это скорее прихоть, желание создать видимость своего превосходства над другими. В моем случае обманчивая иллюзия не требуется: я знаю, что умнее, коварнее, красивее, обаятельнее, сильнее. Все, кто мог сравниться с Асунсьон Эргуэра, мертвы или еще не родились.

Я лениво набрасываю на плечи тонкий, почти прозрачный халат. Он скрывает тонкую паутинку кружев нижнего белья и мягкими складками ложится на бедра. Мне нравится, как карминовый цвет гармонирует с бледной кожей, как на его фоне выделяются черные волосы. Их цвет такой насыщенный, что даже вампиру с его феноменальным зрением трудно разглядеть отдельные волоски. Кажется, будто на голове сплошная масса блестящего и идеально ровного вещества.

Останавливаюсь в нескольких миллиметрах от черты, которая отделяет залитый солнцем балкон от скрытой в тени гостиной. Глаза мага улыбаются, что заставляет меня почувствовать секундную ярость. Смейся, пока можешь, фокусник. А ночью буду смеяться я. Терпеливо жду, пока он войдет внутрь и задернет шторы, и только тогда позволяю себе расслабиться.

- Доброе утро, Асу, - Винсенто приветствует меня поклоном и, не разгибаясь, ловит небрежно вытянутую вперед руку. Это - как подачка в отместку за упущенное "миледи". 

Постороннему никогда не понять тонкости отношений, которые складываются между членами Ложи, да и, чего уж там, я тоже иногда не до конца осознаю всех тайных смыслов того или иного слова или жеста. Однако сейчас даже идиоту ясно, что мы состязаемся в умении задеть собеседника так искусно, чтобы он почувствовал незаметный и от того еще более сильный укол самолюбия.

- Рада вас видеть, Винсенто, - я тоже не добавляю "милорд" - он еще не дорос до такого приветствия. К тому же, не я пришла к нему с делом. - Я надеюсь, в наших планах нет изменений? Ваш визит меня обеспокоил.

Ложь. И он это знает. Может быть, не замечает неискренности в голосе или манере держаться, просто знает - фальшь. Первый урок, который нужно усвоить в Ложе: все вокруг - иллюзия, в которую ты должен верить. Делать вид, что веришь.

И он делает.

- О, я не хотел беспокоить вас, - он поджимает губы и прибавляет долгожданное: - Миледи.

Я поощряю его взглядом на оттенок теплее и по-прежнему смотрю прямо в глаза. Я мастер играть в "гляделки", Винсенто.

- Дело в том, что мне на глаза попалось одно дело с вашим участием, - он, как и любой неопытный актер, все-таки не смог удержаться от огонька торжества в глазах. И именно по этой искре удовлетворения, говорящей, мол, я поймал тебя, выдра, не извернешься теперь, я поняла, чтó именно он нашел. Фокусник решил сыграть со мной представление? Что же, мы принимаем вызов. - Я узнал, что вы некогда были тесно связаны с Микаэлло Веспуччи, пиратом и магом-бунтовщиком.

С моих губ срывается вздох - достаточно тихий и судорожный, чтобы обмануть глупца. Он снова довольно морщится, а я не могу сдержать внутреннего злорадства. Торжествуй, гиена, я позволяю тебе такую роскошь. Не ты первый и не ты последний, кто пытается растопить сердце Асунсьон Эргуэра воспоминаниями о давнишнем увлечении. Увлечении?  Не ври хотя бы себе, крошка Асу. Ты, верно, любила этого прохвоста. Может быть, любишь до сих пор... В сущности, какое это имеет значение? Бравый морячок мертв, как и все твои друзья и любовники. Ты одна, дорогая. И ты - сильная.

- У меня в руках есть некие письма, - продолжает Винсенто. - Вы, вероятно, захотите обладать ими? Будет прискорбно, если они попадут в руки ваших врагов или будут преданы огласке.

Изображать из себя дуру - довольно интересное занятие. Ты можешь увидеть все тайные мысли собеседника, который теряет бдительность, видя твою слабость. О, если бы ты знал, как сильно я ненавижу слабость! Бедный, глупый Винсенто, ты тоже попался в ловушку Асу Эргуэра.

Пока маг требует от меня всецелой поддержки, я обдумываю свои дальнейшие действия. Нужно показать фокуснику, что он еще не достаточно умел для представления с моим участием. Этой роскоши был достоин лишь один маг - Микаэлло. Он умело завершил первый акт, почти довел до апогея второй - и пал. Жаль.

Как только убежденный в моей преданности Винсенто уходит, я позволяю себе рассмеяться. Громко, заливисто, почти искренне. Маг хочет, чтобы Вашингтон и Нью-Йорк, самые лакомые кусочки США, достались ему. То, что все восточное побережье останется под влиянием самодовольных волшебников - почти решенное дело. Оно завершится на последнем совещании Лиги перед тем, как большинство из нас умчатся в закат, точнее, в свои новые владения. Винсенто хочет, чтобы я убедила вампиров отдать столицу и крупнейший город Америки в его умелые ручки. Я, честно говоря, собиралась так и сделать, а теперь... Теперь мстительное и злобное существо внутри требует реванша. Зуб за зуб, фокусник. Попытка сыграть со мной дорого стоит - плати по счетам. 

Мужская половина вампирьего общества давно у меня под каблуком. Первых двух дней мне хватает на то, чтобы затащить парочку из них в постель, поощрить откровенным флиртом еще нескольких и стрельнуть глазами в сторону оставшихся неудачников. Другие четыре дня уходят на то, чтобы подружиться с женской половиной - это сложнее, потому что думает прекрасный пол, к сожалению, всегда головой. С вампиршами не посплетничаешь, с ними нельзя обсуждать ничего, кроме заумных философских тем. Наверное, я - досадное исключение из правила, потому что терплю эту экзекуцию исключительно ради удовлетворения своих мелочных стремлений. Ох, Винсенто, ты дорого заплатишь мне за эти пытки!

...

Первый день - смута. 

- Желаете посмотреть, миледи? 

- Да, - жду, пока водитель откроет дверцу недорогого, но быстроходного авто, нарочито беспечно выхожу на улицу. Асфальт, стены, клумбы, деревья - все в запекшихся, а кое-где и свежих пятнах крови. Меня не мутит, как какого-то парнишку в десятке метров впереди, я не чувствую отвращение, как мой водитель-оборотень. Мне все равно.

Волк тоже замечает беднягу, который согнулся пополам под каким-то кустом, и собирается уже пристрелить его, однако я мягко и требовательно бросаю: "Отставить". Сама иду к парню легким размеренным шагом. Туфли уже оставляют на асфальте красные следы - я намеренно вступила в лужу крови и даже позволила себе размазать жидкость с таким пьянящим ароматом по брошенной кем-то газете.

Контроль - то, чему вампиров учат с детства. Я владею этим искусством почти в совершенстве, поэтому ничем не выдаю той жажды, что съедает меня изнутри. Я снова банально и дико хочу крови.

Мальчишка только испуганно пятится, завидев меня. О чем думает это жалкое создание? Оно боится и надеется, что я не одна из тех тварей, что были здесь недавно. Да, ты прав, малыш, я - не одна из них. Я - хуже. 

Сажусь на корточки рядом и смотрю прямо в его глаза - зеленые, с прожилками темно-коричневого, по-детски большие и невинные. Как хорошо, что я не умею чувствовать жалость. 

Всего один миг, неуловимый для человеческого глаза, нужен для того, чтобы впиться зубами в артерию и расплющить ее, порвать, выпустить наружу теплую кровь. Я не хочу, чтобы мальчишка умер быстро, поэтому пью из вены на запястье. Солоноватый привкус во рту ассоциируется с еще одним, более приятным - с привкусом власти.

Все вокруг напитано им, даже ветер, который априори нельзя попробовать на вкус. Мне нравится это ощущение. В голову приходят воспоминания, где я, в мужском камзоле и порванных сапогах, бреду по улицам ночного Лондона в надежде, что меня не поймают сегодня. Те времена позади. Двадцать первый век - хорошее время для вампира. Современные технологии способствуют маскировке, а беззаботные люди совсем потеряли бдительность, поверили в то, что нас не существует. Ничего, мы докажем обратное. Уже доказали.

Второй день - паника. 

Я смотрю на мечущихся внизу людей и не могу удержаться от улыбки. Слабые, ничтожные создания. Теперь вы будете скрываться и бежать куда глаза глядят. О, если бы вы еще могли ощутить ту боль, что приносят солнечные лучи!

Мне достаточно поднять глаза, чтобы увидеть дневное светило. Даже через защитное стекло, не пропускающее губительный свет, оно режет глаза и заставляет неуловимо морщиться. С улицы долетают редкие крики, кто-то зовет на помощь, чей-то довольный хохот разносится по улице и взлетает вверх, эхом отбиваясь от близко стоящих стен домов.

- Тебе страшно? А я боялась так каждый день своей жизни, дрянь! - визжит чей-то голос - и я слышу неприятный хруст ломающихся костей. Какая-то ведьмочка с бешеным огнем в желтых кошачьих глазах остервенело вонзает тонкий дамский кинжал в руку своей жертвы.

- Оставь его! - другой маг хватает свою подругу за руку и небрежно отталкивает от истекающего кровью человека.

- Они заплатят за все! - кричит ведьма.

Я не могу наблюдать за ними без усмешки: молодые и слишком горячие фокусники, которые за все прошедшие столетия пострадали меньше всех, ведут себя как идиоты. Месть - блюдо, которое подают холодным. Зачем кричать и кидаться на слабых существ, словно цепные собаки? Гораздо приятнее наблюдать за весельем отсюда, из защищенного толстым стеклом кабинета, и не марать руки.

Третий день - слабое сопротивление.

Люди - как муравьи. Что бы ты ни делал, они все равно сумеют выжить и полезут во все щели, приспособятся к любому яду, обойдут все ловушки, оставят потомство и снова станут соринкой в глазу. 

Однако этот день еще не пришел. Жалкое ополчение, организованное остатками охотников, мы сломали быстро. Достаточно было захватить в плен пару детишек и на глазах у новоиспеченных борцов выпить из них всю кровь. Странно, но я не чувствовала наслаждения, когда смотрела в расширенные от ужаса глаза людей. Они считают нас убийцами, последними тварями, но почему-то забывают о наших детях, которые были безжалостно заколоты во сне, о невинных жертвах их предубеждения.

Тут, как в истории о Монтекки и Капулетти, нет определенной причины вражды. Мы просто ненавидим друг друга, потому что так заведено. Они заставляли нас прятаться на протяжении многих веков, а мы воровали их детей по ночам. Они вешали наши истерзанные тела на перепутье, а мы истребляли целые села. И кто же из нас теперь невинен?

Больше нет жертв. Мы все по уши в крови. Счет сравнялся. 

Четвертый день - бегство. 

Что делает загнанный в угол зверь? Он бежит. Знает, что это конец, и все равно сломя голову мчится прочь, подальше от своих преследователей. 

Я иду нарочито медленно. Так, чтобы парочка впереди успела поддаться надежде. Пусть они думают, что я не смогу догнать их, пусть смотрят друг другу в глаза со слепой верой в чудо - так даже интереснее. 

Они добегают до поворота, оглядываются назад - и замирают в ужасе. А я уже стою рядом, так близко, что чувствую слабые отголоски их дыхания у себя на щеках. В ноздри ударяет запах пота и крови; первое меня раздражает, второе - подзадоривает.

В такие моменты мне хочется последовать примеру обезумевших от жажды мести юнцов и поддаться желанию наконец получить расчет за причиненные обиды. Один взмах руки - и девчонка падает у моих ног. Парень даже не смотрит на нее, вдруг срывается с места и бежит прочь, спотыкаясь, почти падая, захлебываюсь воплем паники, думая, что я не догоню его. Вот они, люди. Эгоистичные, жалкие существа.

Ничего, дружок, я успею расправиться и с тобой.

Я делаю шаг вперед и чувствую, как под каблуком хрустят суставы пальцев на руке моей сегодняшней жертвы. Ее вопль оглашает улицу, а я наслаждаюсь им. Точно также я кричала, когда основатель чертовой семейки Адамсов вонзал серебряные колья мне в руку. Методично, один за другим, не пропуская ни одного участка кожи.

- Больно? Ничего, - присаживаюсь рядом с ней на корточки и морщусь от новой порции воплей. - Т-ш-ш-ш... - касаюсь пальцами ее подбородка, где кожа нежная и мягкая, словно у младенца; потом опускаю руку ниже и нащупываю пульсирующую артерию. - Знаешь, какого это, когда тебя пытает охотник? - губы непроизвольно расплываются в хищном оскале, обнажая смертоносные клыки, а жалкая тварь у моих ног снова визжит. - Ничего, я покажу...

Эта ночка будет долгой. Я ведь имею право записать на свой счет хотя бы одно зверски растерзанное тело? Месть - опасная вещь. Ты много раз повторяешь себе, что не станешь поддаваться ей, не дашь ослепить себя, а потом срываешься. Вот так просто, будто кто-то нажимает на спусковой крючок - и понеслась. Безумная гонка, где ты тонешь в собственных помыслах.

Пятый день - безысходность и отчаяние.

Отчаяние - самое интересное из человеческих чувств. Особенно если наблюдаешь его у охотника.

Мне нравится смотреть, как защитники людей впадают в отчаяние и с каждым шагом проваливаются в трясину безысходности все больше и больше. Они уже знают, что проиграли, потому что все это время неосознанно подозревали, какую силу пытались сдержать и уничтожить. Охотники уже тогда понимали, что рано или поздно придет отмщение.

Охотники убедились в том, что сказки про слабых и беспомощных магов, оборотней и вампиров - ложь. Даже боящиеся солнца кровопийцы сумели отомстить им, стали ночным кошмаром, сделали то, чего не смогли порой слишком чувствительные волки и фокусники - показали истинное лицо Зла. Мы - сама жестокость. Даже голодный оборотень, увидев беспомощного младенца, засомневается. А вампир убьет сразу, не раздумывая.

Безысходность - вот что мы дали людям. Это - наше оружие.

Шестой день - покорность судьбе и принятие неизбежного.

Видеть, как те, что пару дней назад при твоем появлении бросались прочь без памяти, покорно сидят на месте и смотрят тебе в глаза - странно и скучно. Шестой день, последний этап на пути к власти, стал для меня самым утомительным. 

Люди покорились, перестали бегать, скрываться, искать оружие. Месть потеряла всякий смысл. Зачем убивать сломанного человека? Он уже ничтожен, его не нужно превращать в кровавое месиво, чтобы доказать свою силу. Он признает свою слабость и смотрит на тебя без страха, в его глазах только просьба закончить побыстрее.

И этот взгляд, спокойный, отстраненный, заставляет где-то в глубине души шевельнуться что-то давно забытое. Человеческое.

...

Как и обещалось, к закату шестого дня все кончено. Люди сломлены, подавлены, разрознены. Я была в Плимуте, когда-то славном городке на побережье, и сама носилась по улицам с диким воем: от него кровь стыла в жилах у бедных, загнанных в угол горожан. Я пила кровь так, как любила это делать в те спокойные дни, когда не спасалась бегством от охотников: жадно, много, с диким наслаждением. Единственное, что было мне противно - развратные вампирши, которые думали, что гораздо интереснее сначала переспать с жертвой, а потом уже высосать из нее все соки. Мерзость...

Старуха сказала бы: "О времена, о нравы!" - и рухнула на пол с инфарктом. Я - не старуха. Мне тысяча триста восемьдесят пять, и я все еще молода и полна сил. Мне плевать на то, что творят тридцатилетки. Пусть хоть задохнутся в своих наслаждениях, а я буду испытывать эйфорию, когда увижу лицо фокусника Винсенто на последнем заседании. 

Это - мой разврат. Я и эти малолетние зверьки, наконец ощутившие вкус свободы - звенья одной цепи. Только вот они висят где-то в самом низу, а я восседаю на вершине. Мы похожи, даже наши помыслы могут быть идентичны, только я мечу выше. Я - выше. Даже после моей смерти им меня не переплюнуть. 

Недостаточно жить так, чтобы тобой восхищались, нужно даже после смерти оставить незримое ощущение своего присутствия, грозного рока. Оно будет говорить - не смей стремиться к высоте Асу Эргуэра, иначе упадешь. Сгоришь, как миллионы других до тебя. 

...

В замок я возвращаюсь поздно и почти опаздываю на заседание Ложи. По пути встречается знакомая ведьма, она с радостью - с фальшивой радостью - помогает с нарядом. Хорошо, когда у тебя есть магия - не нужно переодеваться, вставать с постели, чтобы поесть. Мановение руки - и любое пожелание будет исполнено.

Вампиры любят латекс. Это - стереотип. 

Вампиры обожают кружева. Это - реальность. 

Мое платье утопает в кружевах - ведьмочка нашла брешь в броне и сумела растопить сердце для благодарности. Я в который раз удивляюсь вкусу магов - всегда безупречному и отвечающему всем нормам вампирьей эстетики. Они будто созданы для того, чтобы быть нашими стилистами. Неплохая идея, жаль, не одобрят...

Цвет гречаного меда, пена кружев, декольте и легкие рукава - все идеально сидит на моей фигуре. Хотя, на фигуре вампира все сидит как влитое - таковы уж особенности вида. 

Вот кто мы - не высшие существа, а всего лишь один из биологических видов на планете Земля. Только мы - более сильная категория, та, что обрела наконец конкурентоспособность. Как мы могли прятаться в тени столько лет? Как возможно, что мы, те, кто еще неделю назад не смел высунуть носа из своих подвалов, стали хозяевами планеты?

Правду говорят о том, что стадо не может без пастуха. Даже стае нужен вожак. Даже банда не может без атамана. Пришел вождь - и мы поднялись. Жаль только, что вождь умер, а осталась Ложа - его детище, гордое и самовлюбленное, уверенное в себе, неосторожное. Сколько оно продержится на плаву? Когда снова утонет в пучине слабости? Кто станет айсбергом, который потопит это судно? Мне не интересно. Главное, что меня на новом "Титанике" не будет.

- Мы достигли своей цели, - Роджер, хороший стратег и умелый лицемер, который первым удостоился чести стать моим любовником в эти шесть дней, обводит присутствующих спокойным взглядом. - Большинство вопросов мы уже решили. Осталось последнее - области Нью-Йорка и Вашингтона.

Винсенто бросает на меня предвкушающий победу взгляд, я успокаивающе улыбаюсь. Вампиры тоже скалят зубы: они знают, чем кончится афера мага.

Единственное, что мне нравится в обществе кровососущих - солидарность. Чертова солидарность, которая всегда объединяет нас против общего врага. Оскорбление одного из нас - не просто личная обида. Это камень в огород всего вида, вызов, не принять который - недостойно. Я нажала на главный рычаг влияния и добилась своего. Пусть мы эгоисты до мозга костей, пусть мы еще вчера готовы были перегрызть друг другу глотки за место в подвале перед рассветом или каплю крови из горла жертвы, пусть мы в глубине души ненавидим друг друга за давние обиды, но мы все равно остаемся семьей. Единственной, которая может быть. Той, что не отдаст на растерзание волкам даже самого ненавистного своего сородича.

- Нам хотелось бы выслушать мнение оборотней, - я говорю это так, как говорят ведьмы - тихо, мягко, приторно. Винсенто начинает беспокоиться и закидывает ногу на ногу. Его пальцы нервно постукивают по столешнице. Он боится меня, боится, что не сможет справиться с представлением, которое разыграл. 

Уже не справился. Я не играю по чужим правилам, дружок. Больше - нет.

- Волки поддержат любое решение кровопийц, - басистым рокотом разносится по залу. Альфа вынес свой вердикт. 

И снова фразы с двойным смыслом. Ты оскорбляешь нас и поддерживаешь, а мы не можем сказать и дурного слова.

- Разумно ли это? - Эллéн, явно посвященная в планы Винсенто и имеющая от всего этого свой интерес, беспокойно бросает взгляд на оборотня.

- О да! - вступаю в игру я. Ободряющая улыбка усыпляет бдительность спевшихся фокусников. Пусть думают, что это хитрый ход. Глупцы! Неужели они надеются, что им добровольно отдадут такой лакомый кусочек?

- Мы поделились с собаками аппетитной костью в виде западных отрогов Гималайских гор, а они отдали нам свой голос, - метафора Роджера заставляет щенков сцепить зубы и молча проглотить обиду. Меткий рикошет, я одобряю. - Мы решили, что справедливо будет отдать Нью-Йорк и Вашингтон тому, кто многим пожертвовал ради Ложи и Лиги и всей душой предан нашему делу.

Роджер смотрит на Винсенто. Все смотрят на Винсенто, только я с улыбкой подбираю платье и с шумом отодвигаю стул, чтобы встать. Финальный акт, господа, представление Асу Эргуэра достигло своей кульминации.

- Вампиры и оборотни считают наиболее достойным претендентом на владение вышеуказанной областью Асунсьон Эргуэра.

Привкус власти. То приятное чувство, на которое я подсела, как на наркотик, ощущается каждой клеточкой тела. Вот то, ради чего стоит бороться. 

Месть - детская игрушка.

Власть - серьезный козырь в рукаве.