Как я мог забыть ее.

Очень давно в нашей деревне остановился один купец. Его телега поломалась, и отец помогал ему с починкой. Мужик был хороший, тоже с полей вышел, и быта нашего не сторонился. Сидел с нами за одним столом, ел простую еду, много шутил.

С ним была его дочь. Худая и ловкая словно белка, с таким же пушистым хвостом из волос. Мы тогда провели целый день. Рыбачили, пугали лягушек, ловили змей в поле и пугали маленьких детей. Эти голубые глаза подчиняли меня уже тогда, пусть и не было еще тогда мужских желаний в теле мальчика.

Она меня узнала сразу.

Еще тогда на посвящении. Узнала по большому росту, горбатому, когда-то переломанному носу и застенчивому взгляду.

Ангелия не потеряла своего буйного характера, скорее наоборот только приобрела. Не мешкая, она ухватила меня за руку, и c невообразимой для меня легкостью утянула глубже в лес, подальше от всех.

Следующие несколько часов, проведенных с ней, я провел в разговорах, воспоминаниях о детстве и дальнейшей сложенной судьбе. Она рассказала, что ждала меня на казармах, была уверенна, что я стану воином.

Работа в поле долгое время не отпускала меня к своей мечте.

Мы гуляли по лесу, вновь пугали лягушек и ловили змей. С каждым мгновением, проведенным с ней, я ощущал, как меня одолевают новые, совершенно не изведанные чувства. Я желал ее, как ничего другого, и эта страсть сжигала меня изнутри. Любое ее движение подчеркивало все изгибы прекрасного тела. Любой взгляд бросал в дрожь. И она это прекрасно понимала.

Темпа готовилась пировать.

Денег воеводы хватило сполна, пусть я и не пытался сохранить монеты. Комната была неподалеку от главной площади, так чтобы не опоздать.

Она призналась, что я был не первый. Боялась моей обиды, а в моей голове лишь вертелась простая мысль. Я буду последним.

Не знаю, возможно, ли мужчине ощущать блаженство большее чем то, что может подарить женщина. Я был в ней много раз, и с каждым новым разом мне хотелось еще. Горячее дыхание, темнота и сладостный запах ее тела приводили меня в безумие. Воевода, пиры, прочие мелочи теперь потеряли всю важность. Раны на теле больше не болели, силы не таяли, а лишь накатывали тяжелыми морскими волнами. Эти голубые глаза.

- Я не могу это принять.

В своих маленьких руках она держала мой духовный камень. Кожа лишь слегка тронутая загаром освещалась лунами и казалась чистым мрамором.

- Почему? Ты не хочешь быть моей?

- Хочу, но этот дар слишком большой для меня. Твои родители этого не простят тебе.

Отец не пришел на посвящение, не пришел на дележку.

- Если богами мне и суждено погибнуть, то я хочу вернуться только к тебе.

***

- Сваригор меня прокляни, вот это у тебя рожа довольная!

От Бурислава несло медом и чесноком. На белой рубахе виднелись пятна жира, и низ штанов запачкан грязью. На кожаном поясе висел меч.

- Я смотрю все прошло удачно. Чего лыбу давишь? В баньку то хоть сходил? Молодец, ничего не скажешь. Пошли к нашим, а то скоро все начнется, да и князь обещался подойти.

- Бажен?

- Ну не папка же твой! – хохотал Бурислав пробиваясь плечом сквозь плотные толпы горожан. Буйство красок резали глаза. Люди танцевали под веселые ритмы музыки, пели песни про мифы и легенды, славили Темпу и всю Румерию, а также всех богов.

Торговая площадь поражала своими размерами. Окруженная высокими каменными и деревянными домами богатых жителей, она была украшена к празднику с невиданным размахом. Но поверх всех красивых столов и сцен, ярких флагов и прочих дорогих тканей, поражали богокамни.

Похожие на мутное стекло, богокамни самых причудливых форм и размеров, висели над площадью, на стенах хат, позади столов дружины. Когда придет время получения благословения от Сваригора, все эти камни загорятся магическим светом. Я многое про это слышал, но никогда не видел.

Стол воинов был огромен. Еще Воислав заказывал его у мастеров из Нотроцкого княжества. Места были поделены на «высокие» и «низкие». Наверху сидели богатыри и воеводы, некоторые умелые витязи, а внизу все остальные. Сейчас большинство танцевали с остальными, но дерево все равно трещало от еды и питья.

Позабытый голод напомнил о себе, как только глаз пробежался по блестящей корке жареной свинины, печеной рыбе и румяному хлебу.

- Полегче налетай, хотя с твоим-то ростом я бы тоже жрал за троих. Ну, рассказывай, как все прошло?

- Что прошло? – я закидывал в рот все, что видел, даже не стараясь этого прожевать. Вкус еды был куда ярче, чем в деревне, да и таких пиров там никогда не было и не будет.

- Не увиливай, я про Ангелию спрашиваю!

- Отвали!

- Ого, - Бурислав облокотился на стол, не обращая внимания на то, что его локоть угодил в кем-то разлитый мед. – Да ты я смотрю, совсем мужчиной становишься! Если бы я не тебя не знал, подумал, что сейчас мне по зубам захерачешь!

- Я не прочь.

- Ну, ну великан. У нас еще будут тренировки, на которых у тебя появится шанс.

Больше с этим вопросом Бурислав не приставал. Время шло, народ продолжал веселиться. Подошли почти все знатные и влиятельные люди города. Вернулись все воеводы, подошли старейшины.

Толпа оживилась. Послышался свист и возгласы. На площадь вошел князь и его приближенные, среди которых можно разглядеть Воротислава. Тогда я увидел Бажена в первый раз. Он был среднего роста, крепко сложен, статен и постоянно сохранял суровое выражение лица. Пожимал руку тем, кто протягивал свою, приветствовал всех, кто приветствовал его. Из слов отца и матушки он представлялся мне другим. Все в деревне говорили о том, что князь болен неизлечимой болезнью, что не может поднять руки, и разум его затуманен. Очередная сказка.

Свентовид тоже вышел к князю. Поклонился ему и принял у него золотой меч, тот самый, что я нес через огонь.

- Сегодня с нами пируют боги! – голос старика не потерял своей звучности. – Отец наш, Сваригор доволен испытанием, и принял всех мужчин под свое покровительство. Нынче должны мы набить свои животы во славу его и тишина не должна наполнять эту ночь до самого рассвета! – крики воинов, женщин, стариков, детей смешались в один протяжный гул. – Наш отец и покровитель на святой земле, князь Бажен! С вашего слова праздник начнется!

- Благодарю тебя, Свентовид мудрый, - голос князя был твердым как камень, и громким подобно грому. – Я вижу, руммы уже горят ярче жаровен, а мы еще не начали! Не стану вас задерживать, друзья!

Старейшина поднял правую руку. Произнес заклинание на языке мне не ведомом. А потом я увидел волшебство. Его опутало тонким маревом. Туман казался живым существом, приобретал самые разные формы, пока в итоге не устремился вверх. В тот же миг все богокамни загорелись самыми разными цветами радуги. Они отбрасывали блики на дома и людей, лица очарованных детей и сталь румерского оружия. Скоморохи подогревали толпу; с новой силой заводя боевые песни.

Я не помнил себя. Вдруг чувство единения со всем вокруг поглотили меня. Я был частью чего-то большего, нежели один румм или даже князь. Ощущения от мощи, от каждого воина и витязя за спиной, грели кровь не хуже любого меда. Мне тоже хотелось петь и плясать, я был готов на любой подвиг, и все сомнения по поводу своего выбора, развеялись сами собой.

Только голубых глаз не было здесь. Ловкая белка была бы под стать этому безумию. Я очень жалел, что она не смогла сюда пойти. Бурислав вновь заметил мою грусть и не дал мне полностью погрузиться в омут отчаяния, уведя в толпу новых воинов Румерии.