Я почти бегу в каюту. Закрыв за собой дверь, направляюсь в ванную, на ходу стягивая мокрый сарафан. Кожа под ним сырая и холодная, но мои щеки горят огнём. Что это со мной, чёрт возьми? Я упираюсь руками в столешницу и рассматриваю своё розовое, взволнованное лицо в зеркало. Надо успокоиться и перестать так реагировать. Я же взрослый человек!

В моей жизни встречались разные мужчины: наглые, робкие, интересные, сложные и примитивные. Было много флирта, до брака приводящего к чему-то, а после замужества - безобидного, без намерений. Всегда, лет с пятнадцати, я знала, видела, что нравлюсь мужчинам. Воспринимала это, как должное. Никогда не была "роковой соблазнительницей", но уж точно не впадала в такое смущение на ровном месте.

Ладно. Что меня так взволновало? Посмотрите на этого плэйбоя: яхта, пресс, голубые глаза, самоуверенность? Подкаты эти прямолинейные — экая невидаль, всё это я проходила. Может быть не в одном комплекте, не разом, но ничего нового мы тут не узнали, как говорится.

В конце концов совершенно оправдываю себя: просто я в стрессе, в непривычных, пугающих обстоятельствах, это выбивает почву из под ног.

Горячий душ смывает морскую соль и нервное напряжение. Стоя под тугими струями воды, раздумываю над тем, что мой паспорт теперь где-то на полпути в Канны, как и я. Если этот негодяй не врёт, конечно. Что это значит для меня? Нет смысла рыпаться? В самом ли деле мы плывём в Канны? Зачем он вообще меня тут держит? "Мне с тобой весело". Скучно парню? Я ему аниматор что ли?

Мой новый белый сарафан, теперь больше напоминающий мокрую, просоленную тряпку, оказывается безнадёжно испорчен. То ли когда я спасала этого подлеца, то ли когда вылезала из воды в лодку, не заметила, как порвала приспущенную на плечо лямку. Оторвано по шву, можно легко починить, но для этого нужна иголка с ниткой, а их в каюте нет.

Видно, мне судьба ходить в его одежде на этой чёртовой яхте. Зайдя в гардеробную, уже гораздо смелее, без чувства неловкости, выбираю себе очередную рубашку. Теперь это Brioni — предположительно самая дорогая в его гардеробе. Выбираю между ней и Kiton. Кажется, один из этих брендов делает костюмы для Джеймса Бонда. Посмотрю, что ты на это скажешь, мистер "Посмотрите-на-мой-пресс".

В глубине души, конечно, понимаю, что это ребячество и, скорее всего, ничего он на это не скажет. Но у меня здесь не так много возможностей продемонстрировать протест: такой, в моём стиле - трусоватый, незаметный протест.

Намытая, высушенная, принаряженная в Brioni, я маюсь от безделья в каюте. Не то, чтобы я боюсь выходить, — нет. Просто не хочу с ним встречаться.

Меня никто не беспокоит, я успеваю пролистать журналы про недвижимость в Каннах, лежащие в столе, удостовериться что через телевизор не могу выйти в интернет (что раздражающе странно, учитывая, что Netflix прекрасно работает) и даже развесить его костюмы в гардеробной по цветам, просто от нечего делать.

Сложно оценить сколько проходит времени, но уже точно вечер, и я явственно ощущаю голод — реальное, настоящее желание поесть — впервые, с того момента как очутилась на яхте. Судя по всему, прежде я пребывала в беспрестанном, сковывающем всё нутро стрессе, который сама до конца не осознавала. Теперь, глядите-ка, адаптируюсь, и организм требует восстановить силы.

Торчу в каюте еще какое-то время, но в результате голод выгоняет меня из убежища.

Практически сразу за дверью сталкиваюсь с Манолой, спешащей куда-то с пылесосом на перевес. Я тут же оказываюсь усыпана пёстрым конфетти частично понятных вопросов. На все отвечаю "Sí": да — я буду обедать, да — можно прибраться, да — я-ничего-не-поняла-но-не-всё-ли-равно.

Испанка со своим пылесосом исчезает за дверью каюты, а я поднимаюсь наверх. На кухне сидят охранники, Мага и ... не Мага, — один худой и длинный, другой приземистый и широкий. Эта парочка была бы комичной, если бы не выглядела так страшно. Они приподнимаются с мест, чуть кивая мне и присаживаются снова. Здороваются так, значит. Меня подмывает отвесить им церемониальный поклон, но я, конечно, просто вежливо говорю "добрый вечер" и прохожу мимо в салон, где рассчитываю найти обещанную Манолой еду.

Стол и правда накрыт и сервирован на двоих. Под круглыми серебряными крышками оказываются суши, сашими и роллы из разной, влажно и манко блестящей, полупрозрачной рыбы. Рот наполняется слюной, я очень голодна.

— Я уж думал ты вообще не выйдешь, запрёшься в каюте до самых Канн. Прячешься от меня? - я вздрагиваю от неожиданности и звонко роняю легкий металлический купол на блюдо.
Вот же чёрт! Как я его не заметила?! Рома сидит с раскрытым ноутбуком в кресле салона неподалёку и с прищуром смотрит на меня.

— Там нельзя запереться, ведь кто-то забрал ключ, — обретя дар речи, отвечаю спокойным голосом, игнорируя вопрос про прятки.

Вижу, что его взгляд задерживается на джеймсбондовской рубашке, и он слегка усмехается уголком рта, но ничего не говорит. Ага, узнал её. Так я и подозревала, пижон.

Должна признаться, я немного свысока гляжу на мужчин, слишком озабоченных своей внешностью: таких, которые очень любят тряпки, шопинг, или заботятся о причёске больше чем, скажем, я.

Сама бы, конечно, не поручилась за свою реакцию, если бы кто-нибудь залез без спроса ко мне в шкаф и надел к обеду мою новенькую рубашку за полторы тысячи евро, небрежно завернув рукава по локоть.

Впрочем, у меня таких дорогих сорочек нет. К тому же, я не краду людей и чужие телефоны, не так ли? Он это заслужил.

Сажусь за стол и понимаю, что голода как не бывало, но заставляю себя снова поднять металлический купол и отложить в сторону. Надо поесть, раз пришла.

Рома откладывает ноутбук и подходит:
— Не против, я составлю компанию?

Говорит и присаживается напротив одновременно. Понятно, что он не ждёт отрицательного ответа, вопрос — чистая формальность, однако мне кажется, что теперь он ведёт себя не так нагло, как прежде. Осторожничает.

Я молча ставлю соевый соус, который только что наливала себе в соусник, на его половину стола.

— Я не люблю есть один.

— Утомительно это, должно быть, — усмехаюсь в ответ, — хотя у тебя есть Лёлик и Болик, — я указываю большим пальцем за спину, в сторону кухни, — и еще водитель. Большая компания. В следующий раз можно и не красть девушку для обедов, а?

— Лёлик и Болик, точно. Думал, кого они напоминают, — он так весело смеется, что я невольно мрачнею: я и вправду аниматор.

Может быть, если бы не умничала, не шутила, была бы угрюмой, противной и неприятной, он бы бросил меня в Леука? Не тащил бы с собой, веди я себя по-другому?

Тут же спохватываюсь:
нет же, какая глупость! Я словно перекладываю вину за происходящее на себя. Я не делала ничего, чтобы попасть в эту ситуацию!

Он уже не смеётся, наблюдает, как я мрачно ем сашими из тунца. Переживает, наверное, что забрызгаю соусом его дорогостоящую рубашку. Эта мысль немного поднимает настроение.

— Твой повар готовит очень вкусно, — прерываю затянувшееся молчание и тут же понимаю: ну вот, я снова это делаю. Заполняю паузу, разряжаю обстановку, поддерживаю беседу. Доведённый до рефлекса социальный навык — быть приятной — срабатывает помимо моей воли.

— Я рад, что тебе нравится. Он — класс, — Рома заметно оживляется, — специально его заранее нанимаю, обалденный мужик. Он француз, Дави. Готовит буквально всё, что я люблю. Закупает продукты сам, на всяких рыночках, у фермеров, у рыбаков. Меню продумывает, но всегда готовит под заказ что-то, если я прошу.

Рома подливает мне вина, но я не пью. Хорошее, правильное решение, только не своевременное. "Лучше бы ты тогда, в клубе не пила", — кисло думается мне.

— Ты сказал, что мы плывём в Канны, — хочется каким-нибудь образом убедиться, что этот нежеланный, существующий помимо моей воли план на ближайшие дни, хотя бы реален. Хочется ясности.

— Сначала на Корсику заскочим, потом уже Канны.

— Зачем нам Корсика? Это не совсем по пути, кажется, — всегда испытываю тайную гордость за мои географические познания. С детства прекрасно запоминаю карты благодаря отличной зрительной памяти.

— Небольшой крюк, — он вскидывает брови, кажется, удивленный моими расспросами.

Я молча выжидательно гляжу на него, всё еще надеясь услышать объяснения. Наконец он всё-таки произносит:
— Мне там надо забрать одного человека, мы вместе в Канны поплывём.

Я опять жду — вдруг последуют подробности — но мой немногословный сотрапезник жуёт себе ролл с лососем и явно не планирует развивать мысль.

— Это твой друг? — спрашиваю небрежным тоном и услужливый мозг тут же подбрасывает картинки с шикарной, грудастой брюнеткой, которая, взойдя по трапу в порту Корсики, обнаруживает меня на яхте и устраивает Роме жуткий скандал. О, это было бы вполне в духе происходящего тут. Я бы не удивилась! Театр абсурда в действии.

— Гуцер?! — Рома прерывает мои нелепые фантазии фырканьем, — ну уж нет! Только бизнес меня может связывать с таким, как он.

Ах, так это, значит, та сделка, которая должна пройти "в режиме тишины", и из-за которой он не выпустил меня в посольство на территории Италии. Об этом он говорил, когда затыкал мне рот и прижимал к стене в каюте вчера.

Меня сказанное заметно напрягает. Не то чтобы до этого всё было прекрасно — нет, но теперь совсем из рук вон плохо. К нам на Корсике присоединится какой-то чувак, который не нравится даже самому Роме. Будто мне мало одного сомнительного типа и его шайки на борту.

— Этот Гуцер... чем же он, — я медлю, подбирая подходящее определение, — нехорош?

— Нехорош? — он смеётся, — это, знаешь, ты ему сильно польстила. Не то слово, которое я бы выбрал. Да не бери в голову, тебя это всё ... не коснётся, — тон Ромы становится серьёзным, - я тебя попрошу с ним не пересекаться вообще. Так будет лучше, окей?

Просьба кажется мне очень странной. Но не более, чем всё происходящее в целом, так что я просто пожимаю плечами в ответ. Не пересекаться с неким Гуцером? Да пожалуйста.

Я бы и с тобой не пересекалась, если бы могла.

Роман, кажется, задумался о чём-то. Он молчит, иногда поглядывает на меня и попивает вино. Я же сижу и заставляю себя не говорить и не делать ничего развеивающего это гнетущее молчание. Ощущения странные, будто игра какая-то. Наконец отложив палочки, поднимаюсь и произношу:
— Я пойду уже. Спокойной ночи.

Рома выглядит немного растеряно. Очень странное зрелище для такого самоуверенного типа.

— Ты хочешь спать? Если нет, оставайся, мы собирались играть в покер с пацанами. Расул не играет, только Миша и Мага, так что буду рад четвертому игроку.

— В покер? — предложение кажется мне таким нелепым и неожиданным, что я совершенно растеряна, — я никогда не играла.

— Ну, так тем более! Научу. Пацаны тоже второй раз в жизни играть будут.

С запозданием понимаю, что на предложение остаться и поиграть надо было сразу ответить : "спасибо, нет" и уйти в каюту. Когда же я научусь вести себя в плену как надо?

— Нет, спасибо. Я — пас.

— Передумаешь, приходи, — он изучающе смотрит на меня, а я молча разворачиваюсь и иду к выходу.

Передумаю? Хм, вряд ли.

Направляюсь к кухне и еще не пройдя барную стойку, не видя говорящих, слышу мужские голоса. Кажется, к охранникам присоединился Миша.

— Да она вылитая, я тебе говорю! Просто одно лицо! Я еще в клубе так подумал, когда он на нее уставился, — тут водитель резко замолкает, завидя меня, появившуюся из-за угла, и отводит глаза. Его сломанные уши предательски розовеют из чего я делаю однозначный вывод, что эти "кумушки" сплетничают обо мне.

Я с деланным равнодушием отвожу взгляд и прохожу мимо. Им что, больше обсуждать нечего? На кого, интересно, я им кажусь похожей? На какую-нибудь актрису или певицу? Я, допустим, несколько раз в своей жизни слышала, что похожа на модель Наташу Поли, но не думаю, что она настолько популярна, чтобы охранники впадали в экстаз от нашего довольно условного сходства. А еще на Полину Гагарину немного, типажом. Я похожа на всех худых тонкокостных блондинок с маленькой грудью, высокими скулами и острыми коленками. Таких полно. Не представляю, с кем конкретно они меня сравнили.

Выкинув это из головы, иду в свою каюту. Манола уже прибралась, и я опять одна. Не долго думая, укладываюсь в постель, и на удивление быстро проваливаюсь в сон без сновидений.