Долго смотрю на закрытую дверь, тишина звенит в ушах, и я без сил, опустошенно, опускаюсь на край кровати. Всё это слишком, это выше моих сил. Жуткое, ранящее чувство непоправимого затапливает меня и прорывается наружу слезами. Я всхлипываю истерично и порывисто, закрываю лицо ладонями.

Дать волю слезам приносит облегчение. Кажется, напряжение, в котором я пребывала было невыносимо. У меня то ужасное ощущение, когда  пытаешься отстоять свою точку зрения, доказать, что права, но кажется, что сказанное не убеждает. И тогда продолжаешь давить сильнее, жёстче, злее, пока что-то не сломается. И тогда только вдруг понимаешь — я так не хотела, не такой ценой! Не хотела быть жестокой. Но сказанное обратно не вернёшь.

В голове, как кино на перемотке, прокручивается случившееся, перед глазами его лицо, в ушах голос: "Я хочу, чтобы ты была со мной". Чувствую на коже его прикосновения, как фантомную боль, только наоборот. Фантомное удовольствие. "Будешь лежать по ночам с открытыми глазами и думать не о муже".

Но я сделала всё правильно, так ведь? Невозможно по-другому. Мы не можем просто подчиняться внезапным порывам, рушить свои и чужие жизни направо и налево просто потому что... влюбляемся.

Я влюблена.

Как давно я разлюбила мужа и почему не замечала этого? Мы были для всех такой идеальной парой и очень гордились этим. Я, кажется, никогда не задавалась вопросом люблю ли всё ещё. Никто меня о таком не спрашивал. Я даже не задавалась вопросом любит ли он меня всё ещё, ведь мы — "идеальная пара". Обязательные совместные выходы, обязательные дорогие подарки на праздники, не хуже чем дарятся жёнам друзей, все формальные признаки соблюдены. Всё, что видят посторонние люди в нашей жизни, всегда идеально. Наши отношения, спокойные и размеренные, предсказуемые и стабильные. Я прекрасно умею подстраиваться, а он даёт мне защиту и уверенность. Все ровно и хорошо. До зубовного скрежета. Разве это не то, что мне нужно? Разве это можно хотеть променять на что-то иное?

Я замужем. Я бы всё отдала, чтобы любить мужа.

Зачем только я встретила Рому?! Зачем я поддалась чувствам и настоящие ли они? И самое ужасное, что мне хочется пойти к Роме прямо сейчас, ничего не ждать, ничего не решать. Просто будь что будет. И я ведь знаю, что будет.

Поднимаюсь с кровати и направляюсь в ванную, где умываю своё мокрое от слез лицо холодной, освежающей водой. Мои руки упираются в столешницу а взгляд в своё отражение. Кто эта девушка передо мной? Глаза влажно блестят, как в лихорадке, щеки бледные, без румянца, "женщина на грани нервного срыва", кажется, так называется старое французское кино, из тех, что я не люблю.

Глубоко вздыхаю и опускаюсь на пол ванной. Почему-то в этот момент я будто гляжу на себя со стороны: любуюсь ли, ужасаюсь ли — не пойму. Ну что за королева драмы тут сидит на мраморном полу, взгляните-ка на нее! Хочется отшлепать саму себя по щекам — решись уже на что-нибудь! Ты хочешь быть хорошей или счастливой? И почему это теперь противоречащие друг-другу вещи?

Я хочу пойти к нему. Может объясниться, может сдаться на милость. Не хочу просто сидеть с драматическим видом и ничего не делать. Это хуже всего на свете — не мочь ни на что решиться.

Встаю, поправляю халат и выхожу в комнату. Смотрю на дверь и вся моя решимость испаряется. Нет, это просто невозможно, нужно оставить всё как есть. Всё уже сказано, и всё так, как должно быть.

Забираюсь в кровать и обхватив подушку ложусь, уставившись на проклятую дверь. Время останавливается, оно оцепенело, так же как и я. На секунду или на час в моей голове просто пустота, никаких мыслей или чувств. Так, наверное, нервы справляются с перегрузкой, просто вакуум, тишина.

Когда блаженное оцепенение проходит, я вскакиваю и решаюсь. Выхожу из каюты и направляюсь к нему. Я чувствую уверенность в том, что делаю вплоть до того момента, когда моя рука, сжатая в кулачок, замирает в пяти сантиметрах от двери его каюты. Что я делаю?! Что я творю?!

Разворачиваюсь и стремительно направляюсь восвояси, но замираю не пройдя и  трех шагов. Поговорю! Поговорю и будь, что будет!  Подхожу к двери и моя ладонь ложиться на гладкую полированную поверхность. Я стою так несколько минут пытаясь понять себя, пытаясь решиться шагнуть в эту пропасть.

Возвращаясь в свою каюту я молю Бога никого не встретить по дороге. Когда я шла к нему, ничего не замечала, даже не помню, как преодолела этот путь. Теперь, кажется, аффект прошёл, и всё чего я хочу, незаметно вернуться в своё убежище, поскорее закрыть за собой дверь и лечь в кровать. Хочу, чтобы наступило завтра, хочу исчезнуть от сюда, хочу, чтобы всё закончилось.

В каюте я скидываю халат и забираюсь голышом под одеяло. Это был долгий день, и физическая усталость наваливается на меня благословенным грузом сонливости.
                             

                                  ***

Я не столько слышу, сколько скорее чувствую его присутствие. Ощущаю его запах и мягкое прикосновение пальцев у виска. Рома лежит рядом со мной, отводит прядь волос от лица и смотрит странным долгим взглядом, смысл которого я не могу понять.

— Ты так смотришь на меня. Всегда так смотришь, — он шепчет тихо, чуть улыбаясь и моё сердце подпрыгивает в груди.

— Думаешь, я хочу смотреть на тебя?! Я бы всё отдала, чтобы не смотреть на тебя.

Он накрывает мои губы своими, страстно и горячо целуя, проглатывая моё дыхание.
Я остро ощущаю его тело на мне через тонкие ткани одежды. Рома проводит рукой по моей шее, сжимает ладонь на груди и меня затапливает горячей волной предвкушения. Изо рта вырывается легкий стон и я вспоминаю, что ему нравится его слушать.

Я  с наслаждением трогаю гладкую, загорелую кожу, под которой перекатываются напряженные мышцы пресса, запустив руки под его футболку. Рома скидывает её, потом брюки и накрывает меня своим телом, целует в губы, жадно и необузданно. Каждая клеточка моей кожи жаждет его прикосновений, между ног становится горячо и влажно, я сгораю от желания заполнить эту пустоту. Он запускает пальцы в мои волосы и сжимает их в кулаке на затылке, его язык проникает в мой рот. Я испускаю стон, ощущая пульсацию внизу. Его рот спускается ниже, горячей дорожкой поцелуев, губы захватывают сосок, посылая разряды удовольствия по всему телу.

— Я возьму тебя, ты моя, понимаешь? — его горячее дыхание обжигает мне ухо.

– Да, — ахаю я.

Моя рука скользит вниз по напряжённому прессу, по дорожке темных волос до горячего, твердого члена. Обхватываю его пальцами, и Рома судорожно выдыхает, но берет меня за запястья и заводит их за голову, забрав инициативу себе.

Пульс стучит в венах, втягиваю рваные вдохи, когда чувствую его пальцы у себя между ног. Рома прикасается к клитору и я выгибаю бедра на встречу. Возбуждение такое сильное, что я не вижу и не слышу ничего кроме этого нагнетающего, разливающегося по телу ощущения экстаза. Хочу, чтобы он вошел в меня, хочу почувствовать его внутри, но он продолжает ласки, и меня наполняет  напряжение приближающегося оргазма.

Я цепляюсь за его плечи, как будто падаю, когда кончаю, содрогаясь и крича, изгибаясь в судорогах. В этот же момент распахиваю глаза, словно выныриваю из глубины и меня ослепляет утренний свет. Я слышу нетерпеливый стук в дверь. Тело всё еще пульсирует, я тяжело дышу и не могу понять, что происходит: где Рома, почему светло и откуда этот звук.

Я трогаю постель рядом с собой, она холодна. Мне всё приснилось.

                                 ***

Я долго не могу отойти. Чищу зубы в ванной, а мои щеки краснеют. Помогаю Маноле упаковать свои немногочисленные вещи в небольшую, очевидно, Ромину дорожную сумку, а моё сердце учащенно колотится и между ног теплеет от одного воспоминания. Стараюсь отвлечься, переключиться, но это сильнее меня.

Дело даже не в том, что сон был такой реалистичный — у меня бывали оргазмы во сне и раньше. Всё дело в том, как я ощущаю себя теперь — мне кажется, что у нас был секс, хотя он мне лишь приснился. Я будто бы позволила этому случиться, с лёгкостью перешагнула эту грань, не засомневавшись ни на секунду. Так я себя чувствую теперь. А самое ужасное, что ничего не было. Рома не пришёл ко мне ночью и от этого, кажется, мне хуже всего.

Я рассеяна, затеряна в своих мыслях и осознаю  это, только потому что Манола время от времени поторапливает меня. Я так расфокусированна, что еще совершенно не собралась, а уже пора выезжать в аэропорт. Первый раз за всё время мне подают завтрак прямо в каюте,  это, видимо, означает, что Рома не планирует составить компанию. Неужели он... не хочет увидеться со мной?

Выйдя на палубу, я коротко обнимаю Манолу на прощание. Она мило и трогательно щебечет, что надеется на скорую встречу. Это очень, очень маловероятно, но я лишь рассеяно улыбаюсь в ответ.

Вижу Магу, который направляется ко мне:
— Доброе утро. Надо ехать, а то опоздаем. — Невероятно, и он туда же. Все словно гонят меня быстрее прочь. А кто, спрашивается, несколько дней назад караулил меня на палубе не давая уйти?

  Парень протягивает зип-пакет, маленький и прозрачный, как вещдок с места преступления. Я вижу сквозь пластик свой телефон, паспорт и карточку. Не открывая, кладу всё скопом в клатч. Я столько времени хотела заполучить свой телефон, так ждала этого момента, что теперь мне странно не испытывать радости. Только разочарование, что Рома не отдал мне мои вещи сам.

Мы сходим с яхты к машине. Мага забирает сумку с вещами, она совсем небольшая и легкая, но он ставит ее в багажник.

Я оборачиваюсь к яхте, желая окинуть прощальным взглядом пять дней перевернувших мою жизнь, но по правде говоря, в надежде увидеть его. И моё сердце пропускает удар: Рома стоит на палубе, держась за поручни, его руки напряжены, взгляд обжигает меня. Я гляжу ему прямо в глаза, между нами метров десять просоленного воздуха Канн, поручни яхты и вода причала — непреодолимые преграды для нас сейчас. Я как будто за стеклянной стеной, физически ощущаю черту, проведенную между нами. Это позволяет мне выдержать его взгляд и не отвести глаза.

Поднимаю подбородок и улыбаюсь ему широкой прощальной улыбкой, взметнув волосами, разворачиваюсь и сажусь в машину. Женское тщеславие, самолюбие, гордость, несостоявшаяся ночь любви, всё это заставляет меня вести себя подобным образом. Я хочу, чтобы он запомнил меня и запомнил меня такой.

Захлопнув дверь автомобиля я смотрю на Рому из окна. Он всё так же глядит на меня без движения, я ничего не могу прочитать на его лице. Это всё? Таким будет наше прощание? Я бывало прощалась теплее с людьми которых ненавижу. Отвожу взгляд и опускаю голову, мне больно и, кажется, я бы хотела видеть тоже самое в его глазах.

— Кхм... — Мага подает голос с водительского места, заставив меня взрогнуть, — можно ехать? Опоздаем.

— Конечно, едем... — Слава Богу, я затыкаюсь и не произношу "чего мы ждём", готовое сорваться с языка. Это было бы слишком жалко. Дураку ясно, чего мы ждём.

Машина трогается, и мы движемся по пирсу прочь от яхты, а я не поднимаю головы.