Поднявшись на палубу, я сразу присаживаюсь в кресло и с облегчением снимаю обувь, формально чтобы не оставлять на мягком дереве палубы следы от шпилек, но, если честно, больше потому, что ноги устали.

Встаю и оказываюсь прямо перед ним. До чего же он высокий. Нависает, как грозовая туча. Чувствую себя внезапно маленькой, и не только от того, что стала на десять сантиметров ниже без каблуков. Я вижу, ощущаю буквально физически, что он планирует продолжить разговор, начатый в машине. А я не готова. Не могу не о чем думать. Опускаю голову, почти касаясь лбом его груди и гляжу на свои босые ноги. Он берёт меня за плечи, стоит и молчит. Бал закончен, хрустальные туфельки сброшены, сказка подходит к концу. Мысль об этом заставляет меня вспомнить еще кое о чём. Кладу ладонь ему на грудь, разглядываю  восхитительный камень на безымянном пальце. Что ж, я буду скучать, мы неплохо смотрелись вместе. Снимаю кольцо.

— Вот. — Протягиваю ему и мрачным голосом комментирую, — прости, не могу выйти за тебя: вспомнила, что замужем.

— М-м. Смешно, — мрачно реагирует он на шутку и забирает кольцо.

Тут на палубе появляется капитан, мы поворачиваемся к нему. Он кажется смущённым тем, что прервал нашу странную сцену и бормочет по-французски что-то извиняющимся тоном. Воспользовавшись спасительным моментом, подхватываю сандалии с пола и ухожу вниз. Я растеряна, разобрана по частям, я на грани. Мне нужно время, пространство, воздух.

В каюте сбрасываю с себя платье, закрываюсь в ванной комнате, включаю воду в душевой. Через несколько минут я осознаю, что сижу на полу под струями воды в каком-то трансе. Я хочу быть с ним! Хочу, чтобы он обнимал, целовал, занимался со мной любовью. Мысль об его руках на моём теле вызывает дрожь желания. Мне нравится его мужской, пьянящий запах, вкус его поцелуя. У меня захватывает дух от его властного поведения и странным образом привлекает то, что я его немного боюсь. Почему это так? Как это случилось со мной? У меня есть другая жизнь, исключающая эту!

Выхожу из ванной, завернувшись в большое  полотенце, и когда  вижу Рому, сидящего на кровати в каюте, меня накрывает страхом и радостью. Это — американские горки и я лечу на них в пропасть. Просто по пути туда я испытываю эйфорию свободного падения.

Рома встаёт и оглядывает меня прямым откровенным взглядом, который чувствуется на коже явственно, как прикосновение.

— У меня есть для тебя кое-что. Подарок. — Протягивает белый бумажный пакет на шёлковых шнурках.

  Я с сомнением смотрю на черную надпись La Perla. Купил мне комплект белья? Серьёзно? Он считает, что я одену это для него? Или, что еще глупее, он купил мне бельё, как прощальный подарок, чтобы я надела его для другого мужчины?

—  Ну, что ты замерла? Будешь смотреть?

Я, глядя ему в глаза, протягиваю руку и  забираю пакет. Достаю белую коробку и  развязываю ленту. Под бумагой что-то неожиданно большое, сливочного жемчужного цвета. Это халат. Я видимо рассчитывала увидеть только немного верёвочек и кружев, это было бы, как мне кажется, в его духе, поэтому я ошарашена. Или, может быть, мне самой хотелось увидеть там эротическое бельё?

В халате нет ничего сексуального, если не считать, что он сделан из прекрасного, нежнейшего шелка и если не считать, что это La Perla. Он длинный, должно быть до самых пят, роскошный, как вечернее платье, с широким поясом и рукавами, отделанными чёрным кружевом. Эту шикарную вещь невозможно назвать "халатом". Цвет просто изумительный, светящийся.

— Это… очень красиво, — я глажу ткань рукой.

—  Надеюсь, ты не собираешься выдать мне какую-нибудь банальность про то, что ты "спасибо, не можешь его принять"?  Это — просто халат, —  ворчит он.

— Нет, банальности не в моем стиле. Спасибо.

Я смотрю на Рому. Видно, что он очень доволен собой, но будто не знает, что теперь сказать. Может, ожидал, что я буду отказываться? Кажется, он обо мне слишком хорошего мнения.

Подхожу к нему, тянусь вверх и целую в щеку. Он автоматически подставляет ее,  потом удерживает меня рядом, за локти, очень близко, хоть я и пытаюсь тут же отстраниться. Смотрит сверху вниз,  его лицо прямо над моим. Я опускаю глаза и смотрю перед собой, взгляд упирается в широкую грудь. Мы молчим.

Чувствую себя неловко, правда в основном от того, что мне очень приятно так стоять. Я бездумно начинаю крутить пуговицу на его рубашке, она прямо перед глазами. Наконец, он немного хрипло произносит, не отпуская меня от себя:
— Может примеришь?

— Угу... — неопределённо мычу в ответ, не отрываясь от пуговицы, — потом примерю. Уверена, будет смотреться идеально.

— Я хочу посмотреть.

Он говорит ровно, без нажима, но слово "посмотреть" звучит для меня будоражаще. Мне становится горячо. Чувствую сладкое, разливающееся теплыми толчками возбуждение и меня пугает то, как моё тело реагирует.

— Хорошо, я примерю.

Говорю это, чтобы у меня был повод спрятаться от него в ванной и прервать эту сцену. Но он не  отпускает меня сразу, смотрит в лицо. Я не могу поднять глаза, боюсь, что он прочтёт в них желание. Продолжаю откручивать пуговицу. Потом легонько отталкиваюсь от его груди ладонями и хватка ослабевает.

Беру свой подарок и, прикрыв дверь ванной, надеваю восхитительный халат. Шёлк скользит по телу, нежит кожу, струится и волнуется. Немного помедлив, выхожу.

Он смотрит на меня с другого конца каюты. Рассматривает  задумчиво и молча. Наконец говорит грустно:
—Тебе очень идёт.

Я улыбаюсь ему в ответ на комплимент, но он остается серьёзным. Не понимаю его настроения — он странный и ведет себя необычно тихо, меня это нервирует. Уже привыкла к его нагловатой, насмешливой манере и не могу приноровиться к такому Роме. Мне почему-то становится страшно, хотя повода вроде нет.

—Что с тобой? — не могу больше выдерживать собственный страх, мне необходимо изменить эту непонятную атмосферу.

— Что ты имеешь в виду? — он говорит серьёзно, и смотрит так же. Без привычных ухмылок или сарказма.

— Ты очень странно ведёшь себя. И меня это пугает, — говорю я честно, как есть.

—  Чего ты боишься? — он спрашивает так враждебно, что мне становится не по себе еще больше.

Подходит ближе, но не трогает меня, не хватает за руки, как обычно. Просто стоит напротив со своим этим пугающе-серьёзным лицом.

Я чувствую, что меня начинает потряхивать. Не пойму, чего боюсь, но поджилки трясутся.

— Тебя ... я не знаю, — сама подхожу к нему ближе и смотрю прямо в глаза, трогая за руку пониже локтя.

—  Серьёзно? — мне видно, что он злится, — Всё еще? Думаешь я тебя придушу поясом от халата, и выкину за борт?

— Может, просто придушишь поясом от халата, — я пытаюсь шутить, но он не улыбается.

— Если настаиваешь, — он берет меня за пояс и притягивает к себе. Он тоже пытается шутить. Наверное.

— Да в чем дело? Почему ты злишься? — Я чувствую, что очень быстро скатываюсь в панику, хотя еще стараюсь держать себя в руках.

— Знаешь, я совсем не похож на твоего мужа, —  он говорит зло и прижимает меня к стене позади, нависая надо мной. Держит одной рукой за пояс, а ладонь другой кладет на шею. Внезапно ощущаю, какая она у меня тонкая. Двумя руками берусь за его предплечье — мне не больно, но страшно. Я даже не пытаюсь вырваться, это бесполезно, просто держусь за него и смотрю вверх в  глаза.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. Понятно? Хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной.

— Рома, — шепчу я, — ты же знаешь ...

— Я знаю все это прекрасно! — Он рычит, прерывая мой лепет, и крепче сжимает меня. — Ты уже миллион раз мне это доходчиво объяснила! Я не тупой, не надо повторять заново! Но я скорее готов придушить тебя тут голыми руками, чем отвезти завтра в аэропорт. Понятно? Я не хочу, чтобы ты ехала к своему мужу, которому даже пофиг, ебёт тебя тут кто-то или нет, потому что он такой пиздец не ревнивый! Я хочу, чтобы ты была тут, моя!

Рома держит меня крепко, хоть я и не вырываюсь. Слышу его частое дыхание и чувствую его бешеный пульс.

Я молчу, зажмурив глаза.  Хватка ослабевает, а рука перемещается с моего горла, на затылок. Он теперь скорее обнимает меня, чем душит и, кажется, немного остывает. Его лицо совсем рядом, губы в сантиметре от моих, чувствую его шумное, горячее дыхание, тепло кожи. Через минуту, другую ощущаю, что  ураган гнева позади.

— Отпусти меня, пожалуйста, —  сама не понимаю, прошу ли отпустить меня сейчас или вообще, завтра домой. Смотрю ему в глаза, немного бешеные, но видно, что он постепенно успокаивается.

— Я не хочу. — Он говорит это таким тоном, как будто тот факт, что он чего-то не хочет, должен быть достаточной причиной для чего угодно. Голос спокойный, но жесткий. — Я поражаюсь, какая ты лицемерка! Ты такая правильная. Посмотрите на нее — какая молодец! Но я вижу тебя, знаю, что тебе нравится. Ты хочешь быть тут со мной, я нравлюсь тебе. Но ты не можешь себе разрешить! Ведь ты тогда не будешь такой хорошей девочкой. Это лицемерие, разве нет? Или ты сейчас будешь врать, что я не прав и всё не так?

Он отпускает меня и отстраняется на шаг. От этого чувствую себя внезапно  брошенной, оставленной одной справляться с этим допросом. Близость исчезла, а вместо неё противостояние, и я обезоружена: не знаю что сказать, что ответить на его обвинение. Я измотана, хочется просто сдаться на его милость.

—  Всё так, — слёзы очень близко, но я держусь. Не хочу обесценивать то, что говорю. Не хочу быть героиней дурацкой шутки "никогда не спорь с мужчиной, сразу плачь".  — Да! Ты мне понравился, ясно? Я не собираюсь говорить, что это не так! Мне нравится быть с тобой. Но этого никогда бы не случилось в нормальной жизни! В обычных обстоятельствах мы бы не стали общаться. Я бы просто не позволила себе даже начинать. Но я оказалась запертой тут с тобой на пять дней. Это не мой выбор! Это не честно!

— Я тоже, знаешь, такое не планировал! — Он подходит ближе и кладёт ладонь мне на щёку. — Но это уже случилось. И теперь всё так, как есть.

— Ничего не случилось, — я отстраняюсь, отталкиваю его руку, —это всё не по-настоящему! Ты просто очень хочешь меня трахнуть, потому что я не даю. А у меня...  стокгольмский синдром.   

Рома смотрит на меня сперва с таким лицом, будто не знает, что такое "стокгольмский синдром"?  Но уже через секунду я понимаю, что прекрасно знает, и сама осознаю, как ужасно это звучит, когда говоришь такое не в шутку.

— Ясно, — он ненадолго замолкает и отводит взгляд, — отличное объяснение. Но думаю, мне виднее, что я  испытываю.

— Испытываешь?! — вскидываюсь на него, — ты ничего не испытываешь! Мы знакомы пять дней!

— Мы провели вместе пять дней, это разные вещи. Мне, — он пожимает плечами, —  хватило. Можно встречаться полгода и ничего не почувствовать, разве от этого зависит? Это сразу или есть, или нет, — голос у него глухой и серьёзный, он смотрит в глаза с ожиданием, и у меня останавливается сердце.

Что он делает?! Это признание в любви что ли? Так нельзя! В легких не хватает воздуха, я чувствую как сердце бешено бьётся о грудную клетку.

— Мне нечем на это ответить, — чувствую как нижняя губа подрагивает от нервов, когда это произношу.

Рома, кажется, замечает это, берёт меня за плечи, нежно прикасается к щеке.

— Слов нет или чувств? — спрашивает без давления, таким тоном, будто понимает, что я ощущаю.

Но он ни черта не понимает, не хочу я этого! Не надо! Вырываюсь, отталкиваю его руки своими:

— Не трогай меня!

У меня ощущение что я тону, меня тянет на глубину он, своими прикосновениями. Рома  меняется в лице:

— Думаешь я хотел так?! Если бы я мог, выбрал бы другую! Без мужа. А так мне что прикажешь делать?! Со мной такого не случается, я не очень — вижу как он раздражённо выбирает слово, — ... впечатлительный парень. У меня работа такая, людей видеть насквозь, и в основном там ничего хорошего не видишь. И знаешь, что ещё, — он снова приближается и поднимает мой подбородок, — если бы я понимал, что ты ко мне равнодушна, я бы не стал ломать кости о закрытую дверь. Но и у тебя есть чувства ко мне.

— Нет. У меня нет к тебе чувств.

— Врёшь, — он говорит мягко и будто глядит прямо в душу, — себе врёшь, а мне за компанию достаётся.

— Как ты себе это представляешь? Я брошу мужа и детей и останусь жить с тобой на яхте? — я отворачиваюсь и нервно смеюсь, прижимая пальцы к вискам.

— Не надо так. Я серьёзно. И бросить придётся только мужа, раз уж мы начали обсуждать варианты.

Я закрываю лицо ладонями, вдыхаю, опускаю руки и пытаюсь успокоиться:

— Ты это не серьёзно.

— Серьёзней, чем Хиросима, — от его тона мороз по коже, — ты действительно думаешь, что сможешь просто улететь и жить дальше? — он пристально глядит мне в глаза. Звучит, как угроза, но он продолжает с сардонической усмешкой, — но так не получится. Ты прилетишь и скажешь мужу правду. Ты ведь такая честная. Но не всю, конечно. Многое придется умолчать. Потому что ни один мужчина, даже самый неревнивый, даже равнодушный, такое не схавает. Ты расскажешь, что сможешь. Но знаешь, как будет? — Рома цокает языком, —  он не поверит. Будет считать, что ты изменила. И это будет долго и неприятно. Потом, возможно, он это проглотит, не знаю, — его губы кривятся, — может сильно любит. А ты, —  он сверлит горящим взглядом, —  будешь лежать по ночам с открытыми глазами и думать не о муже.

Всё что он говорит так жестко бьёт в цель, что у меня перехватывает горло. Будто в самом тёмном чулане моей души, куда я зажмурившись складываю в последние дни свои страхи, зажгли яркий свет. Мне становится нехорошо. Пошёл к чёрту! Никто не знает, как всё будет!

— Ничего, может и полежу пару ночей с открытыми, — я стараюсь сделать мой тон беспечным. Он слишком много возомнил о себе! Я не влюблена в него. Я не влюблена.

Рома усмехается на мой ответ и потирает лицо. Я вижу, что он нервничает не меньше моего, несмотря на внешнее спокойствие.

— Я знаю, что много прошу! Думаешь не знаю? Понимаю, что это сложный шаг. Я прошу поменять свою жизнь. Это нелегко.

— Нелегко?! То, что ты хочешь — невозможно! —У меня не укладывается в голове, что он на самом деле просит меня бросить мужа ради него.

— Всё это можно сделать, если ты хочешь, — он порывисто обхватывает меня и привлекает к себе. Зажимает моё лицо ладонями и испытующе смотрит. Я вижу в его глазах волнение, эмоции, может даже большие, чем он хочет показать.

— Я пиздец как хочу тебя, да, —  его руки гладят меня по спине, бедрам, ягодицам, скользят по шёлку, как по голой коже, — но больше, чем трахнуть тебя, я хочу, чтобы ты была со мной.

Я прижата к стене сильным телом, чувствую его каменную эрекцию, мои затвердевшие соски прижимаются к жесткой ткани костюма через шелк халата, словно его и нет. Это жутко возбуждает, как и прикосновения его рук через тонкую прохладную ткань. Моё дыхание учащается, я чувствую пульсацию между ног, мои трусики намокают. Я отчаянно хочу, чтобы он просто распахнул халат и взял меня прямо тут у стены, но какие-то остатки разума заставляют меня остановиться.

— Подожди, я не могу так. Мне нужно ... — я пытаюсь прийти в себя, но удается очень плохо, — мне нужно, чтобы ты меня не трогал!

Выворачиваюсь из его рук, отталкиваю и отступаю на шаг.

Вижу с каким трудом он останавливается,  вижу его горящие глаза и раздувающиеся ноздри и  осознаю, что возможно, он это всерьёз. Секс —  не единственное, что он от меня хочет.

Кажется, мы оба понимаем, что если бы он сейчас не остановился, продолжил, закрыв мой рот поцелуем, я бы уже стонала от удовольствия, ощущая как глубоко и сильно его крепкий член входит в меня.

Он опирается спиной о стену, откидывает голову и  шумно выдыхает:

— Рехнуться можно.

Я отворачиваюсь, пытаясь прогнать из головы картину нашего возможного секса. Надо успокоится, я реагирую слишком сильно. И телом и эмоциями.

Рома подходит сзади и аккуратно берет за плечи, разворачивая к себе.

— Послушай, я не отпущу тебя. Давай просто решим, как всё сделать, чтобы было легче, — он говорит таким сильным, властным тоном, что у меня земля уходит из под ног, — как ты хочешь, так сделаем. Ты можешь не встречаться с ним вообще, хочешь?  Прилетишь, заберёшь детей и поедешь в мой дом за городом. Ты боишься из-за детей? Я тебе гарантирую, что всё будет решено. Через суд сделаем тебе полную опеку, на всякий случай. Так будет совершенно безопасно. А дальше уже договоритесь: пусть в любом режиме с ними видится, как ты хочешь, — у меня всё внутри переворачивается от этих слов, я даже не представляю, что могла бы так поступить с Русланом, слова о детях отрезвляют меня, возвращают в реальность, он видит шок на моём лице, но неверно истолковывает и продолжает, — ты можешь жить с детьми сама без меня, возможно ты не захочешь какое-то время, чтобы они жили с посторонним человеком. Я куплю для вас квартиру, выбери только район. Оформить тоже можно очень быстро.

— Боже, остановись! — Я больше не в силах это слушать, — это невозможно, я никогда не смогла бы так поступить!  Приехать, украсть детей и, ничего не объяснив, уйти к другому мужчине? Кто так делает?

— Это бы сильно всё облегчило, поверь мне. Думаешь, какой-то другой разрыв отношений будет менее болезненным? Это всегда хреново, просто так тебе было бы проще.

Я не могу поверить, что почему-то уже обсуждаю с Ромой способ, как мне лучше уйти от мужа! Почему я об это всерьёз говорю? Я хочу уйти от мужа?! Я готова уйти от него?!

Он кажется видит моё смятение, намеревается обнять, но останавливает себя  на полпути, отдергивает руки и засовывает в карманы. Вместо этого  спрашивает:

— У тебя есть чувства ко мне?

Я смотрю ему в глаза и вижу в них уязвимость, потребность. Не вижу смысла врать:

– Да, — по его лицу быстрой тенью пробегает облегчение,  закрываю на пару секунд глаза и продолжаю, — но я не буду с тобой, Рома.

Он смеётся, будто я сморозила ерунду:
— Ну это же идиотизм! Ты должна быть со мной.

— Я не буду! Это... не возможно. Если бы я встретила тебя в другой жизни...

Он прерывает меня схватив за плечи и прожигая взглядом:
— Да нет никакой другой! Вот она, одна только! Что тебя останавливает? Просто скажи, и я всё решу!

Я задыхаюсь от такого давления, как он может ожидать, что я перечеркну семь лет брака за пять минут?! Он всё решит?!

— Ты не можешь решить всё, Рома! Прими это! Потому что не всё сводится к деньгам.

— Да всё в конечном итоге.

— Конечно нет! — я не справляюсь с напором, я не хочу быть под таким давлением, — есть много вещей, которые не решаются деньгами! И ты точно это должен знать. В твоей жизни был уже такой случай, когда никакие деньги не помогли! Так ведь? И моё решение тоже не зависит от них.

Вижу как вздрагивает его челюсть, потом лицо каменеет в глазах проскальзывает лёд. Я запоздало осознаю, что это было жестоко. Открываю рот, но только безмолвно выдыхаю — не могу найти слов.

Рома ошарашен. На лице сменяется череда эмоции, но он быстро овладевает собой:

— Я понял. — Грустно усмехается, как ни в чем не бывало, но я вижу как сильно он уязвлён. Мне больно это видеть. Кажется, отказ не рассматривался как вариант, — Спокойной ночи. Тебе выезжать в восемь. Манола разбудит к завтраку.

Рома разворачивается и выходит из каюты.