Сынок?! Это что, его родители?

Я вдруг вспотела. Я шокирована и понимаю, что уставилась на потрясающую пожилую парочку с неприличным вниманием, но не могу с собой справиться. Правда, должна заметить, и они с интересом разглядывают меня. От цепких глаз дамы точно не ускользает кольцо на безымянном пальце.

— Не знал, что вы тут будете, тётя Лида, — Рома тепло ей улыбается.

Фу-ух, не родители.

"Сынок" было просто фигуральным выражением. Мне почему-то жутко неловко  от мысли, что это могли бы быть его родители. Как и от факта, что они вообще у него есть. Все это делает его, Рому,  вдруг реальным, настоящим. А меня рядом с ним  чем-то неуместным, невозможным и просто неприличным.

"Тётя Лида" тем временем впивается в меня пытливым взглядом и произносит:
— Ты собираешься нас познакомить или совершенно уже забыл все манеры, мой  мальчик?

Удивительно слышать, что кто-то называет его — властного,  немного страшного мужчину — "мальчик". Хотя эта дама производит такое внушительное, величественное, царственное впечатление, что я бы не отказалась быть её "девочкой".

— Это Полина, тётя. А это Корней Петрович и Лидия Ивановна. Близкие друзья моей семьи.

Чёрт, без родителей всё-таки не обошлось.

— Очень приятно познакомиться, — я улыбаюсь, протягиваю руку седовласому "генералу" и пожимаю его ладонь своими двумя.

Не решаюсь пожать руку его "генеральше", или как-то иначе выразить почтение, но чтобы задобрить ее (а у нее такой строгий вид, что ее непременно хочется задобрить) я говорю:
— У вас изумительное платье!

— Спасибо, — отвечает она довольно сухо, — а вы изумительно танцевали с нашим сыном.

Что? Опять про сына?  О чём это она? Да что здесь за шампанское?! Я выпила пару бокалов, а соображаю так туго, будто пару бутылок.

— Так это был Тёма! — восклицает Рома, —  года четыре его не видел, не узнал! Он стал взрослым мужчиной!

Роман оглядывается по сторонам, а до меня доходит, что речь о моем партнере по танго. Этот парень — их сын.

— Спасибо, — обращаюсь я к Лидии Ивановне, — но, думаю, с таким партнером, любая станцует хорошо. Он настоящий  профессионал, это сразу видно.

Что сразу видно, так это то, как ей приятна похвала сыну. Корка льда во взгляде дает трещину.

— Я не знал, что вы знакомы с Давидом. — Рома, кажется, действительно не рассчитывал их тут встретить.

— Да я не стал бы общаться с этим прощелыгой и нуворишем. Женя попросил, — генерал недовольно поджимает губы.

При этих словах его жена фыркает и обращается ко мне:
— Как вам этот дом, дорогая? Только честно?

Я делаю смущенное лицо, словно мне неловко говорить такое:

— Это похоже на "Дом над водопадом" Фрэнка Ллойда Райта. Только ... тут нет водопада.

Все трое смотрят на меня и мне уже  хочется извиниться за архитектурный выпендрёж, но тут "генеральша" начинает смеяться:

— Нет водопада! Ты слышал, Корней? Нет водопада! Вы слишком деликатны, дорогая. Это просто кич! Безвкусица. Этот Гуцериев будто сказал: "постройте мне, как подороже", и вывалил на газон деньги из сумки.

— Вполне вероятно, что так и было, — усмехается Рома.

Мы болтаем еще немного на отвлечённые темы: погода в этом сезоне хороша, русских слишком много — яхту ставить негде, Сен-Тропе уже не тот, в Каннах сейчас выставка Хокни — надо обязательно, а Кунс просто  кич, но может вы правы, и что-то в этом есть.

Темы в основном неутомимо подбрасывает "тётя Лида", "генерал" только с солидным видом поддакивает, а Рома словно наблюдает партию в пинг-понг, где я только и успеваю отбить подачу гранд-дамы.

В конечном итоге она, кажется, удовлетворена моим кругозором и социальными навыками, потому как неожиданно заключает:

— Мальчик мой, как приятно наконец видеть тебя в обществе такой приятной спутницы.

— Лидуша, ты сегодня строга, — генералу видно неловко за прямолинейность жены, но говорит он это словно в шутку. Кажется, делать замечание супруге не в его натуре.

— Строга? Девицы, которых я видела последнее время с Ромиком были ... — она кривится и ее губы складываются, готовые произнести неприятный эпитет.

— ... Поверхностные?  — подсказывает генерал.

— Поверхностные, — ворчливо повторяет его супруга, — ты имеешь ввиду, что если бросить их в бассейн, то они будут плавать на поверхности, до того они надуты силиконом?

Из моего рта непроизвольно вырывается смешок — не ожидала такого пассажа — но я тут же затыкаюсь и говорю негромко, косясь на Рому:
— Хм, извини, пожалуйста.

— Ничего. Смешно действительно, — отвечает он мне в тон.

Корней Петрович, видимо вдруг вспомнив что-то по делу, начинает говорить ему про Гуцера, тон становится тише, и они даже отходят на пару шагов в сторону.  Рома слушает, кивает, отвечает, но не спускает с меня глаз. Мы же с Лидией Ивановной остаёмся ждать, когда мужчины закончат шептаться о делах, при этом она разглядывает меня, а я просто топчусь на месте делая вид, что наблюдаю за танцующими. И тут она вопрошает:
— Вы давно знакомы с Ромиком?

Я почему-то даже не удивлена её расспросам, она производит именно такое впечатление: человека, который не будет ходить вокруг, да около.

— Я бы так не сказала. К тому же, он такой закрытый человек, согласны? Впечатление, что знаю его дней пять.

Мне кажется очень забавным отвечать подобным образом, в душе щекотно трепещет хулиганское чувство: я ведь не настоящая девушка Ромы, а просто играю роль и это даже может быть весело. Чувствую себя главной героиней в шпионском фильме!

Судя по напряжённому взгляду Ромы, не отрывающемуся от меня, ему ситуация не кажется  забавной. Он явно старается закончить разговор с "генералом" побыстрее, но тот вцепился клещом.

Лидия Ивановна продолжает рассматривать меня, и я жду следующего вопроса в предвкушении, готовлюсь дать ироничный ответ, пусть даже его ирония понятна только мне, но она произносит:

— Вы невероятно похожи на покойную Дашу, вам это, наверное, все говорят. Ну просто невозможно не заметить. Вас это не обижает, надеюсь!  Поверьте, только внешне! Вы мне очень нравитесь, Полечка, с Дашей мы не ладили, чего греха таить. Стерва она была, царствие ей небесное.

Если я героиня в шпионском фильме, то очень-очень плохая. Такая, которая спалила всю контору на первом же задании. Я хочу справиться с лицом, хочу сделать вид, что всё нормально, но слышу как "генеральша" произносит:
— Полина, вы побледнели, я что-то не то сказала?

А смотрю при этом я на Рому и по его изменившемуся лицу понимаю, что вид у меня должно быть странный.

Мне внезапно становится всё равно, кто что подумает. Такая редкость для меня! Я прикасаюсь к запястью генеральши и говорю:
— Мне нужно... в дамскую комнату.

Разворачиваюсь и быстро иду в сад, по траве, вон с танцпола, подальше от танго, Ромы этого, психопата чокнутого, и призрака его мертвой жены. Хотя нет, от этого уйти не могу. Это же я. Я — призрак мертвой жены. Это клиника какая-то! Нездоровая ситуация! Бежать надо к чертям от этого сумасшедшего! В голове проносятся все его взгляды, обращенные на меня, а на самом деле не на меня — на неё.

— Ну ка постой! — Рома догнав, удерживает меня за локоть, я разворачиваюсь и смотрю в голубые, тревожные глаза.

— Я похожа на твою умершую жену Дашу! — Не спрашиваю, просто констатирую факт, немного громче чем хотела, — на сколько похожа? Тот же типаж? Или я ... злобный двойник?

— Нет ... не злобный, — Рома горько усмехается.

— Пошёл ты! — я разворачиваюсь и продолжаю идти по газону куда шла, кусты цепляются за платье, но он снова хватает меня, развернув к себе.

— Подожди! Да подожди ты! Ну похожа внешне, дальше что? — он держит меня за оба локтя, и заглядывает в глаза. — Я поэтому в баре и уставился на тебя, в первый момент чуть не попутал, думал — крыша едет. Потом сидел смотрел, похожи, да. Но только поначалу — вы разные во всём. Более разных людей себе представить сложно! Мне всегда такой типаж внешности нравился, и до нее, и после. Может это и сыграло роль поначалу, то, что ты так на нее похожа. Это очень странно было, понимаешь? — он отпускает мои руки, и я стою, с каменным лицом глядя на него, и не хочу ничего понимать, — но не надо из меня маньяка делать. Я за прошлое не цепляюсь! Оно не таким было, это прошлое, чтобы в него вернуться хотелось! Или что ты там себе придумала.

Я молчу, но теперь уже гляжу на него, а он напротив смотрит в сторону. Что он имеет ввиду? Рома внимательно изучает розовые кусты, а я жду объяснений, и он продолжает будто через силу :

— Мы поженились в двадцать два, молодые, себя не знали, не то что друг друга. Я был сильно влюблён это точно, но потом всё стало плохо. Не сразу, но когда именно уже сложно сказать. Она стала агрессивной, истеричной, злой. Из моей семьи рассорилась со всеми. Со своей и так не ладила никогда. Детей она категорически не хотела. В какой-то момент жить вместе стало пыткой, но тут она забеременела и я подумал: "надо постараться, всё наладится". А она сделала аборт, ничего не сказала и сделала. Ненавидел её тогда за это!

Он отводит взгляд от розовых кустов, и смотрит на меня, я опускаю глаза. Святой образ покойной жены предстаёт совсем в другом свете. Мне не хотелось бы  напоминать кому-то такого человека.

— Я подал на развод, а она заболела. То есть болела давно, но узнали мы только тогда. Беременность, говорят, — толчок к развитию опухоли. Она неожиданно в обморок упала, когда подписывала документы. Сделали МРТ,  — я смотрю ему в глаза, в них ожесточение, — как ты понимаешь, разводиться мы не стали, а стали лечить четвертую стадию рака головного мозга. Взялись за дело серьёзно. Но, знаешь, было как у всех, – его голос полон горечи, — долго, мучительно и безрезультатно.

Лицо Ромы, слабо подсвеченное огнями из окон дома, застывает словно маска, а я не могу избавиться от картины в голове: девушка, в точности похожая на меня, только тощая, бледная, на больничной койке. От руки тянется трубка  капельницы с розовой жидкостью. Это яд. Предназначен он для рака, но отравляет всё на своём пути. Химиотерапия.

— Полтора года чего только не делали, — Рома продолжает и от его тона у меня мороз по коже, —  с одним и тем же хуёвым финалом. Главное, знаешь, всем говорят — это неизлечимо. Но мне казалось, что у неё точно будет по-другому. Я был убеждён даже. Как же может не быть способа, м-м? Когда есть деньги!  Всем так кажется ... Нет, плакать не надо.

Он делает шаг ближе и большими пальцами вытирает две глупые слезы, выкатившиеся против моей воли из глаз, прижимает меня лбом к своей груди на пару мгновений, отстраняется и всматривается в лицо. Только сейчас замечаю, что трава под ногами мокрая, наверное, автополив недавно работал. Я ничего не говорю, молчу, рассматривая промокшие сандалии, потому что, если заговорю — заплачу. Я — просто супер! Жена умерла у него, а утешать приходится меня.

Рома берет мою руку, у него тёплая, крепкая ладонь, и ведёт к просвету в живой изгороди:

— Пойдём уже отсюда. Беспонтовый сад у Гуцера, розы эти шипастые, пиджак хороший порвал, — он бросает на меня короткий взгляд, и в тоне проскальзывает горькая усмешка, — уверен, это было лучшее свидание в твоей жизни! Лучшее! Такое сложно превзойти.