На обратной дороге мы едва перебрасываемся парой слов, я погружена в свои мысли, и лишь изредка, будто очнувшись, замечаю, как внимательно он наблюдает за мной. Рома держит меня за руку практически всё время, даже в машине по пути к яхте. И я не забираю её.

Он вроде как и не даёт мне выбора, моя ладонь просто в его руке, а я не вижу в этом ничего такого. Что-то вроде дружеского жеста. Хотя ... кого я обманываю? Когда он слегка проводит большим пальцем по тонкой коже ладони, по телу бегут тонкие искры электрических импульсов. Мне приятно его прикосновение, я чувствую тепло его руки и наслаждаюсь этим. Просто успокаиваю себя, что это вполне невинно.

Мы возвращаемся на яхту в сумерках. Я вся  в морской соли и песке, очень хочется в душ. С вертолёта нас забирает Миша, а охранники и Манола встречают на палубе. Все в сборе. Скучно им что ли без нас? Расул, стрельнув в меня недоброжелательным взглядом,  осматривает шефа, будто проверяет не откусила ли я ему какую-нибудь часть тела за время отсутствия. Это ничего — я себе тоже сейчас не очень нравлюсь: зайдя на палубу и оказавшись пред очами этого сборища, сразу становится очень стыдно держать Рому за руку. Я отстраняюсь и хочу поскорее уйти.

Манола передает мне большой черный чехол с платьем, который доставили по её словам  час назад. Беру его в руки как ярмо, тяжкую ношу, и понурившись спускаюсь в каюту. Мне хочется залезть в душ и не выходить. Возможно, это скользское, тягостное  чувство не из-за платья Гуцера и не из-за неприятного взгляда Расула. Меня накрывает ощущением, что из сладкого сна, из радужных мечтаний я вернулась в реальность и это болезненно.

Платье потрясающее: длинное в пол, ткань тонкая, матовая, изумрудного цвета, спина совершенно голая, высокий разрез на подоле, так что правая нога тоже обнажена, но только при движении.

Оно похоже по стилю на платье Киры Найтли в фильме "Искупление", может, так и задумывалось. У меня маленькая грудь и не широкие бедра, так что выглядит наряд не вульгарно, хотя и немного провокационно.

Рома заходит уже одетый в темно-синий костюм, от которого веет роскошью и индивидуальным пошивом. Смотрится  шикарно, и как же ему идёт этот цвет: глаза кажутся синими, как океаны!

Он останавливается на пороге,  разглядывая меня —  ключицы, плечи, обнаженную ногу, которую я тут же прячу за подолом — и молчит. Судя по выражению лица,  Рома  впечатлён.

Я видела себя в зеркало и точно знаю, что выгляжу хорошо, но, как это ни глупо,  приятно видеть его восхищение. Немного поворачиваюсь на месте, показывая спину, и ожидаю комплиментов.

— Ты в этом не пойдёшь.

— Что? — совсем не то, что я ожидала услышать, — как это, не пойду?

— Пойдешь, но не в этом. Ты словно голая, только еще хуже, — он продолжает рассматривать меня мрачно и немного плотоядно.

Я настолько ошарашена, что не сразу понимаю, как реагировать. Согласна: видно, что я без лифчика, спина открыта, но в остальном платье элегантное. Просто оно мне идет, и общий вид  — да, соблазнительный, не спорю, но умеренно, в рамках.

— У меня нет другого, подходящего случаю, — говорю я растерянно,— и ты сам позволил Гуцеру выбрать мне платье. Если честно, я ожидала худшего. Оно красивое.

— Очень красивое, — говорит он чуть хрипло.

Рома подходит ко мне слишком близко, и поправляет тонкую лямку платья на плече. Точнее просто трогает ткань, потому что всё и так было на месте. Стоит совсем рядом, и я чувствую кожей его теплое дыхание, а пальцы на ключице. От этого прикосновения по плечам бегут мурашки, он видит их, смотрит на мою кожу, потом мне в глаза. Я не отвожу взгляда. Рома держит лямку так, будто хочет спустить её с плеча. Его пальцы между мной и платьем. Снова чувствую себя в сладком сне, мне и волнительно и приятно — он так близко, я буквально окутана его теплом, запахом. Опускаю глаза на губы, четко очерченные, не слишком узкие, но и не пухлые. Красивые, мужественные линии рта, выдающие непреклонный характер.

В этот момент я вдруг разрешаю себе быть здесь и сейчас. Мне становится так легко на душе. Почему я не могу с удовольствием провести время с этим человеком, ведь мне так этого хочется? И никому от этого не хуже? Я не совершаю ничего непоправимого, а завтра улечу домой и забуду всё как сон.

Рома молчит, его глаза блуждают по моим  губам, ключицам, шее...

Мне хочется придержать лиф, потому что, если лямка спадет, моя левая грудь окажется голой. Но я заставляю себя стоять спокойно — он не посмеет. Словно очнувшись от транса, отстраняюсь и вспомнив его последние слова, прочистив горло, говорю:
—  Платье нормальное. Я пойду в нём.

— Чёрта с два.

Не пойму, что на него нашло. Настроение  "патриархат и домострой"? Кажется, кто-то  заигрался в "жениха".

— Знаешь, почему бы тебе не позвонить моему мужу и не спросить, считает ли он мой вид приемлемым? Можешь скинуть ему фото. И если он не против, то все в порядке. Так ведь? — я с вызовом смотрю ему в глаза, выпятив подбородок.

И почти тут же жалею о своей наглости. На лице Ромы ходят желваки, он долго молчит и смотрит так, что мне становится страшно.

— Жду тебя в машине, — наконец говорит он, разворачивается и выходит.

Я выдыхаю.
Возможно не стоит его провоцировать, во всех смыслах. Всё это слишком сложно. Я будто хожу по грани, и не хочу скатываться ни в одну из сторон. Не слишком далеко, не слишком близко. Пожалуй, сейчас слишком близко. Нужна хоть какая-то дистанция.  Рома постоянно нарушает мои личные границы, не говоря уже о телесном контакте, тут вообще полная интервенция.

Из-за того, что мы сразу оказались голые в постели, из-за той драки в первый день, из-за того, что я ночую с ним в одной каюте и особенно из-за вчерашней пьяной ночи — границы размыты. Было сразу так много прикосновений и физической близости, что дистанции просто нет. Её даже я не чувствую временами, а он так вообще намеренно игнорирует — трогает меня, когда и как захочет. Мне нужна дистанция.

Я беру пустую сумочку,  в ней только блеск для губ, и выхожу из каюты, прихватив  золотистые сандалии на  каблуке. Поднявшись на палубу, присаживаюсь и обуваюсь.

Миша помогает мне сесть в машину. Мягко захлопывается дверь, и я снова рядом с Ромой в небольшом замкнутом пространстве салона автомобиля. Вижу, что он сидит злой, не смотрит на меня и ничего не говорит. Инстинктивно мне нестерпимо хочется его задобрить.

— Я буду вести себя хорошо, обещаю. Буду слушаться, — я говорю лукаво и прячу улыбку.

— Сильно в этом сомневаюсь, — он говорит ворчливо, но через пару минут я буквально физически чувствую, как повисшее напряжение рассеивается, и если он и зол, то уже не слишком.

Мы едем недолго, минут двадцать. Оказываемся на месте неожиданно. Это из-за гористой местности: всё прячется в лесистых холмах, резких поворотах и пышной зелени.  Дом у Гуцера большой, в современном эко стиле, двухэтажный, много стекла и камня, а территория наоборот старомодная — кругом регулярные сады, словно в Версале. Нелепое сочетание. Знаю, что это профессиональный снобизм, но меня от такого воротит.

            Подъездная дорожка обсажена розами. Из окна автомобиля хорошо видна площадка перед входом в дом, на которой всё так пестрит разной публикой, платьями, бриллиантами, подносами с шампанским, музыкой и огнями, что я ощущаю волнение и стресс, как всегда в новом людном месте.

Рома помогает выйти из машины,  но, выбравшись,  я  тут же забираю свою руку.
По правде говоря, хочется держаться за него, словно за спасательный круг, потому что мы сейчас окажемся в толпе незнакомцев, но я помню, что решила трогать его поменьше. Дистанция.

Он  сразу замечает, как я отстраняюсь. Притягивает к себе, положа ладонь на мою голую спину, и говорит тихо, почти прикасаясь губами к уху:
— Если ты решила держаться от меня подальше, то момент не подходящий. Мы тут в качестве счастливой парочки, припоминаешь? А вот и Гуцер, кстати!

Тут Рома жестом собственника запускает пальцы мне в волосы на затылке, и целует прямо в губы, уверенным, жарким поцелуем. Я чувствую нежное касание его языка у себя во рту и тут же внизу живота горячий толчок желания. Всё тело пронизывают токи и меня бросает в жар. Мои губы податливо отвечают на поцелуй.

В следующую минуту Рома отрывается от меня, и я слышу голос хозяина вечеринки:

— А вот и голубки! Ты просто сногсшибательна в этом платье, дорогуша. Даже лучше,  чем я себе представлял.

Рома продолжает крепко меня обнимать. Я ошарашенно смотрю в лицо Гуцеру не произнося ни звука и только чувствую свои ослабевшие ноги и вкус поцелуя.

— О, вот и кольцо! — продолжает он. — Действительно, ты не поскупился. Камень великолепный. Тебе нравится, дорогуша? Я могу взглянуть?

Я молча протягиваю руку с кольцом и Гуцер рассматривает его внимательно, вцепившись в мои пальцы.

— Настоящее сокровище, дорогуша! Я не про кольцо, про тебя! — говорит он и неприятно смеётся.

Автоматически улыбаюсь, но даже не могу себя заставить что-нибудь произнести. Я ещё не пришла в себя после поцелуя, и в ужасе от этого человека. Он прекрасно умеет дать понять, что глядит на меня, как на вещь,  практически ничего не сказав.

— Проходи, повеселись, а у нас дела с твоим женихом.

Рома слегка сжимает мой локоть, смотрит в глаза, вопросительно, изучающе, и мягко подталкивает в сторону гостей:
— Иди, я найду тебя.

Я отвечаю ему мрачным "за поцелуй еще ответишь" взглядом и разворачиваюсь к толпе.

Рада быть от Гуцера подальше, но идти мне некуда. Я ненавижу это ощущение потерянности, которое испытываю на больших мероприятиях, вроде этого, если вдруг оказываюсь без компании, сама по себе. Такое случается редко, о чем я стараюсь заранее позаботиться. В конце концов, у меня есть Руслан, который сопровождает меня. Одно из неоспоримых преимуществ замужества — не ходить всюду одной. Я привыкла к ощущению защищенности, приятное чувство, без него я бы "жила на сквозняках".

Всегда испытываю жуткий стресс, находясь одна в толпе чужих людей, с которыми я предположительно должна весело знакомиться, вести непринуждённые  светские беседы, и всё такое прочее, что делают обычно люди на тусовках.

Самое простое решение, которое напрашивается в такой момент — алкоголь. Когда выпиваешь на вечеринке, где никого не знаешь, ты вроде как занят делом, а не слоняешься неприкаянно, с нелепым видом, словно Пьер Безухов. Иду в сторону бара, ловя на себе заинтересованные взгляды мужчин, и оценивающие женщин.

Мне пересекает путь официант, беру с подноса бокал шампанского и пью потихонечку. Прохожу вдоль дома в сторону большой каменной веранды, с огромными раздвинутыми стеклянными дверями и слышу танго, "Por una cobeza". Мелодия заезженная, но очень красивая. После того, как Аль Пачино станцевал под нее танго в  фильме "Запах Женщины", эту музыку знают все. Внутри большой зал, выплескивающийся на веранду жёлтым светом, развевающимися шторами и аргентинской музыкой. По периметру столы и стулья в белых чехлах. Людей здесь гораздо меньше. Три пары танцуют, некоторые сидят за столиками.

Я сажусь за свободный. Вот теперь, вроде неплохо устроилась: пью шампанское и наблюдаю за танцующими. Через какое-то время, когда танго больше не играет, (мелодии исполняют как на Милонгах по три с перерывами), я замечаю, как голодна. Явственно чувствую, как сильно пьянит шампанское, попав в пустой желудок.

Когда официант подает мне еще шампанского, спрашиваю, нет ли каких-нибудь маленьких закусок. Через несколько минут он приносит крошечные канапе. Они с крабом, очень вкусные, и без труда целиком помещаются в рот. Съедаю их штук шесть и выпиваю второй бокал. Или это уже третий? Кажется, алкоголя достаточно: вряд ли стоит напиваться и терять контроль в ситуации, где и так ничего не контролируешь.

Снова играет оркестр, и я смотрю на танцпол. Обожаю танго. Танцую уже два года, не профессионально, конечно, но  довольно хорошо. В детстве я занималась балетом — растяжка, пластика и осанка остались со мной на всю жизнь, это очень помогло во взрослом возрасте освоить не очень простой танец.

Я жутко хочу потанцевать! Или этого хочет шампанское  во мне? Но ведь я так редко могу применить свои навыки. Милонги я не посещаю, танцую в паре только на классах или каких-то редких мероприятиях танцевальной студии, пару раз в год.

Я гляжу вокруг, на сидящих мужчин, не хочет ли кто-то пригласить меня. Вижу молодого парня, ему максимум двадцать два, он смотрит на меня неотрывно. В общем-то мне всё равно, будет ли это пожилой Аль Пачино или юный Крисс О'Донелл, лишь бы был хорошим партнером.

Я слегка киваю и он идет через зал ко мне — чувствую восторг и страх. Обувь удобная, но не танцевальная, и подол платья слишком длинный, но восторга всё-таки больше. Я буду танцевать!

Он движется прекрасно. Ведет меня очень уверенно, хотя его танго слегка спортивное. Так танцуют люди, профессионально занимающиеся бальными танцами. Он держит меня на слишком большом расстоянии для аргентинского танго.

Мы не разговариваем, и он почти не глядит на меня, но я рассматриваю его. Кажется, парень даже моложе, чем я думала, лет двадцать, не больше. Блондин, лицо такое тонкое, интеллигентное. Я осмелев, во время остановки делаю несколько украшательств, и теперь он чаще останавливается в танце, чтобы дать мне возможность проявить себя. Эффектные махи ногами получаются у меня прекрасно,  растяжка позволяет и я потратила не мало часов на отработку этих штучек. Платье немного путается в ногах, но благодаря огромному разрезу до бедра, не мешает слишком сильно. Теперь я чувствую, что мы в центре внимания. Такие танцы — не просто социальное танго — а escenario танго, всегда выглядят впечатляюще. Мы заканчиваем эффектной поддержкой.

Парень оказывается не таким уж и бальником, или, вернее всего, бальники —  просто настоящие профессионалы, и легко подстраиваются под партнёршу. Нам аплодируют, я улыбаюсь, и смотрю на публику через плечо своего прекрасного партнера. Он хочет проводить меня до стола, ведет за руку, высоко держа мою кисть, будто на танцевальном турнире. Начинает говорить что-то по-французски, впервые с того момента, как кивком пригласил меня, но тут я застываю, увидев Рому.

Я отнимаю руку у парня, и тот удивлённо смотрит на меня. Это было глупо, но само собой вышло. На всякий случай, прощаюсь с моим мальчиком, просто говорю ему "merci, au revoir" [спасибо, до свидания] , поворачиваюсь и иду к Роме.

— Я смотрю, ты не скучаешь, — он глядит не на меня, а через мое плечо на уходящего парня.

— Тебе понравилось, как я танцую?

Теперь уже Рома смотрит в глаза. Я испытываю глупый восторг от того, что он видел меня. Этот танец определённо был мой "Beyonće moment", эпизод,  который приятно вспомнить, маленький личный  триумф, которым долго потом гордишься. Наверное, всё это написано на моем лице, потому что он начинает улыбаться:

— Да. Честно говоря, я обалдел! Не представлял, что ты так умеешь. Это было ... как в кино!

Мне хочется принять небрежный вид, мол, ничего особенного, так, ерунда. Но я тоже улыбаюсь, во весь рот. Мне так льстит его похвала, и я ничего не могу поделать со своим лицом. Если не буду улыбаться,  просто лопну от самодовольства.

Беру с подноса шампанское. Я разгорячена после танца и оно приятно холодит.

— Ты уже закончил свои дела? Всё прошло хорошо?

— Да, всё прошло, как планировал.

— Ты хочешь потанцевать со мной? 

Зачем я это делаю?

—  Что? Потанцевать? — он несколько озадачен, —  я так не умею.

— Не танго, конечно. Можно просто, знаешь, потоптаться под музыку, это все умеют.

Я увлекаю его на танцпол, он сперва идет нехотя, потом останавливается и  притягивает меня к себе. Мы танцуем. Просто покачиваемся более или менее в такт, как школьники на выпускном. Его рука на моей голой спине, я чувствую это каждым сантиметром кожи. Он привлекает меня к себе очень близко, прижимает нежно,  крепко.

Ясно, что будь я трезвой, не стала бы с ним танцевать. Но я выпила, и хочу. Чувствую, как он очень легко касается губами моих волос над ухом.  Мы не разговариваем, не пытаемся станцевать что-то лучше, чем просто объятия на танцполе. Музыка заканчивается, но мы не сразу останавливаемся. Наконец я отстраняюсь. Вдруг отчётливо понимаю, что это было ошибкой. Вижу, как он смотрит.

— Хм. Пойдем, поедим что-нибудь, — я пытаюсь рассеять эту атмосферу между нами, разворачиваюсь, пытаясь уйти. Но он не отпускает мою руку:

— Ну-ка, постой.

В этот момент к нам подходит пожилая пара, по их оживленным лицам сразу ясно, что они знают Рому.

—  Добрый вечер, — седой мужчина за  пятьдесят, держится осанисто, как военный в крупном чине. Он обнимает Рому крепко и по-свойски.

Дама примерно того же возраста,  элегантно одетая, сверкая бриллиантами, и прекрасными зубами, улыбается, целует его в щеку, укоризненно похлопывает по лацкану пиджака и произносит:

— Почему не предупредил, что будешь тут, сынок?