Денис

Рано или поздно всё заканчивается. Когда начинаешь играть на гитаре, то стираешь пальцы - до крови, до мозолей. Если ты при этом ещё и ребёнок лет восьми-девяти, то ещё и до слез. Но в какой-то момент замечаешь, что больше не нужно клеить пластыри на подушечки пальцев, а отросшие ногти, которые было лень стричь, не ломаются о жесткие струны. Твои руки привыкли к инструменту, мучения закончились. А если к этому моменту уже освоил аккорды и нотную грамоту, то они закончились насовсем. Теперь можно получать удовольствие от самого настоящего чуда - деревяшки, которая способна издавать радующие слух звуки. В жизни также. Частенько кажется, что нечто неприятное будет происходить вечно, но рано или поздно оно закончится.

К чему это я? Да к тому, что сегодня, наконец, кончилась одна из давно мучивших меня вещей. Повязки. Наконец настал день, когда медсестра не просто снимет неприятные, вызывающие чесотку куски бинтов с пластырями и наденет новые, а уберёт их насовсем. Три недели назад, когда я только попал сюда, думалось, что этого никогда не произойдёт, но я дождался сего знаменательного момента.

Сейчас я как раз сидел в перевязочной, а передо мной суетилась медсестра. Я заметил, что в этой больнице многие врачи и медсестры очень молодые, намного моложе, чем они должны быть, есть даже подростки, но конкретно этой невысокой полноватой женщине было лет пятьдесят, не меньше. Впрочем, несмотря на возраст, она очень даже шустро перемещается по кабинету, беря необходимые инструменты и мази для обработки. Пожалуй, даже быстрее некоторых молодых медиков.

Процесс снятия повязок, надо сказать, не самый приятный. Все мои раны уже зажили достаточно, чтобы бинты уже не было нужны, но из некоторых всё равно ещё порой начинает сочиться сукровица, стоит только неаккуратно зевнуть или улыбнуться. А потому ткань периодически промокает и липнет к коже, и её приходится снимать с помощью магии или медицинских средств. И то, и другое болезненно щиплет, иногда так, что я просто не могу не дёрнуться или хотя бы не скривиться.

- Ну прости, родной, прости, - извиняется женщина, снимая рукой в медицинской перчатке очередной пластырь. - По-другому никак не снимешь. Зато теперь, наконец-то, проветриваться будешь!

Я усмехаюсь и отвечаю что-то в знак согласия. Мыслями нахожусь не здесь, не в перевязочной, а где-то намного дальше, поэтому не особенно вникаю в то, что говорю.

Когда я проснулся сегодня утром, то из-за спины одного сидевшего в телефоне пациента увидел сегодняшнее число. Первое марта. Это значит, что я торчу тут уже три недели, а ещё - что наконец наступила весна. Конечно, пока календарная, не совсем настоящая, но всё же!

Весна. Время тепла, любви и надежды, так часто воспеваемое в искусстве. Григ, Мендельсон, Штраус посвящали ей свои произведения, а у Чайковского есть даже отдельная пьеса «Март» из цикла «Времена года», очень красивая. Значит, наверное, не просто так её любят. Вот только чем для меня будет эта весна? Тоже принесёт радость и новизну или, что, увы, вероятнее, станет последним временем года, которое я увижу? Второй вариант нагонял на меня тоску, хотя я старался разогнать её, привычно без умолку болтая. Чего мне меньше всего хочется, так это навсегда запомнить унылые больничные стены и не менее унылый вид из окна. И весну, скучное, серое начало весны, со снегом, грязью и серым, как перетертый ластиком лист бумаги, небом.

- Ну, вот и всё! - обрывает мои поэтичные печальные мысли медсестра, и я понимаю, что действительно впервые за долгое время чувствую на своём лице только царапины и собственные волосы. Подняв взгляд, вижу, что медсестра отошла на пару шагов и разглядывает меня с критическим взглядом художника, оценивающего своё творение. Простояв в такой позе пару долгих минут, она наконец снисходительно вздыхает: - Швы, конечно, будто курица лапой делала! Очень неаккуратные! Или будешь ходить людей пугать, или, не знаю, сходи в регистратуру, узнай, как записаться к косметологам, чтобы они тебе личико поправили. В косметологии у нас не ребятня работает, а нормальные врачи с образованием.

- Да без образования они у вас тоже ничего, - пожимаю я плечами. - И нормальные швы, меня всё устраивает.

Я говорю очень уверенно, и, судя по лицу медсестры, она удивляется, но верит мне. На самом деле я своего лица без бинтов ещё ни разу не видел. Была такая возможность, но мне не хотелось. Я знал, что раньше, до нападения, выглядел очень даже хорошо. Во всяком случае, меня не раз называли красивым, а девчонки часто подходили и просили дать номер телефона. А сейчас... Даже представить страшно. Не то чтобы она так важна мне, эта красота, но взглянуть в зеркало и понять, что я потерял ещё что-то из того, что у меня раньше было, я не хотел.

Получается, я солгал. Но на это тоже была причина. Несмотря на то, что большую часть времени, которое я лежу здесь, ко мне захаживал кудрявый парнишка - Тимофей, кажется - я знал, что раны мне зашивал другой человек. Вернее, другая. Василиса. Заносчивая холодная девушка, которая справлялась со злостью, громя заброшки, и умудрялась прятать ножи в невозможно красивых чёрных волосах, похожих на ночное море. В общем, настоящая ведьма, и это не потому, что у неё такая раса. Не могу сказать, что она мне нравилась, но спустя пару-тройку наших с ней встреч, порой мало связанных с медициной, не мог выкинуть её из головы. Она какая-то странная, эта Василиса. Вроде бы выглядит так, будто может сжечь тебя одним взглядом, а вроде боится постоять за себя в простейших ситуациях. Например, как тогда, когда её чуть ударил тот мужик. Люди такими не рождаются, на подобное поведение есть причина. Какая она у Василисы? Это не моё дело, и вряд ли она расскажет, как и я вряд ли расскажу ей о себе, но... Пока я подумал, что неплохо было бы помогать ей по мелочам. Конечно, лечить меня - её обязанность, за которую ей наверняка платят, но я все-таки решил как-то по-хорошему себя проявить. Мало ли, как это может пригодиться нам обоим!

И хотя я планировал помогать именно Василисе, хотя меня ужасно бесило, когда она называла меня волчонком, хотя она пугала меня своей непредсказуемостью и суровым взглядом (пожалуй, глаза у неё тоже ничего, не только волосы! Смотрела бы на меня не как демоницы с врубельских картин, было бы вообще замечательно), мне стало немного обидно, что медсестра так грубо высказалась о её работе. В этой больнице работают не только сверхъестественные твари вроде меня, но и люди без медицинского образования, а такому человеку, ничего не знающему об анатомии и не отучившемуся восемь лет, стоит сказать спасибо уже за то, что он в целом знает, как накладывать швы! Я жив, здоров, и раны почти не болят, а необходимое мне лечение определяла как раз Василиса. Зачем же оскорблять её швы? Пусть эта тётка сама накладывает, если такая умная!

- Устраивает так устраивает, - тем временем пожимает плечами медсестра, и вид у неё становится довольно безразличным. Затем она переводит взгляд на часы, что висят прямо напротив моей кушетки. Время, кстати, не очень раннее, полдень, хотя проснулся я не так давно. Снова оставшись без завтрака. Сова, что поделать! А для сов учреждения вроде больниц не созданы даже в век хваленой толерантности. - Так, у меня таких, как ты, ещё много, плюс на двух операциях ассистировать, так что болтать с тобой некогда. Палату свою найдешь? - Я киваю. За столько времени уже давно выучил, где находится эта ставшая уже ненавистной комнатушка. - Ну и ладненько! Тогда сам дойдешь! - она почти выходит, но напоследок оборачивается и грозит сухоньким пальцем: - Смотри мне, увижу, что что-то отсюда пропадёт, пеняй на себя!

И уходит. Мне это так напоминает последнюю встречу с Василисой, что я усмехаюсь. Та тоже так тряслась за свою аптечку, а теперь взяла и пропала на две недели. Кудрявый врач на мои вопросы, как всегда, скривился, но таки ответил довольно грустным голосом, что она заболела. Она болела и до этого, хотя намного меньше, и я предположил, что, возможно, вышла с больничного слишком рано и не долечилась до конца. Потом я вспоминал, как Василиса говорила, что пойдёт помогать справляться с каким-то чудовищем или опасной женщиной, и пропала после этого. Тогда начинал беспокоиться. Вдруг причина «болезни» - как раз то существо? И насколько тогда всё серьёзно?

Впрочем, должно ли меня это волновать? Василиса - лишь врач, безликое создание, которое встретилось мне на пути, только чтобы вылечить. Если мне оказывают все необходимые услуги без неё, то какая разница? У меня много других причин для беспокойства.

Например, шрамы. Или тот, кто их оставил. Займусь-ка пока первым пунктом.

Несмотря на всё моё нежелание видеть себя, я решаю все-таки подойти к зеркалу, которое висит над раковиной в перевязочной. В конце концов, когда-нибудь это нужно будет сделать, и лучше, если первый раз я увижу себя без свидетелей. Без сочувствующих взглядов и глупых утешений, или, напротив, оскорблений в духе того, какой я теперь уродец.

Медленно, очень медленно я встаю и иду к раковине. Наверное, когда-то примерно так несчастные осуждённые шли на казнь. Только их казнь была в том, чтобы навсегда покинуть этот мир, а моя - в том, чтобы увидеть, что лицо у меня жуткое, как у давно покинувшего мир мертвеца, хотя я живой. И буду живым по крайней мере какое-то время.

Остановившись перед зеркалом, несколько минут борюсь с собой, будучи не в силах на себя посмотреть. Внимательно изучаю взглядом собственную больничную одежду, белую и скучную, скрывающую под собой такие же жуткие шрамы, как и те, что на лице. Затем перевожу взгляд на такую же белую раковину. Холодная, идеально-чистая, с серебристым смывом и лежащим рядом на полочке куском старого жёсткого красного мыла. Сколько раз над этой самой раковиной стояли медики? Сколько они мыли руки, понимая, что спасли пациента, и теперь его нужно только тщательно перевязывать, а самое страшное - позади? А сколько - понимали, что бедняге, лежащему на кушетке, уже не поможет никакая операция, и делали вид, что лечат его, лишь из соображений гуманизма, этики, и, возможно, жалости? Думаю, даже эта раковина таит в себе намного больше, чем кажется.

Хватаюсь за белые бортики, будто за последнюю соломинку, судорожно сглатываю, как пловец, которому нужно кинуться в ледяную воду, и действительно кидаюсь - резко поднимаю голову и впиваюсь взглядом в лицо, которое вижу перед собой.

В общем-то, всё не так плохо, я больше боялся. Всё из-за треклятой медсестры! Все лицо покрывали мелкие порезы, нестрашные и уже почти зажившие, хотя один из них чуть не задел мой глаз. Два глубоких рубца криво пересекали щеку. На них уже были швы - может, и правда неправильные, может, именно из-за них у меня останутся шрамы, но что-то мне подсказывало, что с ними я выгляжу намного лучше, чем мог бы без них. Ещё один порез пересекал переносицу. Нос из-за этого был красным, как у пьяницы, и немного опухшим, но, в целом, тоже не слишком мерзким. В общем, ещё немного подлечусь и стану похожим на чертова Геральта из Ривии. Я не играл и не читал, но, если не ошибаюсь, у него отбоя от прекрасных дам не было, поэтому можно не беспокоиться. Хотя, признаюсь, пока девушки - последнее, что меня интересовало.

Не знаю, сколько стою так, глядя в зеркало, и думаю - то о своём лице, то о тоскливом больничном одиночестве, то о... Василисе. Только в какой-то момент ловлю себя на мысли, что перевязочная может понадобиться другому пациенту, и в любой момент сюда могут зайти. Почему-то от этого почувствовал себя ребёнком, который занимается чем-то запретным тайком от взрослых и в любой момент может быть пойман. Поэтому сам себе пожимаю плечами, слегка взлохмачиваю волосы, чтобы не выглядеть совсем уж бедненьким прилизанным мальчиком, и отправляюсь в свою палату. Настроение почему-то немного поднимается.

Зима кончилась, перевязки кончились. Быть может, сегодня кончится или начнётся что-то ещё?

Василиса

Со своего второго больничного я выхожу первого марта. Не успела войти внутрь, как пару раз услышала поздравления с началом весны. Подобное меня всегда удивляло. Какая разница, какое сейчас время года, тем более что его начало, как правило, не соответствует типичной для этого времени года погоде? Первое марта не значит, что пора прятать подальше шубу и сапоги, это просто очередное число, коих триста шестьдесят пять в каждом году. Но людям, наверное, иногда важны такие мелочи, чтобы порадоваться. Может, в какой-то степени они и правы - чему еще радоваться в нашем мире, как не приближению или хотя бы намеку на скорое приближение тепла и пробуждение природы?

Снова я замечаю, что в БСМП ничего не поменялось: что за три дня моего первого отсутствия, что за две недели второго больница не развалилась. Екатерина Алексеевна всё также ругалась с ленивыми врачами и пыталась организовать работу приёмного отделения, больные смиренно или не очень ждали своей очереди на приём, а санитары возили каталки, шёпотом обсуждая, как устали от грязной работы и как большинству из них ещё готовиться к школьным контрольным или сдавать долги в колледже. В общем, всё стабильно. Даже, пожалуй, стабильнее, чем было - теперь мемориал Марине, если верить Тимофею, убрали, а её мнимый суицид подзабылся, и к прежде слегка подавленным медикам вернулось былое циничное, но искреннее жизнелюбие. Грустно, что чьё-то горе так быстро забывается, но радостно, что существуют такие постоянные вещи. Если обыденность - это не четыре стены общежития, а что-то вроде нашей больницы, то она мне даже нравится.

В прошлый раз - даже в прошлые два раза, если считать и выход с больничного, и мой полубессознательный побег от Германа - мне повезло, потому что в ординаторской никого не было. Однако фортуна, видимо, довольно строга и не позволяет людям наглеть, потому что сегодня мне не повезло совсем. Стоило мне открыть дверь, и появившаяся было радость точно испарилась.

В ординаторской был только Артём Хоффман. Мы с ним снова оказались один на один.

Увидев светлые волосы и высокую фигуру, я с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. Из всех врачей, которых я только могла встретить, столкнулась именно с этим придурком! Захотелось даже совсем по-детски закрыть дверь и вернуться чуть позже, но между слушанием насмешек несколько минут, пока буду переодеваться, и целый день, в отместку за то, что убежала, я однозначно выбирала первый вариант. Не то чтобы что-то из этого меня как-то задевало, но раздражало сильно. А иногда и пугало. Поэтому, чем меньше я буду находиться рядом с Артёмом, тем лучше.

Когда я вхожу, Хоффман переодевается во врачебную одежду.

- Ведьмочка! - ухмыляется он, как только заканчивает с натягиванием на себя халата. Начался цирк! - Я смотрю, ты пока не заразилась бешенством от того страшного создания!

- А ты, я смотрю, пока не умер от передоза. - не остаюсь в долгу я. Мой взгляд случайно цепляется за валяющийся под одним из столом бумажный стаканчик, и я не могу не добавить, чтобы отыграться наперёд: - И даже уставшая уборщица тебе пока шваброй по голове не надавала. Удивительно.

- Просто она без ума от меня, - театрально взмахивает руками Артём, заинтересованно меня разглядывая. Что будет дальше? Начнёт про коньяк? Или нет? К счастью, пока он только добавляет: - А шутки про передоз, кстати, давно устарели. Придумай что-то новое, это скучно.

Закатив-таки глаза и молча радуясь, что пока не надо ни на что парировать, я подхожу к своему шкафчику, в котором висит мой халат. Не знаю, что буду делать с переплетением пучка и своим обычным каждодневным пересчетом. Видимо, придётся перенести его на более позднее время и в другое место. В общем-то, обычно так и делаю, когда утром в ординаторской кто-то есть, хотя это бывает редко.

Моя рука всё ещё была перебинтована - швы я уже сняла, но такая глубокая рана, скорее всего, будет заживать ещё долго. Пришлось надеть футболку, потому что, немного придя в себя, я поняла, что обычные бинты не помогут, из-за разрыва связок руку нужно было зафиксировать. А на такую повязку ни одна рубашка или свитер не налезет. Благо, скоро ее можно будет снять. Екатерина хотела подержать меня дома до этого счастливого момента, но я отказалась, пообещав, что буду осторожной.

Проблема была в другом: когда сниму куртку, но ещё не наброшу халат, сожженная кожа будет видна находящимся в ординаторской. То есть, в данном случае, Артёму. Он уже нагляделся на что не надо, и ещё меньше, чем слушать его болтовню, мне хотелось, чтобы он снова увидел мои шрамы.

- Отвернись. - бросаю Хоффману, расстегнув молнию на куртке.

- Это не домашний халат, если ты забыла за время болезни, его надевают не на голое тело и даже не на нижние бельё, - лукаво замечает он, вместо того, чтобы послушаться. Конечно, что ещё от него ожидать!

- Ты знаешь, почему я прошу, - скриплю зубами, чувствуя, что унижаюсь перед Артёмом. Хочется пригрозить ему ножом, но только с одной здоровой рукой рисковать не хочется. У Хоффмана-то, в отличии от меня, уже давно все зажило. И потому, что ранен он был меньше, и потому, что ему скрывать нечего - кроме расы, почему-то, и он мог спокойно обратиться к тёте с дядей, чтобы ему дали ускоряющие заживление раны зелья.

Губы Артёма растягиваются в ухмылке, и он щёлкает пальцами, словно я помогла ему вспомнить что-то гениальное.

- А, ну да! - почти выкрикивает он, - Неудачно попрыгала через костёр в поселении. Не буду усиливать твои комплексы, - и, взмахнув руками, Артём наконец отворачивается.

Сердце неприятно щемит от страха при упоминании поселения из чужих уст, но это хоть что-то. Сжав зубы, я, словно воровка, быстро скидываю куртку и пихаю её на вешалку. Таким же нервным жестом натягиваю халат.

- Стрептиз закончен? - интересуется, снова оборачиваясь, Артём, когда по окончанию шума понимает, что я переоделась.

- Его не было. - холодно отвечаю. Переодеться переоделась, пучок растрепан, но не критично, а значит, можно уходить.

Именно это и собираюсь сделать, однако Артём меня останавливает.

- Придумала, с кем пойдёшь на корпоратив?

Либо это начало очередной хоффмановской шуточки, либо я ошиблась насчёт стабильности нашей больницы и что-то пропустила.

- Что? - оборачиваюсь: пока Артём додумался задать вопрос, я уже повернулась к нему спиной и на пару шагов приблизилась к заветному выходу. Сейчас успеваю заметить, что Артём подпирает плечом в неизменной чёрной рубашке свой шкаф. Услышав мой вопрос, он с видом учителя, поймавшего нашкодившего ученика, снисходительно качает головой.

- Нашу группу, я смотрю, не читаем. Как нехорошо! А ведь там иногда пишут весьма полезные вещи!

Группу я правда почти не читаю и не считаю, что это плохо. Будет нужно - позвонят. Как человек, проживший вдали от цивилизации шестнадцать лет, и потом ещё какое-то время не имевший доступа в Интернет, я считаю, что важность соцсетей преувеличила. Ну, или их не умеют использовать по назначению, напрасно спамя стикерами и прочей ерундой.

Я как можно более выразительным взглядом впиваюсь в лицо Артёма. Может быть, он поймёт, что если уж начал, стоит договорить. Хотя корпоратив и звучит как что-то малоинтересное, наверняка он не просто так завёл о нём речь. Да и интересно, с чего это вдруг у нас праздник. Или Герман тоже решил порадоваться весне?

До Артёма доходит через добрых несколько минут. Снова вздохнув и всем видом показывая, какой для него непосильный труд пересказать несколько сообщений, он начинает рассказывать. Что из-за двух смертей, одна из которых - нашей коллеги, по мнению Германа, в больнице царит подавленное настроение. И что всем нам, врачам, надо расслабиться и отдохнуть, поэтому он решил устроить нам праздник, приурочив его одновременно к восьмому марта и двадцать третьему февраля, поскольку второе марта - как раз время проведения корпоратива - находится посередине. Герман арендовал на завтрашний вечер и ночь лофт, а также позволил всем сотрудникам привести с собой одного неработающего в нашей БСМП человека. Условия два - чтобы он был магическим созданием и восемнадцати лет или старше. Первое, потому что можно будет пользоваться своими способностями, а второе - потому что на празднике нас ждут не только музыка, бассейн и прочие развлечения, но и алкоголь. Вход был для всех бесплатный, хотя лично я подозревала, что не всё так просто и нам потом вычтут из зарплаты. То есть не нам, а им. Потому что Артём не сказал, что приходить надо обязательно, да и наверняка на время корпоратива в БСМП будет работать дежурная группа. Я итак уже много отдыхала.

В общем, как я и думала. Ничего интересного. Хотя неплохо, что Хоффман мне рассказал. Было бы неловко, если бы кто-то ещё завел со мной разговор о празднике, о котором я ничего знать не знала.

- Так что можешь выбирать себе пару, ведьмочка. - Заканчивает Артём. - Я, конечно, ни на кого не намекаю, но... - он пожимает плечами, и мне сразу становится понятно, что намекал он на себя и спрашивал именно с этой целью.

Ещё одной причиной меньше идти на корпоратив. Зачем Артёму звать меня туда? Попытается напоить и «разгадать» за счёт этого? Ещё что похуже захочет сделать? Нетушки, спасибо! Лучше уж поработать, и в качестве врача, и в качестве следователя.

Кстати, о следовательской работе. Надо бы как-то посмотреть, какая рука рабочая у Артёма. Может, все-таки остаться в ординаторской? Вдруг он начнёт день с работы над бумагами? Но я отвлеклась, при разговоре с Артёмом лучше не отвлекаться.

- Думаешь, я пойду? - отзываюсь вслух. - Кто-то должен остаться работать.

Мысли о рабочих руках тут же вылетают у меня из головы, потому что Хоффман огорошивает меня ещё одной новостью, на этот раз намного более шокирующей.

- А, ну да, конечно. - ехидно кивает мне Артём. - Кстати, знаешь с кем тебе тогда придётся работать? Снова с твоей любимой змеиной семейкой. Жена Змеева, который живой, ложится на пластическую операцию, и там нужен будет ассистент.

Стоп, что? А вот это уже всё меняет.

- Жена Змеева здесь? - медленно переспрашиваю я, и в голове тут же начинают суетиться мысли. - Ладно, может, мне и стоит пойти.

Позабыв о своем решении буквально минутной давности чуть задержаться в ординаторской, я все-таки выхожу в коридор. Черт с ним, с праздником, а вот новость о жене Змеева нужно переварить отдельно от саркастических замечаний Артёма.

Жена Змеева здесь. Замечательно! Просто отлично! Сначала я даже недоумеваю, как Игорю хватило ума отправить свою супругу туда, где убили его брата, и только потом до меня доходит, что он об этом знать-не знает. А если Герман прав, и своего брата Игорь не любил, то наверняка он не видел ничего такого в том, чтобы меньше чем через месяц после похорон родного человека положить жену поправить свою внешность туда же, где этот самый родной человек умер.

Вот только не так важно, какие там соображения у Змеевых. Важно другое: убийца может входить в число сотрудников. Или иметь пособника среди медперсонала. В таком случае он знает и о том, что здесь жена Змеева, и о том, что завтра больница будет почти пуста. И если он, скажем, убивает из мести, то наверняка увидит хорошую возможность продолжить солить семейству аспидов. Он может снова убить! Тогда даже Игорь догадается, что его родственники мрут не просто так. И больницу закроют.

Что делать?

В общем-то, я могу не так много: разве что проследить, чтобы все подозреваемые были на корпоративе. А уж если с женой Змеева всё равно что-то случится, значит, убийца пришлый. Либо может бывать в двух местах одновременно, что невозможно даже для магического существа.

Так, подозреваемые. Артём явно туда собирается, раз решил позвать меня, да и он, судя по всему, любит всевозможные гулянки. Тимофей может проконтролировать, пойдёт ли Олеся. Кто остаётся?

Я иду по коридору, но теперь снова останавливаюсь. Денис.

Он-то точно не пойдёт, ведь не является сотрудником больницы. Если его никто не пригласит, конечно. А кому придёт в голову пригласить больного? Те, кто любит корпоративы и туда пойдёт, наверняка имеют кучу знакомых вне больницы, чтобы пойти с ними. Или достаточно хорошо знают кого-то в больнице, чтобы пригласить этого человека и не использовать возможность позвать другого. Да и не пойду же я к посторонней девушке со словами: «Пригласи, пожалуйста, Кирсанова!». Я бы покрутила у виска, если бы ко мне обратились с такой странной просьбой.

Сначала у меня ускоряется сердцебиение, даже в голове начинает стучать кровь. И только потом мозг полностью формулирует не самую приятную мысль, пугающую даже.

Мне что, придётся самой пригласить его?

Меня одновременно бросает в жар и в холод. От последнего обнимаю себя за плечи, вернее, за плечо, потому что только одна рука способна это сделать. Только в этот момент на смену этому непонятному страху приходит удивление.

А почему, собственно, меня это так волнует?

Да, мне тяжело общаться с людьми, но на пациентов это не распространяется, я как-то подсознательно ощущаю их кем-то ниже и слабее себя. И у меня никогда не возникало проблем, которые часто бывают у других девушек - подойти к парню, что-то спросить у него. Мне, в сущности, было без разницы, с кем и о чем общаться, с мужчинами или с женщинами, хотя я не любила ни тех, ни других. С Тимофеем мы в первый же день знакомства спокойно болтали об отношениях. Так почему я так боюсь в целях расследования пригласить Дениса? Почему меня так поражает, что придётся это сделать?

Почему-то я начинаю вспоминать, как Тимофей рассказывал, что ему было тяжело общаться с Олесей, когда он понял, что влюбился в неё. Потому что боялся, что скажет что-то не то, что она его оттолкнет. Но это воспоминание тут же с негодованием отвергаю. И даже мысленно усмехаюсь. Какая чушь! С чего бы мне вспоминать такое? Я... Да нет, не может быть такого! Я никогда и ни в кого!... К тому же, мы знакомы всего несколько дней, а любовь с первого взгляда - это чепуха для сопливых подростков. И он, возможно, убийца. Да с чего я вообще оправдываюсь? Перед собой к тому же...

Всё из-за дурацкой весны. Всякая дурь в голову лезет, будто я не человек, а кошка мартовская. Вдох, выдох. «Василиса, соберись». Ещё раз вдох-выдох.

Я провожу рукой по щеке. Не горячая. Значит, наверное, уже не красная. Пойду и приглашу. Думаю, так даже сама пойму, что все мои обрывки мыслей - полнейшая бредятина.

Ускорив шаг, направляюсь в ту сторону, где находится палата Дениса.

Но, видимо, сегодня удача совсем не на моей стороне.

- Эй-эй! Серова! Притормози на пару минут! - летит мне вслед высокий голос.

Я уже так привыкла, что по фамилии меня, как правило, называет только Екатерина, что сначала меня передёргивает от страха. Однако быстро понимаю, что голос женский, но не её. Намного более молодой. Хотя и не Олесин. Странно.

Обернувшись, вижу, что позади меня на некотором расстоянии стоят две девушки. Судя по раскрасневшимся щекам и одышке, они бежали. За мной, что ли, если окликнули?

Если не считать того, что они все никакие от бега, девушки довольно красивые. Им лет по восемнадцать каждой, хотя кажутся старше из-за косметики. Судя по одежде - медсестры, судя по тому, что внешне они похожи - либо сестры, либо подруги, потому что подруги тоже часто бывают похожими. Учитывая, что я их не знаю, скорее всего, новенькие.

И что им от меня надо? Тем более сейчас, когда мне нужно идти к Денису?

- Что такое? - прохладным голосом спрашиваю. Не скажу, что мне сильно нравится эта нежелательная задержка.

Та девушка, которая стояла ближе ко мне, подходит ещё на несколько шагов. Мне в нос ударяет резкий запах духов, и я невольно вспоминаю, как допрашивала Олесю. Я не имею ничего против красивых девчонок, но почему, черт возьми, они так обливаются духами? Даже от самого приятного запаха начинает тошнить, если он резкий, а ты не завтракала.

- Мы хотели кое-что спросить, - начинает медсестра немного высокомерным голоском. - Про Тему Хоффмана.

Я с трудом удерживаюсь, чтобы уже второй раз за короткое время не закатить глаза. Даже не находясь рядом со мной, Артём умудряется меня доставать! Двум новеньким-то он зачем? И к чему у меня спрашивать? Кто я ему, мать? Сестра? Подруга?

- Про Хоффмана? - ещё более холодно переспрашиваю.

- Ну да, - даже как-то удивляется моей реакции девушка, пожав плечами. Только сейчас я замечаю, что она почему-то волнуется. Нервно заправив прядь длинных выкрашенных в блонд волос за ухо, она продолжает: - Просто... Олеся говорила, что вы с ним вроде общаетесь. Вернее, она другое говорила, но ты, прости, такая... Обычная... А он такой... В общем, вы, наверное, просто друзья? Но ты его тогда хорошо знаешь? Как пригласить его на корпоратив, чтобы он согласился?

Несмотря на то, что у меня некоторые проблемы с выражением эмоций на людях, я с трудом удерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Да уж, хорошо, что Артём предупредил меня о празднике, а то я бы решила, что это какой-то розыгрыш. Вот оно что, оказывается, всё так просто, а я уже испугалась. Эти новенькие ещё не успели стать очередными однодневками для Хоффмана и, разозлившись, перенести его в разряд парней «красавчик, но козёл». А что касается меня... Черт бы побрал эту Олесю! Наверняка назло слухи распускает. На какой-то миг мне хочется, чтобы именно она оказалась убийцей. Как минимум за слишком длинный язык её следует на пару дней отправить в обезьянник СБ МС.

Девушка продолжает смотреть на меня с доверительным ожиданием. Я перебираю в голове варианты, предупредить ли её об опасности связывания с Хоффманом, поддержать слухи и ответить с намёком на то, что мы с Артёмом встречаемся (это отметаю сразу) или ещё что-то сказать, но ограничиваюсь кратким:

- Прежде всего стоит навлечь на себя гнев богов, чтобы они послали на тебя такое проклятие.

Медсестра сжимает пухлые губки и скрещивает руки на груди.

- Ну что ты такая злая! Я же по-хорошему спрашиваю. И на полном серьёзе.

- Да! - подтверждает её, видимо, более стеснительная подруга.

- Я тоже на полном серьёзе, - отзываюсь я. Если раньше ощущала какое-то сочувствие к этим двум очередным поведшимся на внешность Артёма девочкам, то теперь начинала чувствовать раздражение. - Найдите кого-то получше, хорошо?

Увы, медсестра неправильно истолковывает мой ответ.

- Он уже тебя пригласил, что ли?

- Нет, я иду с другим человеком. - честно говорю, снова вспомнив о Денисе. Только бы снова не покраснеть, а то подумают, что я вру, и этот очень не кстати начавшийся разговор ещё затянется.

- Тогда почему не говоришь? - робко интересуется стеснительная подруга.

Я вздыхаю.

- Потому что ничего хорошего вам это не принесёт. Спросите у любой другой девушки, которая работает тут хотя бы пару месяцев. Но если вам нужны проблемы, просто подойдите и предложите. Он как раз в поисках пары. - едко заканчиваю, вспомнив, что Артём и правда предлагал мне пойти. Что ж, может сказать мне спасибо, замену я ему нашла, сама того не желая.

Медсестра недовольство облизывает губы.

- Ну ладно, попробую. Посмотрим на корпоративе, с кем ты придёшь, раз уж тебе Тема плохим кажется.

С этими словами они уходят, а я качаю головой им вслед. Дурочки! Хотя я, наверное, немногим лучше них, если тоже иду приглашать парня. Одно радует, что у меня хотя бы причина другая. Я не восхищена внешностью Дениса, или его деньгами, или чем-то ещё. Я просто предполагаю, что он убийца и что его нужно увести из больницы. Хотя после разговора с этими девчонками сразу идти к нему как-то не хочется. Наверное, лучше сначала проверить, не соврал ли Артём и действительно ли жена Игоря Змеева здесь. Проверю и пойду. Уже точно пойду. Это только из-за этого нелепого разговора я так медлю.

* * *

Даже если бы я хотела удлинить путь к палате Дениса и отдалить момент разговора с ним, этого бы не получилось. Довольно быстро я убеждаюсь, что Артём не лгал насчёт жены Змеева: как только приближаюсь к кабинету косметологии, сразу сталкиваюсь с двумя врачами, которые на весь коридор обсуждают, как их успела выбесить госпожа Змеева. Что ж, вероятно, отсутствие вежливости и вредность - отличительные качества всех членов семьи аспидов. Мне остаётся только отправиться обратно к Денису.

Перед входом в его палату я снова застываю на месте и какое-то время стою, изучая гладкую поверхность двери. Да что ж такое!

Злясь на саму себя, резко хватаюсь за ручку и с трудом сдерживаюсь, чтобы не открыть дверь так, чтобы она ударилась о стену.

Денис, который лениво валяется на кровати, закинув длинные ноги на её спинку, аж вздрагивает.

- Ты чего?

- Ничего! - отвечаю, прикрывая за собой дверь.

- Точно? - уточняет Денис с какой-то опасливостью. - У тебя такой вид, как будто ты меня убивать пришла.

«Вообще-то, раз уж на то пошло, я пришла спасать, и не тебя, а другого человека. Вернее, аспида».

- Ничего подобного.

Денис пожимает плечами. Только сейчас я замечаю, что с его лица сняли повязки. Теперь можно смотреть не только на его волчьи карие глаза, но и на всё лицо. Он и правда симпатичный. Пожалуй, даже достойный конкурент для Хоффмана в вопросах женского внимания. Я поняла, что не ошиблась, когда ещё несколько недель назад решила, что даже рубцы Дениса не испортят.

Я несколько раз глубоко вдыхаю воздух, потому что от этих мыслей почему-то снова начинает ускоряться пульс. Может, я заболела? Если так, то очень некстати, учитывая, что только вышла с больничного. Да я и не болею никогда.

- Как себя чувствуешь? - будто читает мои мысли Денис, отчего я вздрагиваю.

- Прекрасно.

- Так прекрасно, что даже рука на перевязи? - продолжает допрос Денис. С чего вдруг? Что сегодня за день такой вообще? - Твой кудрявый друг, - продолжает он, - говорил, что ты заболела. А ты, оказывается, ранена. Это та женщина, которую ты пошла ловить тогда, тебя так?

«Черт бы тебя побрал, Кирсанов, сейчас твое любопытство абсолютно ни к чему! Заткнись и дай мне тебя пригласить и убежать отсюда!».

- Это не твоё дело, волчонок. Ты пациент, я врач. Не нужно меняться местами.

Денис почти разочаровано вздыхает и кладёт одну ногу на другую.

- Тогда ты зря пришла. Ко мне уже приходил твой друг и сделал всё, что надо.

Я об этом знала. Тимофей мне писал. Я и не собиралась заходить к Денису, если бы не...

Ладно, сейчас или никогда.

Не замечая, что завела руки за спину и нервно потираю их, я набираю побольше воздуха в лёгкие и выпаливаю:

- Я по другому вопросу. Дело в том, что у нас, у врачей, завтра корпоратив. Можно привести по одному неработающему у нас гостю. Я бы хотела пригласить тебя.

В палате повисает тишина. Если у безмолвия есть оттенки, если иногда оно бывает приятным, а иногда пугающим, то сейчас я кожей чувствую, что нас с Денисом накрыла тишина неловкая. И она кажется мне намного хуже, чем, скажем, то молчание, которое стояло в больнице, когда к нам пришла СБ МС. Потому что тогда было просто страшно, а сейчас... Щеки снова горят, ладони потеют, а горло пересохло. И мне всё ещё непонятно, что за чертовщина со мной творится.

«Я же не боюсь, что он откажет? У меня есть план на этот случай».

- Я? - Денис наконец прерывает паузу, приподнявшись на кровати и взглянув на меня со смесью шока и недоверия. - Тебе что, настолько не с кем идти?

Я вдруг как-то некстати думаю, что действительно не с кем. То есть, конечно, если бы не убийства и жена Змеева, я бы наверняка наслаждалась одиночеством в пустом общежитии или больнице, но будь я немного другим человеком, которому нравятся вечеринки... Не стала бы же я ждать, что меня пригласит Тимофей, когда у него есть Олеся? Есть еще Артем, но перспектива получить клеймо «подружки наркомана», или, что еще хуже, «подружки племянника главврача» меня абсолютно не привлекала. И это мелочь по сравнению с тем, что находиться рядом с Хоффманом весь вечер в лофте абсолютно небезопасно.

И с чего я об этом думаю? Как будто мне не нравится одиночество и я не закоренелый интроверт! И как будто реальность поменяется, если я буду воображать! Убийства как были, так и есть, и необходимость увести Дениса из больницы - тоже. Остальное неважно.

- Так ты пойдешь или нет? - почти агрессивно спрашиваю, не отвечая на вопрос Дениса.

- Ну... - неуверенно тянет он, запуская руку в свои мягкие каштановые волосы. Я одновременно боюсь пошевелиться и ненавижу себя за это. - Тебе не кажется, что ты немного путаешь обычную вежливость с моей стороны по отношению к тебе и что-то другое? Если я пару раз тебе помог, это не значит, что меня можно приглашать куда-то!

Сердце болезненно пропускает удар, и за это я тоже себя ненавижу. Надо радоваться, что он не прямо отказался, а просто неправильно понял моё приглашение. Подумал, что я в него влюбилась, хотя это чушь. Можно приступать к плану. То есть это и планом назвать нельзя - я просто планировала сказать Денису правду.

- Перефразирую вопрос. - холодно говорю, - Ты хочешь остаться в больнице, где недавно... погибло два человека, когда здесь почти никого не будет?

Лицо Дениса сразу меняется, а в его ореховых глазах мелькает понимание. И... разочарование, что ли?

- Ты меня подозреваешь, - не спрашивает, а утверждает он. - И приглашаешь поэтому.

- Я всех подозреваю. - уклончиво отзываюсь я. В конце концов, Денису не стоит знать, что я считаю его первым кандидатом на роль убийцы. Хотя тонкий намёк дать можно. Будет знать, как отказываться. - Но один из моих пациентов умер в день твоего появления в больнице. Если останешься, а здесь произойдет что-то нехорошее, то станешь главным подозреваемым. Ну так что?

Красивое лицо Дениса искажается, как если бы я заставила его съесть лимон.

- Короче говоря, у меня нет выбора, если я не хочу, чтобы меня подозревали. - делает вывод он. Голос его настолько несчастный, что мне становится не по себе. Неужели я настолько ужасна? Стоп, когда меня мучили подобные комплексы? Он только подтверждает, что является убийцей, своим настроением! Наверняка хотел напасть на Змееву, пока больница будет пустовать! - А ты настойчивая, - вдруг сменяет грусть на улыбку Денис. Спускает ноги с кровати и чуть склоняет голову набок. - Не знаешь, где в этом городе можно купить нормальные вещи для вашей вечеринки?

* * *

На обратном пути из палаты Дениса я снова сталкиваюсь с Артёмом. У меня появляется ощущение, что меня решили добить, учитывая, что настроение после посещения Дениса было ни к чёрту.

«Если я пару раз тебе помог, это не значит... Значит, выбора у меня нет... А ты настойчивая», - звучало в голове на разные лады. Шипело, кричало, царапало, давило на виски. Никогда так себя не чувствовала. Так непонятно и отвратительно. Меня не ранили, мне не угрожали, даже не оскорбили. Что не так тогда? Тем более что своей цели, необходимой ради расследования, я добилась.

Больше всего хотелось выпить кофе. Или чего-нибудь покрепче. Или уйти домой. Или прилечь на диванчик в ординаторской и вместе с ним провалиться под землю. В общем, чего угодно, но только не услышать за спиной насмешливое:

- Ведьмочка!

Я борюсь с желанием сделать вид, что не услышала Хоффмана, но в тихом коридоре это было бы слишком нереалистично.

- Заранее предупреждаю, что я абсолютно не в настроении. - отзываюсь ледяным тоном, даже не оборачиваясь. - Я уже говорила, что со мной лучше не иметь дела, когда у меня нет настроения?

По шагам слышу, что Артём подходит ко мне и останавливается непозволительно близко. В другой момент я бы тут же отошла, но сейчас думала, что было бы неплохо сорвать на ком-то свою непонятную злость. Поэтому мне даже хочется, чтобы Хоффман, скажем, полез ко мне, как тогда, в хозблоке. Тогда ему точно не поздоровиться, а я, отыгравшись на нём, взбодрюсь.

Поэтому выпрямляюсь, напрягаюсь и уже сжимаю в руке ткань своего халата, готовясь, скажем, придушить Артёма. Или отшвырнуть к противоположной стене.

Но то ли Хоффман чувствует, что со мной сейчас и правда лучше не шутить, то ли изначально не хотел этого, но он ко мне не лезет. Только наклоняется немного и шепчет на ухо - от такой близости мне становится до тошноты страшно и противно:

- Да ладно, ведьмочка, чего ты? Еще и убежала, как только я сказал про корпоратив. А я, между прочим, предлагал на полном серьёзе. Пойдёшь со мной?

И снова этот дурацкий праздник, только хотела отвлечься! Впрочем, ладно. Если не получится поиздеваться над Артемом физически, попробуем словесно.

- Нет. - одновременно отстраняюсь и оборачиваюсь я, - Меня уже пригласили.

- Кто? - искренне удивляется Хоффман. - Твой дружок ведь должен был пойти с русалочкой!

«Пусть будет сюрпризом».

- Неважно. - слегка улыбаюсь я. От шока Артёма и понимания того, что я ему не вру, а правда уже приглашена, и неважно, каким способом, настроение немного поднимается. - А вот что ты так ко мне пристал, я не понимаю. - В голове тут же мелькает образ давешних девчонок. Интересно, они уже подошли к Артёму или пока собираются с мыслями? - У нас в больнице есть девушки намного красивее и интереснее меня. Да и за её пределами их немало. Ты с лёгкостью можешь пригласить любую, они только рады будут.

Уголки губ Артёма дергаются в какой-то нехорошей ухмылке.

- Сомневаюсь, что найду кого-то интереснее, ведьмочка, - тихо сообщает он, и от этого у меня мурашки идут по коже. Может, дело в моём плохом настроении, но почему-то кажется, что намекает он на поселение. - Что касается красивее... - он пожимает плечами, - нужны мне эти курицы!

Я понимаю, что, пока Хоффман своими полунамеками не напугал меня раньше, чем я отыграюсь на нём, нужно уходить. Или как-то защититься. К тому же, из-за того, что он оскорбил девушек, которые повинны только в том, что могут влюбиться в него, поведясь на внешность, мне стало как-то обидно.

- Мне тоже петух не особенно нужен, - ядовито выплёвываю в лицо Артёму и продолжаю идти туда, куда изначально собиралась, чтобы последнее слово осталось за мной.

То ли это весна, то ли все с ума посходили из-за дурацкого корпоратива. Как будто их туда не пустят, если прийти без пары! Как будто у нас в городе ночных клубов нет! Есть, правда, и другой вариант - что Хоффману-таки от меня что-то нужно. Может даже, что это связано с убийствами. Но проверять мне не хочется, да и Дениса увести намного важнее.

Когда я уже добираюсь до приёмной и забираю в регистратуре карту вызова первого на сегодняшний день пациента, мысли о всеобщем сумасшествии сменяют две другие.

А как, интересно, Артём меня нашёл? Вряд ли мы с ним второй раз подряд встретились случайно.

И почему, черт возьми, Денис так не хотел со мной идти?

Олеся

Многие сравнивают человеческий мозг с компьютером. По-моему, абсолютно напрасно! Вот взять, скажем, чувства. Нет, я не о том, что у техники их нет. Но в компьютере при необходимости можно нажать на кнопку и выключить любую вкладку, удалить любой ненужный файл. А себя так не переключишь, печаль не удалишь. И из-за этого возникает очень много проблем. Можно расстроиться из-за одного и поссориться с кем-то близким, делая вид, что злишься совсем по другой причине. Потом прийти в себя - а уже поздно. Тебе стыдно, неловко, но конфликт уже был, этого не исправишь.

До прошлой недели я чувствовала себя именно так. Вот же дура, испортила Тимофею праздник! И плевать мне уже давно и на Василису, и на её допрос! Просто вспомнилось некстати, наложилось на настоящую причину моего больничного... И я вспыхнула, как спичка. К психологу, что ли, походить? Я мысленно прикидываю, сколько это будет стоить. Те, к кому я ходила раньше - дороговато, не впишусь, а к незнакомым не хочется. Печально... Но ещё печальнее, что я его, наверное, обидела. Расстроила уж точно.

Спас меня, неожиданно, сам Герман, хотя наверняка не подозревал о том, что спасает. Устроил праздник, а возможность пригласить кого-то стороннего довольно ярко намекала на то, что приезжать в лофт лучше парами. Во всяком случае, так решили у нас в группе. Понятное дело, что тянуть и смущаться я не стала, сразу написала Тимофею.

Страшно стало потом - я ужасно нестабильная, то ругаюсь, то на праздник зову. Вдруг ему это надоело, и он мне откажет? Однако очень быстро я поняла, что совсем не ошиблась в выборе парня. Потому что Тимофей, перезвонив в ответ на сообщение, счастливым голосом ответил, что согласен. Его обрадовало то, что я его простила, то есть он не разозлился и спокойно меня вытерпел! В тот день я шла домой с работы - дежурства у нас с Тимофеем не совпали - чуть ли не танцуя. Мир, казалось, стал на несколько тонов ярче. Кажется, я аж влюбилась в Тимофея во второй раз.

С того дня мы несколько раз пересекались, и теперь я старалась быть осторожнее, не раздражаться из-за ерунды. К счастью, то страшное, что началось ещё три недели назад, миновало, и теперь я чувствовала себя спокойнее. Была ещё одна причина моего спокойствия, но она скорее наводила на размышления, как бы всё провернуть получше.

Именно об этом думала сейчас, хотя стоило думать о другом, ведь я находилась рядом с Тимофеем. Сегодня в больнице было затишье, пациентов не очень много, и мы спрятались от вездесущей Екатерины Алексеевны в одном из дальних коридоров. Тимофей сидел на скамейке, а я лежала на ней же, положив ему на колени голову. Говорить не хотелось ни мне, ни ему, поэтому мы просто сидели, наслаждаясь тишиной. Я даже прикрыла глаза и чувствовала, что засыпаю. Мои волосы рассыпались по ногам Тимофея, делая их мягкими, как подушка, тело скользило на гладком дерматине скамейки. В носу стоял запах лекарств, который всегда есть в больницах. Мысленно я пытаюсь представить, что меня окружает, и отчётливо вижу даже лицо Тимофея, обрамленное кудряшками, и его зелёные глаза, которые с нежностью меня рассматривают.

Губы сами собой растягиваются в улыбке, а через мгновение я чувствую, как к ним быстро прижимается что-то мягкое. Так - осторожно и немного по-детски - меня целует только Тимофей. Я открываю глаза и улыбаюсь ещё шире.

- Не спишь, значит? - тихо и ласково интересуется Тимофей.

Вставать совсем не хочется, но я всё же приподнимаюсь и смело беру Тимофея за подбородок, заставляя его опустить лицо вниз, поближе к моему.

- Сплю, - тоже негромко отвечаю. Даже не знаю, почему мы шепчемся. Наверное, иногда просто хочется почувствовать себя шаловливыми детьми, которые убежали и теперь должны сидеть тихо-тихо, чтобы их не нашли, их игре не помешали. - И ты тоже спишь. Нам это снится.

Тимофей аккуратно отстраняет мои руки и снова целует в губы. На этот раз поцелуй выходит более... Живым. Долгим, как жизнь, и быстрым, как сон. Горячим, как летний день. Влажным, как только что вымытые ягоды. Крадущим дыхание и все лишние мысли, будто воришка. Когда Тимофей отстраняется, я чувствую себя так, будто у меня забрали самую вкусную в мире конфету. Я хочу ещё!

- Мне нравится такой сон, - говорит Тимофей. Я смотрю на него, и думаю, что лучше: любоваться его лицом с припухшими сейчас губами, раскрасневшимися щеками и потемневшими, искрящимися радостью глазами, или поцеловать ещё раз. - Не хочу просыпаться!

Лучше смотреть. Я снова ложусь ему на колени.

- А я хочу проснуться уже завтра на празднике. Пить с тобой вино и танцевать.

- Я не умею танцевать! - жалобно отзывается Тимофей. После поцелуя краска с него уже сошла, а я в достаточно озорном настроении, чтобы вогнать его в новую.

- Танцевать необязательно в вертикальном положении, - многозначительно ухмыляюсь я. Мои желания оправдываются. Тимофей краснеет снова.

Но и улыбается тоже.

- Вот ты доиграешься, и я приму это за серьёзное предложение.

- Это и есть серьёзное предложение, Орлов! - почти возмущаюсь я и шуточным жестом пихаю его. Тимофей отвечает тем же.

Не знаю, чем бы закончилась эта потасовка, если бы наш «сон» наяву не прервали. К сожалению, хорошее быстро заканчивается. Вернее, само заканчивается плохое, а хорошее обычно прерывают другие люди.

На удивление, мешает нам не Екатерина Алексеевна. Просто Тимофею вдруг достаточно громко приходит сообщение, и мы, прежде беззаботно шепчущиеся и возящиеся на скамейке, будто просыпаемся. И замираем, растеряно глядя друг на друга.

- Я утоплю того, кто тебе написал! - обиженно бросаю я.

Тимофей к этому моменту уже достаёт телефон, и его лицо из весёлого становится озадаченным.

- Ну, и кто это? - спрашиваю я, и выпрямляюсь, чтобы заглянуть Тимофею в телефон.

- Боюсь, ты и правда утопишь, если я скажу.

- Так и быть, нет! Мне слишком любопытно.

- Лисс.

Я бы начала жалеть о данном только что обещании, но не сегодня. Сегодня мне стало ещё интереснее.

- Что пишет?

Тимофей кажется мне непривычно смущенным и даже удивлённым.

- Это тебе, наверное, не понравится еще больше.

- Ну?

- Помнишь, мы с тобой спорили, пойдёт Лисс на корпоратив или нет? - издалека начинает Тимофей.

- Ага, - киваю я, и моё настроение поднимается ещё выше, когда я догадываюсь, к чему он клонит. Кажется, находится ответ на то, о чем я думала чуть раньше.

- Так вот, она пишет, что хочет пойти, и просит тебя помочь ей с макияжем и прочим. Она предлагает подежурить за тебя за это.

Да! Ура! Всё решится! Ну и наглая же эта Василиска! Оскорбила меня, а теперь хочет, чтобы я ещё и помогала ей. При том, что уж за двадцать лет, или сколько там ей, могла бы научиться краситься. Ну и ладно. Я сегодня добрая.

Я сама не замечаю, как снова начинаю улыбаться.

- Я не против. Только пусть извинится еще.

Тимофей удивляется ещё больше. Только уже мне, а не Василисе.

- Ты... Согласилась? - медленно переспрашивает он, будто не веря.

- Ну да, а что? - даже обижаюсь я. - Вообще-то я не монстр. Да и дежурства задолбали уже. Только пусть извиниться не забудет!

«И есть другая причина, о которой тебе лучше не знать, милый».

Тимофей всё ещё глядит на меня с лёгким недоверием.

- Ну... Ладно. Тогда подожди пару минут, сейчас отвечу Лисс.