Дисклеймер: Автор очень негативно относится к запрещённым веществам и пропагандирует только здоровый образ жизни. Не будьте как Артём Хоффман, употребление наркотиков и чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью!

Артём

Многие люди так или иначе убивают себя, просто по-разному. Кто-то делает это порицаемыми обществом способами – алкоголем и наркотиками. Кто-то растворяется в других людях, полностью плюнув на свою личность и желания. Кто-то загоняет себя, как собака, на работе и в творчестве. Но причины всегда одинаковы. Так делают те, кто хочет забыться. У кого в голове столько дерьма, что его нужно забить чем угодно, лишь бы не чувствовать его.

Я всегда прибегал к первому способу - он был самым простым и быстрым. И самым дорогостоящим, правда, но Герман достаточно мне обязан, чтобы оплачивать его десятикратно. Никогда не перестану любить должников. Такие очаровательные, просишь всё, что хочешь, а они и пикнуть не смеют, потому что знают, что должны… Но я знаю многих людей, что избирают другие пути. Ведьмочка Василиса, скажем, относится к третьему варианту – не ест, не спит, зато работает сутками.

А ведь исход у нас обоих будет один. Истощение. Болезни. Может, даже смерть. Как врач говорю.

Как жаль, что тем, кто пытается забыться, как правило, плевать.

Я как раз этим и занимался – медленным убийством себя. Шею ломило от долгого лежания на диване в неудобной позе, в ребра вонзились пустые пластинки из-под таблеток, но такие неудобства казались мелочью в сравнении с получаемым удовольствием. Полуприкрытые веки скрывали от меня большую часть окружающего мира и позволяли полностью погрузиться в мир иной. Не в том смысле, что мир мёртвых, нет – хотя было у него что-то общее с ирием¹, в который мне едва ли суждено попасть. То был мир дивных видений, смеси прошлого и моего воображения, которую дарили те самые таблетки. Я не переставал благодарить судьбу за то, что ведьмочка вылила лекарство для тёти, а не их. Иначе сегодня пришлось бы совсем туго – последнее время только таблетки позволяли достаточно расслабиться. Даже порошки перестали давать нужный эффект.

Перед глазами мелькали образы, и каждый казался настолько реальным, что хотелось притронуться к нему рукой. Хитрая улыбка на накрашенных тёмной помадой губах. Взгляд из-под длинных чёрных ресниц. Маленькие руки, ещё неумело обхватывающие сигарету или банку пива – я не мог разобрать точно. Ноги в чёрных ботинках на высокой подошве, что бегут по ярко-ярко зелёной, освещённой тёплым летним солнцем траве. Букет полевых цветов, который прижимают к груди всё те же маленькие руки. Сколько в этой галлюцинации приукрашивания? А сколько правды? Может, это не галлюцинация вовсе? Нет, вряд ли. Слишком давно всё это было. Слишком давно.

Я слышу девчачий голос, не очень высокий, ближе к альту, но оттого не менее приятный и мелодичный. Слышу, как он что-то говорит. Не могу понять, что именно, но чувствую – что-то хорошее. Называют, кажется, даже моё имя. А потом голос переходит в смех. Весёлый, чистый, искренний, как журчание реки за городом. Мне хочется тоже засмеяться вместе с этим голосом, но что-то будто сковывает мой язык, и я не могу сделать этого…

- Хоффман!

Для меломана нет ничего хуже, чем оборвать любимую им песню на самом красивом месте. Для наркомана не существует наказания страшнее, чем прервать приятную галлюцинацию. Именно это со мной и произошло: кто-то резко встряхивает меня за плечо и громко зовет. Я с трудом подавляю искушение ударить этот живой будильник посильнее – причём подавляю только потому, что по опыту знаю, что под кайфом вряд ли стакан воды подниму, что уж говорить про драку. Самое приятное, что могу сейчас сделать – это проигнорировать нависшего надо мной человека.

- Хоффман! – совсем не желает игнорироваться навязчивый «будильник». И снова хорошенько меня встряхивает.

Я могу выдержать такую махинацию два раза, даже три. На шестой терпение теряется, и я с недовольным стоном открываю глаза.

Мир вокруг расплывается. Лицо нависшего надо мной человека и вовсе грозится раздвоиться, а то и принять очертания зверя или монстра. Однако я уже привык даже в таком состоянии распознавать, кто передо мной. Здорово помогало, ведь можно было заранее решить, придумывать ли оправдания для Кати или давить на чувство вины Герману.

Передо мной, впрочем, не тётя и не дядя, хотя я всё равно понимаю, кто. Несложно узнать это бестолковое круглое лицо, раздражающе длинную и тощую – но не настолько тощую, как у ведьмочки – фигуру и шмотки, от которых аж за километр разит дешевизной.

Орлов.

Они с ведьмочкой договорились коллективно меня доставать, что ли? Какого хрена?

- Ну наконец-то! – заметил, что я соизволил обратить на него внимание, Орлов. Только сейчас по его интонациям я понимаю, что он чем-то обеспокоен. Интересно, чем? Бабушку не успел перевести через дорогу? А я тут тогда причём? Я, конечно, старше него, но всего на несколько лет, на дедушку пока не очень похож.

Лениво потягиваюсь, пару раз моргаю и решаю высказать всё, что думаю. Может, колдунишке это не понравится и он свалит решать свои проблемы, из-за которых так волнуется.

- Что за… Свинство! – недовольно тяну и даже сам чувствую, как заторможено и тихо звучит мой голос. – Вот лежит… Ч-человек…, никого… Не трогает… Хочет р-расслабиться. После т-тяжелого… Рабочего д-дня… Между прочим. А его… Приходит и будит… Какая-то с-сволочь!

Орлов, к моему удивлению и сожалению, не уходит. Только отшатывается и с разочарованным видом качает головой.

- Опять напринимался всякого? – вздыхает он с видом оскорбленного святого. – Ладно…  Это, наверное, твоё дело и сейчас неважно. Ты не видел Лисс… Василису?

«То есть ты поднял меня черт знает во сколько, чтобы спросить, не видел ли я твою подружку? Серьёзно?».

- Ты удивишься… Но… К-каждый день вижу, - решаю подкосить под дурачка я, не теряя надежды, что меня оставят в покое. – Она же, это… Не вылезает из… Нашей больнички.

И снова закрываю глаза. Может быть, я отключусь настолько, что не услышу больше незваного гостя нашей ординаторской и снова погружусь в тот прекрасный мир, в котором находился прежде.

Увы, моим надеждам, очевидно, не суждено сбыться.

- Хоффман! – снова выдергивают меня из сна. – Слушай, я бы ни при каких обстоятельствах не стал бы что-то у тебя спрашивать, тем более когда ты в таком состоянии, но сейчас ситуация экстренная. Василиса не отвечает на звонки и её нет дома, на неё это непохоже. Вчера её пациента убили, я боюсь, что что-то может случиться с ней. Когда ты видел её в последний раз? Вы ведь должны были встретиться?

Я снова открываю глаза, но теперь почти не чувствую раздражения. Его место занимает любопытство. Ну ты и тупица, Орлов, с этого же и надо было начинать!

Ведьмочка пропала после того, как я намекнул ей, что её ненаглядного Змеева могли убить. Это, пожалуй, поинтереснее галлюцинаций, которые я могу увидеть в любой другой день.

- Василиса… Пропала? – на всякий случай переспрашиваю, пока пытаюсь сесть, чтобы не уснуть снова.

Орлов, убедившись, что я достаточно заинтересован, чтобы не послать его, отходит от дивана на несколько шагов и останавливается около шкафчиков, в которых врачи оставляют свои халаты, когда уходят домой.

- Да, - тихо отвечает он, и я вижу, что он совсем опечален. Пожалуй, мне его в какой-то степени даже жаль. Это очень тяжело, чувствовать к кому-то нечто, похожее на любовь и дружбу. Хорошо, что я никогда не испытаю чего-то подобного. – Так когда ты её последний раз видел?

Я честно задумываюсь. Простые вещи, которые легко извлекаются из мозгов в трезвом состоянии, не так просто вспомнить, когда в голове царит туман,  поэтому на размышления уходит время.

- Часов в шесть… Или полседьмого… Когда с-смена… заканчивается.

Лицо Орлова и без того напоминало гримасу Пьеро², а теперь и вовсе приобрело похоронное выражение.

- Значит, раньше, чем она мне звонила, - пробормотал он, а затем поднял на меня взгляд, – Ладно, спасибо. Больше не буду тебя отвлекать.

С этими словами Орлов направился к выходу из ординаторской, в которой я, собственно, и собирался отдохнуть – не домой же было идти под наркотиками! Такой наглости я выдержать не мог, поэтому резко вскочил. Перед глазами по-прежнему плыло, но я, к счастью, знал меру и принимал столько, сколько требовалось, чтобы поднять настроение, но не падать и не шататься, если потребуется куда-то пойти, а потому сейчас легко удержался на ногах. И даже смог без пауз крикнуть вслед колдунишке:

- Далеко собрался?

Тот замер почти в дверях. Только сейчас я заметил, что Орлов был в верхней одежде – куртка расстегнута, шапка в руках. Действительно перепугался за свою «Лисс» и прибежал так быстро, как смог. Трогательно, аж плакать захотелось.

Максимально серьёзным голосом, так и источающим вселенскую скорбь, Орлов ответил:

- Искать Василису, я же сказал. Пока в больнице, а дальше… Даже не знаю. Надеюсь, она найдётся здесь.

«Можно бесконечно смотреть на огонь, воду и людей, которые понимают вопросы слишком буквально».

- Я не про это. Ты там говорил… Про убийство. Я так думаю, что… Про уб-бийство Змеева. Мы с ведьмочкой… Обсуждали это… Вернее, я ей озвучил… п-предположения. Ты ведь… Знаешь об этом? Если ты считаешь… Что убийца добрался…  До твоей подружки… ув-верен, что ничтож-жество вроде тебя… В случае чего с ним справится?

Не знаю, обижает ли Орлова мой грубый, но в целом правдивый вопрос. Очевидно да, потому что в его голосе слышится смесь насмешки и возмущения, что на него обычно не очень похоже:

- И кто, по-твоему, справится? Ты, что ли?

Несколько шагов – и я оказываюсь у двери, но с другой её стороны, примерно в метре от колдунишки, и пытаюсь смерить его высокомерным взглядом.

- А что ты так? Если ты д-дашь мне… Пару минут… Чтобы я привел себя в порядок… То я спр-равлюсь… Получше тебя! У меня, между прочим… Опыт есть в поисково-сапса… Спасательных операциях! Я помог ведьмочке… Найти её оборотня!

Лицо Орлова всё ещё расплывается перед глазами, но мне кажется, что он готов закатить глаза и приложить руку ко лбу. Интересно, почему? То сами меня помогать буквально вынуждают, то раздражаются! Какие все-таки непонятные твари эти колдуны и ведьмы!

Я уже думаю, что Орлов откажется от моей непрошенной помощи и придётся искать ведьмочку отдельно от него, самому, но тот изрекает с таким видом, будто сделал мне великое одолжение (кто кому ещё его сделал!):

- Две минуты!

Учитывая, что туалет находится в соседней двери от ординаторской, мне вполне должно хватить столько времени. В конце концов, в малоприятной стороне употребления наркотиков, вернее, в избавлении от употребляемого, у меня тоже есть опыт. Почти бодро, несмотря на предстоящую процедуру, я хлопаю светлой деревянной дверью и берусь за ручку другой, белой и пластиковой. Свободной рукой залезаю в карман халата и проверяю, лежат ли там глазные капли. Наркотик ещё какое-то время может действовать, а если я с узкими зрачками встречу Катю, будет нехорошо. К счастью, маленькая бутылочка покоится там, где надо.

…«А ведь дурачок-Орлов может подумать, что своим вопросом случайно взял меня на слабо», - думаю я, спуская наконец воду в унитазе и направляясь к кранам. Это заставляет меня усмехнуться, несмотря на то, что горло раздирает на части после рвоты.

На самом деле, конечно, всё было не так. Ведьмочке, может, и удалось заставить меня делать то, что я не хотел, но у Орлова бы никогда не прокатило. Мне просто стало интересно, что в итоге произошло с Василисой. К тому же, если она, скажем, ранена убийцей, то чем скорее мы её найдём, тем больше вероятности, что она останется живой и здоровой. Это уже важно для меня – все-таки ведьмочка моя должница. И пусть пока мне ничего не было от неё нужно, глупо разбрасываться должниками. Ведь заранее неизвестно, когда пригодится тот или иной человек.

Покончив с полосканием рта, умывшись и закапав глаза, я возвращаюсь к колдунишке. Очевидно, потратил я больше ста двадцати секунд, потому что того приходится нагонять в коридоре. Благо, в голове всё слегка прояснилось, поэтому я с лёгкостью смог пробежать несколько метров и поравняться с Орловым. Тот взглянул на меня и кивнул, но ничего не сказал.

- Я прямо чувствую дежавю, - подаю голос после нескольких минут молчания. Слова теперь звучат тихо и слабовато, но куда более отчётливо, чем раньше. – Утром рядом со мной точно также шла ведьмочка. Правда, она о чём-то там говорила, - щелкаю пальцами, будто пытаясь найти нужное слово, - а, точно! Об оборотне. И ещё о чём-то… - задумчиво добавляю, внезапно вспомнив, как Василиса отчитала меня за раздавленный в хозблоке стаканчик кофе и резко отшатнулась, стоило немного с ней пофлиртовать. С чего это вдруг такие мысли? Меня обычно отчитывают все подряд, кроме разве что тех девчонок из младшего медперсонала и родственниц пациентов, словечком больше, словечком меньше... Неважно. – Да, кстати, о ведьмочке. Когда ты говорил с ней в последний раз и что она тогда хотела сделать? Это может помочь.

- Где-то полдвенадцатого, - так подготовлено, словно всю жизнь ждал моего вопроса, отрапортовал Орлов. Хотя ничего удивительного – он, может, и дурак, но не настолько, чтобы не задуматься, когда он последний раз видел свою драгоценную «Лисс». – Она была в библиотеке, судя по книге. - «Интересненько, что за книга?», - И собиралась к Герману. Хотела рассказать о Змееве. Я думал позвонить Герману, но… - Орлов выразительно посмотрел на свои наручные часы, - Семь утра. Если верить расписанию, у него сутки, так что сейчас он наверняка отсыпается. Мне кажется, его лучше не трогать, а то подумает, что у нас тут какой-то экстренный вызов.

Я думаю о том, что случай с Василисой – это, конечно, не какой-то тяжёлый вызов, но все-таки экстренная ситуация. Не каждый же день пропадают ведьмочки, которые любят совать нос во всякий криминал! Но, может, Германа действительно лучше не дёргать? Мы два взрослых человека, даром, что один бестолковый, а другой обкуренный. Сами найдём. А дядя пусть спит спокойно, благодаря мне ему это редко удаётся.

Орлов тем временем продолжал – кажется, ему требовалось хоть кому-то выговориться:

- Сегодня вообще ещё с ночи какой-то ужас происходит. Просыпаюсь рано утром – Олеси нет, на телефон не отвечает, - колдунишка протараторил это, не заметив моей ухмылки. Я все думал, спит этот святоша со своей русалочкой или нет. Ответ пришёл сам собой. – Потом пришло сообщение, что у неё всё нормально, и я успокоился. Решил позвонить Лисс, она тоже не отвечает. И она уже ничего не присылала. Я подошёл к её комнате, постучал, она не открыла. У Лисс чуткий сон, даже если бы она спала, проснулась бы и открыла. Я подумал было, что она спит в ординаторской, решил прийти проверить, а тут – ты… - он снова посмотрел на меня, но теперь таким взглядом, будто он был потерявшимся в магазине ребёнком, а я – единственным взрослым, который мог ему помочь. – С чего начнём искать? В библиотеке она уснуть могла?

Перед моими глазами отчётливо представляется образ нашей библиотекарши – почтенной пожилой дамы, которая считала, что её книги – это что-то как минимум святое. Если бы она увидела, что ведьмочка уснула в её великой книжной обители, вышвырнула бы её оттуда за шкирку, как котёнка. Но перед этим разбудила бы, конечно, чтобы прочесть воспитательную лекцию.

- Вряд ли. Она где-то в другом месте. Куда бы ты пошёл, если бы узнал, что твоего пациента убили?

- В СБ МС? – задумчиво предположил Тимофей.

- У отделения СБ МС есть перерыв на завтрак, обед, ужин и полдник, а работают они с десяти утра до шести вечера. Туда просто так не попадёшь, она бы не пошла туда ночью. К тому же, можно позвонить, а не идти. – Теперь пришёл мой черёд задумываться. – Я бы на её месте удостоверился, точно ли отравили умершего и если да, то чем. Тогда она либо в лаборантской, либо в морге. В лаборантской всегда кто-то есть, спать там негде, а постороннего потенциального убийцу заметили бы. К тому же, ведьмочка не очень болтлива, когда дело доходит до незнакомцев, - «Вернее, болтлива, но только в том случае, если прижимает этого самого незнакомца к стеночке, а к горлу приставляет нож». – А лаборанта, насколько мне известно, она не знает. Зато знает ту людоедку из морга, как её там…

- Марину, - подсказал Орлов.

- Её самую. Предлагаю проверить морг.

Вероятно, мои доводы оказались достаточно убедительными, чтобы Орлов согласился.

* * *

Морг находится не очень далеко от основного здания БСМП, но время пути существенно замедляется, поскольку во дворе больницы царит оживление. Семь утра, как никак. Врачи и санитары, у которых смена с восьми, стремятся приехать пораньше, а те, у кого она до восьми, желают пораньше слинять. Тут же суетятся пациенты, большая часть из которых в это время – детишки и студенты из рода магических созданий, желающие откосить от учёбы. Вообще-то работа с мелкими лентяями вне компетенции больницы скорой помощи, но у нас было единственное лечебное заведение в стране для нечисти, поэтому сюда приходили по всем вопросам.

Естественно, с половиной местных аборигенов необходимо здороваться, а ещё некоторой части – объяснять, куда мы идём таким странным дуэтом и вообще что тут делаем, если у нас обоих смена закончилась ещё вечером:

- О, Хоффман! Не сторчался ещё? А куда это вы с Тимофеем идёте?

- Тимофей, привет! А у тебя же смена вроде вчера кончилась, чего пришёл?

- А с каких пор вы общаетесь?

Орлов, судя по выражению лица, явно собирался напомнить всем спрашивающим о незавидной судьбе любопытной Варвары с базара. Я же решил, что святым полезно сохранять репутацию святых, поэтому, обворожительно улыбнувшись – как неудобно, что девчонки, с которыми я успел переспать, на это уже не велись! – отвечал, что Екатерина Алексеевна вызвала нас по срочному делу. Екатерины Алексеевны, которая с грозным видом опровергла бы эту ложь, к счастью, здесь не было.

Самое страшное, впрочем, впереди – парковка. Маленький островок чёрного с грязными некогда светлыми полосками асфальта сейчас заполнили машины и даже парочка мотоциклов. Мне всегда хотелось знать, откуда только берутся деньги на такие штуки у наших отбросов, но суть не в этом. Пройти к моргу можно было исключительно через парковку, а значит, на протяжении долгих пяти минут нам предстояло вдыхать горький запах бензина, слышать отборный мат и, что самое главное, пытаться не попасть под шальные колёса не менее шального водителя. Работали у нас в больнице в основном сомнительные личности и водили, надо сказать, тоже сомнительно.

- Твою ж мать! – выругался Орлов, с ошарашенным видом отскакивая от проехавших мимо подержанных «Жигулей». Машина чудом не отдавила ему ноги, но вместо извинений из опустившегося окна показался средний палец. Из-под рваной чёрной перчатки отчётливо виднелась чешуя на коже и нечто среднее между когтем и копытом вместо ногтевой пластины.

- С дороги! – выкрикнули из другой машины, которая поехала с противоположной стороны, но из-за недостатка места снова в опасной близости от колдунишки. Тот ещё не отошёл от первого наглеца, поэтому я хватаю его за руку и дёргаю на себя.

Орлов с трудом удерживается на ногах, а автомобиль проезжает по тому месту, где в каше талого снега ещё виднеются его следы. Джинсы колдунишки и мои дорогие классические брюки обрызгивает грязной водой.

- Willkommen bei den Hungerspielen («Добро пожаловать на Голодные игры» - нем.), - бросаю я, отпуская его.

- Можно подумать, я понимаю немецкий! – почти выкрикивает с раздражением Орлов, но злится он явно не на меня, а на водителей. Когда он замечает, с какой интонацией говорил, сразу как-то смущается и добавляет еле слышно: - Спасибо.

- Не за что.

Я говорю это, даже не глядя на Орлова, потому что внимательно рассматриваю парковку. В час-пик она действительно превращается в самые что ни на есть Голодные игры, но если проявлять внимательность, можно поймать момент, когда никто не едет, и спокойно проскочить.

Машина, вторая, третья. Мотоцикл. Карета скорой помощи с ночной смены. Свободно.

- Вперёд! – снова дергаю колдунишку за рукав, хотя уже не так сильно. К счастью, тот понимает, чего я от него хочу, а потому мы вместе и с лёгкостью пересекаем парковку.

Когда мы оказываемся у дверей стоящего на другой стороне морга, у меня появляется чувство, что я только что пережил смертельно опасное испытание. Впрочем, переходить наполненное машинами место сразу после искусственно вызванной тошноты и наркотического кайфа, наверное, действительно всё равно что занять место Китнисс Эвердин и победить.

* * *

- Я, конечно, понимаю, морг и всё такое, но они что, холодильник не закрыли? Чем так воняет? – морщусь я, когда мы с Орловым наконец заходим в маленький прохладный коридорчик.

Вонь действительно стоит неописуемая. Именно неописуемая, даже сравнить не с чем. Разве что… Помню, одна девчонка после пары ночей со мной забыла у меня дома пакетик с использованными средствами гигиены, а я сразу не заметил. Вот там через несколько часов после её ухода тоже запашок остался ещё тот, но он, хоть и напоминал нынешний, в сравнении с ним казался ароматом дорогих духов.

Орлов не отвечает на мой вопрос, и когда я поворачиваюсь взглянуть на него, аж сердце сжимается: лицо колдунишки белое и перекошенное, а рот зажат ладонью.

- Я… знаю… этот запах, - запинающимся сдавленным голосом произносит он через пару минут борьбы с собой. Судя по тону, мой коллега явно в ужасе. – Это… Старая кровь.

Ещё минуты полторы, не меньше, уходит на то, чтобы до меня в полной мере дошло: Орлов в ужасе не только из-за того, что не переносит вид и запах крови, словно сказочный вампир. Он просто кое-что понял.

Из трупов обычно ничего не вытекает. Вполне себе живая Василиса пропала, и в теории может находиться здесь, в морге. Следовательно…

Я бросаюсь вперёд по коридору и по звуку шагов слышу, что колдунишка, спохватившись, тоже бежит за мной. Чуть более хорошее, чем у человека, обоняние, позволяет определить направление запаха. Потому я с лёгкостью угадываю путь, хотя в морге гость нечастый. Бежать оказывается не так далеко, и уже скоро я, заскользив по гладкой плитке, останавливаюсь у открытого кабинета. А потом снова бегу – уже в него, потому что тому, кто там находился, явно требовалась помощь.

Весь кабинет оказался залит кровью. Алая жидкость, что позволяет биться сердцам большинства живых существ, уже давно потеряла первоначальный цвет, сменив его на ржавый или коричневый. Очевидно, крови было слишком много, поэтому часть засохла, а другая начала разлагаться, став источником мерзкого запаха. Больше всего красных луж было возле женщины, полулежащей на компьютерном столе. Они, впрочем, не мешали заметить уже начавшие появляться трупные пятна и иссиня-белый цвет кожи – верный признак того, что она мертва.

По светлым волосам я определил, что тело принадлежало Марине Исаевой, одной из наших патологоанатомов и подруге ведьмочки. Я знал её по имени и в лицо, но не лично, и бросился в кабинет вовсе не из-за неё. На полу, у ног Марины, лежал другой человек. И за него, а точнее неё, я беспокоился гораздо сильнее.

- Василиса! – окликнул ведьмочку, разворачивая её боком – она лежала лицом вниз, прямо в луже крови. Пульс на её горле слабо, но прощупывался, и это значило, что ей чертовски повезло – упасть в нечто жидкое и не задохнуться надо ещё уметь.

- Лисс… - тяжело дыша, Орлов опустился на пол рядом со мной и Василисой. На долю секунды он перевёл взгляд на труп и, конечно, тоже узнал, чей он.

- Марина…

Заглянув в глаза колдунишки, я заметил, что они наполнены паникой. Ну отлично – бедный, несчастный, ни в чем не повинный наркоман вынужден что-то делать с ведьмой без сознания, колдуном в шоке и мёртвым албысом. Компания в самый раз для морга в семь утра. Хотя, наверное, уже полвосьмого.

В конце концов я решаю, что приоритетнее всего помочь Василисе, потому что она жива в отличие от Марины и ранена физически в отличие от Орлова. Поэтому, закрыв глаза на весь остальной мир, стараюсь максимально осторожно осмотреть её, чтобы понять, в чем причина обморока и где именно у неё рана. Это занимает довольно долгое время: руки-ноги оказываются не сломаны, халат цел и относительно чист, а значит, по туловищу её вряд ли ударили, по крайней мере каким-то оружием или магией.

- Хоффман, взгляни! – зовёт меня Орлов, когда я заканчиваю ощупывать левую ногу Василисы.

Обернувшись, понимаю, что, пожалуй, слишком плохо думаю о колдунишке. Мне казалось, что он в ужасе и ни на что не годится, а тот просто не мешался мне с осмотром ведьмочки, но в это время осматривался. И не зря. Отвлекшись от Василисы, я вижу, что Орлов, стянув с принтера на компьютерном столе лист бумаги, чтобы не оставлять ненужных улик, держит через неё огромный деревянный брус. Судя по тому, что он был чистым, брус не использовался для убийства Марины. Колдунишка говорит почти синхронно с моими мыслями:

- Боюсь, им могли ударить… Лисс.

- Возможно, - киваю я и снова перевожу взгляд на ведьмочку. Кости не сломаны, значит, её не били по телу достаточно сильно, чтобы она могла потерять сознание. Голова? От такой штуки почти будет как минимум сотрясение мозга, а при меньшем везении – более тяжёлая черепно-мозговая травма. Как следствие, потеря сознания. А учитывая, что она явно долго не спала, обморок мог перейти в очень крепкий сон. Такой, что она не проснётся, пока организм не получит своё. Или в кому, если рана хуже, чем хотелось бы.

Я всегда был человеком очень циничным, и даже сейчас вполне мог бы пошутить о схожести Василисы с какой-нибудь Белоснежкой, тем более что её бледная кожа и чёрные волосы были очень даже в тему, а я совсем недавно отошёл от наркотиков, под которыми даже несмешные вещи казались удивительно забавными и любопытными. Но я не шутил, не иронизировал привычно. Наверное, во мне проснулся врач – уже выработалась привычка помогать всем, кто выглядел, как страждущий. Вот и сейчас с самым сосредоточенным видом протягиваю к Орлову руку ладонью вверх и деловито, кратко требую:

- Фонарик.

- Зрачки? – также кратко уточняет колдунишка, на удивление быстро вытаскивая из джинсов смартфон и включая нужное приложение.

- Да.

Забрав смартфон у Орлова, я наклоняюсь к Василисе. Так близко, что могу разглядеть каждую засохшую капельку крови на её лице. В этот момент обращаю внимание, что у Василисы шла кровь носом – над губой капли были ещё красные, свежее, чем те, что испачкали её кожу, когда она упала на пол. Рука так и тянется вытереть её лицо, но я потянулся к ней не за этим. Невольно вспомнив старый фильм «Вий», я приподнимаю пальцем веко над её левым глазом.

За непродолжительное время знакомства с Василисой я видел разный взгляд её светло-серых глаз – весёлый, строгий, злой. Теперь же она смотрела на меня из-под искусственно поднятого века абсолютно неестественно и пусто. Это отчего-то пугало, хотя ведьмочка – не первая и наверняка не последняя, кого я проверяю в бессознательном состоянии на наличие сотрясения мозга.

Под светом фонарика обычная по цвету радужка становится восхитительно красивой – переливается разными оттенками серого и даже голубого. Она словно океан в пасмурную погоду, когда он перестаёт быть синим из-за разбушевавшейся стихии, но оттого не прекращает являть собой прекрасную и опасную картину природы. Зрачок же Василисы напоминает корабль, случайно попавший в этот серо-голубой шторм: такой же маленький и чёрный. Слишком маленький и чёрный, способный легко потеряться в радужке. И это было бы вполне нормальной реакцией глаза даже у здорового человека – только вот, когда я выключаю фонарик, зрачок остаётся таким же, а не расширяется, как должен был. Верный признак сотрясения мозга. Как минимум сотрясения.

- Плохо дело, - тихо констатирует факт притаившийся позади Орлов. Мне не нужно видеть его, чтобы почувствовать, как он качает головой. -  Нужно… Не знаю, вызвать санитаров и отвезти Лисс на МРТ. Палка была большой, мало ли, вдруг у неё тяжёлая травма. Аневризма³ там…

- У всех нормальных людей сейчас пересменка, - возражаю я, протягивая ставший ненужным телефон Орлову. – Учитывая, что ведьмочка не разваливается на части, как её вчерашний оборотень, ни санитаров, ни рентгенолога для неё в ближайший час ты не найдешь. Так что пока единственное, чем мы можем ей помочь, это последовать правилу панкреатита – дать ей голод, холод и покой. Короче, отнести её отсюда, что-то приложить к голове и молиться богам, чтобы она очнулась. При ухудшении состояния попозже отправим её на МРТ. И не забываем про… - я обернулся в сторону мёртвой Марины. – Пусть Герман разберётся, что  тут за чертовщина происходит. Один человек должен остаться, позвонить ему и подождать его. А второй займётся Василисой. Первым человеком будешь ты.

Орлов посмотрел на меня с удивлением, даже с возмущением.

- Почему!? Лучше я отнесу Лисс.

Я снисходительно вздыхаю. Ведьмочка так дорога этому пареньку, что он не понимает простых вещей.

- Посмотри на меня, Орлов, - указываю пальцем на своё лицо. Слишком хорошо знаю, как оно выглядит после наркотиков: мешки под глазами, покрасневшие белки, потрескавшиеся губы. – Я больше похож на человека, которому жмурик привиделся в галлюцинации, чем на того, кто на самом деле мог обнаружить его. Герман мне не поверит и просто отправит проспаться.

Не дожидаясь ответа от Орлова и этим как бы показывая, что возражения не принимаются, я обхватываю Василису за талию и под коленями и отрываю её от земли. Колдунишка долгие несколько минут сверлит меня своими зелёными глазами, но, видимо, убедившись, что я не собираюсь ронять его драгоценную «Лисс» на пол, отводит взгляд и отходит. Кажется, чтобы лучше рассмотреть место преступления.

Василиса кажется мне очень лёгкой. Даже слишком. Интересно, сколько она весит – сорок килограмм? Сорок пять? Точно не больше пятидесяти, что при её росте не особенно нормально. Поскольку одна из моих рук касается её спины, даже через халат и рубашку я ощущаю кости рёбер и позвоночника. О ведьмочку, кажется, можно порезаться, причём в самом прямом смысле, и мне это не нравится. Конечно, только из-за того, что я думаю, как неприятно будет тащить её до основного здания БСМП.

- Это тоже запишем в счёт твоего долга, - тихо сообщаю Василисе, прекрасно понимая, что она меня не услышит. Может, на какое-то время во мне проснулся врач, но не стоит забывать, почему я выблевал дорогущие наркотики и пришёл сюда. Потому что она моя должница.

В морге, увы, тихо, как могиле – метафора так себе, зато правдивая. И Орлов слышит мой шёпот.

- Что ты там говоришь ей? – он тут же сует свой любопытный нос, куда не надо.

Говорила ли Василиса своему верному дружку о нашем вчерашнем приключении с лекарством для тёти? Порой создаётся впечатление, что эти двое докладывают друг другу всё, но все-таки я не был уверен. Когда мы все втроём столкнулись в кладовке и Орлов проболтался о смерти Змеева, ведьмочка говорила достаточно загадочно. Поэтому я решаю не рисковать и говорю то, о чем думал чуть раньше:

- Лёгкая она, говорю. Как пушинка. Пушинка, - вдруг повторяю, будто пробуя на вкус это слово. И в голову приходит очередная гениальная мысль: – Ей бы пошло такое прозвище.

Орлов и прежде, кажется, был не особенно доволен тем, как я распределил наши обязанности, а теперь и вовсе попытался прожечь меня взглядом. Просверлить у него так и не получилось, остаётся надеяться, что даром прожигать глазами, как у сказочного василиска, он тоже не обладает.

- Знаешь что, Хоффман? – в обычно неуверенном голосе колдунишки теперь отчётливо звучит твёрдость и холодок. - Давай лучше я её отнесу. По-моему, ты протрезвел не до конца.

«Он что, принял мои слова за комплимент? Дурачок. И что, неужели ревнует? Ну, это уже жадность, любить двух девчонок одновременно».

- Ты так считаешь, потому что я говорю о твоей ведьмочке? – спрашиваю я вслух и тут же решаю проверить свою догадку. Пока Василиса у меня на руках, а пересменка не закончилась, ей не грозит ни убийца, ни медицинская помощь, поэтому вполне можно удовлетворить любопытство. - А что в этом такого? Может, она мне… Интересна. – я не люблю лгать совсем уж в глаза, поэтому употребляю, в общем, правдивое слово. Ведьмочка действительно мне интересна. Дальше, правда, приходится уже наврать… Или не совсем. Насчёт этого я уже два месяца не могу определиться: - А что? Я бы, пожалуй, с ней переспал.

Судя по всему, Орлов действительно тот самый жадюга, который морочит голову сразу двум девушкам, а сам ленится определиться. Потому что после моих слов происходит совсем уж немыслимое: тихоня Орлов, который, осматривая место преступления, снова взял в руки деревяшку, на сей раз по глупости просто руками, с силой сжимает её в руках. Воздух вокруг нас начинает ощутимо искриться от магии – это при том, что колдунишка слаб в магическом смысле. Проходит несколько секунд, и один из многочисленных деревянных шкафов, что выстроились в ряд за моей спиной, начинает пошатываться. Выглядит это так, словно стереотипный призрак готического особняка из средненького фильма ужасов вздумал пошалить. То есть абсолютно нестрашно.

Я усмехаюсь и приподнимаю ведьмочку чуть выше:

- Поосторожнее, я всё ещё держу твою подругу на руках.

- Куда ты хочешь её отнести? – будто не слыша моих слов, спрашивает Орлов. Его лицо и интонации можно читать как открытую книгу, и сейчас я понимаю, что, кажется, ошибся.

Нет, это не от ревности. Он не так понял моё замечание насчёт «переспать», совсем не так. Даже обидно. Я, может, наркоман, алкоголик и разбиватель сердец, но не настолько конченный человек!

- Ты так плохо обо мне думаешь, да? – совершенно искренне оскорбляюсь. - Я не буду ничего делать без её согласия, тем более, когда она без сознания. Это как-то, знаешь ли… Неинтересно. – А ещё подло и низко, даже для меня. Я многое мерю по себе. У меня не так много знакомых женщин, но я бы не хотел, чтобы какой-то козёл схватил где-нибудь ту же Катю, и…

Орлов снова меня не слышит. И явно не из-за резко испортившегося слуха.

- Куда. Ты. Ее. Несёшь. – повторяет он, обходя меня и преграждая путь к двери.

- Боже, Орлов, я же сказал: правило панкреатита. Голод, холод и покой. Так что я отнесу её в ординаторскую. Бедняжка-Василиса с сотрясением мозга имеет право хотя бы на диванчик в зоне отдыха? Ты её туда всё равно не дотащишь, ты еле сумки с продуктами до общаги доносишь. – пытаюсь я добавить для убедительности ещё один аргумент. - Можно я пройду?

Не знаю, что такого было в моих словах, но колдунишка все-таки соизволил освободить проход.

- Можно, - холодновато кивнул он при этом, всё ещё не сводя с меня взгляда. - Но перед этим… Мне хочется кое-что сказать. Я слабый колдун, и многие считают меня слабым по характеру. Но если я узнаю, что кто-то пытается хоть пальцем коснуться тех, кто мне дорог, я буду вынужден вспомнить кое-что из своего прошлого. Знаешь, что может сделать поселенческий колдун, если находит того, кто обидел его младшую сестру? – в его голосе зазвучали отчётливые нотки угрозы. – Если нет, то лучше тебе никогда не узнавать.

Что ж, это было пострашнее, чем трясущийся шкаф. Если бы у меня были какие-то нехорошие желания, связанные с Василисой, я бы, пожалуй, мог испугаться. Но поскольку ничего подобного я делать не собирался, то лишь бросил:

- Прибереги свою ярость для убийцы, - и вышел из кабинета.

__________________

1. Ирий - аналог рая у славянских язычников. Поскольку религия магический созданий напоминает славянское язычество, название рая у них то же, что и было когда-то славян.

2. Пьеро - персонаж из произведения Алексея Толстого «Приключения Буратино», а также из снятых по сказке фильмов и мультфильмов. Пьеро отличался грустным выражением лица.

3. Аневризма - выпячивание стенки кровеносного сосуда артерии, которое возникает в месте ее ослабления. Опасна тем, что в некоторых случаях может разорваться, тогда произойдёт кровоизлияние, и человек умрёт от внутреннего кровотечения. Причины появления разные, в том числе черепно-мозговая травма.