Я молода, мои длинные рыжеватые кудри струятся по плечам. Я бегу навстречу к тебе, но ты так и не увидишь меня. Срываюсь и падаю в воду с обрыва, она полностью захлёстывает, волосы окутывают шею, словно верёвки, а я думаю о кленовом парке, о площадке со скрипучими качелями, где нам когда-то было хорошо.
Я всё ещё молода, но не способна передвигаться, теряю равновесие от каждого шага и чувствую, что кровь замедляет бег по сосудам. Я лежу на полу твоей квартиры, мои волосы рассыпались по полу, словно порванные проказливым ребёнком жемчужные бусы. Ты держишь мою руку, которая уже едва ощущает твои прикосновения, и потому я прошу тебя не замолкать. Да, я умираю, но ты не знаешь.
(— Запись из дневника Даши.)

***
Два месяца счастья незаметно пролетели. Май сменял дождливый апрель, наступал на пятки, срывал кожанки с плеч. Пускай светит тёплое солнце, мне ужасно холодно. Зима была теплее. Ольховые серёжки сыпались с деревьев на серый асфальт, плавали в лужах как корабли в бескрайних водах океана.

Подул свирепый предгрозовой ветер. Стальные тучи нависли над оживающей Москвой. Накинула кожанку на плечи. Меня весь день странно морозит. Крупные капли дождя затарабанили по асфальту.

Саша обещал меня встретить после пересдачи.

Дождь усилился. Мои рыжие кудри в считанные минуты превратились в непонятную разваренную лапшу.

Сзади глаза кто-то неожиданно закрыл руками.

— Саш, тебя одеколон спалил, ха-ха. Я на пять сдала!

Поздравив, закружил.
К горлу подкатила тошнота.

Кредит на счастье не одобрен.

***
Опираясь на скользкую от брызгов воды раковину, наблюдала за россыпью фонтана алых капель — горячих, стекающих с пульсируещей ладони вперемешку со слюной. Страх ядовитой стрелой впился в мозг. Воздух, неспособный найти выхода, начал комковаться в лёгких. На зеркале, запотевшем от горячего пара, красовалось моё перепуганное лицо. Постаралась выровнять дыхание. Внизу, под горячими ступнями, — ледяной кафельный пол — мой единственный друг в данной ситуации, на который заставили упасть подкосившиеся колени.

Паническая атака нежданно начала стучать по глазным яблокам чёрной сеткой, по стенкам лёгких, бить приливом бушующей крови к черепу. Снова приступ кашля, следовательно, — очередное подтверждение моих опасений. Страх накрыл новой волной, а слёзы хлынули из глаз — таких добрых, искренних, с полопавшимися капиллярчиками. Обхватила плечи мокрыми ладонями.

В зале хлопнула дверь.

— Хай, Даня! — при моем вялом взгляде с лица парня слетела улыбка. — Чего такая понурая?

Не разуваясь, прошёл в ванную, в последние полчаса ставшую мне укрытием. На кухне тихо тикали часы.

— Саша... Помнишь, когда мы впервые познакомились?

— Хах, это когда ты окунула меня лицом в торт Алиски? Забудешь такое. К чему вспомнила?

— Просто так... А если я тебе кое-что расскажу, ты обещаешь молчать и никому не говорить?

— Даже бомжу Василичу с соседнего подъезда?

Усмешка — такая родная, въевшаяся в память, щекочущая глаз, появилась на его лице.

— Ты хоть когда-нибудь можешь быть серьёзным?

— Говори уже. Что за секреты такие?

Я молчала — я боялась его реакции, его безэмоционального искажения лица, которое могу счесть за настоящее. Пальцы ног онемели. Тело била безумная дрожь — то ли от резко подскочившей температуры, то ли от нервоза. Кора головного мозга вздулась из-за навалившейся лавины мыслей. Пальцы рук, по ощущениям, превратились в сосульки, хотя было довольно жарко. Кожа под ногтями рук побледнела, страх чувствовался в каждом неровном вздохе. Спину свело, но я никак не обратила на это внимание. Главное — его лицо.

По-прежнему молчала. Смелости открыть пересохшие губы нет.

Безмолвно уронила свою отяжелевшую мыслями голову блондину на плечо, что осмелилась сделать, наверное, только в далёком сне.

Но он всего лишь встал — молча, быстро, так, что подошва захрустела.

— Ты куда?...

Его фигура так быстро растворилась, что я не успела запомнить эту цитрусовую отдушку одеколона, тянущуюся будто нить. Только постоянные вдохи —  пыталась снова уловить слизистой носа этот аромат, точнее, хотя бы его след, но безрезультатно. Нос заложило.

— Ты что будешь: кофе или чай? — донеслось с кухни.

Облегчённо втянула носом воздух. Усмехнулась сама себе и натянула сползший носок на пятку.

— Чай!

Щелчок электрического чайника. Звук разъярённой бурлящей воды, льющейся в чашку.

— Держи, — протянул венозной рукой чашку зелёного чая с мелиссой.

«М-м-м, всё как я люблю. Он помнит...С тремя ложками сахара.»

Мельком глянула на другую руку. И как всегда — кофе. Только жаль, что покупной. Засмотрелась на рисунок чашки. Мельком глянула на его другую руку. И как всегда - кофе. Молчание слишком затянулось. Им легко было порезаться. Оно - острее, чем скальпель, чернее, чем глубины Марианской впадины, длиннее, чем мириады звёзды.

Снова беспрерывный кашель. Мне пришлось без замедления отставить чашку с остывающим напитком и кинуться к раковине. По ладони вновь медленно потекло тёмно-алое пятно.

Быстро обменялась взглядами с голубоглазым. На его лице было всё написано. Он впился зубами в прозрачную кружку из чёрного стекла так, что послышался характерный скрежет. Дыхание участилось.

- Ты... - хрипло прошептала и осеклась на полуслове, не осмелившись озвучить режущие мысли вслух.

Покачал головой, отставив кружку:

- Нет... Молчи...

К горлу подкатил ком, который вылетал предательскими предплакливыми звуками.

- Саша...

- Боже, Даша, ты же...

Правда, медленно изворачиваясь, словно змея, вылазила наружу, разрывала швы прошлого. Зловонной горечью сплела кокон на языке.

- Я не хочу... Не хочу заново напороться на скалы, не хочу тонуть. Ты поможешь мне?

И я зарыдала - навзрыд, глотая каменистую обиду на весь мир, по ощущениям, как кисло-горький димедрол. Хаотично начала выводить на запотевшем стекле замысловатые узоры скукоженными подушечками пальцев.

- Иди сюда.

Подняла взгляд полный глянцевой жидкости. Мы смотрели друг на друга с грустью в глазах, будто общаясь ментально. Утёрла слёзы рукавом шоколадной толстовки, и, шмурыгая носом с еле заметными веснушками, подползла к парню. Горячая соль, беспрерывно льющаяся из миндалевидных глаз, обжигала грубую корку, образовавшуюся на губах.

Это был тяжёлый разговор. А после него мы включили телевизор и нежились в объятиях друг друга, пока наш покой не потревожил приход остальных. И нам с сожалением пришлось разорвать наши сцепленные вместе пальцы.

***
Дни пролетали быстро. Слишком быстро. За окном все просыпалось. Листья деревьев переливались разными оттенками изумудного.

Вторая кружка чая, которую Саша мне заварил, не лезла.

— Ха! Выиграл!

Сдавленно уыбнулась.

— Блин, вот ты, конечно, сволочь, Сашечка. Контроллеры поменял. У меня разряженный.

— Нет, можешь проверить, — протянул мне зарядное устройство.

— Ладно-ладно, — маленькая лампочка загорелась красным. Мой.

Обессиленно упала на пол. Волосы рассыпались по пушистому ковру в американском стиле. Попадая к Саше в квартиру, сразу можно понять, что он фанат американских фильмов. Его комната — портал в комнату американского тинейджера. Лампы-кактусы на подоконнике, висящая на терракотовой стене гитара, панно и постеры рок-звёзд над кроватью, тёмно-синее кресло-мешок, любимый чёрный ковролин, который далее стал расстелен по всей квартире. Даже не помню, когда последний раз заглядывала туда.

Саша, поднявшись, бросил шутку из детства. Я засмеялась. Засыпал зёрна в кофемашину и начал что-то лепетать.

От паники внутри все сжалось и затряслось.

— Саш.. Встать помоги.

Тот вопросительно приподнял одну бровь, так и продолжая стоять возле стойки. Бросила на Сашу бессильный умоляющий взгляд.

— Саша.

Наконец-то сообразив, в чём причина, он подбежал ко мне. Не в силах встать на не слушающиеся ноги, вновь схватилась за его руку. Коленки задрожали. В кончиках глаз скопилась соль.

— Эй, ты чего? — присел на корточки рядом, ободряюще приобнимая. — Давай ещё раз, — крепко сцепили руки.

Бурлящая кровь побежала по венам, хлынула к подкосившимся коленям.

Усадил на диван.

Это конец.

***

— Ха-ха, да-да, конечно!

— Да так и было, а ты не веришь?

Сегодня все в хорошем расположении духа: шутят, смеются, улыбаются. Только мне одной неспокойно. И небу, что взволнованно смотрит на меня своей преддождевой серотой, навеивая грустным свистом ветра ещё большую смуту.

***

— Отстань, Миш!

Неутихаемый говор и смех студентов в коридоре давил на виски. По коже яростно пробежали мурашки.

— Лис, пожалуйста, закрой окно, а. Холодно.

Головная боль не успокаивается с самого утра.

— Э-эм, оно закрыто.

Быстро оглянулась, почувствовав небольшое головокружение. Сзади сидели Вероника и Миша с зависающим в телефоне Сашей.

О поверхность парты что-то глухо стукнуло.
Кап-кап.

— Боже, Даша! — протянула мне салфетку.

Чёрт, опять.

— Спасибо.

В горле запершило. Я закашлялась. В лёгких неприятно жгло.

— Дохлячка! — донеслось сзади.

— Заткнись! — хрипло отозвалась я, кинув в однокурсника пеналом.

Перед глазами внезапно всё поплыло, словно превращаясь в зыбучий песок. Парта будто покосилась. Лицо взволнованной брюнетки исказилось.

— Даш, может, дать новую? — подруга потянулась за чёрным кожаным рюкзаком. — Держи.

Мир помутнел. Закашлялась. Сердце заколотилось так быстро, что перебивало дыхание. Лёгкие превратились в ненужную груду металла, не способную нормально функционировать.

— Даш...

Звонок расплывчатым эхом отдался в ушной раковине. На джинсы капнула тёплая жидкость — салфетка до нитки впитала вязкую кровь и уже пачкала руки. В горло как будто запихали кучу ваты. Всё вокруг замерло, по щелчку чьих-то мерзких пальцев превратилось в замедленную съёмку.

— Воробьёва, всё в порядке? — Саша остановился около нас прежде, чем сесть на своё место. Но понять это я смогла только по аромату его одеколона и сжимающей плечо ладони — зрение до сих пор барахлило как старый блок питания компьютера. Приглушённо слышу щелчки его пальцев.

Еле выговариваю заплетающимся языком:

— Да.

Воздуха стало категорически не хватать. Чёрная пелена начала беспросветно застилать глаза. Кашлять уже не было сил. Подняться на ноги никак не выходило, словно вместо них были тяжеленные неприжившиеся протезы. Оцепенела. Голова трещит. Закрыла глаза в надежде, что, открыв их снова, зрение нормализуется.
Но нет.
Веки предательски отяжелели и склеились.
Звон в ушах медленно сменяется тишиной.

Сегодня меня решила набрать сама Смерть и сообщить, что отныне моя счастливая жизнь закончилась.