«Влюбляйтесь в тех, кто умеет ценить мелочи жизни. Такие как синеву океана, спокойствие ясного неба или поход в магазин в час ночи. Влюбляйтесь в тех, кто умеет из совершенно простых вещей сделать нечто важное.»

***

- Блин, у меня не выходит, - выкинул неудачно засахаренную деревянную палочку в мусорный пакет и, насупившись, сел на соседний стул, тем самым уступая место рыжей.

- Не верю! Ты же даже не стараешься, так неправильно! Смотри, как надо, - заняла своё коронное место на стуле. Насыпала немного сахара. Взяла одну палочку. Опустила и аккуратно начала водить по краям аппарата для сахарной ваты.

За окном полил проливной дождь, злобно тарабаня по крышам, словно желая, чтобы его впустили. Мимо окон, на ходу цепляясь своими цветастыми зонтами, пробегали прохожие, наверное, успев обмочить ноги в ещё весенней обуви, совсем неподходящей для этого времени года. Осень очень коварна.

- Верить - странное слово. Ведь если по-настоящему веришь, нет нужды говорить: «Я тебе верю». Это как верить в существование воздуха, - открыл ящик в поисках салфеток.

Задумчиво поелозила палочкой:

- Выходит, верить можно, только солгав? - подняла готовое сахарное изделие: - Во-оу, смотри, какая большая получилась! - оторвала кусок и протянула другу.

Мальчик принял угощение, сделав из него усы. Смехом голубоглазой заполнилась вся кухня.

- Я вовсе не говорю, что верить, значит обязательно лгать. Вера дарит надежду, когда ты искренне хочешь верить, - наконец отыскав рулон тряпочных салфеток, закрыл ящик.

Странный разговор.
Липкие подушечки пальцев склеились. Сладкие кристаллики, не до конца растворившись, немного скрипели на зубах.

Облизнула пальцы:

- Держи, я что-то больше не хочу.

- Да ладно? А ещё вчера, в парке, у меня две выпрашивала.

***

На втоптанном в асфальт снеге, проваливаясь, бегали голуби. Этот февраль выдался совсем бесснежный. Это первые осадки, и то тают. С кривых веток деревьев комками падал последний полурастаявший снег. Сбитые джинсовые кеды хрустели из-за забитой ребристой подошвы городской пылью с мелкими камешками и песком. Солнечные лучи пагубно действуют на белоснежный покров, который уже к вечеру превратиться в жалкую проточную воду. Несмотря на снежные покрывала на крышах, мне было так тепло, а теперь зима, уходя, забирает его с собой. Сигналы светофоров сменяли цвета под крик белокрылых чаек и гудки спешащих машин, постукивание каблуков. С крыш срывались сосульки, разбиваясь и звеня об стёртый потресканный асфальт. Лицо горело.

Вероника что-то увлечённо рассказывала парню, невпопад жестикулировала. Края его воротника кожаной куртки качались в такт с моими развязывающимися шнурками.
Сегодня утром мне удалось упросить Сашу надеть кожанку. До ужаса обожаю, как он в ней обоятельно выглядит.

- Чи-из! - повернула кудрявую голову в сторону звука, и с досадой поняла, что всего несколько секунд назад была сфоткана. Насупившись, сунула обёртку от батончика в карман куртки. Облизнула обветренные губы, наверняка запачканные шоколадом. Подушечки пальцев по-прежнему оставались раздражающе липкими, оставляя на голом без чехла корпусе и экране телефона жирные отпечатки.

- Ну, Кама-а! - зашипела на сестру, обходя Сашу и брата, чтобы добраться до этой чертовки. Терпеть не могу, когда меня фоткают исподтишка.

Резво спрятала телефон:

- Миш, держи её! Я ещё жить хочу! - вымолвила она и пустилась бежать.

Талию крепко, но любя обхватили братские руки. Показала язык обернувшейся сестре и обиженно выпячила нижнюю губу. Макушку обожёг горячий поцелуй. Хитро улыбнувшись, начала щекотать ничего не ожидающего Мишу.

Тот, хохотая, скрутил мои руки. Защекотал одной рукой.

Что-то белое неприятно прилетело в шею, провалилось прямо под ткань тёмно-вишнёвого свитера. Взвизгнула и дёрнулась. Брат стряхивал с каштановых волос снег. Синхронно повернули свои похожие как две капли воды лица.
Саша.

- Воронцов!

Тот лишь поднял две руки, мол, сдаюсь.
Его мутно-зелёная шапочка сползла. А вдруг выросшая чёлка спала на бок. Подошва белых форсов замаралась грязью.

И именно этому парню с дурацкой улыбкой я когда-то тайно подарила своё сердце.

***

На подоконнике, за ржавой решёткой, привлекая внимание, запрыгала парочка голодных воробьёв, активно крутящих миниатюрными головками. Гул молодёжи в коридорах глушил всё наше с Воронцовым беззаботное пение. Вся оставшаяся в аудитории часть одногруппников смотрела на нас как на умалишённых, к чему мы, в принципе, вполне привыкли.

Веселье продолжалось недолго - беспроводные белые наушники сели.

Протянул мне левый наушник:

- Давно не слышал, что у тебя в плейлисте, - я усмехнулась.
Случайное прикосновение его горячих пальцев до моих костяшек вызвало волну мурашек. Не подавая вида, засунула белую коробку в фиолетовом силиконовом чехле в боковой карман рюкзака.

***
У вас одно новое сообщение от контакта Ворон.

Ворон: Воробьёва-а, куда ты пропала? Решила утопиться в толчке? Тебе помочь?

Пудель: Подождёшь!

Ворон: Быстрее!

Несменяемые с каждыми прыжками пыльные лестничные пролёты, казалось, уже не закончатся. По всему подъезду разнеслись различные запахи, отчего пустой желудок скрутило: жареным луком, свежеиспечённым тестом, пропитанным малиновым вареньем, печёной картошкой.

Характерный писк тяжёлых бронированных дверей:

- О, а вот и наша потеряшка!

- У тебя зубы как ногти растут? Выбить? Нет? Тогда заткнись, бесишь!

- Так ты не бесись, в чём проблема, золотце? - широко улыбнулся во все свои тридцать два зуба, потискав за щёку.

В свете лучей блеснули брекеты.
Машинально провела языком по железкам на своих жёлтых зубах:

«Как я его понимаю.. Ужас просто.»

Майское солнце опаляло бледную кожу. В беседке, возле ржавой детской площадки, сидела баба Нюра - сплетница всего двора. Рядом с ней всегда образуются кучки таких же седых пенсионерок в цветочных юбках, которые, по их словам, достались ещё от прабабушек.

«Боже, помилуй, мимо неё лучше вообще не проходить.»

Порыв ветра вздувал пару футболок на спинах пузырём. Ладони вспотели.

- Са-аш, - резкое мяуканье заставило опустить взгляд: - Это кто у тебя? У Вали, насколько помню, Том пожирнее был, вроде.

- Да я его нашёл. Потом в приют отнесу.

После того, как его мама выгнала Челси, он уже вряд ли заведёт пушистого питомца.

- А, ясно.

***

- Саша, а-ха-хах, отдай! Это моё мороженое!

Блондин с упоением поедал мою сладость, после чего над губами оставались липкие белые усы.

Щёлк!

- Эй! Камеру убери!

Одним взмахом по экрану закинула фото в облако.

«Потом выложу.»

Голубоглазый продолжил спокойно шагать впереди, и отправил огрызок от вафельного стаканчика в рот, облизнув пальцы. В груди почему-то что-то трепетно забилось, запархало.
Что это?

Послышалось пение:

- Темноты боятся скелеты в шкафу. Рвётся от нагрузки всемирная сеть. Нам двоим достался один парашют, значит прыгнем вместе и будем лететь.

Развернулся и пропел почти шёпотом:

- Ты так прекрасна, моя любовь.

***

На холодную плитку капнула вязкая жидкость.

Дрожь била коленки.
Зашипела вода.

«Боже, когда же это прекратится?»

***
Рыжая девочка с редкими веснушками на носу пряталась под свежевыкрашенной деревянной горкой, уткнувшись лицом в побитые коленки. Детские радостные визги глушили одинокий плач. Тонкой механической мелодией скрипели петли качель, будто те старались подбодрить. Сверху послышался чей-то топот.

- Валите! - железо отбило крик.

- Чего ты опять ревёшь, Воробьёва? - светловолосая голова парнишки, запыханного от нового шумного дворового тайма, показалась сверху.

- Хочется! Я бы на тебя посмотрела, если бы ты два раза подряд гол не забил.

Обиднее всего было из-за обзывательств ребят.

- Ой, ну подумаешь не забила, Даня! Слова этих малявок никак не должны влиять на тебя. Ты вообще молодец, знаешь ли! Я в первый раз только лодыжку вывихнул, а потом две недели валялся как инвалид.

Девочка засмеялась.

- Хочешь докажу, что ты лучше?

- Пф, ну попробуй.

- Повтори, - блондин свернул язык в трубочку, - так могут только избранные.

- Я не смогу.

- Даня, ты ведь даже не попробовала!

- Ладно.

Повторила за голубоглазым.

- Во-от!

- Ураа-а-а-а, получилось! - подпрыгнула, ударившись об платформу горки. - Ой, а-ха-ха-ха!

В душе не стихала благодарность.

«От него пахнет солнцем.»

***
Руки тряслись. Распалнную кожу холодил прохладный ламинат.

Неудачница. Тормоз.

Щёки щипало. Плечи вздымались от всхлипов.

Дверь распахнулась.

- О, вот и нашёл я тебя, старую плаксу! - Сашин голос не спутаешь ни с кем.

- Это женский туалет вообще-то, даун.

Присел рядом на корточки. Потрепал по голове.

- Ну чего тебя опять понесло, Даня?

Резко подняла голову. Даня? Как давно я не слышала это слово.

- Ничего меня не понесло. Просто мне кажется, я плохо прочитала. Ужасно просто. Так и запнулась ещё. А ведь у Вероники лучше вышло.

- Ну и что? В мире много тех, кто может оказаться лучше, смешнее, красивей, ярче тебя, но все они проигрывают любимым нам людям. Продолжай блистать без солнца. Ты же у нас избранная, - свернул язык в трубочку.

Совсем как в детстве.
Повторила.
Внутри снова фейверк странного тепла.

«От тебя по-прежнему пахнет сладкой мятой и солнцем. Свети мне чаще.»

- Умывайся и вставай, плакса, - протянул руку.

Показала язык. Лучи ворвались в помещение, играя солнечными зайчиками на бело-синей плитке