Я смотрю на него со спины, и внутри вихрь начинает кружить опавшие жёлтые листья моей надежды, приподнимая их и пытаясь обмануть голые одинокие деревья, что вернёт их на место. Но деревья не подают признаков жизни, даже не шевеля ветками. Уже не спутаю эту лохматую причёску и эту спину ни с кем... Почему так тяжело, словно за рёбрами большая гиря вместо сердца?

Он стоит в компании двух милых смеющихся девушек и чувствует себя прекрасно. Боюсь подходить и разрушать идиллию их общения, чувствую себя лишней.

"Почему так больно?... Снова это чувство: никому не нужна..."

Хочется сбежать, но ноги не слушают меня. Одна из девушек что-то говорит ему, глядя прямо на меня. Пора убираться. Срываюсь с места и убегаю вдоль улицы до первого же поворота за угол и даже там не останавливаюсь.

"Я не следила, не нуждаюсь в нём, просто увидела и сразу ушла дальше, по своим делам. Пусть думает так. Селестия Стенсон не навязывается никому..."

Бегу сквозь холодные серые каменные улицы, не различая ничего. Впереди меня появляется едва заметная стена плотно сжатого воздуха, а за ней огромное бескрайнее ночное небо с множеством звёзд, заставляя запнуться и остановиться. За стеной уже нет ни улиц, ни города, ни даже... жизни. Мне не страшно, но некое чувство самосохранения заставляет отступать назад, пока не оказываюсь в чьих-то крепких объятиях.

— Сизли, когда ты наконец поймёшь, что тебе не убежать от меня. Ты никому больше не нужна...

— Я — Стенсон! — отчаянно мямлю и, не имея сил вырываться, просто начинаю оседать на колени и на холодный асфальт, сотрясаясь в беззвучном рыдании.

— Стенсон, Бренсон, Бреннан, МакЛахлан... — мерзко перекривливает он меня, — хватит притворяться тем, кем не являешься. Ты даже не Сизли, хоть и считаешь эту сторону себя самой слабой. Может, ты подкидыш, подарочек?! Я внутри-и-и-и, меня-то ты не обма-анешь. Я же знаю, какая ты слабая и никчёмная, — тихо смеётся прямо мне в ухо. — Я могу выковать тебя заново, сильной; возвести на пьедестал ужаса; сделать величайшим убийцей. Тебе лишь нужно принять меня... Убивать приятно, верь мне, не слушай слабых самовлюблённых людишек, — он вставляет мне в руку канцелярский нож и кусает больно за плечо. — В нас с тобой гораздо больше общего, чем ты думаешь... Теперь ты Уэйст...

Знаю, чего он ждёт от меня, напоминая, что сотворила с ним: признать и принять в себе убийцу. Сделать это снова, хладнокровно убить его. Тот самый канцелярский нож... и мои ногти с лезвием, они снова на месте...

— Нет, — тихо, но твёрдо отвечаю и перерезаю себе сонную артерию...

        В этот раз просыпаюсь сама, без вскриков и плача, со странным спокойствием, несмотря на опасный пугающий сон. Обнаруживаю рядом с собой тёплое тело, на боку, спиной ко мне, и вскоре осознаю кто это. Он не шевелится, дышит спокойно, но недостаточно медленно, чтобы быть уверенной, что спит. Очень медленно поворачивается на спину и глядит в мою сторону, и я превращаюсь в натянутую пружину от опасения, что он неверно расценит ситуацию. Мышцы напряжены, и я уже держусь рукой за подлокотник, чтобы в любую секунду вскочить и отбежать подальше.

   — Ты хоть иногда спишь спокойно? — тихо спрашивает, растягивая слова.

   — О чём ты?

   — Ещё ни разу не видел, что бы ты спала тихо. Ворочаешься, скулишь, вздрагиваешь, плачешь или кричишь во сне. Всегда... Что тебе снится? — задумчиво твердит, глядя в потолок. Вопрос звучит как риторический.

        Вижу лишь очертания его профиля в полумраке. Фонарь едва подаёт признаки жизни, а за окнами уже темно... Или ещё темно... Вжимаюсь в спинку дивана. Мы не соприкасаемся, он больше не двигается, видимо, понимая, как я напряжена и испугана.

   — Это моё личное дело, — только и нахожу что ответить.

   — Твоё, — мирно соглашается Охотник. — Я многого о тебе не знаю — всё чаще прихожу к этому выводу... Полночи ещё впереди, засыпай.

   — Я, пожалуй...

   — "Пожалуй" что?... — тихо переспрашивает он. — Пойдёшь на свой "стол для разделки жертв и изнасилований", — подражая мне интонацией, выдаёт мою фразу, — или сбежишь посреди ночи? Одеяло только одно, снаружи холодно и до ближайшего населённого пункта около сотни миль. У тебя воспаление лёгких и ранена нога, нет оружия, обуви и средства связи. Но главное у тебя нет сил, чтобы выжить и не заблудиться.

        Джейсон замолкает, и у меня даже нет желания отвечать. К сожалению, всё это правда. Понимаю, что он ещё не закончил, просто ожидает моей реакции. Молчу.

   — Оставайся на месте и спи. Тебе ничто не угрожает, я оценил услугу, — он оставляет ударение на последнем слове, имея в виду то, что легла рядом с ним и не дала ему замёрзнуть. — К тому же, это ты теперь держишь меня на крючке, пугая, что можешь навредить ей... или себе, — он снова отворачивается, пару раз тяжело вздохнув от боли.

Он ранен... и наверняка неопасен сейчас... а я так устала...

         Наконец расслабляюсь, возвращаю под единственное одеяло ногу, которая почувствовала холод, и медленно погружаюсь в спокойную невесомую дремоту.

        Резким пробуждением нервная система вбрасывает меня в реальность от движения рядом. Джейсон присаживается на диване и пытается встать, скрипя зубами и воздухом, что втягивает.

   — Куда ты? — выпаливаю глупый вопрос, не успев подумать.

   — Тебе без меня одиноко? — саркастично ухмыляется похититель, несмотря на всё такие же серьёзные глаза.

   — Просто не вижу смысла тебе рыпаться, пока рана не зажила. Это и так забрало большую часть моих сил. Мы оба — словно два калеки на одном инвалидном кресле. Надо поберечь себя хоть немного, если хотим выжить.

   — Нужно убрать содержимое твоего желудка с пола, пока ещё есть чем дышать, — отвечает он и не спеша направляется к небольшому старому шкафу в одних трусах. Судя по всему уже утро нового дня.

          Неловко от воспоминания о своём вчерашнем промахе с желудком и от того, что рассматриваю его сейчас. Сама же снимала с него мокрую одежду, но старалась не глядеть, пока взгляд снова не приковали его старые жуткие шрамы. Сейчас мне открылась ещё и спина и четыре длинных багрово-фиолетовых рубца наискосок. Слишком широкие и уродливые для кожи человека, словно огромный медведь пытался цапнуть его когтями. Они кажутся глубокими из-за слабого света от внешних заколоченных окон и теней, пролегающих внутри. Внутренние самодельные окна "комнаты" сделаны из прозрачного полиэтилена, видимо, чтобы сохранить тепло внутри убежища. 

         Поёживаюсь, вспомнив о своих ранах на спине. Лёгкая тупая боль тут же напоминает о них, и неприятная резь сверху слева даёт понять, где рубцы разошлись. Чуть веду плечом, пытаясь понять точное местонахождение неприятного ощущения. 

    — Нужно тебя осмотреть... но, можешь быть уверена, такого на твоей спине нет, — он смотрит на меня уже одетый в серую футболку и тёмные тканные штаны, скрестив руки на груди и опираясь спиной о шкаф. Видимо, мои мысли написаны на лице... или движения выдали. — Позволишь?

   — Что позволю? — теряю нить разговора.

   — Осмотреть спину?

   — Не сейчас. Сначала сама уберу за собой, а потом найду поесть. А ты ляжешь и будешь восстанавливать силы на случай новых гостей с оружием, — встаю и, подняв плохо пахнущее полотенце, направляюсь к нему. — Где найти воду и мыло? 

   — За холодильником мойка. Странно, что ты не видела её. Там и мыло и вода. Только пить её нельзя... — под моим строгим взглядом он, покачнув головой, медленно возвращается на свой диван.

         Нахожу упомянутую мойку в углу в тени, за холодильником, как и было сказано. Вопрос, который не даёт мне покоя: как он смог подвести сюда подачу воды? Но я быстро нахожу исчерпывающий ответ. Никаких труб и нет: в шкафчике над мойкой к смесителю подсоединена небольшая круглая канистра с водой внутри. Тот же способ, что и в подземелье Роя, только тут ещё и смеситель есть.

   — Мне просто лежать здесь и позволить тебе кормить себя? — спрашивает глядя в неровный потолок из подручных материалов.

   — Ещё вчера я тащила тебя на себе и зашивала. Если снова свалишься без чувств, обещаю, даже не подойду к тебе. Хватит с меняприключений, — стараюсь звучать угрожающе и недовольно, пока направляюсь с чистым мокрым полотенцем к подсохшей жиже на полу.

        Быстро справившись со своим "промахом", вымываю руки и достаю нам съестное. Пару консервов, воду, суховатый хлеб и печенье, а так же вчерашний сыр и вино. Ставлю его порцию на небольшой деревянный поднос у дивана и возвращаюсь к столу.

   — Собираешься меня напоить, чтобы сбежать? — осторожно спрашивает, медленно пережёвывая пищу в полусидячем положении и глядя на стакан с вином.

        Я вдруг вспоминаю Артура и его вырванные зубы, вздрагиваю от отвращения и внезапно появившегося чувства ненависти к тому, кого вчера ещё пыталась спасти. Он перестаёт жевать и смотрит прямо на меня. Видимо выражение лица выдаёт мои мысли.

   — Давай, выскажи всю ненависть, за то что, вызвав чувство жалости к себе, не дал тебе утонуть в грязной реке... — устало говорит и вытирает пот со лба. — Или за то, что убил мать твоей подруги...

   — Я ненавижу тебя за многие вещи, но больше всего за то, что ты изуродовал Артура! Зубы, язык, связки! Ты... ты просто... как ты мог?! — спазм слегка искривляет мои лицевые мышцы то ли от злости, то ли от желания плакать.

   — Я ничего с ним не делал... лишь вколол снотворное, связал и вывез из города, чтобы не мешал...

   — Значит...

О-о-о, детка, ты добралась до лакомых кусочков моих воспоминаний... Знаешь, поначалу я считал что мучить здоровенного мужика совершенно не интересно. Мне больше по нраву мелкие характерные девки. Но с этим мы заня-я-я-тно провели время...

   — Ах ты ж... — не найдя подходящего слова, отчаянно и злобно рычу и бью обеими руками по столу перед собой. Подпрыгнувшие столовые приборы летят на пол и в следующий момент на него оседаю и я, поддавшись рыданиям. Невозможность как-либо наказать, победить и вышвырнуть его из своего тела сводит меня с ума. — Ненавижу тебя всей душой, отродье, — пытаюсь промямлить сквозь рефлекторные всхлипы.

Ох! Прямо больно слышать... Правда думаешь меня хоть как-то страшат твои угрозы и ненависть?... Подарочек... Мне так нравятся твои истерики... Они напоминают мне Ребекку. Просто экстаз!...

    — Я найду и измельчу тебя в пыль! Я достану тебя оттуда, — приговариваю вслух, обнимая себя и пытаясь успокоить этой надеждой.  И тут же подскакиваю как ужаленная, ощутив, как на моей шее сомкнулись пальцы с отросшими ногтями. — Нет!!! — новое прикосновение к руке справа заставляет меня резко развернуться и инстинктивно ударить по воздуху, затем подскочить от болезненного щипка на ноге сзади.

        Краем глаз замечаю как Джейсон осторожно приближается ко мне. Снова резко разворачиваюсь в другую сторону, услышав издевательский смешок и болезненный тычок в мышцу руки. Я вскрикиваю и кручусь во все стороны, борясь с невидимым врагом. Сердце бьётся галопом в груди, не давая мне вздохнуть и справиться с паникой.

   — Хватит уже! Чёрт... — не узнаю свой испуганный голос и начинаю закашливаться.

Да прекрати-и-и, мы ведь только начали! Такой ты нравишься мне больше, маленькая испуганная Джин Сизли!... — он хохочет от удовольствия, продолжая тыкать меня пальцем, щипать и кусать со всех сторон.

   — Не могу смотреть как ты сходишь с ума, — расстроенным басом звучит Геллофри-старший. — Как помочь? — он оказывается совсем рядом.

   — Убери его! Твою мать, забери его от меня! А-а-а-а-а, —  истерически кричу и снова падаю на пол, не справляясь со своей беспомощностью и отчаяньем, продолжая вздрагивать от невидимых попыток причинить мне боль. 

Моя испуганная птичка... просто восторг! Кричи, кричи громче... Ещё немного, и я загоню тебя в ловушку! — его отвратительный голос только усиливает ощущение реальности и боли, как ни пытаюсь успокоить себя.

   — Слушай меня, — Джей берёт моё лицо в свои руки, но я вновь дёргаюсь от слишком реального ощущения укуса на шее и вырываюсь, и тогда он обнимает меня крепко и продолжает говорить мне прямо в ухо. — Остановись, вдохни поглубже и не кричи, не вздрагивай. Потерпи совсем немного, преодолей, не сдавайся ему. Ты сильнее всех, кого я знаю. Селестия Стенсон, бывают моменты, когда я сам тебя боюсь, слышишь?

   — Помоги мне, — выдыхаю мольбу ему прямо в плечо, чувствуя, как несуществующие ногти скребут по раненой коже спины.

   — Сосредоточься. Ты должна знать его слабые места, хоть что-то... 

   — Он... он... "железный лес" и поля... он был испуган... эта дверца... — начинаю невнятно бормотать, вспоминая железную дверь-картину и её исполинскую версию в своём бредовом состоянии.

   — Да... да, вспоминай... Что ещё? Что бы это ни было, каждая мелочь имеет значение, — легонько покачивая в своих объятиях, тихим шёпотом на ухо успокаивает меня Джей.

   — Он больше не боится воспоминаний о своей смерти, но испугался того, что увидел в моём сне... Он... вроде как даже хотел спасти меня оттуда... —  постепенно успокаиваясь, дрожащим голосом проговариваю то, что помню. Там была эта железная картина из вашего семейного подземелья...

   — Картина? — с сомнением переспрашивает Джейсон.

   — Металлическая картина или дверца... Наплавленные объёмные железные детали словно слова из молитвы. Большое дерево и кубок под ним, вспаханные поля, дорога и закатное солнце посреди кудрявых облаков. Всё из тёмного металла и с двигающимися деталями... — постепенно расслабляюсь, забывая ужас присутствия своего внутреннего маньяка и начинаю изучать выражение лица так близко сидящего передо мной Джея.

   — Где ты видела её? Я был в подземелье, но там только дверца сейфа из больницы. Где ты видела эту большую железную картину? В подвале или на нижнем уровне, где кровать? — его немного испуганные глаза и слишком заинтересованный тон заставляют вспомнить об осторожности.

Что означает "дверца сейфа из больницы"? Я ведь тоже назвала её дверцей сейфа... Но там не было никакого сейфа... и почему "из больницы"?

Если он не видел её, значит не нашёл третий выход из подземелья под кроватью. Стоит попридержать язык о нём и выведать что эта картина значит для Марвина...

         Тут же ловлю себя на том, что произнесла в мыслях имя своего мучителя, но он не появился как обычно. Значит ли это, что достаточно испугала его?

   — Уже не уверена, где видела: может, в подвале, а может, в вашем доме в городе, она просто запомнилась оригинальностью выполнения и тем, что некоторые детали можно было нажать или сдвинуть, мне это часто снилось. Кажется, я теряю рассудок, всё перемешалось... Эти сны и другие личности внутри меня... — нарочно сменяю тембр на более высокий и хриплый, словно снова готова заплакать, чтобы отвлечь его от расспросов. Джейсон снова обнимает меня, уже более осторожно.

   — Что ж, это кое-что проясняет. Теперь понимаю откуда во мне появилось чувство узнавания, когда мы с ним встретились впервые... Думаю, это действительно то, чем ты можешь отпугивать его, особенно после того, как я расскажу тебе историю этой картины.

   — Расскажи...

   — Но не прямо сейчас... Давай ты поешь немного и попробуешь поспать. Ты сильная, но не бессмертная. После сна расскажу всё что знаю и о чём догадываюсь.

   — Не смогу уснуть в таком состоянии, — обречённо вздыхаю.

   — Сможешь. Перекуси, затем алкоголь тебе поможет. Твоей нервной системе и организму надо отдохнуть, — он помогает мне встать с холодного пола, хоть и сам морщится от боли и с трудом на ногах стоит. Ведёт к дивану. Чувствую некоторую неловкость ситуации, следуя за ним, и он, почувствовав мои мысли, будто запинается и останавливается. — Ты можешь лечь на своей... постели... если хочешь... Или тут...

   — Твоя удобнее и одеяло, всё ещё одно на двоих, — недовольно бубню, тяжело вздыхая. — Только не вздумай лапать меня или надеяться на что-то... — пытаюсь ему пригрозить, взяв с его подноса бутерброд и открытую консерву с тушёным мясом.

   — Не волнуйся, в таком состоянии алкоголь нас быстро вырубит. Надо поспать. В левом углу на полу удлинитель и провод от электрообогревателя, сможешь включить?И... Спина? — весь его вид говорит о том, что он с трудом двигается и может рухнуть в любой момент, потому лучше отложить осмотр на потом.

   — Нет...  Я едва оправляюсь от прикосновений долбаного призрачного психа, не выдержу ещё чьих-то, — это звучит убедительно. Доев остатки еды, опрокидываю бутылку вина и, после нескольких крупных глотков прямо с горлышка, оставшуюся часть ставлю откуда взяла и укладываюсь на диван спать.

        На удивление после небольшого  количества вина сон буквально проглатывает меня. И в нём намешано столько личностей, столько кусков разных жизней, что я барахтаюсь из одного эпизода в другой, не замечая граней и не вспоминая предыдущий, когда незаметно появляется следующий.

Сплетение тел, яркие оранжевые искры в воздухе вокруг. Я чую запах костра и слышу два громких сердцебиения. А ещё шум движения крови в венах и как влага на коже собирается в капельки пота, как они под силой земного притяжения стекают шумным водопадом каждая. Я слышу шелест ночных листьев под ветром и эхо разных голосов вдалеке, но громче всего дыхание и шёпот... Такой приятный, он окружает меня и укрывает мягким велюровым покрывалом, защищает от внешнего мира. Слова непонятны, но, кажется, я могу вдыхать его, этот шёпот, и у него потрясающий аромат чего-то настоящего, очень знакомого, близкого, словно это часть меня...

Но затем всё это проглатывает огромный кит. Моё тело парит в темноте и невесомости и слышу как меня зовёт чей-то голос : немного испуганный и неуверенный, будто ребёнок приоткрывает дверь немного, чтобы удовлетворить своё любопытство, но опасаясь впустить опасного человека... Я чувствую её страх, неуверенность, сомнения в том что она поступила правильно и желание сохранить что-то в тайне... Разве я могу быть опасна?

— Э-эй... Привет... Ты там? Надеюсь, ты та, кого я предполагала вызвать... Я твой хранитель...

— Чего?! — не понимаю, что за бред звучит вокруг меня. Нечто тревожит меня. Ведь от этого голоса исходит не только страх, но и угроза..

— Я вызвала тебя... и ты должна пообещать никогда не пытаться захватить моё тело...

"О чём это она? Словно я на месте Амелии... в чьей-то голове..."

— Я не даю пустых обещаний, ведь сама не знаю чего от себя ожидать через минуту...

— Вот чёрт... я же знала, что пожалею... 

"Она хочет что-то сотворить со мной, чувствую опасность, но некуда бежать..."

Едва начинают появляться размытые очертания окружающего мира и незнакомого города, как пасть кита снова захлопывается, и уже чувствую себя маленьким мальчиком...

"Она уродливая и злая, но это было бы неважно, если бы она любила меня хоть немного"

Я-он стою перед спящей женщиной с редкими засаленными вьющимися волосами. Она спит, а в моих руках нож, небольшой, но очень острый. Я чувствую, как боюсь того, что должен сделать, но другого выбора нет. 

"Я смогу её оживить, и тогда она всё забудет, станет лучше... "

Пытаюсь отмахнуться от его-своих страшных мыслей и, вздрогнув, оказываюсь в невероятном месте. 

Огромный научный центр или нечто похожее оказывается словно разрезанным напополам и вырванным от своей второй половины в пустыню, где ему совершенно не место. Дальше разрушенного края современного здания открывается жаркое бескрайнее море песков и палящее солнце. Люди вокруг бегают в панике, те, кто оказался на уровнях выше и не могут спуститься, просто что-то кричат, Некоторые спрыгивают на песок и убегают прочь. Но я не могу понять их волнения: судя по всему, обрушение приостановлено и ничто им больше не грозит. Нужно просто покинуть строение, но, вместо этого, они все подбегают к краю и достают некие странные приборы, пытаются разложить их у края. Всё это выглядит несуразно... Но затем мой взгляд падает на одно из окон сбоку. Не сразу понимаю, что не укладывается в моём сознании, и подхожу к огромным окнам поближе. За ними  в темноте горят вечерние фонари и по проезжей части двигаются группы машин, словно никакой катастрофы не произошло...

" Ночь... Здесь, с этой стороны, ночь...  А там, в пустыне, день... Как это возможно?..."

— Мы не успеем стабилизировать поле! Разрыв слишком большой, скоро появится ещё одна! Нужно эвакуировать центр, Гейб! — кричит молодой мужчина из толпы кому-то позади меня. Оборачиваюсь.

— Куда? Весь мир уже катится в тартарары... Это уже не остановить... — тихо и обречённо отвечает немолодой мужчина с короткостриженой сединой и внезапно смотрит прямо на меня уставшими глазами полными слёз, невыразимой печали и безысходности.

— Гавриил Олегович! Ваши расчёты! Нужно спасти их! Мы найдём стабильную материю и...

—  Это была Эви... тоже Эви... и она была права.

 Земля подо мной разверзается в тот момент, когда отворачиваюсь от родного человека, того, кому хочется броситься на шею и расплакаться у него на руках, как в детстве с разбитой коленкой... 

"Папа! Неужели мы умрём, даже не успев помириться?! Я не ненавижу тебя..."

— Папа-а-а-а-а-а-а-а!..

   — Селестия! Пора в реальный мир... Твои сны явно не лучше, — озабоченно вздыхает бархатный голос где-то рядом со мной. 

        Вздрагиваю и стряхиваю с себя остатки сна и невыносимую муку беспомощности и потери кого-то близкого. Все спутанные видения испаряются из сознания, едва вспоминаю где я и с кем. Он сидит рядом, на краю дивана. Слишком близко, но это не вызывает ни страха, ни смущения.

   — Ты прав. В некоторых снах лучше не задерживаться, — голос ещё осипший, словно я рыдала во сне. Чуть привстаю. — Всё-таки алкоголь не моё. Такой бред снится...

   — Без алкоголя, как я заметил, не лучше. Может травка тебя расслабляет? — смотрит на меня в упор, и в абсолютно чёрных глазах далёкими угольками отражаются тускло жёлтые лампочки помещения. 

        Сейчас день. Вижу проблески света сквозь полиэтиленовые "окна" в тех огромных заколоченных поодаль окнах.

   — Собираешься предложить мне траву? Серьёзно?! Мне едва стукнуло восемнадцать, — я удивлена и совершенно возмущена.

   — А ты думала я плюшевый Тедди? Чего ещё ты ждала от наркомана и преступника? — его голос снова создаёт это ощущение: что его сарказм направлен на себя и ранит его самого больше, чем кого-либо ещё. — Мне иногда просто нужен спокойный сон, а ты как брошенный котёнок, всё время мяучишь, —  на этих словах он с тихим неосознанным стоном встаёт и направляется за едой и водой.

       В другой ситуации посмеялась бы с этого сравнения, или обозлилась бы и дала словесный отпор... Но сейчас просто молчу. 

Брошенный котёнок... Правда, что ли?... Даже если и так, то этот котёнок в шкуре взрослой пантеры с огромными клыками... И однажды ты узнаешь, насколько они остры... Может быть, в этом суть? Я не волчица, я пантера, и мне не нужна стая...

   — Нужна твоя помощь, — как-то отстранённо добавляет.

   — И с чего ты взял, что буду помогать? — отвечаю устало и хладнокровно, подбирая под себя ноги.

   — Если хочешь чего-то повкуснее, чем сухой хлеб и старые консервы... Я привёз провизию, но, заметив незваных гостей, оставил всё внизу.

   — В машине? — моя излишняя заинтересованность в любом средстве передвижения выдаёт меня с головой. Мысленно даю себе подзатыльник за необдуманные вопросы и любопытство.

   — Неа, — отвечает с ухмылкой, уловив мою надежду в голосе. В груди ёкает от того, как он сейчас похож на Роя, когда тот подлавливает меня на слабостях. Довольная полу-улыбка, блестящие чёрные глаза... Замираю. — Не в машине. На первом этаже. Прогуляемся?

        Я помогаю ему спуститься и затем подняться наверх с продуктами. Одышка при подъёме застаёт меня врасплох и пару минут уходит на удушающий кашель. Он отбирает мою часть груза, кладёт всё на пол и, порывшись пару минут, находит шприц с препаратом и вкалывает мне в мышцу предплечья. Даже не противлюсь.

   — Что это за нахрен? — промямливаю, чуть отдышавшись. — Со мной никогда ещё не было такого.

   — Жидкость в лёгких... Пневмония, осложнённая строительной пылью, истощением и стрессовым компонентом. 

        Мне нечего ответить, потому просто смотрю на него обвиняющим взглядом. Мы молча добираемся до временного жилища. Достаю всё привезённое из пакетов, чтобы понимать чем мы располагаем и что мне может пригодиться. Затем молча едим. Я просто пытаюсь мысленно смириться со своим нынешним положением и убедить себя, что больной и ослабленной пытаться бежать нет смысла. Нужно побольше узнать, пока я технически в безопасности. Плюс любопытство не даёт мне покоя. Так много хочется спросить у него. Верны ли мои выводы в отношении Джейсона? Он говорил о Мирабелле, и теперь мне хочется удостовериться.

   — За что ты её убил? — произношу тихо, глядя прямо на него. Некоторое время оба молчим. Уверена, он понял о ком спрашиваю.

   — Не мог позволить мучить её и запретить не мог. У неё всё равно не было шансов выжить... Не тогда... Поэтому дал ей лёгкую и быструю смерть. Если б попытался её спасти — он убил бы младшую.

   — Так и думала, — со вздохом вырывается у меня до того, как понимаю, что зря.

   — И долго ты об этом думала? — спрашивает так же тихо, продолжая есть, но чуть прищуривает внимательные глаза.

   — У меня не оставалось другого выбора, кроме как пытаться понять тебя и твои мотивы, чтобы защитить себя... Потому размышляла обо всём что знаю... всё время.

   — Ты умная и прямолинейная. Уважаю это.

   — Всегда мечтала получить похвалу от маньяка, — отвечаю сарказмом, чтобы скрыть, как на самом деле зацепило то, что он может оценить не только мои недостатки. В который раз думаю, что даже из Джейсона получился бы отец лучше, чем мой настоящий.

   — Всегда к твоим услугам, — хладнокровно отвечает и опускает взгляд к еде. Я доедаю свою первая и направляюсь к своей лежанке.

   — Замёрзнешь, — спокойно констатирует факт Джейсон.

   — Не дождёшься, — отвечаю с вызовом и в последний момент поворачиваю в сторону одного из его шкафчиков. Конечно же там обнаруживается постельное бельё. Стоило раньше проверить, а не принимать на веру слова о единственном одеяле. Беру себе пододеяльник и укладываюсь на свою более привычную постель. Она тверда, но там более просторно и можно расслабиться и спать на животе, а не на боку. Выключаю прихваченный с собой фонарь.

   Хотя он и не обманул... Одеяла второго там и правда не было, а то что не проверила на что-либо ещё  — уже моя ошибка. Слова можно истолковать по-разному. Ещё один урок: всегда перепроверять все варианты и возможности...

        Спустя некоторое время просыпааюсь от холода. Пока его нет, справляю нужду в наружной большой комнате. Возвращаюсь в поисках еды и чего-то , во что можно завернуться. Разогреваю в микроволновке готовые замороженные блины с мясом. В это время возвращается Джейсон. Не собираюсь спрашивать где он был.

   — Так что за история у картины?

   — Я упоминал что проходил лечение в клинике Святой Екатерины для...душевнобольных, — отвечает спустя некоторое время. — Эта картина и дверца от сейфа оттуда. У лечения и наказаний там был религиозный уклон.

   — Наказаний? — переспрашиваю с недоумением и вспоминаю страшные шрамы на его теле. Как узнать где именно он их получил? Спрашивать прямо не хочу, ведь это будет прямым признанием что я его рассматривала, сочувствовала и интересуюсь его жизнью. Остаётся надеяться, что сам выболтает.

  — Приседаю с тарелкой за круглый стол, продолжая выжидательно смотреть на него.

  — О да... — со злой интонацией уточняет Джей, — для ненужных никому грешников существовала особая система лечения путём поощрения и наказаний.

        Он приседает напротив меня, взяв один их блинчиков к себе на тарелку. Пока я ем свой просто руками, он немного нервно разрезает и поедает свой с помошью вилки и ножа. 

   — И? — не выдерживаю паузы.

   — Эта картина предвещала одно из самых страшных и унизительных наказаний для нерадивых пациентов, а для некоторых она означала смерть. Держу пари Уэйст был одним из пациентов клиники.

   — Твою мать... А подробнее?

   — Нет, — отрезает чуть резче, чем обычно и добавляет устало: — Тебе своих кошмаров хватает...

        Понимаю, что сегодня много выудить не получится, но благодаря его ответу начинаю складывать мелкие паззлы своего сна и реальности. Боль и шок погрузили меня в себя настолько, что мои страхи связались со страхами моего узника. Эти сны словно были чем-то большим, временным помешательством на ментальном уровне... но будто групповым, а не одной меня.

   — А как она оказалась у вашей семьи?

   — Когда сменилась городская власть и за больницу взялись новые люди, там начали делать реконструкцию. Мой отец был одним из тех, кто руководил на строительных работах. Он просто забрал эту вещицу домой, наверное, чтобы запугивать меня,  зная её полноценную историю. 

   — Он совсем больной ублюдок, — зло констатирую, с трудом представляя, кто может быть настолько бессердечным со своим собственным ребёнком.

К сожалению, многие... И даже твои родители в их числе...

        Доев, словно робот на автомате, иду к своей лежанке. Укрываюсь и укладываюсь на живот. Силы покидают меня мгновенно.

   — Уже много лет я не вспоминал о ней, и то, что ты нашла её... Ты спишь? Спокойной ночи, Селестия.