— Не могу тебе помочь, — он гладит меня по предплечью легонько, стараясь не касаться спины.

   — Ты же знаешь как, — говорю тихо, но твёрдо и наконец поднимаю голову и смотрю сквозь слёзы на него. — Как собирался вернуть Лилу? Только она знает, как всё происходит, и может сказать, как от него избавиться.

   — Воображаемая девушка не может ничего знать, Селестия. Твоя очередь признать правду и справиться с этим самостоятельно. Возможно, я, как ты и сказала, услышал где-то о подобном ритуале, и мой мозг собрал воедино все страдания, воспоминания и информацию, чтобы сотворить этот кошмарный бред. Я много месяцев сомневался, чувствуя подвох, подвергал сомнению сам ритуал и его возможный результат, но никогда не задумывался до тебя о том, что Лимайалы не существовало. Сейчас, сложив все факты, понимаю, что все эти месяцы я жил самообманом.

   — А как же Амелия?!

   — Не знаю... Не понимаю, правда это или твоё сумасшествие настолько убедительно... Ты ведь тоже, побывав у нас дома, могла услышать обрывки фраз, разговоров о ней, что-то услышать от меня под кайфом, что-то узнать от Роя. Ты видела её фото... И теперь, по моей вине, веришь, что она в тебе. Не отрицаю своей вины, но ты была сломлена ещё до меня. Я же слушал все твои показания в полиции... и сейчас вдруг понял... ты не придумала это... — он хмурит брови, силясь высказать то, что трудно ему даётся; время от времени нервно сжимает губы в одну линию или прикусывает нижнюю, как будто до крови, но всё же без, — ...то, что рассказывала Стрейту о своём... изнасиловании. Ты — жертва, как и Глория, сломленная травмой, неуверенная в себе, недолюбленная родителями... Ты уже была ею, когда стала одержимостью мелкого и моей главной целью. Плен, страх, преследование, обращение всего города против тебя, вновь плен и убийство человека, вина, травля, снова плен и... попытка изнасилования... — тяжело вздыхает, опустив глаза. — Никто не смог бы справиться с этим всем.

   — Не сравнивай нас. Ни с кем меня не сравнивай! Я сильнее, чем кажусь! — упрямо говорю, вытирая слёзы.

   — Пытаешься сбежать от прошлого, от семьи, от беспомощности и вины. Ты ещё не нашла себя и тоже создаёшь несуществующий мир, который помогает тебе справиться и оправдать своё сумасшествие, — снова переводит прицел глаз на меня. — Её не существует, ты не виновна в этом, тебе ничто не угрожает. Отпусти Амелию, как свои страхи и беспомощность, и отпусти несуществующего Марвина, как свою ярость, жестокость и обиду на окружающую несправедливость. Ты имеешь право на злость, ярость и даже жестокость, когда в опасности. Не нужно оправдывать себя одержимостями и не надо никого спасать. Ты сильная, но не каменная.

Джейси... неужели ты звал, чтобы причинить боль, распыляя меня на атомы?...

   — Вот именно! Не каменная! Я справлюсь с любой хренью снаружи, но не могу жить с тем, кто внутри! Он уничтожает меня, сводит с ума! Там... — вдыхаю глубоко, с силой подавляя тошноту, — там я видела трупы... и даже не знаю, реальны они или нет, ведь он тоже там был!

   — Чёрт! Я не имел возможности убрать их подальше, — искривляется в гримасе огорчённого сожаления и отворачивается, на секунду закрыв рот рукой и нервно проведя ею по щетине. — И... они заслуживали смерти... Один из них точно! Думал, они увяжутся за мной сразу, когда обчистил их. И тогда я воздал бы им по заслугам еще в пределах посёлка... но вышло так... как вышло.

   — Плевать на них, помоги мне избавиться от него. Я согласна на ожоги. Тело больше ничего не значит, если я заражена злом, и плевать, если это параноидальная шизофрения! Может, новый ритуал поможет моему мозгу поверить и излечиться, избавиться от мерзости! Что угодно... Я готова на всё.

Зачем так грубо, Сизли? Думал, мы команда! Только я могу превратить тебя в сильную личность, а ты хочешь моей смерти?...

   — Селестия, я должен тебе и хочу вызволить твоё сознание из плена кошмаров и галлюцинаций, но...

   — Тогда просто ответь: это те шрамы, о которых я думаю: «чулки сеточкой»? Ты собирался выжигать их на мне тонкой проволокой? — несмотря на самоконтроль голос всё же дрожит, но всё же упрямо смотрю на его лицо, чтобы не пропустить ни малейшей эмоции.

   — Нет... Пришлось найти мастера и выплавить уже готовую тонкую вольфрамовую сеть. Оставалось только накалить её. Это должно было быть быстро и не так болезненно, — отвечает, но на этот раз взгляд не опускает.

   — Согласна. На всё готова, чтобы освободиться... Это последнее или что-то ещё необходимо? — несмотря на уверенность в голосе, изредка вздрагиваю, списывая это на состояние после встречи «вживую» с беловолосым уродцем.

   — Я не стану этого делать... — разворачивается и уходит вверх по лестнице. Иду следом.

   — Сделаешь, иначе сойду с ума, а потом и твою жизнь превращу в ад. У тебя нет выбора и права голоса: это моё тело и моя жизнь! Либо ты поможешь, либо сделаю это сама. Чёрт, Джей! Вспомни Саманту! Она тебя раздражала? Пилила? Может, ныла и жаловалась, что не может сменить одежду на более модную? А может говорила о своей ненависти и снилась в кошмарах? Вспомни, легко было с ней? Он меня убивает изнутри! Я теряю рассудок и ощущение реальности! — перехожу на отчаянный крик.

        Зайдя в комнату, мы некоторое время молчим. Он разбирает большую спортивную сумку, выуживая еду, медикаменты, одежду. Я сижу на своём месте в позе лотоса и пытаюсь собраться с мыслями, но накатывает приятная слабость и дремота. Невидящий взгляд направлен на деревянный круглый стол, но моё сознание где-то очень далеко, в жаркой Калифорнии на пляже Санта-Моника. Никаких разумных мыслей, только песок и вода. Прибой шуршит у ног успокаивающим шёпотом. Я, достав из-под себя ноги, укладываюсь на постель и прислушиваюсь к волнам, они сладко зовут меня:

   — С-с-селе-с-с-сти-и-ия...с-с-с-с-с-с-с...

Селестия, он пытается забрать контроль над тобой! Очнись!!!...

        Вздрагиваю от резко возникшего голоса в голове. Понимаю, что чуть не уснула посреди дня без какой-либо особой причины, словно под гипнозом.

Я до тебя доберусь...

   — Джей! Со мной что-то не так! Ты должен мне помочь... — смотрю на него в лёгкой панике и обращаю внимание, что он не занят ничем, а просто стоит напротив, оперевшись на стену, скрестив руки на груди, и смотрит на меня.

   — Вижу. Ты словно не слышишь меня... — взгляд выдаёт некую борьбу в нём и опасения.

   — Ты что-то говорил? — вполне натурально удивляюсь.

   — Спросил: не голодна ли ты и позволишь ли сделать тебе укол антибиотика? Не нравится как дышишь и кашляешь, — медленно и внятно повторяет, внимательно глядя на меня.

   — Прежде нужно помочь мне. Только что неосознанно начала впадать в какой-то транс, словно меня гипнотизируют... А затем... Амелия сказала, что он пытается усыпить меня и захватить... Неужели не понимаешь, насколько мне страшно и плохо, если не боюсь даже ожогов, боли и отметин на всю жизнь? — решительно встаю и направляюсь к его шкафчикам, начинаю рыться на полках и среди вещей. — Где эта хрень?

        Он подходит к холодильнику и с полки над ним достаёт большой прозрачный зип-пакет с тонкой проволочной сетью в форме ромба. Ширина его сторон примерно равна пяти дюймам(тринадцать сантиметров) с диагоналями около шести и восьми дюймов( двадцать сантиметров). Меня пробирает дрожь.

   — Уверена, что хочешь этого? — снова спрашивает с сомнением, приподнимая пакет.

   — Да! Если есть шанс — на всё готова! Только... свяжи мне руки... Всё-таки боюсь боли, — уже не так уверенно сообщаю. Идея ужасна, но знаю, что несвязанная не позволю сделать это с собой. Залезаю на лежанку и обречённо закрываю глаза. — Только поскорее...

   — Сначала кровь... — слышу полный сомнений голос.

Идиотка! А если она присоединиться ко мне?! Если также захочет захватить тебя?! Не совершай то, о чём пожалеешь!...

   — Я от тебя избавлюсь, сукин сын! — с презрением шиплю вслух и принимаю из рук Джейсона колбу и стакан с водой. Выпиваю одним махом, запиваю.

Сизли, не вынуждай меня к крайним мерам!...

        Перед глазами вдруг всплывает картина прошлого, где падаю от его удара, оказываюсь беспомощна и придавлена маньяком. Неосознанно роняю колбу и стакан, слышу звон бьющегося стекла, но перед глазами нависшее надо мной чудовище с огнями злорадствия в глазах. Он начинает душить меня, и я пытаюсь отодрать его руки от своей шеи. Тупая боль от невозможности вдохнуть или прокашляться изнутри растягивает лёгкие и давит.

   — Селестия!... — чувствую, как Джейсон встряхивает меня, но иллюзия не отпускает, и дышать не выходит. — Ами, помоги ей! — почти шёпотом произносит тот, кто похитил меня.

Селестия! Вспомни свою мечту о счастливой семье... Я с тобой, и вместе мы сильнее его...

        Всё вдруг исчезает. Возвращаюсь в реальность и пытаюсь отдышаться. Джейсон смотрит на меня растерянно.

Хорошо хоть целоваться не полез в который раз...

   — Он убьёт меня, если не поможешь, — уверенно произношу охрипшим скрипучим голосом.

   — Ладно, — снова соглашается в тот момент, когда ожидала упрямого противостояния, и отходит к одному из ящиков в столе. Возвращается с наручниками. — Уверена? — переспрашивает. Киваю.

Она может быть опасна для нас обеих... Но и он опасен...

   — И ноги, — начинаю думать, насколько глупа вся эта ситуация, но меня уже не остановить: что угодно, лишь бы избавиться от монстра внутри.

   — Сам придержу твои ноги. Скажи, когда будешь готова.

   — Уже. Просто сделай это.

        Он отходит и вытаскивает из угла за тумбой большой газовый баллон и горелку. Отвожу взгляд: нельзя смотреть, нельзя бояться.

Я сама приняла это решение... Я справлюсь... Надо отвлечь себя... Моё убежище...

Если ты дашь мне немного свободы и доверишься, я помогу найти убежище от боли...

        Джейсон подходит ко мне, вижу боковым зрением. Несмотря на активное сопротивление страху, всё тело бьёт крупной дрожью. Как можно добровольно согласиться на такое?

   — Будет быстро? — теряю самообладание и задаю вопрос надломленным писком с намёком на слёзы, глядя, как он приспускает с меня штаны до колен. Сердце бьётся в горле.

   — Обещаю. Не передумала? — в его тоне теплится надежда и те самые тонкие акценты тембра, напоминающие голос Роя.

   — Увер-рена, просто выжди мин-нуту, — всё, что подвластно мне, предательски дрожит. — Ами, я с-согласна...

        Всеми силами пытаюсь вспомнить его. Рой. Почему-то не выходит, словно мы встречались три прожитые жизни назад. Тот вечер, когда я ударила его и узнала о ножевом ранении... Он так нежно целовал меня... Почему не могу прочувствовать это? И следующая ночь... которая изменила всё... Кажется, тогда во мне родился новый человек. Но все эти дни без него, в сомнениях...

Вспомни свидание из сна... Представь...

Не могу...

   — Только я могу принять тебя такой... — раздаётся злобное шипение в воздухе прямо надо мной. Игнорирую.

   — Джей...

   — Сделаю как скажешь, ещё не поздно остановиться, — произносит с гримасой боли и сомнения на лице.

   — Рой... Я нужна ему? — прикусываю губу, и, если бы мои кисти были свободны, сейчас бы закрыла ими уши, боясь услышать ответ.

   — Да, — глядя куда-то в сторону, просто и искренне отвечает Охотник, ставший приручённым волком. — Даже не знаю кому из нас больше... — Он ещё что-то говорит, но я уже не слышу, не распознаю слов — они больше не важны.

        Наконец позволяю себе окунуться в омут пьянящих чувств и внутренних страстей. Вспоминаю, какие чувства во мне рождали его поцелуи; как реагировала кожа; как щекотало нетерпением и сладостью каждый натянутый нерв; как загибались пальцы на ногах от удовольствия.

Мы снова в машине, в темноте перед проектором. Он целует меня осторожно, всё больше привлекая к себе руками. Всё увереннее действует, спуская бретельку платья с плеча и удерживая меня за затылок, покрывает поцелуями нежную кожу шеи, ключицу и плечо, затем постепенно спускается всё ниже, сдвигая тонкую ткань губами.

— А как же фильм? Бабушка не отпустила бы меня... в кино, если бы... знала о твоих бессовестных... намерениях, — улавливаю момент между касаниями губ и своим частым дыханием.

"Как не потерять контроль?..."

— От тебя невозможно оторваться, милая девочка Лести Геллофри! Ты словно прекрасное пирожное посреди огрызков. Такая чистая, наивная, нежная... — говорит, продолжая зачарованно смотреть на мои губы и всё, что ниже. — Бабушке следовало предупредить Красную шапочку не связываться с волками, — с лёгким самодовольством ухмыляется черноглазый соблазнитель и уже более страстно впивается губами.

— О, кто здесь наивен, если ты до сих пор не разглядел волка в овечьей шкуре под красным одеянием? — хитро отвечаю ему, позволяя горячим рукам всё больше забираться под лёгкое летнее платье и гладить мои ноги и бёдра.

— Вздумала меня пугать? Так даже интереснее. Но учти, Солнышко, если передумаешь — назад дороги не будет, я не приму отказ от столь соблазнительного создания. Тебе, как истинной леди, стоит дать мне пощёчину и сбежать прямо сейчас, — последнюю фразу Рой Стенсон произносит уже серьёзно, глядя на меня своими непроглядно чёрными угольками, словно угрожая.

Он нависает надо мной несколько секунд, вглядываясь в глаза и, видимо, ожидая ответа. Нарочно медленно тянусь к его лицу и прямо в губы шепчу:

— Если рассчитывал, что испугаюсь и сбегу, — ты сильно ошибся в фамилии Геллофри. Вся наша семья — военные! И избалованные разодетые законники Стенсоны нам не чета! — с самоуверенной улыбкой заканчиваю предложение и целую его медленно и дразняще.

В следующую секунду он набрасывается на меня со всей пылкой страстностью, которую долго сдерживал. Спинка кресла плавно откидывается назад, управляемая уверенной рукой, и в голову прокрадывается ревнивая мысль: "Сколько раз он проворачивал этот трюк с другими девушками в его машине?"

Внезапно небо озаряет молния, и, по неясной причине, её ток долетает до меня, проходит болью от ноги через всё тело и в следующую секунду исчезает. Кругом серый туман...

         В следующую минуту реальность втягивает меня обратно, а правую ногу обжигает даже не огнём по ощущениям, а аргоновой сваркой. Дышу, словно спятившая, быстро и тяжело, пытаясь справиться. Придерживая одной рукой обе мои ноги, Джей прикладывает пакет со льдом, завёрнутый в тонкую ткань, и за это мне хочется наорать на него и отдубасить. Рождается подозрение, что от этого только больнее.

   — Блядь! Дерьмо! А-а-а-а-х... Твою ж... Убери! — почти истерически кричу и пытаюсь отдышаться.

   — Полминуты и уберу. Дыши глубже и спокойнее. Вдох — носом, выдох — ртом, — говорит достаточно твёрдо, видимо, чтобы не дать мне расклеиться и начать себя жалеть.

         Он верен своему слову: по прошествии нескольких секунд убирает холод со свежего ожога и распыляет на него жидкость, что сразу вырастает в пенное покрытие поверх раны. Затем прикрывает специальной тканью и приклеивает её пластырями по краям. Обкалывает неизвестным обезболивающим с нескольких сторон вокруг ожога с помощью тонкого инсулинового шприца. По мышце мгновенно распространяется деревенеющий холод, и дышать становится легче. Сразу же освобождает мои руки и даёт мне воды.

    — Ну, как ты? Что теперь должно произойти? Ты сразу её услышишь? — он растягивает слова, делает вид, что целиком поглощён собиранием медикаментов и расходников со стола, но улавливаю любопытство и нотки нетерпения.

Ли... Лимайала?... — чувствую себя полной дурой, пытаясь позвать неизвестную мне мёртвую девушку.

   — Не так быстро... Сначала они приходят во снах, а потом обретают голос уже в голове, — неуверенно отвечаю, пытаясь прислушаться к себе и своим ощущениям.

Ами?...

        Вздыхаю разочарованно. Внутри пусто, и я обращаю внимание на Джейсона: он напряжён, держится рукой за раненый бок, пот катится со лба.

   — Может, тебе тоже нужно вколоть обезболивающее?

   — Я ведь наркоман, забыла? — ехидно отвечает вопросом на вопрос.

   — Покажи! — приказываю тоном, не терпящим возражений. Повинуется. Подходит так близко, чтобы я, лёжа, могла заглянуть в его рану.

Мой послушный прирученный волк... Ты ошибался, папочка...

   — Ты сорвался? — спрашиваю тихо, снимая повязку и обследуя рану. Она слегка припухла, и появилось синева с бордовыми отливами вокруг, но признаков заражения нет.

   — А похоже на то? — спрашивает с огорчённой интонацией и взмахом головы откидывает часть чёрных кудрей с глаз.

   — Извини... Вколи себе то же, что и мне. Без отговорок,— жёстко добавляю, заметив его желание спорить. — Или давай я, если сам не можешь.

         Джейсон набирает полный шприц препарата и вручает мне. Понимаю, что он может и сам это сделать, но иду навстречу. Приходится сесть, свесив ноги. Боль полностью пропадает с радаров синаптической системы, осталось дождаться результата — её. Смазываю место укола небольшим смоченным комком ваты и вкалываю понемногу, так же, как делал он.

      — Можешь кое-что пообещать?— улавливаю доверительный момент для просьбы.

      — Пробуй, — лаконично в своём стиле отвечает и сверлит меня взглядом.

      — Обещай не убивать Роя, что бы ни случилось, — говорю надломленным шёпотом. — Мы обе просим, это очень важно, ты ведь сам чувствуешь... — вмешивается в моё сознание Ами, и я позволяю ей нежно прикоснуться к его щеке, отложив шприц.

      — Обещаю... — его злая ухмылка и ядовитый саркастичный тон не могут скрыть боль в глазах. Закрыв рану одеждой, отодвигается от меня и отходит снова заниматься сортировкой всего привезённого им запаса еды, медикаментов и необходимых вещей.

        Странный холод в ноге ощущается отдалённо, и ловлю себя на том, что совершенно не чувствую боли на коже спины.

Едва зажили одни раны — мне добавили новых... Я сама позволила... Даже не так... Сама попросила... потребовала...

        С грустью начинаю осознавать, как изуродовано моё тело. А ведь было время, когда я беспокоилась и комплексовала из-за одного ровного шрама сбоку на бедре. На глаза наворачиваются слёзы. Не думая о том, что он увидит, начинаю беззвучно сотрясаться в рыданиях.

   — Больно? — он неосознанно бросается в мою сторону, понимаю, что с желанием помочь и что в этот раз он не виновен, но видеть его не желаю.

   — Отвали!... — ору на него, и уже тише добавляю: — Пожалуйста, уходи... мне просто... нужно побыть одной...

        Замерев на полпути, он некоторое время смотрит с этим уже задравшим меня чувством вины, затем разворачивается и уходит, оставив дверь незапертой. Чувства обрушиваются сверху, как штормовой ливень: заливают меня, не жалея, делают слабой, жалкой, дрожащей, словно насквозь промокшей. Ещё немного, и они затопят меня, как несколько дней назад... Тёмный металлический лес...

        В груди болит, начинает жечь и першить в горле, а в уши пробирается ужасный пугающий звук. Постепенно сгибаясь под неподъёмной ношей своей менталгии, осознаю что это мой собственный душераздирающий крик. Он угасает и заставляет меня закашляться в новом приступе, но я не хочу больше вспоминать города и машины. Нарочно не пытаюсь подавить его, в глупой надежде вместе с кашлем извергнуть из себя весь мрак последних недель или задохнуться и умереть.

        Изнеможение бросает моё безвольное тело на лежанку, руки бессознательно находят край мягкого пушистого пледа и заворачивают меня, мокрую от слёз и замёрзшую, в кокон. Кашель не проходит. Чувствую лишь как он со словами сожаления делает укол в предплечье и спазм в дыхательных путях ослабевает. Проваливаюсь в успокаивающую безопасную тьму сна без сновидений.

        Просыпаюсь с непонятным чувством тревоги и опасности. Вспомнив о трупах в нескольких этажах под нашим временным логовом, вздрагиваю и поёживаюсь. Надо отвлечься. Слезаю со своей ставшей постоянной постели. Голод ощущается так явно, худым обозлённым волком завывая внутри и откусывая по кусочку от моего сжавшегося желудка. На столе непривычно много еды и не до конца разобранный пакет с продуктами.

Интересно, он их купил или украл?... И почему это важно для меня?...

       Хватаюсь за раскрытую пачку пшеничных сухарей с итальянскими травами и булку с маком одновременно. Затем откусываю шмат от свежего сыра с большими отверстиями, словно со своей системой пещер. Но всё не то. Вода. Открываю одну из литровых бутылок и выпиваю почти половину — становится комфортнее, и воздух как будто свежее, как если бы я оказалась возле водопада. Удовлетворённо вздыхаю. Но в спине всё ещё сидит неприятное ощущение.

Этот придурок снова хочет взять моё тело под контроль?... О, боги! Не думай же о нём!... Я сильная, выносливая, уверенная в себе!...

       Знаю, что должна сделать. Нервно сглатываю и иду к холодильнику. Внутри множество аппетитных запасов, но взгляд с первой же минуты приковывает стойка со стеклянными колбами. Беру первую попавшуюся и открываю. Зрачки скрываются под веками, желая избежать этого зрелища.

Нужно завершить этот ритуал. Теперь пью кровь и ради тебя, Лила... Мне нужна твоя помощь...

        Да, я должна выполнить условия этого безумства, чтобы доказать ему, что всё это реально, или себе, что была права и Лимайалы никогда не существовало, что просто скатываюсь с разума, как с крутого утёса. Уже и не знаю что лучше.

        Выпиваю содержимое в пару глотков, стараясь поскорее покончить с этим и, не ожидая сама от себя, тут же беру ещё одну. Так же быстро и сразу спасительная вода. Обнаруживаю в холодильнике несколько фольгированных контейнеров и радуюсь нормальной еде в них. Первая попавшаяся мне с рисом, овощами и мясом в восточном стиле, что-то типа китайской кухни, но божественно вкусно. Я не спешу, тщательно пережёвываю каждую ложку, позволяя вкусовым рецепторам испытывать такое простое наслаждение.

        Наевшись досыта, начинаю перебирать пакет с медикаментами. Знакомая ампула находиться быстро, впрочем, как и шприц. Запомнила её, когда он обкалывал мне ногу этим препаратом. Мышцы раздирает изнутри, а кожу печёт огнём, но я, сцепив зубы, вкалываю препарат. Резь и жжение постепенно стухают, как пожар, лишившийся кислорода.

        А ведь я молодец... Вполне могу оказать себе помощь... и другим, если понадобиться. Если бы полтора месяца назад мне кто-то сказал, что смогу подсоединять к человеку капельницы, зашивать раны и сама себе делать уколы, я бы наверное ударилась в двухчасовой истерический хохот...

Жизнь — непредсказуемая штука...

        Совершенно не знаю какое сегодня число месяца, но темнеет за забитыми окнами рано. Он сказал середина ноября. Снова начинаю думать: ищет ли меня кто-нибудь? Ведь девушки наверняка перестали пропадать, а, учитывая время через которое находили трупы или останки, в полиции должны прийти к закономерному выводу, что я мертва.

        Полазив, по разным ящикам и полочкам жилища, обнаруживаю некоторую новую одежду на себя и необходимые в дороге вещи. Значит, он правда готовится к отъезду. И у него точно где-то здесь неподалёку спрятана машина, ведь принести всё, что вчера появилось, в руках он не мог. Со спутанным сознанием добираюсь до своей лежанки и присаживаюсь на край. Почему же не слышу рёв мотора, когда он приезжает и когда уезжает в этой плотной, как подушка, тишине нелюдимого леса? Видимо он оставляет машину подальше, чтобы ни я, ни кто-другой не нашли её.

Почему не слышно птиц?...

        Снова неосознанно гляжу на окна в непроглядную ночь. Он скоро должен вернуться, ведь уже стемнело. Пытаюсь представить где и как мы будем жить. Интересно, он отправит меня там в местную школу? Или найдёт мне работу? Это будет крохотный домик где-нибудь в лесу на отшибе или просто квартирка в маленьком тихом городке? Я бы хотела жить у моря, стоит сказать об этом пока не поздно.

Рой, хочу жить с тобой в небольшом домишке у моря... Как ужасно, что ты даже не узнаешь где я, что со мной всё хорошо и как сильно по тебе скучаю... Тебе придётся смириться с моей пропажей на несколько лет... А когда я вернусь, ты, скорее всего, будешь женат на какой-то простушке, что никогда не станет трепать тебе нервы, унижать и оскорблять своим недоверием и претензиями... Ты устал меня искать?...

        От этой мысли хочется кричать в голос и бить кулаками в стену. Но здравый рассудок напоминает, что Рой не знает новой Селестии и, возможно, такая я не буду ему нужна. Все мечты и планы на будущее рассыпались: мне не стать моделью с изуродованным телом и больной психикой, не попасть в Йельский университет без денег и связей отца, да и после всей этой громкой истории с "соучастницей серийного убийцы". Что ждёт меня дальше? Теперь я ни в чём не лучше Роя, если не сказать хуже.

Никаких преимуществ, никаких кастовых разделений... Только это не сближает, а ещё больше разделяет нас... Господи, помоги мне прожить этот период и не сойти с ума... Надеюсь, я смогу помочь Джею и всё это будет не зря...

        Странный звук, словно тихий смешок призрака, где-то на границе слуха заставляет напрячься. Привстаю с лежанки и выглядываю в сторону двери. Нехорошее чувство овладевает мной.

Без паники, надо просто вспомнить где скальпель... Хотя догадываюсь, кто хочет поиграть на моих нервах...

        Но несмотря на поднимающееся раздражение, следов Марвина не ощущаю ни внутри ни снаружи. Снова звук, теперь уже донёсшийся откуда-то снизу. Едва различимый, будто кто-то неосторожно наступил на осколки стекла. Но он пугает ещё сильнее, ведь доказывает, что это не игры злобного узника моего тела, а некто вполне реальный и опасный.

Дружки Дага пришли его искать?...

Пожалуйста, будь осторожна...

Ты видишь, кто там?...

Там нет освещения и мыслей не слышу, но это не Джейси...

        Хватаюсь за своё оружие и тихо пробираюсь к основной двери помещения, ведь несколько сбитых досок с полиэтиленом внутри вместо стекла, что служит входом в самодельную комнату поменьше, я дверью не считаю. Это просто для сохранения тепла. Стоит закрыть входную дверь. Сразу становится легче и не так страшно, тихо пробираюсь обратно в более тёплое логово Охотника. Всё сложнее его так называть... Для успокоения также выключаю свет и забираюсь на тёмный обшарпанный диван Джея.

        Время тянется бесконечно долго до самого прихода Джейсона. Удивляюсь себе, ведь обстоятельства и опасные личности заставляют меня радоваться и расслабляться каждый раз, как Джей оказывается рядом. Он — исток всех моих проблем, но почему-то не выходит ненавидеть его или бояться.

        Вот слышу знакомые тяжёлые чуть хромающие шаги и его удивление оттого что дверь закрыта.

   — Селестия? Ты в порядке?!

        Это даже не удивляет меня. То, что он в первую очередь беспокоится обо мне, вместо того, чтобы злиться, что я заперлась.

" Я люблю тебя, Селестия Стенсон..."

Неужели это мой злой рок, быть той, в кого влюбляются мужчины рода Геллофри, и той, кому не оставляют выбора во взаимности. Меня просто похищают и влюбляют в себя силой... Надеюсь, в этот раз всё будет иначе... Не могу любить их обоих... Только Рой... Только мой любимый черноглазый порок сердца...

        Открываю дверь и объясняю причину. Он включает самый тусклый настольный фонарь и дополняет холодильник провизией. Что-то в его взгляде задевает снова мою внутреннюю тревожную сигнализацию: он не сказал, как обычно, что это мои глюки и мне надо лечить психику.

   — Почти всё готово, кроме документов. Надеюсь, и ты готова. Пора покидать это место, Оно притягивает всё больше нежелательного внимания, — говорит настороженно, словно прислушиваясь и возвратившись, закрывает дверь за собой, впервые за всё время вижу, как он закрывает наружную железную дверь в основное помещение, находясь внутри. Снова сажусь на его диван, где оставила плед. — Ложись спать. Кто бы это ни был, он уже ушёл достаточно далеко.

   — Может, бродячий бездомный искал где переночевать? — высказываю вслух предположение, но внезапно по спине начинают бегать неприятные мурашки от осознания, что я была здесь совсем одна, без настоящего оружия и с открытой дверью. И очень странно, что человек, добравшийся до последнего этажа и увидевший меня, не напал и не попытался что-то украсть, а просто ушёл.

   — Нет... — он делает паузу и затем выводит меня из состояния задумчивого оцепенения:  — Ты ведь тоже об этом думаешь? Кто-то был здесь, но ушёл, не выявив себя и не пытаясь что-то украсть.

   — Да, и меня эта мысль напрягает. Это может быть полицейский, что решил вернуться с подмогой? — он не отвечает, потому перевожу разговор в иное русло. — А ты сам в порядке?

   — Сегодня пришлось уходить от погони. Встретил одного знакомого, — судя по тону, ясно, что его что-то мучает, но расспрашивать не хочу: мне своих тревог хватает.

Снова знакомый из "проигравших"? Тогда здесь точно нельзя больше оставаться...

         Далее Джей берётся за медсумку и, найдя всё необходимое, подходит и делает пару инъекций вокруг ожога. На автомате подтягиваю штаны, сказав тихое "Спасибо".

        Закутавшись поплотнее в пушистый плед, отправляюсь к себе на лежанку. Холод и неприятное чувство надвигающейся опасности заставляют даже зубы постукивать друг о друга.

        Он гасит фонарь и очень тихо, почти шёпотом произносит:

   — Вместе теплее... и безопаснее, если ночью кто-нибудь нагрянет...

Ами, что это означает? Он просто предлагает вместе греться или расценит как намёк, если приду к нему?...

Думаю, он имеет в виду то, что сказал. Вы ведь уже спали рядом, ты можешь не опасаться его... Никаких грязных мыслей...

        Недолго раздумывая, спускаюсь и вместе с одеялом залезаю на диван. Ещё чуть помедлив, укрываю частью мягкого покрывала и его. Внутреннее напряжение отпускает, почему-то начинаю чувствовать себя в безопасности и быстро усыпаю.