— Доброе утро! Она ведь не спит? — от его громкого наглого голоса как раз просыпаюсь, медленно выплывая из уютного облака сна и неведения. — Наше дело не ждёт...

   — Послушайте, офицер... девушка в опасном состоянии... она истощена, обезвожена, вот-вот может впасть в кому, показатели крови критические...

        Открывваю глаза и тут же зажмуриваю от яркого света. Затем пытаюсь сфокусироваться на громком объекте.

   — Меня это не волнует. Эта девушка гораздо сильнее, чем вам кажется, и она кое-что обещала мне... — Стрейт метает в меня молнии, но я с трудом могу вдохнуть воздух, и от этого темнеет в глазах. Почему-то сейчас слышу все эти отвратительно пикающие штуки, которых вчера не было, и начинаю уходить в темноту.

   — Посмотрите, что вы творите. Где дыхательная трубка?! Алисия! Я же велел, зайти и проверить капельницы и чтобы она вернула на место трубку!

        Мне не дают полностью занырнуть в темноту и тишину, раздражает. Почему они просто не отвяжутся все и не дадут мне спокойно умереть?

   — Мисс Стенсон, вы слышите меня? Вам нужен кислород. Не вынимайте трубки, пожалуйста. И мне нужно имя человека в здравом уме, кто может быть ответственным за решения по вашему лечению, пока вы без сознания. Назовите имя опекуна или любого ответственного...

   — Рой...

   — Он задержан по подозрению в убийстве! — раздражается Стрейт. — Между прочим, её опекуном представилась психолог Элен Хаустроф, которая сейчас в коридоре. Как так вышло, что вчера она была на ногах, а сегодня уже не может сама дышать?!

   — Рой... — еле мямлю в ответ, — вы должны были... его отпустить...

   — Девушка находится в состоянии опасного истощения, нервного и физического. Могу только предположить, что до этого момента она держалась на адреналине и силе воли.

   — Она ранена? Где?

   — Она истощена и ранена! Вы не понимаете, офицер! Нужен покой! Стресс может её угробить, а с трупа или коматозника уже нечего спрашивать! Покиньте палату или я вызову её адвоката! Или ФБР!

   — Я и есть агент ФБР! Хотя, если вызовете мегеру-адвоката, скорее сам стану коматозником. Верните прежнюю Стенсон до вечера! Я вернусь.

   — Да-да, именно так это и работает, — недовольно шепчет ему вслед расстроенный доктор.

        Мне что-то вкалывают, и я с облегчением окунаюсь в тёплое облако спасительного сна. Но не надолго удаётся спрятаться... 

Меня находит худший из кошмаров, с айсбергами вместо глаз и колосьями вместо волос. Они шепчут моё имя... и я убегаю из последних сил...

    — Объясните, что с ней? — вокруг снова яркий свет, веки не желают разлепляться, голос женщины кажется знакомым. Не шевелюсь.

   — Она пережила тяжёлые стрессовые события, нападение и Бог знает что ещё. Кровопотеря, недостаток еды и отдыха, гинекологическое кровотечение, обезвоживание, нарушение электролитного и химического состава крови, обмена веществ и пищеварения — организм буквально разваливается на части. Нет путей борьбы с этим, кроме поддерживающей терапии. Похоже на аутоимунную болезнь, но ни один из маркеров аутоимунки не обнаружен. Тут проблемы не только физического и гормонального характера, но психофизиологические. Желудок не усваивает еду, обменные процессы заторможены, из-за критически низкого гемоглобина кровь не разносит клеткам кислород в необходимом количестве и сильное кровотечение из-за гормонального сбоя подрывает и так сложную ситуацию. Нервная система работает на износ, с резко скачущим уровнем гормонов стресса. Она... не борется, словно не хочет жить, и вы все только усугубляете положение. Вы ведь не её тетя...

   — То есть, разбудить нельзя? Почему она выглядит всё хуже? Она же попала сюда случайно... Мы, кстати, привезли парня, которого она хотела видеть... — отвечает Миранда. Вспоминаю её облик и голос, несмотря на кашу в голове.

   — Девушке нужен покой минимум пару дней... — упрямо отвечает кто-то за меня.

   — ...Рой? Хочу его...  видеть, — выталкиваю из себя слова, будто вагоны с углём. Он — ключ от моей темницы.

   — Сейчас приведу...  — слышу голос Стрейта. — Этот её из гроба поднимет.

    — Лести!.. Дьявол! Что вы с ней делаете? — несмотря на обозлённый голос, он берёт мою руку в свою, очень осторожно и мягко. Глубоко вздыхаю и пытаюсь разлепить тяжёлые веки. Хотя бы открыть их и зацепиться за него взглядом, как утопающая за плот.

   — Он пытался сбежать и устроил погром в тюрьме, когда кто-то ляпнул, что Селестия Стенсон в больнице... — весело подначивает Роя Стрейт где-то недалеко, слева от меня, надеясь, что это поднимет мне дух. Фокусируюсь на нём. В глазах агента плохо скрываемое волнение вперемешку с раздражением.

Боится упустить свои показания...

   — Это не к добру, её сердцебиение... — недовольно бубнит врач. — Хотя... сатурация поднимается... Чёрт-знает-что творится... Давайте оставим их, девушке нужен покой и кислород, а мы только отнимаем его.

   — Геллофри! Попробуешь сбежать...  я найду тебя и живьём закопаю! — Стрейт звучит грозно, меня даже берёт лёгкая улыбка.

    — Я хотел сбежать к ней, какой смысл убегать отсюда? — саркастично отвечает уязвлённый Рой.

   — Тогда оживи для меня свою спящую красавицу... — приказывает агент и выходит в коридор.

   — Поцелуешь меня? — шепчу в надежде, что он согласится. Или использую его цитату про «не откажешь раненому».

   — Тебе нужен кислород, —  пытается воспротивиться.

   — Кисло...род поступает... через нос. Сму...щает трубка? — прикасаюсь к ней рукой, тяжёлой, как гиря.

   — Нет, не снимай. Я всю тебя зацелую, если это поможет, — он наклоняется и прикасается ко мне легонько, как к крылышку мотылька. Опирается на руку рядом с моей, лежащей на подушке, беря мои пальцы в свои, и покрывает поцелуями всё моё лицо, затем шею. — Боже, Лести, как же ты меня пугаешь, просто убиваешь своим видом!

   — Мне... гораздо лучше, — улыбаюсь. — Обними меня.

           Он не перечит. Ложится рядом, одну руку подняв вверх, чтобы перебирать мои волосы, а второй гладит по щеке.

    — Тебя отпустили... Так ты нравишься мне больше, чем в тюремном комбинезоне.

    — Хотел бы тебя порадовать, принцесса, но не отпустили. Позволили переодеться, чтобы не привлекать внимание. Я приехал в наручниках.

   — Когда выполню условия сделки...

   —  Ты должна прийти в себя поскорее...

   — Можно усну рядом с тобой? Боюсь засыпать из-за него... Но с тобой смогу... — силы совсем оставляют, но его присутствие лечит меня.

           Когда просыпаюсь, Рой всё ещё рядом. 

   — Принце-есса, твои глаза снова блестят... — его бархатный шёпот наполняет меня счастьем. Значит, мне это не приснилось. Вместо ответа тянусь к его губам и голову заволакивает легким туманом мятно-сладких ощущений.

   — Хочу тебя... —  шепчу ему.

   — Ты уже меня получила. Скоро все в больнице будут петь и плясать под твою дудочку. Твою и Стрейта... — улыбается мне, и хорошо вижу по глазам, что понимает, о чём я.

   — Позови его. Пора с этим покончить, — вздыхаю, уже смиряясь, что рано или поздно этот вопрос надо решить. Рой смотрит вопросительным взглядом «Ты уверена?» и идёт к двери.

   — Подайте знак, что живы. Меня несколько часов не было, а по возвращении меня снова заставили ждать, и здесь даже нет приличного кофе!

   — Попросите привести Фел.

   — Пока мы ждём Мисс Хоукингс, у меня есть пару вопросов по записи. Взял её с собой, — он трясет плеером передо мной, и к горлу снова подступает неприятный рвотный спазм. — Я не заставлю вас её слушать, не пугайтесь, — быстро отвечает он в ответ на мою реакцию, — есть наушники.

          Рой садиться на стул у кушетки, с другой стороны от входа и берёт меня за руку. Это наполняет меня волнами энергии. 

          Гидеон Стрейт вставляет маленькие динамики в уши и поворачивается к входящей Миранде:

   — Пусть пришлют парня с ноутбуком — для составления фоторобота, — его приказной тон заставляет Заместителя повиноваться без лишних слов.

    — Почему Марвин сказал в начале, что Ирен Митчелл находится с Роем Геллофри? Занятный факт... — глядит агент сперва на меня, затем на Ройситера.

   — Что-о? — в шоке переспрашивает Геллофри с другой стороны от меня.

   — Хотел подорвать доверие к Рою. Это то, чего они оба добивались. Джейсон взбесился, узнав, что мы...  вместе... Он подслушивал в комнате рядом, уже говорила, в ту ночь. Поэтому заставил Марвина подделать улики и выложить два трупа на следующее же утро. Молли.... то, что он сделал, было нарочно... чтобы зародить во мне подозрения. Это то, что сказала Ройситеру в ту ночь... — слёзы заливают меня, хотя он сжимает чуть крепче мою руку, и это помогает справиться с болью.

   — Что именно?

   — Что... от его прикосновений... во мне распускаются цветы... — глотая слёзы, выдавливаю из себя.

   — Джейсон упоминал, что слышал это? Почему его голоса нет на записи?

   — Не упоминал, это очевидно... Он озверел и набросился на Марвина, когда тот... запустил руку мне под кофту и сказал, что...

   — Я слышал, что говорил Марвин, но я не слышу там ни голоса, ни даже дыхания Джейсона Геллофри... Он знал, что у вас звукозаписывающее устройство?

   — Он же солдат! Осторожный, неразговорчивый, жестокий... он не мог знать, иначе отобрал бы его.

   — Почему вы удивляетесь, увидев Джейсона, и переспрашиваете он ли Охотник, если всё это время находились с ним, и он же вас перевёз в заброшенный дом... словно видите его впервые? Кстати, отдельный вопрос: для чего вас и Мисс Хоукингс было перевозить из хорошо спрятанного и защищённого подземелья в заброшенный дом, который никак не скрыт от случайных наблюдателей? Слишком сложно и глупо, вы не находите? И как вам показалась дорога от одного из его убежищ до дома в лесу — длинной или короткой?

        Судорожно пытаюсь сообразить, что ответить. Ритм моего главного двигателя ускоряется, все это слышат.

   — Только не лгите, я слышу ваше сердцебиение...

   — Твою мать! Вы считаете, я хладнокровно могу вспоминать весь этот грёбаный ад?! — спрашиваю его со слезами и слабой злостью в голосе. Губа и руки трясутся. Перебираю в голове всё то, о чём говорили с Элен.

   — Принято, — деловито продолжает он, помечая что-то у себя в блокноте, время от времени трогая свою бороду.

   — В подземелье я находилась в темноте, он не разговаривал со мной, только... насиловал...

   — Вот мразь! — вздрагивает и до боли сжимает мою руку Рой. Вижу, как напряжены все мышцы на его лице и как яростью горят глаза и сжаты губы.

   — Геллофри, покиньте палату на время допроса! — приказывает Стрейт своим любимым железным тоном.

   — Нет, он нужен мне... Хотя бы, пока не пришла Фел... — поворачиваюсь к Стрейту. Недовольство. И всё же не спорит. Снова смотрю на Роя: в его горящих глазах ужас и ярость, но всё же с проблеском рассудка и сомнения. Киваю в ответ на его сомнение и уговариваю: — Пожалуйста, Рой, поддержи меня, не пугай ещё больше...

   — Вопросы, Селестия, — дожимает меня Стрейт.

   — Он завязал мне глаза. Дорога заняла минут пятнадцать примерно. Не умею определять течение времени связанной и испуганной. Перевозили в машине на заднем сидении. По дороге мы остановились, совсем недалеко от заброшенного дома и они ушли куда-то вправо, судя по голосам. Рядом... Голоса заглушились чем-то упавшим... Когда они возвращались, услышала, что то место будет ещё одним камнем, чтобы окончательно упрятать Роя. Они всё время спорили. Марвин ныл, что хочет больше наркотиков и девушек... и не убивать их так быстро. Мне было чертовски страшно, — вытираю слёзы и пытаюсь чуть отдышаться, пока Стрейт снова вставляет один наушник и включает запись. Снова отключает и смотрит на меня.

   — Дальше, — торопит он меня.

   — Джейсон спросил, оставил ли тот "следы". А урод Уэйст, похвастался, что смешал кровь Ройситера с "препаратом", и ни у кого не будет сомнений, что он под тяжёлыми наркотиками совсем рехнулся. Проверьте Роя на наличие наркотиков, до того, как обнаружите то место. Оно совсем недалеко от дома, я запомнила, потому что почти сразу после него мы повернули влево в лес, к заброшенному дому. Боже, не могу больше... — вспоминаю свой дикий страх, когда бежала до форда Келли и боялась, что он схватит меня. Задыхаюсь, слезы текут ручьём, сердце колотится как сумасшедшее.

   — Тогда вопрос к вам, влюблённый сталкер Геллофри: как вы добились расположения девушки явно не вашего круга, после того, как вас избили по её просьбе? И почему сразу не узнали Джейсона Геллофри, вашего дядю?

    — Я не просила об этом! За меня вступились парни со школы! — влезаю, перетягивая на себя внимание и заправляю дрожащей рукой пряди за ухо от волнения.

   — Вступились?... То есть Ройситер Геллофри вас обидел, вёл себя нагло и агрессивно или угрожал? Напал на вас?

   — Нет... пригласил меня в кино. Но потом я повела себя некрасиво, и меня оскорбили женским голосом. Я потребовала признаться, кто это был. Рой нарочно взял вину на себя. Хотя это точно был не он. Мои друзья решили проучить его за оскорбление.

   — И вы не вступились за парня, пригласившего вас в кино? — с весёлой иронией хмыкает агент. — Вы уже знали, что он следит за вами?

   — Нет. Мне было абсолютно наплевать на него и всех остальных парней школы. В слежке он позже сам признался.

   — Что же так поменяло ваше отношение к Геллофри?

   — Он пытался меня спасти. Единственный, кто пытался. В первый раз меня похитили из дома среди ночи, вколов снотворное... — я поведала почти всю историю, до момента возвращения домой, включая Артура.

   — Что же произошло во второй раз?

   — Второй раз вы знаете. Охотник напал на моего отца и выкрал меня снова, Рой хотел его остановить, но не смог помешать, потому что Охотник ранил его ножом... и тоже усыпил. 

   — Следы раны остались? — Стрейт пренебрежительно глядит на Роя. Тот нехотя задирает рубашку и показывает зашитый шов. — Ух, красиво, девчонкам такое нравится. В какой больнице и в какой день вас зашивали?     

   — Его зашивала я, когда пришла к нему домой. 

   — В ту же ночь когда вы всенощно предавались физической любви? Со свежезашитыми ранами? И откуда узнали адрес, Селестия? Что-то тут не сходится... Геллофри, так кто зашивал вас и где? Шов слишком аккуратный...

   — Меня зашивала Лести... Селестия Стенсон, — спокойно отвечает парень с избытком терпения и с теплотой смотрит на меня.

   — И после этого вы всю ночь, по словам девушки, занимались сексом? 

   — А что вас смущает, агент? Я мечтал о ней целый год: следил, узнавал, пытался познакомиться и произвести впечатление, устроился в организацию по проведению банкетов, чтобы побывать в её доме и попробовать сблизиться с девушкой «не моего круга», — со злым сарказмом отвечает моя слабость. — По-вашему, я стал бы обращать внимание на царапину и швы, когда в моих объятиях оказалась самая прекрасная испуганная девушка, жаждущая моего внимания и защиты?

   — Да-а-а, испуганные девушки — лёгкая добыча, — медленно протягивает агент, внимательно сверля взглядом Роя, затем меня. — Очень уж удобно всё выстроилось для вас.

   — Повезло, — со странным выражением лица лаконично отвечает Рой, на секунду задержав взгляд на агенте.

   — То есть, после изнасилования похитителем, вы, Селестия, сразу же бросились в объятия своего защитника, который оказался племянником преступника? — переводит он снова внимание на меня.

   — В первый раз меня не насиловали! Только держали на привязи и время от времени били. Когда я смогла сбежать в первый раз от Марвина, я отправилась к Рою, так как оба моих родителя были в больнице, весь город был против меня и только он пытался меня защитить.

   — Как же вы узнали об этом? Если ученики утверждают, что семнадцатого октября в школе, после оглашения списка пропавших, вы накричали на Геллофри и уехали обозлённой с отцом. Как и когда вы узнали, что в первый раз вас защитил именно он?

   — Детектив МакЛахлан, обследовав место, где я пришла в себя, рассказал примерное течение событий и указал, что второй преследователь хромал, между ними завязалась драка. И я обнаружила на себе ботинки Роя Геллофри. Так как похитили меня босой из постели, он надел их на меня, чтобы я могла выбраться.

   — Когда именно вас посетила эта догадка?

   — После отъезда из школы. Я вспомнила, что подошла к Рою, чтобы отчитать его, и заметила, что на нём уже другие ботинки, а те, что обнаружила на себе — были на нём за день до этого. Его адрес разузнала для меня Молли Дернбиш, хоть я и не просила, хотела просто узнать его имя.

   — А затем Молли Дернбиш убили именно тем способом, который вы обсудили со своим парнем. Совпадение?... И, придя к нему в дом, едва сбежав от маньяка, на основании только догадки о ботинках вы кинулись к нему в объятия? — он злобно и недоверчиво усмехнулся.

   — В вашем голосе осуждение, агент Стрейт? Это непрофессиональное и оскорбительное ведение допроса! Надеюсь, вы не пытаетесь меня унизить, учитывая насколько я с вами откровенна?! Ещё одна подобная интонация или взгляд в мою сторону — и можете убираться к чертям собачьим! Моя личная и сексуальная жизнь вас не касаются, — я выдала это настолько яростно, что он замер, и только глаза поднял на меня.

   — Простите, Мисс Стенсон, если это прозвучало в осуждающем ключе, всего лишь сомнение. Я пытаюсь докопаться до истины и чувствую, когда мне лгут. Создалось впечатление, что вы покрываете кого-то или нечто утаиваете от меня. Такая работа, ничего личного. Мне важна лишь логика и последовательность событий. Ещё раз приношу искренние извинения, если перешёл границу, — он выглядит абсолютно серьёзным и осознавшим оплошность.

   — Я пришла к нему поговорить и узнать, как всё было на самом деле. Сперва не поверила, —  выждав паузу, продолжаю. — Разозлившись, толкнула Роя и попала именно в его рану. Так узнала, что ему нужна помощь. Он отказался идти в больницу, и потому я взяла всё в свои руки, заодно разузнав все подробности своего похищения. Когда с раной было покончено, это вымотало меня и морально, и физически. Мне необходима была эмоциональная разрядка после всего пережитого, и я сама поцеловала Ройситера Геллофри, а дальше... просто потеряла контроль над чувствами. Он... настолько хороший  любовник, что у меня до самого утра не было ни минуты на сон и ни единой здравой мысли, — пришлось снова сделать акцент на том, что мы не спали, чтобы никто не использовал время моего сна, как возможный факт его исчезновения. Уверена, Стрейт ведёт записи допросов. Он странным взглядом оглядывает моего Геллофри.

   — Утром, когда Ройситер отправился готовить завтрак, мне позвонил детектив МакЛахлан и рассказал утренние новости о маме Фел, подозрениях и уликах. Предложил встретиться в больнице и вместе с мамой покинуть город. Я сильно испугалась и убежала из дома через окно, с помощью дерева возле него. Помчалась сначала к подруге, затем на эмоциях в больницу. Там я не нашла Артура, но встретила Роя и начала убегать. Дальше вы знаете.

   — Там меня и арестовали, — тихо бормочет Рой.

   — Он оказался там раньше вас? — с недоверием переспрашивает агент, глянув в его сторону. Твою мать! Не буду же я ему сообщать все подробности.

   — Я бежала, потом уже шла, вымотавшись, всё время пешком, немного заблудилась в панике. Он, видимо, поехал на такси, догадавшись где меня искать, и потому опередил. 

   — Вы утверждали, что вас несколько дней насиловали, но если учесть, что второй, точнее третий раз вас похитили утром двадцать девятого октября, а днём тридцатого октября вас уже подобрал Сэмюель Бэйкер, то вы провели всего сутки у Джейсона...

   — Господи, Гидеон! Сутки в темноте и беспомощности без еды и сна, с несколькими изнасилованиями, угрозами и запахом трупного разложения показались мне вечностью! Идите к чёртовой матери! — не выдерживаю я. В палату заглядывает доктор, жестом даю понять, что в помощи не нуждаюсь. Хочу поскорее покончить с этим.

   — Сили! Ты в порядке? — зайдя в палату, подбегает Фел, но резко застывает в метре от меня, глядя на Роя. Напрягаюсь от выражения её лица.

   — Фелисити, это — Рой! Помнишь его? Приглашал меня в кино, за день до всех страшных событий...

   — Ты... похож на...

   — Фел, всего лишь похож! Это — не Джейсон! Не соверши ошибку, дорогая. Она будет стоить ему свободы... — отчаянно взываю к остаткам её разума.

   — Почему он похож на него? — девушка переводит взгляд на меня, с непониманием.

   — Рой — племянник Джейсона, но он не имеет отношения к его действиям... Веришь мне? Вспомни, что я говорила...

   — Поделитесь и со мной, о чём вы говорили с Мисс Хоукингс? — нагло влезает в наш разговор Стрейт.

   — Сили говорила, что Рой хороший, и мы зря ведём себя так, будто мы лучше других, только потому, что у нас больше денег. Это делает из нас монстров рабовладельческого строя. Сказала, что хотела бы узнать его раньше и исправить всё, что натворила, — она говорит это искренне, глядя на меня. 

Она услышала меня!... Слёзы накатывают от желания обнять подругу, ведь я говорила это совершенно без умысла влияния на неё. И сейчас это слышит Рой, то, что не смогла бы сказать ему сама.

   — Так кто убил вашу мать, Мисс Хоукингс? 

   — Нет! Я не могу! Сили! — она хватает меня за руку и смотрит со слезами, ища поддержки.

   — Милая, пожалуйста, знаю, это больно... Но нужно произнести имя, чтобы их наказали.

   — Кто похитил вас с матерью?

   — Ма-а-арвин... — по-детски милое лицо искривляет в истерической гримасе.

   — А кто убил Мирабеллу Хоукингс?

   — Дж-джейсон! Он... резко подошёл и... пере-резал шею-ю-ю-ю... Сказал, она не нужна и-им, — голос срывается, и она сама теряет контроль над чувствами. Дотягиваюсь и обнимаю её, заставив сесть на мою кушетку.

   — Зачем ему вы, Фелисити? 

   — Дайте ей отдышаться! — метаю молнию в агента.

   — Я нравилась  М... М-марвину в ш-школе, а Джейсон хотел, ч-чтобы Сили была послушной... — всхлипывает Фел. Я так надеялась, что она не запомнила этого. Прижимаю её к себе и шепчу на ухо: «Прости, что пострадала из-за меня».

   — Что вы только что сказали, Мисс Стенсон? — грозно метнул мне молнию в ответ Гидеон Стрейт

   — Извинилась, что её похитили из-за меня, — зло шиплю ему.

   — Фелисити, что она сказала вам на ухо? Смотреть мне в глаза! — рявкает он на девушку последней фразой, и Фел вздрагивает, но послушно смотрит на него.

   — «Прости, что пострадала из-за меня» , — испуганно цитирует моя хрупкая подруга, завороженная, как мышь перед удавом.

   — Фелисити, где ещё кроме школы вы видели Роя Геллофри, находящегося здесь сейчас?

  — На годовщине родителей Сили, к-кажется... он вылил бокал на Миссис Таэлию Стенсон.

  — Вот как? — переключается на Роя Стрейт. — Заливая чужие платья, вы собирались завоевать Мисс Стенсон? Засмотрелись в чужое декольте? — недовольно поджимает губы и что-то записывает себе агент.

   — Её мать... — начинает он с некоторой неловкостью, не зная, как тактично подать информацию.

   — ... была пьяна и говорила, что я уродлива, далека от идеала дочери, о которой она мечтала. Она позорила меня при гостях и заявила, что откажется от меня, если не соглашусь сделать пластическую операцию, потому что не желает, чтобы я портила её репутацию своим ужасным набором генов, —  отвечаю с каменным лицом, несмотря на бурю внутри, но нижняя губа выдаёт меня тем, что подозрительно трясётся. 

             Наконец припоминаю тот вечер и то, как признательна была парню, что специально вылил бокал малинового ликёра на её молочного цвета шёлковое платье Армани. 

    — Я вспомнила, Рой. Вот почему не сохранила тот день в памяти: всегда старалась забывать все гадости, что она говорила мне...

   — Что ж, на сегодня освобождаю вас от своего присутствия. Геллофри, собирайся.

   — Нет! Оставьте его, пожалуйста... 

   — Я не собираюсь его сторожить. Мне тоже нужен отдых, Мисс Стенсон!

   — Так пристегните его наручниками к чему-нибудь, но не забирайте, — слёзы катятся по щекам, делая меня жалкой. — Вы и так из меня всю душу выскребли и хотите ещё фоторобот! Оставьте его здесь или забудьте о моём существовании, Гидеон! Я буду отрицать все показания!

   — Ладно... приду за ним утром,  — отмахивается уставший Стрейт и подходит пристегнуть Роя к железной части под кушеткой, при этом проверив её хорошенько и дёрнув со всей силы на себя. — Вы тоже свободны, Мисс Хоукингс. 

   — Можно, я приду к тебе ещё? — спрашивает хрупкое светловолосое создание, я киваю, и она уходит под руку с медсестрой.

   — Я так понимаю, заявление на Геллофри за сталкинг и преследование вы подавать не будете? Не знаю почему, Стенсон, но вы больше походите на жертву Стокгольмского синдрома, чем влюблённую, тем более, что ваш спаситель слишком похож на похитителя...

   — Ваши досужие размышления меня не волнуют! — окатываю его гневным взглядом, затем целую Фел в затылок и, обнявшись с подругой, отпускаю её .

   — Спать будешь, сидя, — злобно усмехается агент моему Геллофри, проигнорировав меня.

   — Всё равно как, если с ней, — отвечает моя слабость, глядя на меня с беспокойством.

        Едва Стрейт выходит, он наклоняется и целует меня.

   — Если бы мог выбирать — я не позволил бы тебе всё это терпеть ради моего освобождения... — весь его вид говорит о буре эмоций внутри.

   — Мисс Стенсон, вам нужно попробовать поесть, на одной глюкозе и витаминах вы долго не протянете, — сразу же заходит к нам Меззли. Это явно предлог, чтобы проверить моё состояние.

   — Хоть вы не зовите меня «Мисс Стенсон» — уже зубы сводит. Селестия...

   — Тогда вы можете звать меня Стэн. Стэнфорд Меззли, к вашим услугам, Селестия. Рад, что вы выглядите лучше, несмотря на нервотрёпку. За вас переживало всё отделение.

   — Стэнфорд... хм, как университет...  извините за бестактность, — тут же исправляюсь я.

   — Всё верно. Это в честь университета, единственного, который знал мой отец. Мы родом из Индии, из бедной семьи, и переехать в Америку было чудом, — во время ответа он подходит сделать мне укол в вену. — Это необходимый вам гемостатик. Отец считал, что такое имя даст мне больше шансов поступить. Но, надеюсь, мои заслуги тоже учитывались, — мы улыбаемся друг другу, как старые добрые друзья.

         Принимаю из рук медсестры неясного вида кашу и начинаю медленно и мучительно поедать её. Внутри воротит от каждой проглоченной ложки, но довольная улыбка Роя подбадривает меня и движет горы внутри.

         Заходят парень из полиции и Миранда. Она бросает на нас неодобрительный взгляд и присаживается возле своего подчинённого.

         Через некоторое время фоторобот составлен, очень точно, не без помощи Роя, который подсказывал, что можно исправить, когда у меня уже всё расплылось перед глазами. Не могу понять в себе странного чувства, но мне немного жаль Джейсона. Когда все уходят и нас наконец-то оставляют в покое, убеждаюсь, что на мне всё ещё висит кулончик-ключ. Подползаю к краю кушетки и, сняв цепочку, пытаюсь открыть наручники.

   — Что ты делаешь, принцесса? — снисходительно усмехается моя радость с чёрными глазами.

   — Хочу освободить тебя, разве неясно? — слегка раздражаюсь от его насмешливого тона, но стараюсь не хмурить брови.

   — Я все равно не буду сбегать, — снова этот завораживающий голос, преданный мне, выворачивающий наизнанку своим потаённым смыслом.

   — А кто говорит о побеге? Ты должен просто лечь рядом и обнять меня, а не сбегать, дурак! — несмотря на дрожащие от слабости руки, у меня получается с третьей попытки раскрыть один наручник и затем другой. Его изумлённый взгляд стоит того.

   — И давно ты умеешь так делать? — он настолько удивлён, что не может совладать с эмоциями и скрыть свои изумление и восхищение.

   — Недавно. И чему вас там учат в вашей военной академии, если вы даже наручники снять не можете, — самодовольно и наигранно возмущаюсь я.

       Он в этот момент берёт моё лицо в свои руки и целует, топит меня в гормонах удовольствия, обжигает пронзающими чувствами, и мне всё мало...

   — Так ты могла освободить себя ещё в подземелье, — смеётся мне в губы.

   — Тогда ещё не могла, меня обучили позже, как и вскрывать замки дверей, кстати. Помнишь, как я забралась к тебе? — говорю, затаскивая его к себе в кровать, пытаясь по крайней мере.

   — Точно... — он отводит глаза вправо и задумчиво приподнимает только один уголок рта, — я был удивлён. И кто же обучил? Думаю, нам не стоит так делать... — с сомнением произносит он, всё же забираясь на мою кровать, после моего рывка его за руку.

   — Плевать, что ты там думаешь, Рой Геллофри. Ты будешь обнимать меня всю ночь, а ещё лучше... — целую его, лёжа на боку и просунув руки ему под рубашку в попытке прижаться ближе.

   — Мы в больнице, Лести, и тебе нельзя...

   — Вспоминай, что ответил мне, когда я только зашила тебя. Знаю, что помнишь. Ты только сегодня говорил это Стрейту. Из-за моей слабости я не откажусь от удовольствия, которое ты можешь мне подарить... Безумно хочу тебя, Рой.

   — Врач сказал, у тебя кровотечение... Это из-за тех таблеток, что ты купила в аптеке или... из-за него? — его лицо искажает гримаса ярости.

   — Боже, Рой... — притягиваю его ближе и шепчу: — Прости, пришлось солгать им и тебе, в том числе. Я не видела Джейсона с момента, как пришла в себя. Там был только Марвин. Меня никто не насиловал. Ты ведь сам понял, что в датах и моих словах путаница, верно? Марвин избил меня и хотел большего, но не успел. А потом, я сумела вырваться и сбежать вместе с Фел и Артуром. И таблетки.. Я не купила их, не успела... Я была вне себя от отчаяния, думая, что ты и есть убийца. И попалась к нему в лапы сразу из больницы...

   — Значит... кровотечение... это... ты потеряла...

   — Нет... Рой... Беременность не спровоцировала бы так скоро кровотечение. Всего пара дней прошло. Его вызвал стресс и гормональный сбой, но если во мне и был плод нашей страсти, он не смог бы выжить после этого... — добавляю тише, прикусив щёку, чтоб не заплакать. Я ведь уже начала планировать свою мечту... стало тоскливо и тяжело внутри.

   — Тем более теперь нельзя совершать ничего подобного... — говорит заботливо, не понимая, что творится в моей душе и с моим телом.

   — Ты — негодяй: будешь целовать меня, заводить и говорить, что мне чего-то нельзя? Я, наверное, лучше знаю. Или ты меня уже не хочешь? Так ужасно выгляжу с этими всеми трубками?

   — Пытаюсь беречь тебя от необдуманных поступков, — улыбается мне и снова целует.

Чёрт! Как же он меня целует! Наверное, сами ангелы давятся от зависти!... 

   — Тогда обними, — разворачиваюсь на другой бок к нему спиной и прижимаюсь в неугасающей надежде его соблазнить. Он обнимает меня, а я кладу его руку себе на грудь. Я без лифчика, всего лишь в тонкой больничной рубашке на завязках сзади и одноразовых медицинских трусах со специальной прокладкой. Очень надеюсь, что вид моей голой спины и ног, лишит его непоколебимости. Прижимаюсь к нему ягодицами, чувствуя тёплую руку на своей груди. Даже если буду при смерти, его касания и это острое наслаждение — это всё, что хочу чувствовать.

   — Ах ты ж, хитрая лиса, с соблазнительной спиной, — шепчет мне и целует плечо, затем шею, и ниже вдоль позвоночника. Убирает руку с моей груди, заводя её под укрывающую меня простынь и под рубашку, протискивает к моим голым чувствительным вершинам, обхватывает ладонью аккуратно одну половинку груди и чуть пережимает сосок между пальцами. Меня снова пробирает, словно током. Опускает руку к моему животу и ниже. Внезапно убирает её, и я уже хочу возмутиться, но понимаю, что он просто развязывает завязки на рубашке сзади, чтобы обеими руками гладить и целовать мою спину. Меня пронизывают насквозь серебряные щекотливые нити удовольствия, дыхание становится глубоким и более частым.

             Геллофри берёт мою кисть и тянет её туда, к самому чувствительному месту между ног.

   — Что ты делаешь? — слегка удивляюсь.

   — Хочу, чтобы ты помогла мне удовлетворить тебя безопасным способом. 

   — Но почему я? Это должна быть твоя рука... Боишься крови? Противно?

   — Нет, боюсь, что прикоснувшись к тебе, не смогу держать себя в узде и позабуду о том, где мы. Ах, Лести... ты ж меня напрочь лишаешь разума и силы воли... Как может быть противным хоть что-то относящееся к тебе? Ты ведь помогаешь себе, я знаю это... Покажи мне, — его просьба любимым мною нежным шёпотом так соблазнительна, и мне очень не хватает приятного чувства расслабления.

   — Откуда знаешь? — краснею, представив, что он мог видеть это со своего места наблюдения на дереве. Пора завесить комнату шторами или жалюзи.

   — Ты сама призналась, что лучше всех удовлетворяешь себя сама.

         Поворачиваюсь к нему и целую в губы, пока он снова направляет мою руку вниз. Даже целоваться с ним приносит неимоверное удовольствие, а когда его рука снова начинает ласкать мою грудь, а губы целовать плечи — меня захлестывает новой волной щекочущего пронизывающего возбуждения, и очень быстро приходит разрядка.

   — И всё равно ты — маньяк, — вздыхаю с удовольствием, уже чувствуя приятную слабость и накатывающую тягучую дремоту.

   — Даже не спорю... — шепчет мне в шею и крепко обнимает. — Поспи, сладкая...

   — Завтрак! Просыпайтесь, голубки! Я не стала вас будить, когда был обход врачей, и даже не пустила Меззли, но красавице нужно кушать. А снизу уже доложили о приезде этого медведя — агента ФБР.

   — Спасибо вам огромное! Забавно, я тоже назвала его медведем. Как вас зовут? 

   — Молли Бишоп. Я — главная медсестра на этаже. Но вас я часто застаю или спящей, или без сознания. Наконец-то увидела ваши красивые глаза, милочка, — полноватая миловидная женщина в халате кладёт передо мной поднос с кашей, водой и печёным яблоком. Направив палец на Роя, беззлобно продолжает: — Ты — брысь от неё. Помнится, кто-то упомянул, что тебя пристегнули наручниками, негодяй, — она озорно глядит на Роя с весёлыми искорками в глазах и театрально качает головой, совершенно без осуждения.

Молли...

            В памяти всплывает лицо, и сердце сжимается от тоски и чувства вины. Она так стремилась во всём мне угодить и пострадала из-за того, что просто была в моём окружении.

   — Это я — негодяйка, отстегнула его, — пытаюсь отвлечь себя от горько-острого чувства вины. — И с трудом затащила к себе на кровать, чтобы не мёрзнуть. Парень из военного колледжа, а даже не знал, как наручники можно снять, — хвастаюсь, пока Рой снова приковывает себя к кушетке и садится на стул.

   — Ты теперь везде меня будешь позорить? — беззлобно усмехается Геллофри.

         В кабинет влетают Стрейт с Мирандой, и создаётся странное ощущение, что они уже гораздо лучше ладят между собой.

   — Геллофри, со мной! А вас, Стенсон, сегодня перевезут в другую больницу. Ночью на охранников было совершено нападение. Хорошо, что здесь было несколько нарядов полиции и мой человек. Он не добрался до вас этой ночью, но может добраться следующей.

           Стрейт с Роем уходят так быстро, что и опомниться не успеваю. Миранда выглядит как-то странно: помятой, с красными глазами и в той же одежде, что и вчера.

   — Мисс Стенсон. Мы обнаружили то место, о котором вы упоминали. Там обнаружили два тела пропавших девушек и кровь вашего Геллофри с указанными наркотиками. Вам повезло, что взятый у него анализ не совпал с теми, что на месте преступления. В его крови вообще не обнаружено никаких подозрительных веществ и следов чего-бы то ни было, и это является важным подтверждением вашей версии... — Она подсаживается ко мне совсем близко и роняет голову на руки. — Я тебя умоляю, вспомни хоть что-то, хоть одну деталь, что поможет мне выйти на след  Анж.

         Её огромные глаза, полные боли и безысходности, просто вырывают мне сердце.

  И кто там сказал, что я не умею чувствовать так же, как и другие?...

   — Что вы сделали для того, чтобы её найти?

   — Я сделала уже всё, что могла. Я прочесала весь город, все подвалы и склады, все закоулки, реку, болота и канализацию вместе с патрулём. Я опросила всех в школе... Я не сплю... даже со снотворным и антидепрессантами. Вообще не сплю со дня её исчезновения... И всё думаю, что этого бы не произошло, будь она со мной, —безнадёжность и пустота в её взгляде пугает. 

Даже не знаю, как бы я себя вела, если бы не спала больше недели... и если бы пропала моя дочь...

   — Вы сделали всё, что могли, как Заместитель Шерифа, но не как мать. Вы были у неё дома? Знаете, в кого она влюблена, кто в неё влюблён, с кем она дружит, с кем гуляет? Проверяли её компьютер: чаты, сайты, соцсети, переписки с друзьями, её мобильник? Осмотрели комнату? Может, она вела дневник....

   — Мобильник отключен со дня пропажи. Звонки только одноклассникам нечастые, и ни одного в день исчезновения. Я спрашивала у Джуди — она не знает пароля на её ноутбук, и это личное, дневника она тоже не обнаружила. Парня у Анж не было, говорят.

   — Говорят? Кто говорит? Она ведь красивая, весёлая и умная? Разве не странно?Проверьте всё, что считаете нужным и даже то, что считаете неважным или личным.

   — Конечно, она красивая девочка...

   — И вы поверите, что у неё в почти восемнадцать лет не было даже намёка на парня? Вы должны тщательно обыскать её комнату и взломать домашний компьютер, уверена, у вас есть специалист. Взломать её ноутбук, заявиться ко всем друзьям: опросить, обыскать их квартиры, хоть с ордером хоть без.

   — Даже получив ордер на несколько домов, я только вызову критику в предвзятости и превышении полномочий. А к Джудит я не могу заявиться так запросто и осматривать комнату Анж. Я потеряла на неё всякие права, отдав её. Питер не одобрит этого и моя сестра также...

   — Это говорите вы, Миранда? Вы знали, что в участке вас называют Женщина-Цербер? Плевать, что одобрит Джудит! Это не шутки, и этикет здесь не причём! Вы ищете свою дочь и на этих правах можете заявиться куда угодно и творить что угодно. Главное её найти, а не угождать сестре! Что, если она ещё жива? Вдруг она сумела сбежать от Охотника и, элементарно, где-то за городом ждёт помощи, как я в первый раз? Проверьте, пропал ли кто-то из парней в школе или в её районе. Все сосредоточены на девушках, а пропавший парень может быть её другом...

   — Где обычно хранят дневники? 

   — Где угодно, куда точно не полезут искать мама с папой.

          Она уходит. Наконец предаюсь своим мыслям, отвернувшись в сторону от входа.

Джейсон, что же тебе нужно? Ты любил Амелию и считаешь, что я на неё похожа? Что означают слова Марвина о сердцах и шкатулке, о попытке воскресить Амелию. Сатанизм? Или шизофрения? Кто ещё помогает тебе и почему только сейчас тебе понадобилась мёртвая Амелия, когда прошло столько лет? Это ты убил её? Из-за ревности? Почему ты не напал, когда мы были через стену от тебя?...

              Не хотел пачкать кровью свой родной дом? Пугать пожилую мать? Да, скорее всего. И ты так хотел избавиться от Роя но не стал его убивать? Значит, он может быть твоим сыном...

             Жаль, что так и не узнала, как похитили Фел и Мирабеллу. Но если предположить, что они заказали билеты и готовились к самолёту, значит вызвали такси. Хотя Фел сказала, что их похитил Марвин, а в машине такси я видела только Джейсона. Но это не значит, что машиной не пользовались они оба...

О, Боже, помоги мне разобраться, и обещаю: в следующее воскресенье пойду в церковь... 

            От размышлений разболелась голова, и я пытаюсь повернуться на бок и уснуть. После ночи с Роем, правда, чувствую себя получше, но не настолько, чтоб свалить отсюда.

   — Не знаю, как ты умудряешься это делать, но заставляешь всех беспокоиться о себе, при том, что не выглядишь слабой и не вызываешь симпатию и умиление, как все хорошие девочки, — с улыбкой говорит зашедшая Элен. — Вот я, к примеру... У меня что, дел других нет, что ли? А я сижу здесь круглыми сутками и волнуюсь за твоё состояние.

   — Я очень благодарна, и как только смогу получить доступ к семейным накоплениям —рассчитаюсь сполна, — пытаюсь уверить её.

   — О, Боги! Селестия, по-твоему, я выгляжу, как нуждающаяся? Я взялась помочь из личного и профессионального интереса, потому не собираюсь брать с тебя оплату.

   — Всё же рассчитаюсь, не люблю быть обязанной, — чуть жёстче настаиваю.

   — Ты не такая, как Таэлия, но всё же не веришь в людей и их лучшие побуждения...

   — Зато верю в удачные сделки, полезные услуги и взаимовыгодные отношения,  — отвечаю своей любимой фразой, перенятой у отца.

   — Какой из этих пунктов определяет твои отношения с семьёй?

   — Никакой. У нас нейтралитет и «пакт о ненападении». Лучше плохой мир, чем хорошая война... — отвечаю почти без эмоций. 

   — А отношения с друзьями, с близкими друзьями... — в её глазах начинает проявляться сожаление и жалость. Не хочу этого видеть. 

Со мной всё нормально...

   — У меня нет друзей, не верю в дружбу. Либо сделка, либо пакт о ненападении.

   — Ройситер?... — она говорит это тихо и проникновенно, глядя мне прямо в глаза.

             И снова эта рябь по моей реальности. Прикрываю веки на доли секунды. Накатывает горько-сладкая волна удовольствия, всё внутри переворачивается, словно кто-то распорол подушку: тысячи мягких лёгких пёрышек начинают кружиться и опадать, невыносимо щекоча мои нервы.

Ройситер... Рой...мой Рой Геллофри... сейчас расплавлюсь от топящих меня сладких чувств... хочу к нему...

   — Он... вне моего физического пространства, пришелец, рушащий законы моей Вселенной... — глубоко вздыхаю, пытаясь унять безумный танец гормонов.

Зато я внутри и всегда с тобой, Подарочек!...

   — Странно смотреть на тебя такую, словно тебя сбивает цунами и в один момент поглощает. Уже не видно Селестию Стенсон, только бескрайние волны и пену. Это опасно для тебя. Такие сильные переживания могут ещё больше покалечить тебя, когда ты разочаруешься. Что, если всё это лишь твоя неутолённая тактильная и сексуальная потребность? Или потребность быть защищённой и кому-то необходимой? Вы с ним не пара...

   — Меня уже не покалечишь больше, чем есть. Внутри меня чужой голос, — говорю это и сама леденею от ужаса. — Как мне изгнать его, Элен? Он захватывает всё больше меня и моего внутреннего мира, — я дохожу до шёпота, как будто кто-то может меня услышать.

   — У индейцев племени Шайенн есть такая легенда: в голове каждого живёт два медведя: один — всеобъемлющее зло, страхи и слабости; а второй — добро, храбрость, сочувствие и сила. Когда человек рождается, оба они крохотные и растут вместе с ним. В тебе тоже есть оба медведя, и победит тот, которого ты кормишь... 

   — И за это тебе деньги платят? Надеюсь, немного, — нагло улыбаюсь в лицо сильной женщины. Отчего я вижу в ней проблески слабости? От того, что она тоже глубоко внутри прячет жертву? Сочувствует мне? Умею ли я сочувствовать? — Едь домой, Элен, и отдохни. Иначе я точно не смогу расплатиться с тобой по количеству потраченных на меня часов.

Я не хочу быть обязана всем этим людям. Келли, Артур, Сэмюэль, Элен, Марджери...

    — Как вы Мисс.... Селестия? — Стен, смуглый, черноволосый и кареглазый, с явно индусскими корнями, смотрит на меня с сочувствием. — Всё ещё отказываетесь от осмотра гинеколога? Я пришлю к вам медсестру для гигиеническим процедур, — он легко смиряется с моим отрицательным кивком и подходит взять планшетку с записями о моём состоянии, затем к датчикам. — Ваш румянец меня радует. Переливание крови было уместным. Но то, как горят жизнью ваши глаза теперь... Неужели, несмотря на все достижения медицины, я должен благодарить за ваше состояние подозреваемого в убийстве парня? — он удивлённо качает головой.

   — Он обвинён незаслуженно. Уже предоставила доказательства.

   — Я и сам уже понимаю. Ночью сюда пытались пробраться. Ранен один из моих интернов, что остался на своё первое ночное дежурство, и два человека из полиции. Хорошо, что у вашей и палаты Мисс Хоукингс стоит дополнительная охрана. Но пострадали невинные люди. Вам уже сказали? Вас сегодня перевезут. Несмотря ни на что, я желаю вам сил и здоровья, Селестия. Благодаря вам спасены четыре девушки и тот мужчина.

   — Вы знаете, где он? Артур МакЛахлан?

   — Конечно, он в нашей больнице, на третьем этаже. Но он не сможет к вам прийти. Мы боролись за его жизнь почти сутки. Сейчас он стабилен, но слаб. Вы наверное помните в каком состоянии его доставили в больницу?

   — Я могу его увидеть? Если сама спущусь к нему? Пожалуйста, проведите меня к нему. Возможно, он — мой отец, а меня скоро увезут, и я даже не увижу его! — пытаюсь уговорить Стена, видя его нежелание мне помочь.

   — Но ведь ваш отец... Ладно, давайте попробуем, только быстро. Если ваши охранники согласятся нас сопровождать.

         Мы без труда уговорили двоих полицейских, которым что угодно, лишь бы не стоять целые сутки на одном месте.

   — Что вы здесь делаете? К этому пациенту полиция запретила кого-то пускать, — возмущается врач, списывающий информацию  датчиков.

   — Мы сами пришли с полицией, видите? Я — одна из жертв, и хочу с ним поговорить, — раздражаюсь, несмотря на слабость и плывущую рябь перед глазами.

   — Он не может говорить: мужчина лишился языка и части зубов, а общаться маркером он не желает...

   — Со мной пожелает, я — его дочь! Выйдите! — мой приказной тон стал звучать более жалко, чем ранее, но этому недовольному сравнивать не с чем, потому он ретируется. 

           Замечаю, как МакЛахлан открывает глаза и косится в мою сторону.

   — Привет, ну как ты? — улыбаюсь ему. Рука тянется к планшетке с бумагами и маркером. Я пододвигаю её ему, и вскоре вижу слово «паршиво».

   — Ничего, главное, что жив. Давай я буду задавать вопросы, а ты — моргать. Один длинный — «да», два коротких — «нет». Идёт? — он недовольно закатывает глаза и дописывает:

 «Тоже выглядишь паршиво, куколка»

   — Я тебе не куколка! Я же говорила, упрямый шотландец! Ты знаком с моей мамой?

«Да»

   — Давно?

«Да»

  — Ты мой отец?

«Нет», — моргнул он быстро два раза и нахмурился.

Может, просто глаз дёрнулся? Тик? Показалось?

   — Я не совсем поняла, ты ответил «нет»?

         Он взял маркер и написал большое «Нет». Что-то в животе разочарованно ухнуло камнем вниз.

   — Ладно, настаивать не буду. Ты отец — Дуэйна? — в ответ он уводит глаза на окно и рисует знак вопроса.

   — Сам не знаешь? Тогда откуда уверенность, что ты не отец и мне? Честно говоря, хотела бы этого... Я даже не в обиде. Это бы всё объяснило... Меня сегодня перевезут, чтобы спрятать от Охотника.. Держись, пожалуйста, ладно? Не зря же я тащила на себе твою тяжёлую задницу.

        Он чуть улыбается и показывает: «береги себя, куколка» .

   — Я поняла, тебя не исправишь, упрямый шотландец, если ты решил, что я куколка, то, хоть рёбра тебе сломай, ты будешь это говорить. Спасибо хоть не «Гоблин». Береги себя, Артур, — направляюсь к двери, но возле неё, обернувшись, добавляю: — Я правда не против быть твоей дочерью, —   в его в глазах блеснула слеза, но делаю вид, что не заметила ничего.